Непристойная история

               
                (18+)
               
                Документальная проза
                (конец 80-х)   

                НЕПРИСТОЙНАЯ ИСТОРИЯ
               
             
          
                Пролог
   
 
         В Ленинграде на Сапёрном переулке в квартире надо мной жил капитан в отставке с женой и дочерью.
Наши соседки по коммуналке, как раньше в деревнях у колодца, так и сейчас у мусорных бачков, собирала все сплетни по дому. Стоило только выйти на кухню -- и ты оказывался в курсе всех последних новостей.
         Тогда-то я и узнал, что жена капитана была, мягко говоря, не ангел. Пока муж находился на службе, а дочь в школе, она таскала к себе разных мужиков. До него, конечно, доходила людская молва, но он ничего не предпринимал, лишь молчал и нервно курил. Ему даже советовали накостылять ей хорошенько, но капитан этого делать не стал.

         Я иногда видел его на улице. Ещё тогда я заметил, что в разговоре он старался не смотреть в глаза собеседнику и виновато опускал голову. Ходили слухи, что у него не всё ладно по мужской части. Но что тут сказать, слухи они и есть слухи.
Кто его знает, где здесь правда, а где ложь.

         Как-то вечером, возвращаясь домой, я увидел необычное оживление у нашей парадной. Вокруг «скорой» с синий мигалкой столпилась куча народа. Особенно много было военных. Послышалось команда «посторонись!» -- и из парадной вышли санитары с носилками. Лицо человека на носилках закрывала белая простыня.
         Кто-то произнёс: «Застрелился!». Рядом со мной стояли два офицера.
         -- Он только что инвалидность оформил, -- сказал один из них. –- А я уже два года не могу получить.
         -- И квартиру ему выделили, -- добавил другой. -- На днях должны были переезжать. Да что там говорить,
одним словом, -- чернобылец! 
         Тогда я впервые, по-новому, ощутил смысл этого слова.
            
               
                Часть 1.


         От центра Сочи до пансионата «Морской прибой» можно было доехать на автобусе всего за десять минут.
Пансионат располагался на самом берегу Чёрного моря и, как положено солидному учреждению, имел свой пляж, покрытый мелкой серой галькой.  Обустройство было обычное: лежаки под навесом, кабинки для переодевания, несколько ярких пляжных зонтов. Здесь же находился маленький причал для стоянки прогулочных лодок.
         Шезлонги выдавали на прокат в застеклённом павильоне, рядом с которым в небольшой деревянной пристройке дежурили, а практически жили, сторожа Витёк и Петрович, бывшие ликвидаторы на Чернобыльской АЭС.
По сравнению с охранниками на других пляжах они выглядели довольно-таки молодо. На вид им было не больше сорока. Ходили они вечно небритые, носили тельняшки и военную униформу. А на голове Витька всегда красовалась капитанка: слегка приплюснутая белая морская фуражка с золотистым якорьком на кокарде и чёрным козырьком.
         Правда, Петрович, маленький лысый мужичок, последний месяц уже не ночевал на берегу.
Он нашёл себе некую Клаву -- кладовщицу в пансионате -- и жил у неё.

         Витёк был полной противоположностью своему напарнику: высокий, статный, подтянутый. В нём ещё чувствовалась военная выправка. А его усталые васильковые глаза нет-нет, да и привлекали к себе мимолётные женские взгляды.
         Оба -- заядлые рыбаки, при любой возможности старались уйти в море, на промысел. Потому и уха была у них основным блюдом на столе и основной закуской. Редкий день в пристройке обходился без бутылки, но в рабочее время лишнего себе никто не позволял.
        Помещение охранников было обставлено по-спартански. Два крохотных диванчика, стол с двумя стульями, табуретка, шкаф для одежды и стеллажи со всяким хламом. Половину стола занимал старенький телевизор “Рекорд” -- единственная радость по вечерам. Но, к сожалению, он был сломан и требовал серьёзного ремонта. 
   
