Alma Mater
Возвращаясь в Коимбру после рождественских каникул, я вспоминал, как той же дорогой ехал в университет чуть больше четырех лет назад. Тогда впервые в своем сундуке среди прочих вещей я вез черную мантию, которую положено носить всем студентам. Был сентябрь. Шел дождь, и я, глядя сквозь его серебристую завесу, думал: «Что же ждет меня впереди?»
Город встретил меня веселым шумом. Студенты или будущие студенты со всей страны съезжались в университет, история которого насчитывает уже несколько столетий – в Коимбре молодость соприкасается с древностью. Сначала приспособиться к новой жизни в новом городе было непросто. Первой – и весьма неприятной – неожиданностью была непомерно высокая плата за жилье. (Родственников в Коимбре у меня нет, поэтому я должен был снимать комнату.) Только после долгих поисков мне удалось найти то, что я мог себе позволить – крошечную комнатушку «на первом этаже, если считать от неба», как выразился сдававший ее хозяин. Вместе со мной он поднялся по крутой лестнице и провел меня в комнату. Там меня ждала вторая неожиданность – мебели не было!
– Извините, вы же говорили, что сдаете комнаты, в которых можно учиться, спать и есть… – сказал я, в замешательстве вглядываясь в пустое пространство, заключенное между голыми стенами.
– Все верно! – с не меньшим недоумением ответил мне хозяин и продолжил. – Кухарка, Дона Кандида, придет сегодня вечером. Договоритесь сами: кто будет ходить на рынок за продуктами. И да, воду вам придется носить самому, мой друг. Доне Кандиде это тяжело, она уже не юная…
– Я понимаю, но позвольте спросить: где же мебель? – произнес я, запинаясь от волнения.
– Ах! Мой друг! Вас не предупредили?
Я растерянно покачал головой.
– Мебель вам придется купить. Если хотите, могу подсказать отличное местечко, где вы найдете все, что нужно по доступным ценам! А посуду я вам дам, так и быть, хотя это у нас и не принято.
Подумав, что ничего другого мне не остается, я согласился. Подписав договор, который дал мне хозяин комнаты, я заплатил ему за первый месяц, и вместе мы пошли за мебелью. В мебельной лавке я выбрал самые простые стол, скамью, кровать, перину и подсвечник.
– Студент? – спросил меня продавец.
– Будущий, – ответил я.
– Что ж, тогда я возьму с вас на треть меньше.
Довольный, я расплатился, нанял двух носильщиков (потратил я тогда немало!), взвалил на плечи перину, взял скамью и пошел в свою комнатушку. Когда мебель была расставлена, я подумал: «Как сказал бы отец: так-то лучше! Теперь тут можно жить». Первые несколько дней я осваивался в городе, прокладывая маршруты и изучая крутые улицы. Возвращался я под вечер, ужинал, обыкновенно сардинами с овощами, которые готовила Дона Кандида, читал привезенные из дома и купленные в Коимбре книги, строил планы на следующий день и размышлял о будущем. С нетерпением я ждал начала занятий.
Все это время на первом этаже от неба я жил один. Но однажды, поднимаясь по лестнице и представляя, как проведу еще один тихий вечер наедине с самим собой, я услышал стук каблуков и странный шум, доносившийся сверху, такой, как будто кто-то двигал мебель. «Что там происходит?» – подумал я и ускорил шаги.
Я не ошибся. Мебель действительно двигали, вернее – расставляли. И происходило это в комнате, расположенной рядом с моей. Дверь туда была открыта.
– Так! Кровать пусть будет здесь… А стол надо бы немного подвинуть... – приказывал носильщику высокий молодой человек в нарядном светлом костюме, рубашке с пышном жабо, в белом парике, покрытом пудрой, и темно-серых туфлях с большими пряжками. Его щегольской вид вызвал у меня удивление – на студента он был непохож. Насколько я знал, университетский устав запрещает парики и жабо.
– Здравствуйте, сосед! – воскликнул молодой человек, заметив меня с ключами в руке.
– Добрый вечер! – ответил я.
– Будем знакомы! Меня зовут Андре! – сказал он и пожал мне руку.
– Очень приятно. Паулу.
– Заходите сегодня ко мне на ужин!
– С удовольствием! – ответил я, конечно, еще не понимая, что познакомился со своим будущим лучшим другом.
Через несколько часов я постучался к Андре.
– Это вы, Паулу? Входите! Ваше рагу уже стынет! – сказал он, открывая мне дверь.
На столе стоял горшочек с ароматным рагу и две глиняные плошки, рядом с каждой из которых лежало по железной вилке.
