"А судит кто за давностию лет?"
Из сплетен едких паутин
Вились удавки для души.
Сквозь тени топкие пройди.
Знай, свет и воздух — впереди.
СССР. Украина. Школа-интернат.1970е.
Урок математики в школе - интернате был в разгаре. Вел его всеми любимый учитель, за тридцать, с кудрявыми черными волосами, овальным лицом, прямым носом, карими глазами и стройной фигурой, Виктор Валерьевич. Из высоких окон этого класса была видна площадка перед школой, асфальтовая дорога, и ПТУ напротив, где училось много ребят из Западной части Украины, как их называли, гуцулов. Они как правило были низкого роста, рано созревшие, уже с усиками, крепыши, некоторые даже иногда заходили на территорию интерната пообщаться с ребятами. Вот эти ПТУшники и отвлекали всоим хождением туда сюда многих одноклассников. Их головы были повернуты к окну, звала природа за стенами школы, высокие тополя, машины, автобусы, полные пассажиров, и они пропускали то, что говорил учитель. Виктор Валерьевич их подлавливал, неожиданно задавая вопрос о прослушанном материале, потом он их ругал, стыдил, а в классе кто смеялся, а кто впадал в стресс из-за нерадивости других и повышенных тонов учителя. Потом урок продолжался и кто-то еще попадался на горячем. Одна лишь Вера, отличница, оказалась вне казуса, потому как глядя в окно, в ту, свободную жизнь других людей, она все же умудрялась слушать урок и когда В.В. внезапно поднял ее для ответа и был уверен, что она осрамится, она четко и полно ответила на вопрос, а это значило, что она ни слова не пропустила. Восторгу учителя не было конца, Вера стала ходячей легендой, В.В с этого дня называл ее не иначе как Юлий Цезарь и об этом гудела вся учительская.
Но, это было пару лет назад. Вера вспомнила Виктора Валерьевича, прекрасного учителя, вспомнила похороны, и как она на похоронах заплакала перед тем, как его с гробом начали опускать в яму. Хоронило Виктора Валерьевича очень много людей, был он очень уважаем и почитаем в районном городе, среди партийцев, учителей, среди учеников, у него остались жена и сын. Все заметили ее слезы и стали шептаться и Верина воспитательница поясняла людям, что Вера была самая любимая его ученица. А Вера не могла остановить слезы, ей было невыносимо больно, что Виктора Валерьевича: этого яркого, веселого, умного человека, который несколько дней назад был полон сил и показывал ученикам росписи висевшие на стенах класса, сделанные его рукой во время летних каникул; что его хоронят так недостойно. (Его росписи были красивы, Вере хотелось уметь вот так же рисовать, так необыкновенно.) И вот теперь люди бросают комья земли на его гроб, пока этот гроб, свесив на длинных полотенцах, крепкие мужчины потихоньку опускают в обыкновенную яму. "Разве так можно!"— кричала Вера внутри, "Он же человек! Разве можно закапывать, как собаку, в землю! Забрасывать двумя метрами земли! Там же темно! Там одиноко! Оттуда не выбраться! Зачем его так? Это унизительно!" Это было страшно. Сердце не могло такое принять.
Вера вспоминала иногда любимого учителя, иной раз заходила на кладбище, оставляла полевые цветы и разговаривала, а это были все вопросы, зачем он ушел. После него такого учителя математики уже не было.
А сегодня Вера отпросилась домой до вечера. В восьмом классе, ученикам, которые жили в том же городе, позволяли пойти домой среди недели. Правда, следовало хорошо попросить. И вот, побыв с мамой несколько часов, Вера засобиралась назад в школу, хотя можно было вернуться утром, но тогда надо вовремя встать. Дома они с мамой вспомнили как в один из выходных, а была ранняя осень, к ним на квартиру пришел Олежек, а это был Веры школьный друг, первая любовь, но настолько невинная, что они всего раз целовались и все. Олежек пришел из своего села неподалеку, ну как неподалеку, километров 10 и вот он шел пешком и принес угощение, арбузы. Эт было неожиданно и приятно. В эту неделю Олежки дня три не было в школе, видимо заболел. Вере стало мерещиться, что вот Олежек возьмет и прийдет, как тогда, без предупреждения. Ведь он соскучится, ведь так? Она соскучилась. Попрощавшись с мамой, выйдя на крылечко пятиэтажного дома, она помедлила, увидела лавочку у подъезда, почувствовала дуновение бабьего лета, шелест тополей, и решила не сразу идти назад в школу, а подождать Олега, а вдруг он прийдет. Из парка за домом доносились трели кузнечиков, легкие сумерки покрывали квартал, высокие тополя слегка клонились от ветра, в окнах загорался свет. Перед Верой стояло лицо Олега, милое лицо подростка с пышными извитыми губами, слегка суженным разрезом хитрых глаз, чуть ли не всегда направленных на нее, длиннорукая нескладная фигура, прорезавшийся басок в голосе. Перед лавочкой, где сидела Вера, стоял деревянный стол и еще одна лавка на другой стороне. Все окрашено зеленой краской. За этим столом днем мужчины играли в домино и карты. Ветер стал холоднее, небо темнее, Вера потеряла счет времени, ей так сильно хотелось дождаться Олега.
