Мечтаете побывать в Германии, посмотреть, как живут немцы, увидеть немецкие достопримечательности? Пожалуйста! Только почему обязательно это должны быть Бранденбургские ворота в Берлине или Цвингер в Дрездене? Маленькая улица Фабричная или по-немецки Fabrikstrasse в нашем городе — это тоже Германия. Там живут самые настоящие немцы, и я приглашаю Вас туда прямо сейчас. Эта улица находится на окраине нашего туристического городка. Недалеко от неё расположено здание заброшенной фабрики канцелярских товаров, выставленные окна которой осиротело смотрят в никуда. Тут же на этой стороне стоит старая, тоже заброшенная, пекарня. Жилых домов на этой улочке не много. Они построены ещё до второй мировой войны, в тот период, когда Адольф Гитлер пришёл к власти. Он тогда выполнял обещание, данное им в предвыборной кампании, что, придя к власти, он обеспечит немцев работой и жильём. «Никто не должен голодать и мёрзнуть!» - было его лозунгом тогда, и эти слова знают в Германии, а именно в Саксонии, до сих пор даже молодые люди. Обещание своё он исполнил, дав людям работу на стройке двух- и трёхэтажных блоков и знаменитых автобанов, ведущих на Восток, а в новых домах поселялись строители со своими семьями. В общем, мы с Вами находимся на Фабричной улице около одного из таких старых трёхэтажных домов, (которые, кстати, в этом году собираются сносить), чтобы посетить здесь одну старушку, пациентку нашей фирмы обслуживания пожилых одиноких граждан. Сразу предупреждаю, что никаких захватывающих историй из прошлого Вы не услышите.
Дом расположен перпендикулярно к дороге. В нём три подъезда. Дорожка, ведущая от тротуара к подъездам, довольно узка: чтоб двоим на ней разминуться, один должен посторониться. Посыпана она мелким гравием; по краям огорожена бордюром из бетона, отделяющим её с одной стороны от заросшей травкой лужайки вместо клумбы, а с другой - от кустарника. И лужайка, и кустарник всегда ухожены и подстрижены. С левой стороны, как раз напротив первого подъезда, стоит один-единственный на двадцать одну квартиру гараж, выстроенный из шлакоблоков, видимо, во время ГДР. Тогда редко кто имел собственный автомобиль. Железные ворота гаража находятся со стороны тротуара. Ещё недавно он был такого же землистого цвета, как и эти вот дома, а теперь выкрашен в белый цвет: его привёл в порядок один жилец из первого подъезда, очень милый и приветливый молодой человек, одетый довольно небрежно, но зато постоянно, если он, конечно, трезв, копошащийся на участке перед гаражом. Имеет он семью или нет — трудно сказать. Одно время в его квартире, - разумеется с ним вместе,- проживала молодая блондинка с трёхлетним ребёнком; потом долгое время вообще никакой женщины не было видно; теперь появилась в подъезде детская коляска, и из его квартиры на весь дом с тонкими стенами время от времени раздаётся крик грудного ребёнка; а кто мама — видеть мне лично пока не довелось, но говорят, очень хорошая молодая женщина, очень стеснительная от того, что у неё стеклянный глаз. Но крик ребёнка — это не самое страшное для жильцов первого подъезда, куда и мы с Вами направляемся. Если этот молодой человек пьян, то все соседи стараются не покидать своё жилище, чтоб не попасть ему на глаза, ведь он орёт так, что в соседних квартирах даже радио включать бесполезно; и сопровождает он свой крик таким отчаянным хлопаньем дверей, что, находясь в доме, чувствуешь, как содрогаются стены и пол, и кажется, что дом вот-вот складётся. Кто знает, чего можно ожидать при встрече с ним?