        Перед входом на их берег стоял щит с надписью "Пляж пансионата Морской прибой". И хотя вход никто не охранял, посторонние редко заглядывали сюда. Но в тот день, о котором пойдёт речь, на пляже появились незваные гости, неприметная семейная пара глухонемых из Питера. Оба низкого роста, с невзрачной внешностью, пройдёшь мимо –- внимания не обратишь.
        Её звали Алла, его Николай. У них было редкое ремесло -- пляжные воры.         
    
        Схему хищений семейная пара отточила до совершенства. Пока человек (обычно женщина, что безопасней) переодевался
в кабинке, Алла, проходя мимо, выбрав нужный момент, хватала висевшие на кабинке вещи и быстро передавала их мужу. А тот, пихнув их в сумку, буквально испарялся с пляжа за несколько секунд.
        Алла же специально маячила около места преступления, отвлекая всё внимание на себя. Даже если жертва, обнаружив пропажу,
и поднимет крик -- ей не удастся ничего доказать. У жены Николая железное алиби -- при самом тщательном осмотре
у неё ничего не смогут найти.
    
        А теперь представьте себе женщину в тесной кабинке. Она, опустив голову, сняв трусы, и стоя на одной ноге, пытается попасть другой ногой в "прореху", не испачкав при этом своё бельё. А ведь ноги в большинстве случаев по щиколотку в грязи
от песка и тины. Так что об одежде в этот миг попросту забываешь…
        Но в последнее время дела у парочки шли неважно. Похищенного едва хватало на пропитание. А ведь им приходилось содержать ещё и маленькую дочь. Поэтому они вынуждены были перейти на клофелин.

        Обычно пара приглашала клиентов поиграть в карты, а потом предлагала попробовать домашнюю клюквенную настойку.
        И если клиент западал, дальнейшее не представляло для них труда. Правда, один раз в Питере их поймали,
но тогда им повезло, -- удалось откупиться. Больше они не стали испытывать судьбу в северной столице и уехали на гастроли.

        С утра Алла с мужем заняли два лежака под навесом. А на третий в самом углу поставили свою сумку. «Наживка» на их жаргоне. И кто бы что не спрашивал, они всем давали понять жестами, мол, место занято. Для конспирации на ней был надет ярко-рыжий парик.
        Ждали долго, до полудня. Наконец, когда они уже стали терять терпение, на пляже появилась шикарная женщина
в ослепительно-белом брючном костюме и с белой элегантной сумочкой, на которой ярко блестела надпись "Christian Dior".
        На вид ей было лет тридцать. Своим цепким взглядом жена Николая сразу смогла засечь блестящие на солнце золотые серьги и золотую цепочку, украшавшие незнакомку.
        Дама подошла к свободному лежаку и спросила, не занят ли он. Алла, убрав свою сумку, расплылась в улыбке и с радостью уступила ей свободное место.
        Пришедшая женщина, достав из сумочки голубую пластиковую бутылочку с минералкой, сделала пару глотков,
потом сходила в кабинку, переоделась и пошла купаться, уплыв далеко за буйки.
   
        Просто почистить сумочку для Аллы было мелко, это был не её уровень. Уж коли попалась крупная рыбина,
нужно выпотрошить её до конца.  «Такую гагару не соблазнишь настойкой, -- прикинула жена Николая. -- Тут нужно что-то другое».
         Решение пришло мгновенно. Она взяла бутылочку незнакомки, открутила пробку и, достав пузырёк с клофелином, вылила его содержимое в минералку. После чего закрутила пробку и положила бутылочку на прежнее место.
      
        Маленькая справка. Для получения одурманивающего эффекта клофелин обычно подмешивают к спиртным напиткам.
Ибо алкоголь, расширяя сосуды, облегчает доступ клофелина к нервным центрам в головном мозгу. Но далеко не все люди соглашались распивать спиртное. На этот случай Алла изобрела своё ноу-хау.
        Она подобрала растворимое в воде лекарство, сильно расширяющее сосуды, почти без запаха, и смешивала его вместе
с клофелином.
         
        В это время на пляж забежал высокий молодой человек в лётной форме (белая куртка-сорочка с чёрным галстуком и синие брюки). Он искал какую-то женщину в белом брючном костюме. Обойдя весь пляж, молодой человек зашёл
в помещение для выдачи инвентаря и поговорил с Витьком. Но, не найдя свою знакомую, вскоре ушёл.
        Через некоторое время шикарная женщина вернулась. Она открыла свою бутылочку, сделала несколько жадных глотков
и легла отдохнуть. Вскоре она уснула и перестала подавать признаков жизни... Алла, решив проверить действие клофелина, подёргала спящую за плечо –- та даже не шелохнулась.
 