Вдруг из-за угла дома появились две фигуры: один молодой человек был лет двадцати, другой двадцати восьми, оба в клетчатых рубашках, черных брюках, и судя по черному налету на ресницах — шахтеры. Они приветливо обратились к Вере, кого она ждет. Она постеснялась об этом говорить, так, мол, просто отдыхаю. Они тоже присели отдохнуть. Потом все намекали, что парень, видно, не прийдет. Шутили, интересовались, откуда. Слово за слово, тело уже пробирала дрожь, и оказалось, что уже больше десяти вечера. Тут Вера всполошилась, она же опоздала в общежитие, которое закрывали в 10:00. Но молодые люди ее успокоили, мол, не переживай, ты можешь переночевать у нас, попьем чайку, послушаем музыку, а утром пойдешь в школу. Вера струсила, она не решилась вернуться в квартиру, потому как мама наверное уже спала, и будет ее ругать, что сидела так долго во дворе и опоздала в общежитие. Совершенное незнание внешнего мира, что ожидать от людей, которые выглядят довольно добрыми, и Вера согласилась пойти с шахтерами. Идти пришлось недолго. Прошли длинный дом, ктоторый стоял вдоль аллеи, и в следующем, тоже длинном доме зашли в крайний правый подьезд. На первом этаже слева в углу была квартира, где у одного из мужчин жила тетя, но она куда-то уехала в отпуск. То есть кроме молодых людей там никого не было. Квартира была однокомнатная, стандартная. Посидели на кухне, поели, попили чай, мужчины ну или парни покурили, ну и выпили чего-то. Вера была так воспитана, в ненависти к алкоголю, посему пить отказалась. Показали Вере, где спать, это была кровать. Сами они легли на раскладном диване. А среди ночи ее вдруг разбудили касания чьих-то рук. Это двадцатлетний парень начал ее трогать, пытался заняться сексом. Вера инстинктивно стала дико отбиваться и была на удивление сильной. Кричать она не могла, у нее от страха исчез голос, она могла только шептать. От шума и возни проснулся мужчина постарше и начал увещевать молодого этого не делать, очень строго. В конце концов он подошел, оторвал его от Веры и потащил на кухню. Там, за закрытой дверью он матерился, кричал, что это будет изнасилование, и ему дадут 10 лет тюрьмы. Долго они на кухне ссорились, бубнили, но разум победил и оба вскоре, храпя, уснули на диване. Утром Веру разбудил "сознательный" товарищ, угостил чаем, и она побежала в школу. Он конечно же попросил никому о случившемся не рассказывать иначе его друга упекут, мол он просто выпил лишнего. Вера пообещала, что не скажет.
Вера была рада, что все обошлось, хотя конечно происшедшее было сильным потрясениям для четырнадцати-летней девочки, которая большую часть своей жизни прожила практически в монастыре. Она была рада, что поспеет как раз к урокам. В школу она никогда не опаздывала с выходного или с каникул. Даже пурга и снег выше крыши никогда не были для нее причиной пропустить школу или опоздать. Пока она шла аллейками до центральной улицы, в голове крутилось событие ночи, пережитый страх, отвращение, непонимание, глубокое разочарование в людях. А впереди ждало самое неожиданное, как буд-то жизнь не хотела послабить тяжесть, а наоборот, умножить и ею почти убить.
В школе на Веру сразу все посмотрели в упор, как на провинившуюся. В чем дело, думала она.
— А тебя уже все утро ищут по всему городу!
— Я же домой отпросилась. Я была дома.
— А Валя тоже была дома и утром за тобой зашла, а твоя мама сказала, что ты еще с вечера пошла в школу. А когда Валя пришла в школу, тебя то тут и не было!
— Где ты была???
Учительница на повышенных тонах начала допрос. Одноклассники окружили их. Учительница начала истерить, потому что Вера молчала. Вера обомлела от происходящего, сердце дико билось, все тело напряглось, у нее от страха отнялась речь, все, что она могла, это уставиться в землю.
Тут пришла Верина мама, которой уже сообщили, что произошло, что дочери в школе не было всю ночь. Мама сначала просила, но это не помогало. А как можно было перед всеми что либо объяснять? Да и наедине, такое сразу не расскажешь. Разве что в исповедальной. Вера не могла открыть рот, не произносила ни слова, ошалевшая от позора, стыда, унижения. На глаза накатывались слезы, в горле комок и было горько-горько. Что она должна сказать? Что провела ночь у незнакомых людей? Что там ее чуть не изнасиловали? Что Олег так и не пришел? Что она скучала за Олегом и из-за этого засиделась на этой чертовой лавочке? А Олег, если он узнает, если она скажет, как было, каково ему будет перед классом, да его же затюкают! Нет, она не может никому ничего сказать, лучше сцепить зубы и молчать! И Вера продолжала пялиться в землю, не поднимая глаз, а по щекам горячими дорожками бежали слезы. Слева на нее нервно наседала учительница, с криками, воплями, справа мама, из последних нервов пытающаяся вырвать из нее признание, обе начинали ее унижать всякими придуманными мыслями о ней, всякими взрослыми пошлостями, а класс стоял по кругу. Ничего не добившись, учительница повела всех на урок. Мама ушла, злая и чуть ли не с проклятиями. Вера тоже пошла учиться, учеба была ее трудом и увлечением, она была ей предана.
Она невзлюбила после этого Валю. И надо было ей зачем-то заходить за ней домой! Если бы не Валя, ничего бы не было. Проходил месяц за месяцем. Учеба шла хорошо. Кто-то в классе пустил слух, что Вера беременна. Сознание Веры наполнилось удивленной иронией, ведь с воздуха не беременеют, и высчитывать, кто распустил такие мерзкие слухи, не приходилось. Конечно же, Валя. Вера походила какое-то время в огорчении, сторонилась подружек. Потом доучилась до конца года и ушла из школы с радостью и навсегда.