Пока мы приближаемся к первому подъезду, я попутно скажу, что во втором подъезде проживает только одна пожилая пара, а в третьем и вовсе никто не живёт. Дальше, сзади дома, заброшенные старые курятники; а что это за огромные толстые трубы, проведённые в виде моста над курятником и затем, согнутые внизу и убегающие неизвестно куда, этого я не знаю. Когда мы с Вами вышли из автомобиля и направились по тропинке к подъезду, нас заметила жительница первого этажа. Одну квартиру на этом этаже занимает она, Андреа, а две другие пусты. Сейчас Андреа, прихрамывая, вышла из кухни, откуда она нас и заметила, и притаилась за входной дверью, припав к глазку. Дверь подъезда заперта, как и положено. Звоню «моей» старушке, нажимая на кнопку селектора несколько раз. Мне никто не отвечает, потому что микрофон в селекторе не работает. Мне нужно просто ждать, пока старушка медленно спустится с третьего этажа. На это нужно и время, и терпение. Ни этого ли момента поджидает Андреа у глазка? Дверь подъезда неожиданно быстро открывается, и перед нами появляется маленькая, худая женщина с перекошенной на один бок осанкой, с жёлтыми жирными, гладко на пробор причёсанными длинными волосами. Её возраст определить трудно, но до пенсии ей явно далеко. Это Андреа. Она улыбается, отвечая на наше с Вами приветствие и благодарность за то, что она любезно открыла нам дверь, осторожно посматривает на лестницу вверх и негромко, быстро сообщает, какая же невыносимая эта «моя» старушка! А всё потому, что на неё так отрицательно влияет ещё более невыносимая соседка со второго этажа фрау Фикхам. Но вот на лестнице раздаются звуки тяжёлых шагов, на лестничную площадку падает тень, и мы видим сквозь решётку перил на уровне наших глаз чёрные штанины, голые щиколотки и несвежие носки, оставляющие за собой на каждой деревянной ступеньке влажные следы. Андреа сразу же делает вид, что она всего лишь вежливо впустила меня в подъезд и исчезает в проёме двери своей квартиры. Я поднимаю глаза на того, кто спускается сверху: это фрау Эргер, к которой мы и пришли. Её глаза с выражением хищника проводили Андреу. Затем, внимательно посмотрев на меня, её взгляд смягчается, и она начинает устало махать рукой, как-будто хочет сказать: «Уходи, уходи!». На самом же деле это значит: «Мои дела плохи, очень плохи! У меня нет сил даже говорить...». И если Вы её всё же спросили бы: «Как дела?», она бы ответила: «Очень плохо! Ах, это кровообращение! Это неуправляемое кровообращение!». Так она отвечает всегда и повторяет это десятками раз в день. «Ну, пойдёмте же наверх!» - наконец говорит она усталым голосом, и я следую за ней. И вы, уважаемые читатели, тоже. На лестничной площадке второго этажа мы пробираемся между огромной плетёной корзиной с дровами и вёдрами угольных брикетов и ещё кучей какого-то хлама. Ступеньки усыпаны опилками, лоскутьями тряпок и ещё неизвестно чем, и всю эту картину завершают влажные следы, оставленные фрау Эргер. Вы настороженно осматриваетесь? Правильно делаете! Но осторожность Вам более понадобится в квартире фрау Эргер, чем здесь...
