12 декабря - эсминцы «Беспокойный», «Дерзкий» и «Пылкий». 14 декабря - крейсер «Генерал Корнилов» и пароход «Константин». Подробности перехода сжато, но ярко описал адмирал Кедров: «Я с эскадрой и Морским Корпусом шёл в Бизерту, где суда эскадры должны были быть поставлены на «долговременное хранение». С нами шёл французский крейсер «Эдгар Кине» и французская канонерка. Командиром крейсера был капитан 1-го ранга дю Пти-Гуар, потомок героя Абукира, который с большим тактом выполнил свою миссию «дипломатического» конвоира эскадры. Он всё время подчеркивал, что состоит в составе моей эскадры и на каждой якорной стоянке приезжал ко мне первым для выяснения наших нужд (вопросы питания, воды и т. п.). Переход в Бизерту был трудным для эскадры из-за плохого состояния давно не ремонтированных судов и неопытности команд. Так, например, дредноут «Генерал Алексеев» одно время шёл 1 72 узла и его несло ветром как парусную лайбу. В лучшем состоянии находились подводные лодки и нефтяные миноносцы под командованием контр-адмирала Беренса. Белогвардейская эскадра шла по тем же водам, где более ста лет назад подвиги эскадры адмирала Сенявина, действовавшей против флота Наполеона Бонапарта, высоко прославили Андреевский флаг, а имя адмирала стало известным всей России. Малые суда двигалась по Коринфскому каналу, а более крупные корабли, имевшие большую осадку, огибали Грецию, заходя в Наваринскую бухту, где отец Алексий служил панихиду у памятника павшим в Наваринском сражении. У берегов Кефалонии, чуть южнее острова Корфу, произошел сбор эскадры для дальнейшего совместного похода на Бизерту.
Вице-адмирал М.А. Кедров отмечал в своих воспоминаниях: - «Во время моей прогулки к прибрежной деревне жители, узнав, что я адмирал русского флота, стоящего на якоре у их берегов, провели ко мне старика, который через переводчика рассказал мне, что он ещё от своего деда слыхал о русском «Адмирале Сеняве», который освободил их от турок и владычества Бонапарта. Увы, подумал я, какой контраст - Россия тогда и теперь, и тоже под Андреевским флагом у этих берегов. Я дал старику «на память» 1000 рублей крымской бумажкой. На переходе в шторм ночью погибла французская канонерка, оторвавшаяся от эскадры и наскочившая на камни к востоку от Коринфского канала. Мы, к сожалению, не слыхали её «S.O.S» и не могли прийти на помощь; спаслось немного, но среди них все наши гардемарины, назначенные на неё для сигнализации и связи - поистине русские и в огне не горят и в воде не тонут». О взаимопонимании между русским и французским морским командованием писал в своём рапорте и командир крейсера «Эдгар Кине»: «Адмирал Кедров нанёс мне ответный визит 15 декабря 1920 г. Новая беседа сблизила наши точки зрения. Основываясь на директивах, изложенных в секретной телеграмме командующего эскадрой, полученной сегодня, я считал, что моя роль заключается в том, чтобы для моего же блага укрепить авторитет адмирала Кедрова в моей эскадре и в основном действовать убеждением в отношении его таким образом, чтобы получить его поддержку и его штаба для общего управления конвоями. С сегодняшнего дня его концепция наших будущих операций более близка к моей, и я радуюсь той скорости, с которой он протелеграфировал своим различным эшелонам, с тем, чтобы подстегнуть отставших и обеспечить их снабжение».
Такие взаимоотношения между командирами двух стран говорят, как о том, что морякам, много повидавшим на своему веку и имевшим боевой опыт, всегда легче договориться между собой, так и о том, что на первых порах французское командование воспринимало Русскую эскадру, как вполне суверенную боевую единицу. Но, увы, судьбу эскадры решали не моряки, а политики…Из происшествий, случившихся во время перехода эскадры и не отмеченных адмиралом Кедровым, можно упомянуть следующие. В ночь с 14 на 15 декабря 1920 г. вблизи о. Кефалония между скалистыми мысами Манда и Капри на мель выскочил спасательный буксир «Черномор». Он оставался на песчаной отмели в течение двух дней, после чего был снят с неё с помощью крейсера «Генерал Корнилов». 19 декабря на переходе из Аргостоли в кочегарку посыльного судна «Якут» стала поступать вода. Вскоре топки погасли, а пущенная для откачки воды помпа забилась углем. С подошедшего французского конвоира «Араб» предложили снять команду «Якута» и оставить корабль в море. Гардемарины, приведшие с неимоверными усилиями «Якут» из Владивостока, гордо отказались. Вскоре удалось установить причину поступления воды - открывшийся из-за ветхости кингстон. Его сумел закрыть гардемарин К.К. Дорошенко, многократно нырявший в воду. Затем, после десятичасовой работы, воду удалось откачать, и «Якут» прибыл в Бизерту самостоятельно. Несмотря на долгий переход и неприспособленность большинства личного состава эскадры к морской жизни, а также сравнительно большое количество женщин и детей среди пассажиров, заболеваний и несчастных случаев, вызванных условиями перехода, к счастью, не произошло.