– Извините, сосед, но у меня только одна скамья, – сказал он.
– Ничего! Я принесу свою.
Я вернулся со скамьей и бутылкой нашего домашнего вина, которую отец велел мне взять с собой в Коимбру.
– Отличное дополнение к ужину! – обрадовался Андре, увидев ее у меня в руке. Он тотчас встал и принес нам две кружки.
– Да, это вино из Серрана.
– Серран? – переспросил Андре.
– Так называется наше имение в Минью.
– Так вы – миньотец?
– Да, а вы?
– Лиссабонец, – довольно ответил он и спросил: Вы, конечно, студент?
– Да.
– Я тоже! Вас, наверное, удивил мой наряд?
– По правде говоря, да…
Андре рассмеялся: Мы же не на занятиях! Формально мы еще даже не студенты. Да и вообще, к чему одеваться во все черное, как монахи? Жизнь должна быть полна ярких красок!
Я мог бы возразить, что черный – это самый благородный из цветов, в котором сосредоточены все остальные. Если я не ошибаюсь, так считалось в эпоху Возрождения. Неслучайно на одном из портретов кисти Тициана Карл Пятый изображен именно в черном. Но говорить все это я не стал – мне не хотелось спорить.
– Выпьем за ваше поместье и за Минью, а потом за Лиссабон! – сказал Андре, наполняя наши кружки вином.
Ужин вышел на славу и даже не потому, что Доне Кандиде, которая, как оказалось, готовила и для меня, и для Андре, удалось рагу, а моему отцу – вино, а потому, что давно я так весело не беседовал и не слушал таких захватывающих историй. Андре был (или убедил меня в том, что был) и в Париже, и в Риме, и в Мадриде. Всюду с ним случались разнообразные приключения, но всякий раз, благодаря находчивости и неизменной вере в успех, он выходил сухим из воды.
Совсем скоро наступил первый понедельник октября, и мы вместе пошли записываться на первый курс факультета права. Запись была необходимым условием для посещения занятий. Сначала, как полагается всякому студенту Коимбры, я и Андре присягнули на верность ректору, поклялись защищать интересы университета и никогда не действовать против них. Затем подошли к столу, на котором лежала толстая книга, куда вносились имена всех будущих студентов. «Паулу Гомеш, сын Мануэла Гомеша, родом из Минью. 4 октября 1745 год», – записал я, понимая, что стою в начале непростого долгого пути. После меня свое имя в книгу вписал Андре де Орта. Так мы стали студентами.
Затем мне вспомнилось, как мы начали учиться. Каждое утро, еще до рассвета, мы вставали со звоном колокола университетской башни. Нравился он немногим, потому башню прозвали «козой». Андре нередко сетовал: «Вот коза – спать не дает». Мне же звон колокола был по душе. Всякий раз, слыша его, я думал: «Пора на учебу. Сегодня мы узнаем что-то новое!» Первый месяц и Андре, и я ходили сначала на утреннюю мессу, а после нее – на занятия. Потом Андре перестал появляться на мессе, а затем – и на лекциях. Если честно, мой друг больше времени проводил в тавернах, чем в университете. Я же, наоборот, почти никогда не пропускал занятия. После учебы я встречался с Андре на городской площади, мы покупали пирожки с мясом (ох, сколько же в них перца! Даже не хочу думать – почему?) и шли к Эурико. Он учился на третьем курсе самого важного факультета Коимбры – теологического. Мы помогали ему по хозяйству, чтобы немного подзаработать. Эурико был с нами очень любезен, не загружал нас поручениями, оставляя нам весь вечер для учебы, если говорить обо мне, и для развлечений, если речь об Андре. Мне Эурико иногда одалживал книги, которые в библиотеке сложно было достать. И все-таки быть его помощником мне не очень нравилось, я думал, что напрасно трачу время. Поэтому со второго курса я решил зарабатывать иным способом – начал давать частные уроки философии, что было мне больше по душе. Андре остался работать у Эурико, но все чаще стал уезжать из Коимбры в родной Лиссабон.