        А тут ещё и погода оказалась на стороне пляжных воришек. Подул свежий ветер, небо заволокло тучами, стал накрапывать дождик. Очень скоро пляж совсем опустел.
        Жена Николая посмотрела по сторонам и, убедившись, что никто на неё не смотрит, сняла цепочку и серёжки
со спящей соседки.
        Затем, порывшись в её сумочке, нашла бумажник и выгребла оттуда все деньги. Сумочку и бумажник брать не стала -- слишком уж приметные вещи. А вот брючный костюм и красные босоножки она сунула себе в пакет, авось пригодятся. Попробовала снять обручальное кольцо с безымянного пальца -- но оно не поддавалось, сидело слишком туго.
        У Аллы был принцип -- никогда не идти на дело в одном и том же прикиде.
Она сняла с себя рыжий парик и, решив немного поозорничать, надела его на голову своей жертвы. Затем, нацепив чёрные очки, Алла вместе с мужем быстрым уверенным шагом направилась к выходу.
      
      
                Часть 2.

 
         Стемнело. Витёк и Петрович занялись уборкой территории. Собрали окурки, бумажки, вытряхнули урны, проверили замки на причале, где стояли лодки. Самый яркий светильник на мачте в целях экономии выключался ровно в десять часов.
         -- Зачем только его здесь поставили, коли от него никакого проку, -- ворчал Петрович.
         Их же фонарик светил очень тускло -– батарейка была на последнем издыхании.

         Перед тем как идти к себе в пристройку, они заглянули под навес и ахнули: в самом углу в одном купальнике лежала довольно-таки молодая женщина, рядом валялась сумочка и больше ничего. Женщина так сильно спала, что все попытки её разбудить, -- хлестали даже по щекам -- ни к чему не привели.

         Её жизни ничего не угрожало, дыхание было ровное, сердцебиение размеренное. Цвет лица даже при тусклом свете фонарика опасений не вызывал.
         -- Скорее всего перебрала лишку, -- сказал Петрович. -- Вот её на воздухе и развезло.
         -- Действительно, какой-то запах от неё идёт, -- согласился Витёк. -- Женский алкоголизм, знаешь, намного опасней мужского. Женщина может за год полностью потерять человеческий облик.
         -- А я, кажется, её знаю, -- почесав затылок, сказал Петрович. – Это же рыжая Нюрка-шалава, привокзальная путана.
У меня брат машинистом работает. Так он говорил, что все проводники с дальних поездов к ней ходят. Берёт она, правда,
не дёшево -- две тысячи за ночь, но видимо, оно того стоит.
         -- Не слабо! -- покачал головой Витёк.
         -- А ты как думал. Крутая тёлка, есть за что подержаться!

         Сначала они хотели заявить в милицию, но потом передумали. Работали сторожа на берегу без регистрации, можно сказать, на птичьих правах. Поэтому решили  с милицией лишний раз не связываться.
         Они занесли её в свою пристройку, положили на диванчик, под голову сунули подушку и накрыли простыней.
         -- Ничего с ней не случится, -- сказал Петрович. — Проспится, оклемается к утру, а там видно будет...
       
         У них была в загашнике одна бутылочка пива. Они её быстро приговорили. Но что это для двух здоровых мужиков,
это только на один зуб. Деньги у них кончились ещё вчера, а получка только через три дня.
         -- Завтра 26 апреля, не забыть бы хлопцiв помянуть, -- напомнил Витёк.
         -- Клавка обещала самогонки достать, -- сказал Петрович. -- А сегодня полный голяк.
         -- Но раз она так нажралася, -- заметил Витёк, -- значит у неё чего-то було. А може що осталося?
    
