- Ты думаешь, у этого бомжа есть деньги? - косясь из-за стойки на взъерошенного клиента за столиком у окна спросила одна официантка другую, ту, что только что приняла у Клауса заказ. - Если он не заплатит, то тебе придётся за него платить. У меня уже такой случай был... - и быстро отправилась обслуживать пожилую пару в противоположном углу зала.
Клаус не торопясь попивал свой кофе, наслаждаясь каждым глотком. Как давно он не пил этот чудесный напиток индейцев! «Индейцы! Свободные люди! И почему я не родился индейцем?» - Клаус усмехнулся от такой мысли. Взгляд официантки, обслужившей Клауса и украдкой наблюдавшей за ним, сделался очень серьёзным. «Смеётся сам себе... Уже целый час сидит над своим кофе!». Едва он отодвинул пустую чашку и повернул голову в сторону стойки, официантка уже стояла около него.
- Желаете рассчитаться?
- Да! - ответил Клаус и начал шарить по карманам, ища свой портмоне.
- С Вас два евро... - сказала официантка, выбивая чек.
Клаус на секунду замер, неприятный холодок пробежал по его телу, когда он понял, что оставил портмоне дома. Он стал нервно шарить по всем карманам, надеясь найти там заветную монету в два евро, но тщетно: карманы были пусты.
- Девушка, я оставил портмоне дома. Но я сейчас же принесу Вам деньги, не беспокойтесь! - с виноватым видом начал объясняться Клаус. Но девушка уже была готова к такому обороту дела:
- Вы никуда не пойдёте, пока не заплатите! Я сейчас же вызову полицию!
- Девушка, Вы делаете проблему из ничего! - пытался успокоить её Клаус, но она уже называла адрес кафе полицейским по мобильному телефону. Полиция не заставила себя долго ждать. Вид Клауса был более, чем жалок и не внушал ни малейшего доверия блюстителям порядка. Глядя на него, они были уверены, что имеют дело с человеком уже ни раз проворачивающим такие дела. Кто бы мог теперь разглядеть в нём бывшего художника-оформителя?! Его увезли в участок, долго выясняли, кто он и откуда, и, наконец, выписав ему штраф в двадцать евро, отпустили домой. Двадцать евро — деньги не большие, но и их у Клауса не было. А потому, пока он не выплатит штраф, заявление на него от злополучного кафе будет находиться в полицейском участке, и он, Клаус, будет находиться под давлением полиции, как неблагонадёжный гражданин!... Яркое июньское солнце оказалось бессильным развеять туман в его душе, который теперь ещё более сгустился, и груз, давящий изнутри, стал ещё невыносимее...
Идя домой под вечер, Клаус уже не видел красивого неба и золотого вечернего солнца — густой туман стоял в его голубых глазах. Если бы он мог плакать, он дал бы волю слезам, и ему стало бы легче, но этой целительной влаги не было в нём. Подойдя к своему подъезду, он открыл почтовый ящик, достал, что там лежало, и его вдруг задрожавшая рука чуть не выронила серый конверт: это было уже второе письмо из домоуправления. В первом Клаусу напомнили выплатить квартплату; второе письмо должно было быть построже. Худой, подавленный, беспомощно согнувшийся над этим письмом, Клаус был похож на большой вопросительный знак после слов «Где выход?».
«Уважаемый господин ….. ,
осведомляем Вас, что нам известно, что решением суда Вы не признаны неплатёжеспособным. Поэтому будьте добры в ближайшее время перечислить Вашу задолженность. В противном случае мы вынуждены будем Вас выселить и обратиться в суд за помощью в решении вопроса о невыплаченной квартплате.
С уважением домоуправление» - гласило письмо из серого конверта.
«Всё думаю над смыслом жизни
и не могу его понять!
Ужель я для того родился,
чтоб только попусту страдать?
Неужто ждать, пока раздавит
меня жестокой жизни груз?
Где выход из кольца тумана?
Я выйду и не возвращусь!»
- написалось само собой, когда Клаус чертил ниже на этом же листе бумаги. Он прочёл и усмехнулся, бросив ручку на стол:
- Я уже стихи начал писать! Дошёл!...
Он встал, подошёл к окну. Сплошные высотные дома, заката не видно. По улицам носятся автомобили, по тротуарам торопятся пешеходы.
- А почему бы и нет? - пробормотал он, - Может, я ещё знаменитым поэтом стану! Вот люди носятся туда-сюда и не знают, что рядом с ними живёт знаменитый человек. Может, через несколько лет обо мне заговорит вся Германия! А может, даже и весь мир!...
Он улёгся на диван, заложил руки за голову, ноги закинул на спинку дивана и, рассматривая свою когда-то повреждённую стопу, начал мечтать. И он мечтал, как ребёнок, самым наивным образом... Думать о предупреждающем письме он был уже не в силах...