Вот мы и на самом верху, в двухкомнатной (не считая кухни) квартире. Вы морщите нос? Вас смущает подозрительный неприятный запах? Я именно это и имела в виду, когда говорила про осторожность в квартире. Но чего же можно ожидать от старой немощной старушки, которая никогда не моется и не подпускает к себе медсестёр? Ни ванной, ни душа в квартирах этого дома нет. Немцы вообще мылись раньше в тазике на кухне и при чём все члены семьи по очереди в одной воде. В целях экономии семейного бюджета эта старая традиция в некоторых семьях сохраняется до сих пор. Моя бывшая сотрудница из местных немок лично рассказывала, как они по субботам купаются в ванной: сначала она, потом её муж, потом сын-подросток и в заключении дочь-старшеклассница. Но фрау Эргер не пользуется и тазиком. В её квартире всё крайне негигиенично, поэтому смотрите внимательно на стул, на который Вы садитесь и лучше всего не пользуйтесь предлагаемой Вам подушечкой — она замызгана донельзя. Вашу сумочку лучше всего поставьте себе на колени, а не вешайте на спинку стула. Уселись? Нет? А, Вам хочется срочно выйти на свежий воздух! И мне тоже. Сейчас я распахну окно!... Ну и что, что фрау Эргер возмущается! Она всегда этому возмущается, но я убеждаю её, что свежий воздух полезен для здоровья, на что она отвечает, что всё утро проветривала комнату... Итак, окно отрыто.
Для чего я к ней прихожу? Наша фирма проводит проект для старых людей, которые живут одни в своих квартирах и не хотят в дом престарелых. Сотрудники их посещают, ходят с ними на прогулку или в магазин, возят к врачу или просто разговаривают о том, о сём, или играют в настольные игры. Всё по интересам. К этой старушке каждое утро приходит медсестра проконтролировать, приняла ли она лекарство, но главная её цель — помыть старушку. Та же каждое утро выпроваживает медсестру ни с чем, а потом жалуется мне, что от этих медсестёр никакого толку нет... Итак, мы уселись.
- Как самочувствие? Как настроение? - спрашиваю я.
- Ах, это кровообращение! Это неуправляемое кровообращение! - повторяет она свою любимую фразу снова и снова, затем жалуется на своё самочувствие, на сына, на сноху... Утешать её бесполезно: она уверена, что всегда права, и я безуспешно пытаюсь убедить её в том, что её сын — очень внимателен к ней, что она может им гордиться. Она продолжает жаловаться на него, и тогда я, устав всё это каждый раз заново слушать, говорю ей:
- А кто Вам виноват? Ведь Вы его таким воспитали! Он весь в маму!
Тогда она перестаёт жаловаться и начинает рассказывать, какой он с детства аккуратный и самостоятельный! Впрочем, сами обстоятельства этого требовали: муж бросил её с двумя маленькими сыновьями. Сначала он привёл чужую женщину прямо домой, вот в эти стены! Это было ужасно! Он хотел выселить жену с детьми, но власти были на стороне жены, так как у неё дети. Квартира осталась ей, а ему пришлось уйти. Она пошла работать на ту фабрику, что теперь заброшена, (её видно из окна спальни), а вся домашняя работа легла на плечи мальчишек. И она увлечённо рассказывает, какой он у неё замечательный, этот старший сынок: и приходит раз в неделю, и звонит, и всё, что нужно, купит, и приберётся!
- Ну, вот видите! Всё не так уж плохо в Вашей жизни! - надеюсь я поддержать позитивную нотку разговора.
- Ах, - машет она рукой и отворачивается. Затем, повернувшись снова уже с полными слёз глазами, говорит:
- Самое лучшее для меня было бы — взять верёвку и повешаться на чердаке!
- Почему? - удивляюсь я.
- Я никому не нужна! Никто не думает обо мне! Вот посмотрите: завтра на завтрак у меня нет булочки! Как можно так жить?! - она расстроена ни на шутку так что даже берёт бутылочку валерьяны и принимает несколько капель прямо на язык.
- Ну что Вы?! - смеюсь я, - Разве это проблема?
Но я ведь не понимаю, что для неё это уже ежедневный ритуал, как, впрочем для многих местных немцев, начинать свой день со свежей булочки и чашки душистого кофе на завтрак. Мне этого не понять, потому что я выросла в другой стране и могу быть счастлива без булочки на завтрак. Поэтому фрау Эргер огорчается ещё больше, видя, что я её не понимаю.