            
         Порывшись в её сумочке, они нашли беленькую картонную коробочку с надписью на иностранном языке "Liquid Viagra".
В языках сторожа были не сильны. А душа горела, как говорится, организм требовал. Из коробочки они достали пластиковый флакончик красного цвета.
         -- Да это же лосьон для волос, -- уверенно произнёс Петрович. — У нас на рынке продаётся. Я как-то с приятелем пробовал -- ядрёная штука, тебе скажу... на спирту, градусы настоящие. Только надо водой разбавить, чтобы мягче пошла.
         Витёк открыл флакончик, выдавил его содержимое в гранёные стаканы и долил туда воды. После чего наши герои выпили всё одним махом.

         -- Слушай, -- разглядывая незнакомку, сказал Петрович. -- Тело-то у неё холёное. Маникюр! педикюр! Следит за собой. Настоящая панночка.
         -- И не мудрено, раз такi гроши з мужиков тягает,  -- добавил Витёк. -- Впрочем, всi они хороши, когда спят.
         -- А грудь-то какая гарная! -- не унимался Петрович. -- Как нагло торчит из-под простыни. Можно я посмотрю?
         -- Мне то що? Хочешь дивись. Пока що бесплатно.
         Петрович подошёл к дивану, откинул простыню, спустил бретельки с её плеч и, получив эстетическое удовольствие, снова вернул всё на прежнее место.
         -- Обалденно! -- выкрикнул он. -- У такой шалавы и такие сиськи! Впрочем, мне теперь всё равно. Как говорит моя Катька, я теперь -- одноразовый шприц.
         -- Ну мне и подавно, -- добавил Витёк. -- После Чернобыля мне это уже  ни к чему…   

         Они ещё поболтали о разных пустяках, обсудили футбол и международное положение.
         -- А ты знаешь, -- через некоторое время сказал Петрович. -- У меня чего-то голова загудела. Уж не простыл ли я?
         -- Нехрен на чужi сиськи пялиться! -- заметил Витёк. –- Не хлопчик уже.
         -- Пойду-ка я к своей Клавке телевизор смотреть, -- посмотрев на часы, сказал Петрович. -- У неё есть малиновое варенье, любую хворь как рукой снимет.
         -- Ну давай, до завтра, -- попрощался Витёк.
Напарники похлопали друг друга по плечу и Петрович ушёл.            

                Часть 3.


         Когда Витёк остался один, он вдруг почувствовал, что и с ним происходит что-то неладное. Вначале началось лёгкое головокружение, недомогание. Сердце учащённо забилось в груди. Потом появился жар, кровь прильнула к лицу, стучала
в висках. Голова отяжелела. Дыхание стало неровным. Пот выступил на лбу.
         Но самое интересное, во что он сам верил с трудом, Витёк снова оказался, как бы это поделикатнее выразиться,
чтобы не смутить какую-нибудь щепетильную дамочку… ну, в общем, он снова оказался на боевом коне. 
         «Що це тэкэ? -- подумал Витёк. -- Що за хренотень?».
Наш герой опустил руку вниз живота -— сомнений не оставалось.
        «Вот це дела! -- подумал он. -- Вот це сюрприз!».

         Почти все мужики в Чернобыле больше всего боялись потерять свои мужские способности. Там даже такая присказка ходила.
         «Спасибо партии родной за мирный атом, теперь я буду спать с женой, как с родным братом».   
Не случайно военкоматы старались набирать преимущественно сорокалетних мужчин, уже имеющих детей; правда,
на военнослужащих это правило распространялось далеко не всегда. Так крышу третьего энергоблока чистили молодые
ребята-срочники. А некоторые попадали в Чернобыль, ничего не ведая, прямо с армейских сборов. 


          Уже три года, как Витёк развёлся с женой.
 «Зачем лишний раз травмировать её и себя». И больше с женщинами не заморачивался. Он поставил на себе, как на мужчине, большой жирный крест.
          Витёк вспомнил, как в каком-то фильме, Челентано в его положении начал рубить дрова. Но дров у него не было,
и он решил побегать по берегу, чтобы сбросить лишнее напряжение. Бегал Витёк долго, до изнеможения, запыхался, еле держался на ногах, но не помогло.
Тогда он нырнул с волнореза в море, сделал несколько больших кругов по воде. Но легче тоже не стало.
         Наш герой вернулся в свою пристройку и стал ходить по ней из угла в угол.
«Вот попал, так попал! -- замотал он головой. -- В этом флакончике похоже було какое-то лекарство. Может быть нужно всего несколько капель, а мы хапанули по целому стакану. Господи! Голова як раскалывается, будто сжимает стальными обручами!
Ну це просто невыносимо!». Витёк стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.
         А в это время с дивана раздался лёгкий женский кашель. Незнакомка словно напомнила ему о себе. «Господи! Ещё це, шалава, на мою голову!» -- подумал он.
    