Однажды, когда его не было в городе студентов, в нашем доме произошло неприятное происшествие – завелись клопы. Однокурсники давно предупреждали меня об этой напасти, но меня и Андре она до этого обходила стороной. Тогда же я не знал, что делать. По ночам клопы не давали мне спать, и я так сильно расчесывал их укусы, что, казалось, будто по моей коже прошлись теркой. Я велел Доне Кандиде несколько раз вымыть мою комнату с «далматским порошком», приготовленным из ромашки, выбросил старую перину и купил новую – клопы не исчезли! Один из моих товарищей, Фернанду Суареш, спокойно сказал, что в клопах нет ничего ужасного, и что даже его величеству Жуану Пятому еще не удалось от них избавиться. Я же думал – они сведут меня с ума. Другой мой товарищ, Жузе Мендеш, посоветовал мне натирать тело духами, потому что, по его словам, «у клопов очень тонкое обоняние, и они не выносят цветочных запахов». Я последовал его совету, но и это мне мало чем помогло. Выручил меня Андре, вернувшийся из столицы. Первым делом он купил «клоповыжигалку» – приспособление, похожее на чайник с длинным тонким носиком. Внутрь «клоповыжигалки» закладывается уголь, и наливается вода. Уголь нагревает воду, и она струйкой пара вырывается из носика. Держа это приспособление в руке, Андре прошелся по нашим комнатам, обработав всю мебель и одежду. На следующий день он проделал то же самое. Только тогда, наконец, мы избавились от клопов.
– Теперь заживем лучше, чем его величество! – пошутил довольный Андре.
– Это точно!
Вместе мы засмеялись, радуясь своей маленькой победе.
Я не остался в долгу перед другом. Однажды в конце учебного года, на одной из последних лекций, профессор решил проверить, у всех ли есть сборники текстов и конспекты. У Андре ни того, ни другого не было.
– Паулу, выручай! – шепнул он мне по-португальски, хотя в стенах университета дозволено говорить только на латыни.
Я незаметно передал ему свою тетрадь и сборник текстов, а сам достал из сумки книгу по философии и ежедневник. Пожилой профессор проверил конспекты у двух или трех студентов, отчитал каждого за небрежность и, заметив Андре, который за весь год был у него от силы на трех занятиях, пошел к нему.
– Будьте любезны, покажите мне свои записи, – сказал профессор, должно быть, не сомневаясь в том, что увидит пустую тетрадь.
Андре с невозмутимым видом открыл мой конспект и подал его преподавателю. Тот, взглянув на аккуратные записи, пролистал несколько страниц и прочел про себя пару комментариев к текстам.
– Хорошо… – заметил профессор и, желая проверить, знает ли Андре наизусть то, что записано в его, а вернее, в моей тетради, обратился к нему: Скажите, какие три статуса личности закреплены в римском праве?
Андре несказанно повезло, потому что днем ранее мы как раз обсуждали этот вопрос. Тогда, чтобы лучше запомнить материал, я повторял его вслух, а Андре, услышав, к моему удивлению, заинтересовался темой. Теперь на ломаной латыни он ответил:
– Римское право выделяет три статуса личности: состояние свободы, состояние гражданства, и семейное состояние.
– Правильно, – не без удивления сказал профессор и перешел к следующим вопросам: Назовите категории лиц, которые можно выделить в соответствии с каждым из этих статусов, и скажите, к каким категориям необходимо было относиться, чтобы обладать всей полнотой прав.
Немного подумав, Андре ответил:
– В зависимости от состояния свободы, все люди делились на свободных и рабов. Рабы, свободой не обладали, поэтому не признавались субъектом права, а были его объектом и считались «говорящим орудием». Согласно состоянию гражданства, подданные Рима делились на римских граждан и неграждан. Полноправны были только римские граждане. Наконец, в соответствии с семейным состоянием, только отец семейства обладал полноправием и считался самостоятельным лицом. Остальные члены семьи зависели от него и имели ограниченный круг прав. Таким образом, в Риме всей полнотой прав были наделены свободные, римские граждане, главы своих семей.
– Достаточно. Очень хорошо! Но работайте над своей латынью, – сказал профессор, вернул Андре мою тетрадь, а затем немного рассеянно произнес: Верно, я старею… Мне казалось, что вы, – он вновь обратился к Андре, – прогуляли почти все мои лекции. Но судя по вашему безупречному конспекту и вашим знаниям, я ошибся.
Кто-то из студентов, услышав эти слова, прыснул, но, на счастье Андре, профессор, который был несколько глуховат, не услышал этого смешка.
– Вас можно ставить другим в пример! – похвалил профессор Андре. – Лучшие записи я видел только у Паулу Гомеша.
Мне стало не по себе: Вдруг профессор подойдет ко мне, чтобы проверить мой конспект?
Однако этого не произошло. Произнеся еще несколько лесных фраз в адрес Андре, преподаватель вернулся к кафедре и продолжил лекцию.
В тот же день Андре затащил меня в свою любимую таверну, где уже собрались все наши друзья, и устроил в честь меня настоящий праздник. Тогда я в первый раз в жизни сыграл в бильярд. Андре, которому в Коимбре не было равных в этой игре, научил меня, и у меня стало неплохо получаться. По крайней мере, так говорили мои товарищи.
