Очищение

               
Шурка проснулся ночью, ближе к утру. Через окошки в избу, в тюлевые занавески сорился слабый, холодный, зыбкий свет неполной луны.  На стареньком диване напротив, под размеренное тиканье ходиков он услышал сонное дыхание жены. Присмотревшись, он понял, что она спит, не раздеваясь, укрывшись  видавшим виды шубняком.
Шурка усиленно начал вспоминать события минувшего дня. Но как ни старался, как ни напрягал он клетки серого вещества, нормально сделать этого не мог. Интуиция, чувство, которому он частенько доверял, твердило ему, что всё было хорошо, по-доброму. И сейчас ничего, как это было порой, не терзало его душу, и это ощущение твёрдо присутствовало в нём.
- А что же это она в одежде? – подумал он и понял. – Наверное, на всякий пожарный случай. Нет, надо кончать с этим делом. Надо, пожалуй, завязывать. А то это очищение души и тела у меня немного что-то затянулось.
Так думал он про себя, машинально проводя ладонью по давно небритой щеке, на ощупь напоминавшей жёсткую щётку. В это время в животе у Шурки вдруг заиграла музыка проснувшегося голода.
- Это уже хороший и приятный признак, – подумал он, поглаживая рукой живот, давно не видевший доброго обеда.
Но во рту, во рту, боже мой, что творилось у него во рту. Словно конным навозом закусывал.
- Нет. Всё. Баста, – мысленно сказал он себе.
Шурка тихо, как уж, выскользнул из-под одеяла, которым его заботливо укрыла жена, и плавно и бесшумно, на цыпочках, разводя руки в стороны, как бы держась за воздух, двинулся в заднюю комнату. При этом Шурка изредка, настороженно поглядывал в сторону дивана. Выйдя за порог, он перевёл дух и беззвучно закрыл за собой дверь. От напряжения физических и душевных сил Шурка немного вспотел, и в его голове появился сильный шум. Он, не зажигая лампы, почти на ощупь, нашёл хлеб. Достал из столового шкафа деревянную ложку и двинулся к русской печи. Вначале он хотел было найти спички и посветить ими в печь, но, увидев на шестке чугун, в котором жена обычно варила щи, не стал делать этого. Запустив в чугун ложку, он понял, что там что-то есть, что-то осталось и на его долю. Шурка поставил табурет ближе к шестку и сел на него. Откусывая хлеб, он стал зачерпывать ложкой из чугуна и отправлять содержимое в рот. Шурка почувствовал, как о его ноги стал тереться кот, в восторге задыхаясь от мурлыканья. Шурка отметил про себя, что щи-то что-то, надо сказать, были жидковаты.
- Что же это она, продуктов, что ли пожалела? – спросил он сам себя. – И картошка есть, и капуста, и морковь, и лук. Что же это она?
Вкуса Шурка не понимал, выходя  из, как  говорил он,  космического состояния. Ему было всё равно: кисло, пресно, сладко, солёно или не солёно. Ему было без разницы. Абсолютно.
- Мяса что-то нет. Съели, что ли, всё? – размышлял он сильно шумевшей головой.
Но вот его ложка зацепила приличный кусок, который он быстро направил в рот. Для этого пришлось его открыть пошире.
- Ну, вот, а я ворчал, мяса нет, – как-бы извиняясь, про себя, подумал Шурка, беря свои слова обратно.
Он стал усиленно двигать челюстями и в тоже время, ногами, отгоняя кота, как ему казалось,  почуявшего мясо.
 Шурка долго и старательно жевал, но мясо плохо поддавалось.
- Где же она только такого мяса взяла? Что уж, лучше не было, што ли? Послаще-то сами, наверно, сожрали, а это мне оставили за мою «героическую» жизнь, – вертелась небольшая обида в Шуркиной трещавшей голове. – Коту, што ли, отдать? Нет, уж, обойдётся. Пожалуй, лучше сам проглочу. И, поднатужившись, проглотил кусок. Он доел щи. Отложил ложку в сторону и, взяв чугун обеими руками,  приложил его ко рту. Он с удовольствием отправил остатки его содержимого к себе внутрь.  После этого ему немножко отрыгнулось. Он вытер рот ладонью, а ладонь потом – о  трусы.
Бросив остатки хлеба коту, он тихо вышел в сени. Чиркнув спичкой, нашёл и прикурил припрятанный бычок-остаток папиросы. Он с большим наслаждением и удовольствием затянулся, погладив рукой вновь заурчавший, но уже сытый живот.
Докурив, Шурка так же тихо отправился в кровать досыпать.
Проснулся он в одно время с женой. Шурка лежал на кровати и косился глазами на жену. Та лежала, отвернувшись лицом к спинке дивана, и делала вид, что спит. Но Шурка кожей чувствовал - не спит. Он обдумывал план действий. С чего ему начать разговор. Извиняться, заискивать и унижаться он не хотел.  Не позволяла мужская гордость. Вдруг в животе у него опять сильно забормотало. И он решил начать разговор со щей.
- Я ночью вставал. Есть захотел, сил нет. Я там щи, что на шестке в чугуне, доел. Только жидковаты уж больно, – посетовал Шурка.
Диван жалобно пискнул под тяжестью повернувшейся к нему жены.
- Какие щи? – спросила она театрально добрым тоном, при этом прищурив глаза и поджав губы.
- И мясо какое-то, не прожуёшь. Еле проглотил, – продолжил Шурка.
- Ты чо? С какого дерева упал? Или «белочку», может, поймал? Какие щи? Какое мясо? – удивилась жена.
- Я ж тебе сказал: на шестке в чугуне, – повторил Шурка уже и громко, и с раздражением.
- Ох, не могу! Доочищался, дорасслаблялся! Я же посуду мыла и все объедки туда слила, и тряпку посудную сложила и бросила! Ой, не могу! – говорила, смеясь,  Шуркина жена.
Шурка молча лежал на кровати. Его глаза округлились и выкатились. Они были готовы выпрыгнуть, нет, не на лоб,  а на потолок, куда он смотрел. В его животе заиграла такая симфония и резанула такая боль, что Шурке показалось, будто ему сделали японскую казнь – харакири. И он заорал, схватившись за живот:           
- И что же теперь мне делать?
- Што делать? Чай не вожжи проглотил. К своему другу доктору, который тебе такое очищение советует делать, к нему. С кем ты тело и душу так чистишь. Вы уж с ним и открытия охоты на уток что-то не дождались. А, то, видишь ли, один раз в месяц обязательно эту отраву надо принимать. На открытие-то опять очищение, значит, будешь делать?
- Нет, ты скажи, чо он с тряпкой-то с моей делать будет? – испуганно спрашивал Шурка жену.
- Это уж я не знаю. Может, касторкой вытравит или пинцетом из задницы вытащит. А если уж нет, то я шомполом протолкну, – громко смеясь, сказала Шуркина жена.  Она встала с дивана и пошла на кухню, поигрывая бёдрами.
- Ты куда же? – жалобно спросил Шурка жену.
- Куда. Щи варить.