         В какой-то момент его назойливо и упорно начала сверлить мысль, которую Витёк гнал от себя как надоедливую муху.
Но она настойчиво возвращалась к нему.
         «А может мне, ну того, -- искушала она его. -- Конечно, могут быть последствия.
Но шо так, шо этак. Це лучше, чем сдохнуть. Як говорится, из двух зол меньшее. Эх, жаль! Была бы Нюрка твереза, может быть, смогли бы по-хорошему договориться».

          Между тем луна начала медленно освобождаться от туч. Её отсвет проник в пристройку. Контуры предметов стали медленно проявляться из темноты.
          Витёк подошёл к дивану, приподнял простыню и пристально посмотрел на панночку. В какой-то момент ему показалось, что её лицо сильно напоминает лицо главного бухгалтера пансионата Валентины Петрiвны. Его прошиб холодный пот.

                Он снял капитанку и вытер лоб.
 
       «Це ж порядочна жiнка, -- корил он себя. -- У неё двое детей, семья. И яка ж я буду скотыняка, если оскверню её.
Самому-то тобi не стыдно?».
       Но тут наш герой вспомнил, что Валентина Петрiвна никогда не ходила на пляж. В пансионате на верхнем этаже был бассейн для VIP персон. И всё начальство ошивалось там с утра и до вечера.
      
                Он надел капитанку.

       Но тут Витёк заметил кольцо у неё на правой руке. Такие обручальные кольца
с маленькими драгоценными камешками только входили тогда в моду.
«Так це замужня жiнка», -- подумал он.
      
                И снова снял капитанку.

       «Ну уж никак не Нюрка. Як це всё выглядит некрасиво. Она порядочна жiнка, а я -- подонок, грязная похотливая тварина.
Просто кобель!».
       Но затем Витёк вспомнил, что подобные колечки продавались во всех ларьках и киосках на побережье. «Яки там брюлики!
Самые обыкновенные фианиты, -- сплюнул он, -- обычные дешёвые поделки».
      
                Он снова надел капитанку.
 
        Тут его взгляд привлекли её волосы. Шелковистыми волнами, с золотисто-шоколадным отливом, они небрежными прядями рассыпались по подушке. Такую укладку не в каждом салоне могут сделать. Чувствовалась рука большого мастера.
      
                Он снова снял капитанку.

        Но тут Витёк отчётливо почувствовал запах сивухи, исходящий от неё. «Тоже мне светская дама нарисовалсь!» -- подумал измождённый мужчина, полностью сняв с неё простыню.
 
                И снова надел капитанку.
   
    
       Тут ему вспомнились слова Петровича про маникюр, педикюр, холёное тело. И сейчас он воочию убедился, что это действительно было так. Ему стало не хватать воздуха. Он закашлял. Лицо его покраснело.
      
                Он снял капитанку.

       Теперь освещённое светом луны её тело выглядело ещё прекрасней. Она повернулась на спину. Согнув ногу в колене,
женщина откинула её в сторону, словно призывая его к себе.

       Лёгкая улыбка играла на её губах, а может это ему показалось. Но, как бы то ни было, теперь она выглядела ещё обольстительней.
От её живого, тёплого тела у него начинала кружиться голова. «На таку жінку можна тільки молитися, -- подумал он. -- Мадонна!».
       И снова накрыл её простыней.
 
        «Ба!», -- неожиданно осенило его. Только сейчас, когда она лежала на спине, Витёк отчетливо разглядел два округлых холмика, торчащих из-под простыни.  «Да який же це главный бухгалтер. Валентина Петрiвна плоска, як доска.
И уж тiльки по одному этому не могла здесь лежати. Ух! Отлегло!».
      