– Боюсь, у меня, наконец, появился достойный соперник! – шутил Андре.
– Что ты? Мне до тебя далеко, – отвечал я, смущаясь.
Потом на память мне пришел другой случай. Однажды Андре и я прогуливались вдоль берега реки Мондего. Вечер был прохладным. По небу плыли серые облака, которые легко касались видневшихся вдалеке вершин холмов.
– Интересно, почему река называется Мондего? – спросил меня Андре, глядя на реку.
Я знал, что название «Мондего» происходит от латинского слова «munda» – чистота, прозрачность. Римляне назвали так реку, поскольку этими качествами обладают ее воды. Однако есть легенда, которая объясняет название реки иначе. Её рассказал мне один старый рыбак, которого я несколькими месяцами ранее встретил на берегу Мондего. Легенда очень тронула меня, поэтому именно ее я решил пересказать своему другу:
– В стародавние времена жил один знатный господин и была у него прекрасная дочь.
– Прекрасная дочь – это уже очень любопытно! – иронично сказал Андре.
– Андре, дай мне рассказать!
– Извините, сеньор Гомеш. Не смею прерывать вашу речь, – шутливо ответил он.
– Так вот: красавица-дочь этого господина полюбила храброго воина по имени Диого. Он тоже давно был влюблен в прекрасную девушку. И все бы хорошо, но только ее отец был против этой любви, поскольку Диогу не был знатен.
– Это как всегда в легендах... – заметил Андре.
– Один из друзей знатного господина, – продолжил я, – посоветовал ему определить Диогу в отряд, который вскоре должен был выступить против арабов. Тот друг хорошо знал, что силы неравны, и христианский отряд отправится на верную погибель. Знатный господин последовал жестокому совету. Дожидаясь Диогу, прекрасная девушка поднялась на высокую гору Звезды и с её вершины стала смотреть вдаль, надеясь увидеть там своего возлюбленного. Но он все не возвращался. Красавица звала его: «Mon Diogo! Mon Diogo!» То есть, если перевести с португальско-галисийского: «Мой Диогу!» Но никто не отвечал ей. Диогу был убит на поле боя. «Mon Diogo! Mon Diogo!» – повторяла девушка, тоскуя и плача, чувствуя душой, что случилось горе. И так много слез она выплакала, что из них родилась река, которая теперь течет от склонов горы Звезды, устремляясь к Атлантическому океану. А назвали реку Мондего, потому что так звучали слова безутешной девушки, когда эхо уносило их вдаль.
Грустная легенда, не правда ли?
– Так не бывает! – ребячески сказал Андре.
– Это легенда.
– Я имел в виду, что в наше время такой любви не существует. Может быть, прежде она была, но не теперь. Наверно, это к лучшему, иначе мы бы все поумирали от горя, перед смертью выплакав по реке слез каждый! – он засмеялся.
Мне же отчего-то смеяться не хотелось. Заметив это, Андре сказал:
– Хватит хмуриться, Паулу! Лучше посмотри, какая вокруг красота.
Природа, и правда, была прекрасна.
«Интересно, Андре уже вернулся?» – подумал я, взглянув в окно кареты. Перебирая в памяти свои воспоминания, я и не заметил, что наступила ночь.
Через семь дней я приехал в Коимбру. Мой лучший друг встретил меня радостными объятиями. Весь вечер мы проговорили о рождественских каникулах. Андре рассказывал про то, как Рождество отмечали в Лиссабоне, а я говорил про Минью. Из столицы друг привез мне подарок – большую темно-синюю треуголку с галуном, от которой я был в восторге, хотя в Коимбре носить ее не решался. Я же захватил из Серрана несколько бутылок вина, что, конечно, порадовало Андре.
С началом нового семестра дни полетели, как стая быстрых птиц. Ни минуты я не сидел без дела. Помимо учебы и подготовки к экзаменам, которую я начал заранее, приходилось больше работать. Каждый день я давал уроки, а еще устроился на работу в университетскую библиотеку. Для Андре мало что изменилось. На лекциях он появлялся редко, а если и приходил, то клевал носом и не записывал ни одного слова преподавателей. А иногда вырезал ножиком на деревянной скамье разные имена, выводя то «Луиза», то «Жуана», то «Катарина».
– Андре, пора уже взяться за ум! – говорил я ему.
– Уже берусь, уже берусь! – отвечал он, касаясь лба и смеясь.
