День ото дня сиятельная Афрадейлис становилась угрюмее и раздражительней. Не свойственные Дейл ранее такие черты характера, как уныние, острое неприятие чего-то или кого-то и недовольство по любому поводу — вдруг проявились в полной мере. Магиня то впадала в отчаяние от любой мелочи (слишком горячего супа или плохой погоды), то злилась не на шутку от навязчивой услужливости приспешников. Она бросала в опостылевшие зеркала курительницы фимиама и аромолампы, кричала, чтобы прекратили хвалебные песнопения и, затыкая уши, удалялась в свои покои. Надо отдать должное, ни на кого лично она не сорвалась-таки ни разу, однако напуганные резким непредсказуемым поведением кумира, жрецы и жрицы все же старались держаться поодаль и пореже попадаться на глаза, а гимны и воскурения благовоний осуществлять потише и поменьше. Однако острое недовольство этими нововведениями витало в атмосфере и не предвещало ничего хорошего. Но девушка пыталась не обращать внимание на осуждающие взгляды окружающих.
Дейлика почти перестала излучать магию совершенства и почитания, что грозило неповиновением, а возможно и чем-то б0льшим, но это беспокоило её меньше всего. Она не могла, просто не умела, оказавшись в таких условиях, оставаться собой и продолжать заряжать позитивом и радостным восприятием жизни всех вокруг... Магиня настаивала, чтобы во время еды и сна её оставляли одну и не беспокоили. С большим трудом ей это почти удалось...
И только ночью в своём укромном местечке на крыше она могла побыть собой наедине со звёздным небом.
В своей прошлой жизни она была жизнерадостной, милой и очаровательной, может быть даже слишком... Ей это мешало. Многих мужчин привлекала её яркая внешность, покоряли грация и легкость движений. И они яростно бросались на штурм. По свойственной ей приветливости и деликатности, она всегда давала шанс. Но ни один из «охотников» не сумел за красивой внешностью разглядеть её суть — нежную и ранимую. И она вновь разочаровывалась, но старалась не показать очередному ухажеру, что он не тот, кто ей нужен, чтобы не ранить его чувств, не подорвать веры в себя. Наоборот, пыталась сделать так, чтобы он ни в коем случае не почувствовал, что проблема в нём. Всеми возможными (и даже невозможными) способами она старалась дать понять, что это она не ТА для очередного кандидата. К преклонению и почитанию она не привыкла априори. Однажды ей вдруг показалось, что вот он: тот самый... Нет, тот случай ей вспоминать сейчас не хотелось. Эх, видимо неполно она осуществила свою пересамозапись, раз не умеет ужиться здесь... сама с собой и вверенным под её опеку народом. Ох, ну почему, почему она не может приказать себе стать иной?! Повелительной и довольной всеобщем поклонением.
«Скромыс, где ты?» - вопрошала она ночные созвездия. Девушка крутила в тонких нервных пальцах амулет, согревая его своим дыханием, но не смея воспользоваться. От чего её спасать? И от кого? От себя самой... Что она скажет явившемуся на зов? Что не справилась с заданием, потонула в рефлексии от невозможности стать тем, кем ей предстояло быть? Да он первый станет над ней смеяться! «Слабачка!» - говорила себе: «Ишь нюни распустила. Домой захотелось? А ну, прекратить немедленно!» - внушала она себе, но к сожалению, ни окрики, ни подбадривания, ни даже свойственная ей раньше в любой ситуации самоирония — в этом мире не срабатывали.
* * *
- Лидо, - Скромыс вошёл в «жилище» архимага без приглашения и предупреждения, чего раньше себе никогда не позволял. Старец, сидящий в глубокой медитации в позе лотоса, не то витавший в дальних мирах, не то бродящий по лабиринтам своих фантазий с удивлением взглянул на неожиданного гостя:
- Да, Скромыс? Ты что-то хотел.. Маг не дал ему договорить:
- Круг Света собирается возвращать своего посланника из Жрецарии? - весь вид нежданного гостя явственно показывал, что он настроен решительно и намерен добиться поставленной цели. На Скромного ранее Мыслями и разговорами он не походил и в помине.