                Он надел капитанку.
   
        «То же мне Мадонна, привидiлася! -- усмехнулся он. -- Идиот, да и только! Какие-то непонятные юношеские фантазии.
Нюрка, она и есть Нюрка! Шалава! И нечего тут канитель разводить!».
        Сжав зубы и скрестив руки внизу живота, он нервно подпрыгивал то на одной ноге, то на другой –- так обычно ведут себя люди, которым очень не терпится облегчиться.
        «А может господь мне специально её послал, чтоб я не окочурился?» -- внезапно осенило его. Дама снова легла
на живот.
 
        И хотя неведомая сила буквально тащила его к ней, он сделал последнюю попытку сдержать себя.            
«Ведь я её совсем не знаю, -- подумал он. -- Не дай бог яка зараза! Намотати на винт, будешь потом всю жизнь по врачам бегати».

        Он машинально взял её сумочку и высыпал содержимое на стол. Среди помады, заколок и шпилек валялась старая потёртая косметичка из чёрного бархата.
Он расстегнул на ней молнию и облегчённо вздохнул –- оттуда высыпалась целая пачка презервативов.
        -- Ну, славу богу! Спасён! -- вырвалось из его груди. 
   
        «Правда, как-то неудобно без её согласия, -- мелькнуло у него в голове. -- Но даже если бы женщина и согласилась, -- подумал он, -- вряд ли она зробила це бесплатно».      

        Больше всего в жизни Витёк не любил халяву. И привык всегда платить по счетам. А тут как-то нехорошо получалось.
И вдруг он вспомнил, что у него как раз отложено две тысячи рублей на ремонт телевизора. Как сказал мастер, надо поменять две лампы и блок строчной развёртки.
        Он снял с полки дембельский альбом брата с чернобыльскими фотографиями, вынул лежащие там деньги и положил их
в конверт. На конверте написал.
        «Нюра, простите за беспокойство. Немае сил більше терпіти!». Он положил конверт в её сумочку и твёрдой рукою решительно сдёрнул с неё простыню…


                Часть 4.


         Когда дамочка открыла глаза, она не сразу поняла, где находится. Чужой фанерный потолок с подтёками,
чужие стены с ободранными обоями.
         Поначалу ей показалось, что она ещё спит, и женщина закрыла глаза. Но дотронувшись рукой до кончика носа,
она поняла, что это был не сон.
        Дамочка снова открыла глаза и огляделась. Она лежала в замызганной хибаре, на диване в одном купальнике, накрытая простыней. Рядом с ней лежал какой-то небритый мужик в тельняшке.
       
        -- А-а! -- истошно завопила перепуганная женщина и соскочила на пол. Прикрывшись одной простынёй, она стояла, забившись в угол, и кричала.
        Витёк тоже проснулся, протёр глаза и медленно встал с дивана.
        -- Вы кто? – дрожащим голосом спросила женщина.
        -- Виктор, сторож, -- ответил он.
        -- Где я? –- спросила она.
        -- Це пляж пансионата «Морской прибой». В окошко посмотрите(показал он рукой), вон щит стоит.
Дамочка выглянула в окно и убедилась, что он говорит правду.
        -- А где моя одежда? – спросила она. – Мой белый брючный костюм.
        -- А мы вас так нашли, в одном купальнике.


        -- Где вы меня нашли?
        -- На лежаке пiд навесом. Никакой одежды не було. Одна сумочка эта.
Он взял её сумочку со стола и передал ей. Женщина открыла сумочку и, достав бумажник, заглянула в него.
        -- А где деньги? – спросила она.
        -- Мы ничего не брали, -- ответил Витёк. -– Як вас с Петровичем нашли, а це мой напарник, так сразу сюда занесли,
щоб не замёрзли.
        -- Так значит меня обворовали. Вы в милицию заявляли?
        -- Нет. Думали -- вы выпимши. Отоспитесь к утру, оклемаетесь, зачем органы беспокоить.
        -- Это вы напрасно сделали. Лучше искать по горячим следам... У вас есть что-нибудь из одежды?  А то мне как-то неудобно в таком виде перед вами стоять.