Нет! Он и не думал слушать моих советов. Как и раньше, он ходил по кафе и тавернам, пел по ночам серенады, ездил на охоту (хотя это было запрещено), а иногда – в Лиссабон, где проводил целые недели. Обычно все это сходило ему с рук, но однажды он чуть не попался. Произошло это в мае. Стояла прекрасная погода, Андре в очередной раз уехал на охоту, и именно в это время ректор объявил проверку. Каждый студент в течение трех дней должен был явиться в университет и сообщить, на скольких занятиях он был, на скольких не был и по каким причинам их пропустил. Все это должны были подтвердить два других студента. Согласно университетскому уставу, за весь год разрешалось пропустить не больше пятнадцати дней и строго по уважительным причинам. Андре на пятом курсе не больше пятнадцати дней учился! Найти двух студентов, готовых заявить, что он исправно ходил на занятия, было не сложно, тем более что одним из «свидетелей» обыкновенно становился я. Вот только самого Андре не было в городе. Я все ждал, что он вот-вот вернется. Наступил последний день проверки – Андре не появлялся.
Тогда я решил искать его. К счастью, мне встретился Мариу Перейра, с которым и я, и Андре были хорошо знакомы. Мариу назвал мне пару мест, где мог быть мой друг, и я, оставив дела, отправился на поиски. Далеко от Коимбры Андре не отъехал.
– Паулу?! – весело крикнул он, увидев меня. – Вот уж кого я не ожидал увидеть! Охота превосходная! Рад, что ты решил к нам присоединиться! Но почему ты мне ничего не сказал?
– Андре! Какая охота?! Идет проверка! – ответил я, понимая, что, поехав за Андре, сам забыл отметиться.
– Что за проверка? – удивился Андре.
– Университетская проверка! Если мы ее пропустим, нас ждет повтор года! Сегодня последний день!
– Ох уж этот университет! Такая охота из-за него сорвалась!
Видя, как я рассержен, Андре продолжил: Не злись! Мигом домчимся до Коимбры. До которого часа надо успеть?
– До шести, – сердито ответил я, доставая часы, которые подарил мне на Рождество дядя Николау.
– А сейчас около трех? Верно?
– Три десять, – взволнованно сказал я, посмотрев на тонкие черные стрелки.
«Мой путь из Коимбры сюда занял где-то три часа. На обратную дорогу уйдет столько же», – подумал я. – Надо торопиться!
– Успеем! – заверил меня Андре.
Наскоро попрощавшись с удивленными товарищами Андре, мы вскочили на лошадей и помчались изо всех сил. Наконец, впереди показались первые городские дома. Часы на Башне-козе пробили пять.
– Успеваем! – подбодрил меня Андре, когда мы спешились и побежали к университету вверх по холму.
«Успеваем… Только где теперь найти еще одного студента, который согласится подтвердить, что мы ходили на занятия?» – волновался я.
На нашу радость, около университетских ворот стояли Фернанду и Жузе.
– Какая удача! – воскликнул запыхавшийся Андре, увидев их.
– Куда это вы так спешите? – спросил Фернанду, с недоумением глядя на нас.
– На проверку! – ответил я.
– А вы еще не отметились?
– Нет! Выручайте нас! Пойдемте скорее! – сказал я и посмотрел на часы. Без десяти шесть.
Вчетвером мы побежали в университет. Андре и я прошли проверку последними, но главное – не опоздали!
– Спасибо, друг! – сказал Андре, когда мы выходили из университетских ворот. – Я твой большой должник!
– Еще какой! – ответил я, улыбаясь и думая: Вот так история!
К слову, моего товарища она мало чему научила. Он не перестал ездить на охоту, и по-прежнему пропадал в Лиссабоне. Приезжая в Коимбру, он засиживался в тавернах и гулял до рассвета, тем временем как я ночи напролет готовился к экзаменам или, как у нас говорят, «подпаливал ресницы», склонившись над свечой, при свете которой я читал.
Однажды Андре и я встретились на городской площади в очереди за пирожками с мясом.
У меня не было денег ни на что лучшее, потому что я все потратил на оплату учебы и на книги. Андре приходилось довольствоваться пирожками, потому что он истратил все на развлечения и обновки. Через несколько минут мы стояли около палатки, ели пирожки, от которых горело во рту, и говорили об экзаменах – до них оставалось две недели…
Удивительно, но мы оба их сдали и были переведены на шестой курс.
Должно быть, нам помогла Богоматерь Просвещения, которой я и Андре молились перед экзаменом в университетской капелле. Успех друга я не мог объяснить ничем, кроме как чудом. Впрочем, я был за него рад. Сам Андре, кажется, не мог поверить своему счастью. В честь успешной сдачи экзаменов он решил устроить праздник в Лиссабоне и пригласил меня в столицу.