В конце декабря 1920 г. суда Русской эскадры начали группами прибывать в Бизерту. одним из первых, 23 декабря пришёл пассажирский пароход «Великий князь Константин» с семьями чинов эскадры. Многим из них предстояло прожить в Тунисе всю жизнь. Затем, в зависимости от обстоятельств плавания, пришли эсминцы «Беспокойный» и «Пылкий», посыльное судно «Алмаз», канонерская лодка «Грозный», транспорт «Добыча», подлодки «АГ-22», «Буревестник» и «Утка», спасательный буксир «Черномор», буксир «Голланд», посыльное судно «Китобой», канонерская лодка «Страж», вооруженные ледоколы: «Илья Муромец», «Гайдамак», «Джигит» и «Всадник»; эсминцы: «Капитан Сакен», «Звонкий» и «Зоркий», посыльное судно «Якут», линейный корабль «Генерал Алексеев», крейсер «Генерал Корнилов», эсминец «Дерзкий», подлодка «Тюлень», транспорты «Кронштадт» и «Далланд», учебное судно «Свобода». Последним 2 января 1921 г. пришёл эскадренный миноносец «Жаркий». Ещё через некоторое время в Бизерту пришёл пароход «Цесаревич Георгий», привезший из Константинополя больных и раненых, а также медицинский персонал. Прибывших разместили во временном отделении французского Морского госпиталя, впоследствии выздоравливающие переводились в лагерь Надор вблизи Бизерты. Здесь вкратце приведём слова воспоминаний Анастасии Манштейн о миноносце "Жаркий", которым командовал её отец. –…В Новороссийске весной девятнадцатого года возрождался ЧФ. Папа ремонтировал миноносец «Жаркий». О Новороссийске у меня осталось одно воспоминание: ветер! Ветер сумасшедшей силы и улицы, запруженные беженцами... Помню такой же ветер в ноябре 1920-го в Севастополе, когда начался исход из Крыма Белой армии...
Я и сейчас вижу толпы людей, куда-то спешащих, в руках узлы, чемоданы, баулы… И маму с корзинкой в руках, где были наши единственные ценности: иконы, старые фотографии и рукопись книги Христофора Германа Манштейна о России. В ноябре двадцатого года «Жаркий» стал одним из кораблей Императорской эскадры, которая ушла с армией Врангеля и тысячами жителей Крыма на борту кораблей в Константинополь. Все моряки считали, что они вернутся в Севастополь, как только перевезут людей… Почему я называю эскадру Императорской? Потому что до 1924 г. на её кораблях поднимались Андреевские флаги, символ Русской империи. А ведь они были отменены ещё в 17-м году Временным правительством Керенского! Оно первым нанесло удар по традициям флота Петра Первого. А на эскадре в Бизерте сохранялись все традиции Российского Императорского флота и даже его морская форма. Помню, как миноносец «Жаркий» стоял пришвартованный недалеко от Графской пристани. Папа с матросами продолжал его ремонтировать, собирал машину. Кто-то сказал: «Манштейн сумасшедший!» А отец ответил: «Моряк не оставит свой корабль!» Корабли уходили один за другим, а его миноносец все ещё стоял у пристани. Так и не получилось у отца завести машину. И тогда к нам подошел буксир, к нему прицепили миноносец, и наш корабль двинулся от причала туда, где на рейде стоял огромный корабль «Кронштадт», плавучий завод с мастерскими. Когда мы вышли в море, начался шторм! Буря! Тросы начали лопаться. Старый боцман, звали его Демьян Чмель, на вопрос: «Тросы будут держаться?» ответил: «Может, будут, а может, не будут». Он хорошо знал: с морем ничего заранее неизвестно...
Командиром «Кронштадта», на борту которого было около 3 тыс. чел., был Мордвинов. Он видел, как лопались тросы, как «Жаркий», тоже с людьми на борту, исчезал в тёмных волнах, он знал, что на «Кронштадте» мало угля, и его может не хватить до Константинополя. Но снова и снова «Кронштадт» разворачивался, искал «Жаркого»… – И снова «Кронштадт» находил, снова матросы крепили тросы…, и снова огромный «Кронштадт» тащил маленького «Жаркого» на буксире, но Мордвинов сказал: «Если оторвется, больше искать не будем!» И тогда нас ночью, с огромным трудом пересадили на «Кронштадт», а Демиян Чмель прибег к последней мере… – Он привязал икону Николая Угодника с миноносца «Жаркий» к верёвке и спустил её в воду. И «Кронштадт» шёл вперёд, таща за собой «Жаркого», беспомощного, без машин, без матросов на борту, до самого Константинополя, на буксире и с верой старого боцмана в Николая Угодника… «Жаркий» пришел одним из последних. Бравый Демиан Логинович Чмель очень переживал вместе с нами отсутствие «Жаркого». Каждое утро, с восходом солнца, он уже был на палубе и обозревал горизонт. Он и увидел его первым! 2 января 1921 года мы проснулись от его стука в каюту. В утреннем тумане, на гладкой воде рейда, стоял маленький миноносец – наконец-то на якоре – и он… спал..., спал в настоящем смысле слова. Никого не было видно на палубе. Ничего на нем не двигалось. Люди проспали еще долго, и мы поняли почему, когда услышали их рассказы о последнем переходе. В середине января 1921 г. руководство эскадры отправило в Константинополь ледоколы «Илья Муромец», «Гайдамак» и «Джигит» с заданием привести оставленные там эсминцы «Гневный» и «Цериго».
Продолжение следует в части 4 http://proza.ru/2020/08/07/1058