        Витёк достал из шкафчика тельняшку и брюки цвета хаки.
        -- Вы не беспокойтесь, -- одеваясь, сказала женщина. -- Я всё верну.
        -- Ничего страшного, Нюра. Це у нас рабочая одежда.
        -- А почему вы меня Нюрой называете?
        -- Так Петрович, напарник мой, сказал, що ви дюже схожі. И волосся у вас такі ж ярко-рыжие.
        Она подошла к зеркальцу, висевшему на стене, увидела на голове рыжий парик, со злости сорвала его и кинула на пол.
        -- Теперь я, кажется, начинаю понимать, -- закивала она, -- я знаю кто меня обворовал. Это моя соседка по лежаку.
То-то она мне так приветливо улыбалась, когда я подошла.

        Женщина ещё раз залезла в сумочку, порылась и достала паспорт.
        -- Хорошо хоть паспорт не спёрли и то ладно. Вот что значит потайной кармашек.
        Она раскрыла документ и показала Витьку.
        -- Вот видите, никакая я не Нюра. А Ольга Юрьевна Толоконникова. Новый директор пансионата «Морской прибой».
        У Витька челюсть отвисла. Он как стоял, так и сел на стул. Лишь чуть слышно пробормотал своё имя.

        -- А вы случайно не находили картонную коробочку, беленькую такую? -- спросила Ольга Юрьевна. -- Там ещё красный флакончик был.
        Витёк достал из мусорного ведра белую упаковку и положил её на стол.
        -- Петрович сказал, що це лосьён для волосся. Ну мы его того.
        -- Что того?
        -- Ну випили, в общем.
        -- Итит твою мать!! Да вы что с ума что ли сошли! Это же лекарство для мужа. Мне его знакомые из Лондона привезли. Знаете, сколько оно стоит? Не хватит всей вашей зарплаты. Вы что читать не умеете? Там же по рус…
по-английски написано "Liquid Viagra". То есть, жидкая виагра. Вы что, всё что ли выпили?
Витёк виновато кивнул головой.
        -- Чтоб вам сдохнуть! -- со злостью выкрикнула женщина. -- Глаза ваши бесстыжие!.. Этот ваш Петрович -— чудо в перьях! Откуда только вы его выкопали. Ни черта не знает, а во всё суёт свой нос!

            
                Часть 5.

      
        Тут её взгляд упал на конверт, который лежал в  сумочке.
        -- А это ещё что такое? -- спросила она и, открыв конверт, достала оттуда две тысячи рублей. -- Воры вряд ли бы сделали мне такой царский подарок. А ну признавайтесь, за что положили деньги?
        Витёк стал переминаться с ноги на ногу, не зная, что сказать. Наконец новый директор увидела надпись на конверте и прочла её вслух:
        «Нюра, простите за беспокойство. Немае сил більше терпіти!».
        -- Ну и как это понимать? –- глядя ему в глаза, спросила она.
Затем Ольга Юрьевна посмотрела на стол, на котором валялась вскрытая упаковка от презерватива. И тут до неё дошло.
Лицо её вмиг стало пунцовым, в глазах сверкнуло самое настоящее бешенство.

        -- Чёрт попутал! Я сам не знаю як! -- оправдывался Витёк. -- Не устоял.
        -- Подлец!! –- она ударила его по щеке. -- Будете у меня в тюрьме сидеть со своим Петровичем. А за групповуху дадут по максимуму!
        -- Да я один был. Петрович ушёл к своей Клавке...
        Она перевела дыхание, а потом продолжила свой разнос.
        -- Ну как вам не стыдно, вроде взрослый мужчина. А если бы с вашей женой такое сделали?.. К вашему сведению,
чтоб вы знали, за изнасилование есть уголовная статья. Жалко кодекса под рукой нет, а то бы узнали, какой срок придётся мотать.
      
