Три Крапоткинских переулка в Минске всегда казались мне краем вселенной.
Мы никогда не ездили на автобусе. Увидеть его, подъезжающего к остановке, было настоящим чудом. Пешком, всегда пешком. До магазина 20 минут, до почтового ящика 25, до школы 35. Пешком ходить было привычно. Я жила на третьем Крапоткинском, совсем рядом была Болотная станция и Комаровский рынок. Словечки – то какие в названиях – комары и болото.
Все это предполагало грязь всякой плотности и глубины. Чтобы дойти до школы, надо было пройти второй, не завязнуть в огромной луже на перекрёстке, миновать первый переулок и подняться на горку к Художественно-галантерейной фабрике. А там уж еще минут 25 идти вдоль унылых серых заборов до цивилизации, которую обозначала моя школа. Недалеко от неё был кинотеатр «Спартак»!
Перешеек между моим третьим и вторым Кропоткинским переулком – был самым страшным. Надо было идти, тесно придавшись к забору, чтобы не замочить ноги на разъезженной дороге. По ту сторону забора со злобным лаем за мной гнался злобный пёс, настоящая собака Баскервилей!
Чудовище всовывало свою страшную морду в расщелину между серыми доскам и, разбрызгивая слюни, исходило ко мне ненавистью.
Моя задача была проскочить дырку в заборе раньше, чем туда добежит пёс. И у меня была хитрость!
В портфеле лежал завтрак. Я швыряла бутерброд собаке. Пока пёс добывал его из бумаги, мне удавалось выбежать на новый рубеж.
Я привыкла жить без бутербродов.
Лето прошло у бабушки в деревне. Я с ужасом думала о том, что собака за забором как и я подросла и стала еще страшнее. Но, спеша на школьную линейку, посвященную началу учебного года, я спокойно миновала страшный забор.
В этом крайнем доме, огороженном длинным забором, жил мой одноклассник Генка Макей.
Он сообщил, что собаку посадили на цепь.
Однако, не такой был Генка, чтобы раздавать хорошее настроение. Как только я поравнялась с лужей у его дома, Макей швырнул в неё кусок кирпича, и я с ног до головы оказалась заляпанной грязью.
— Я пойду и покажусь сейчас твоей маме— пообещала я.
— Только попробуй! Я на тебя Тайфуна спущу!
Меня это не остановило. Думаю, открою калитку и докричусь до Генкиной матери. Пусть увидит дело его рук.
Как только я вошла в Генкин двор, пёс стал громко лаять и царапать когтями дорожку. Генка схватил его за ошейник и отцепил с привязи.
— Вали отсюда, Лосиха. Последний раз предупреждаю!
Собаку он не удержал.
Повернуться и открыть калитку я не успела. Прижалась к ней спиной и закрыла от ужаса глаза.
В следующее мгновение Тайфун меня едва не повалил, положив лапы на плечи.
— Назад, фу! — истерически кричала Генкина мать, выбежавшая на крыльцо.
Не знаю, как я не умерла от разрыва сердца в ту минуту.
Горячий слюнявый язык прошёлся по моему лицу несколько раз, слизывая грязь и слёзы.
Тайфун помнил мои бутерброды и не съел меня.