- Никому нет до меня дела! Зачем так жить? Зачем я только живу?! - причитает она. Если б она была в состоянии, она бы сама сбегала в булочную, но она полностью зависит от посторонней помощи. Конечно, и я могла бы сбегать купить ей эту булочку, но, прежде, чем лететь сломя голову исполнять капризы пациентов, я должна разобраться во всём.
- Где у Вас хлебница? - спрашиваю я, - Я посмотрю, что у Вас есть.
Она отрешённо показывает на буфет. Я встаю, подхожу к буфету, открываю хлебницу: там лежат аккуратно завёрнутые в фольгу два ломтика свежего белого хлеба и несколько ломтиков серого.
- Вот! - радостно восклицаю я, - У Вас есть хлеб на завтрак!
Но моя радость абсолютно неуместна.
- Мне нужна булочка на завтрак! Булочка, а не хлеб! - стонет она.
- А кто Вам покупает булочки?
- Эта... как её... Ну та, что у меня уборку делает...
- Так она придёт после обеда, - глядя на часы, говорю я ей, облегченно вздохнув, что всё, наконец-то, прояснилось, - вот и принесёт Вам булочку!
Но моя старушка уже расстроена так, что ничего не видит и не слышит, отсутствие булочки на завтрашний день затмило её разум, и она завела нудный монолог о том, как она устала так вот жить, и что она сейчас же пойдёт на чердак...
- Вы тогда хоть записку оставьте, - говорю я ей громко, чтоб она остановилась, - чтоб люди знали причину : потому что у Вас булочки не было на завтрак!
Она какое-то мгновение помолчала, видимо, посмотрела на себя со стороны, а потом начала смеяться.
В это время в прихожей стукнула дверь и в комнату вошла Моника, которая убирает квартиру фрау Эргер.
- Добрый день! Фрау Эргер, привет! - приветствует она нас, пожимая каждому руку. - Вот, я принесла Вам булочку, смотрите: я ложу её в хлебницу! - сообщает она радостную для фрау Эргер весть, объясняет, почему пришла сегодня раньше и добавляет ещё множество всяких не очень важных фраз для того, чтобы показать своё хорошее расположение к нам, потому что у немцем молчаливые люди считаются неприветливыми и вызывают подозрение, и поэтому они предпочитают лучше тарахтеть бессмыслицу, чем привлекать косые взгляды...
На уборку ей отпущен только час, и она быстро принимается за дело. Ну, а наше с Вами время посещения подошло к концу. Я почтительно прощаюсь с фрау Эргер, обещая скоро появиться вновь. Старушка, растроганная вниманием к ней, чуть не плача, провожает меня до двери и раза четыре спрашивает, когда я приду снова. Она берёт меня за руку и пожимает обеими руками, по-детски заглядывая мне в глаза. Я, наверное, уже в пятый раз терпеливо повторяю, что приду через два дня, высвобождаю свою руку из её липких рук и спускаюсь по лестнице вниз. Когда я уверена, что она меня уже не видит, я, по обязательным гигиеническим предписаниям, достаю левой рукой маленький флакончик из сумочки и ещё в подъезде дезинфецирую свои руки.
Когда мы с Вами подошли к машине, я обернулась и посмотрела на окно чердака: оно распахнуто, и из него, приветливо улыбаясь, смотрит фрау Эргер... Не переживайте, она ничего себе не сделает! Забегая наперёд, скажу, что через два года она будет справлять свой столетний юбилей в доме престарелых в кругу своих близких. Я тоже буду там в тот день и сделаю с ней фото на память А на этом месте, на правой стороне улицы Фабричной, вместо этих старых домов, заброшенной пекарни и опустевшей фабрики, будет радовать глаз огромный зелёный луг.
Вот такое путешествие предложила я Вам, дорогой читатель, в самую настоящую жизнь Германии. Надеюсь, что Вы не пожалеете об этой экскурсии и потраченное время не сочтёте потерянным!
2012 г.