        -- Почему же, у меня есть кодекс, -- сказал Витёк и достал с полки коричневую книжонку. -- Правда, ещё советский.
        -- Какая разница! -- бросила она и, взяв в руки книжку, начала листать. -– Там мало что изменилось.
Ну вот статья 117-я.
        «Изнасилование, то есть половое сношение с применением физического насилия,  наказывается лишением свободы
на срок от трёх до семи лет».
        -- Я насильства не применял! -- возразил ей Витёк.
        -- Не имеет значения. Да вот пропустила «или с использованием беспомощного состояния потерпевшей».
Сухари сушите, товарищ Виктор! Ваше место возле параши!..
        Её глаза сверкали гневом, она смотрела на него с презрением и с брезгливостью...
      
        Витёк стоял перед ней, виновато опустив голову, и только беспомощно разводил руками.
        -- Да вы, батенька, настоящий сексуальный маньяк! Или, как там по вашей мове, «писуньковый злодей!»... Я надеюсь,
вы ничем меня не наградили?
        -- Що ви! -- оправдывался Витёк. -– Я использовал ваши... ну эти... резиновые изделия, в косметичке. Он указал ей
на пустую упаковку от презерватива.
        -- Да вы, я смотрю, у нас культурный мужчина, -- она взяла в руки конверт и повертела его в руках. –- Я думаю,
у вас никогда не было задолженности по квартплате.
       
        -- Вы не подумайте чего, я тiльки один раз, -- опустив голову, выдавил из себя Витёк.
        -- А чего так мало?.. У меня вроде всё на месте. Или не по нраву пришлась?..
      
        Она стала ходить по помещению из угла в угол.
        -- Такая халява! Мог бы до утра кайфовать. Зато на зоне было бы что вспомнить.
        -- Виноват, не устоял.
        -- Ну это вы не мне, это вы следователю будете объяснять, -- глубоко вздохнув, кивнула она. -- Ладно, будем считать,
что я познакомилась с трудовым коллективом.

          
                Часть 6.


         За дверью послышались шаги, открылась дверь и на пороге появился Петрович с бутылкой в руках.
         -- Витёк, Клавку мою не узнать! -- буквально с порога выпалил он. -- Просто на седьмом небе! Дала целый литр самогонки и кучу закуси в придачу. Никогда её такой не видел!..
         Тут он заметил вчерашнюю незнакомку и осёкся.
         -- Це Ольга Юрьевна, -- представил её Витёк. -- Наш новый директор.
         Петрович выронил бутылку от неожиданности. Хорошо ещё, что Витёк сумел её поймать буквально у самого пола.

         «А це Петрович», -- показал на своего напарника Витёк.
         -- Так вот вы какой! –- раздражённо всплеснула руками Ольга Юрьевна. -— Источник всех моих бед! Сначала спутали меня с какой-то шалавой. А потом умудрились перепутать дорогое лекарство и лосьон для волос. Если вы ни черта
не соображаете, то хотя бы молчали в тряпочку! Я бы вам настоятельно советовала обратиться к врачу и проверить свою голову!..
         Она тяжело задышала и рукавом тельняшки вытерла лицо.
         -- А бутылку зачем принесли? Это что, пьянка на рабочем месте?
      
         -- Сегодня же 26-е апреля, -- напомнил Витёк.
         -- Ах, да, я совсем забыла, -- сказала она. "Вы что -- чернобыльцы?"
         -- Мы ликвидаторы, -- ответил Петрович.
         -- Мой муж тоже через это прошёл, -- печально  покачав головой, произнесла она...

         -- Ладненько, пусть будет так, -- подвела итог Ольга Юрьевна. -- Я сейчас пойду в милицию, а вы напишите пока объяснительные. Что и как было? Что видели? Всё равно вас будут вызывать и допрашивать. А потом занесёте мне
в кабинет в административный корпус.
         Она взяла упаковку от Виагры, засунула в свою сумочку и хотела было уходить, но тут её взгляд  упал на лежащий
на столе открытый дембельский альбом, скорее даже не на альбом, а на фотографию молодого человека в военной форме.
Лицо его ей было до боли знакомо. Где-то она его уже видела.
            
                Часть 7.


         -- А это кто? –- спросила она, указав пальцем на фотографию.
         -- Сашка, мой брат, -- ответил Витёк. -- Це ми с ним после дембеля в Припяти. Я в лётное училище тогда поступал,
а он в пожарную часть устроился.
         -- Я там работал с ним на водовозке, -- вставил Петрович.
         -- С Припяти? Так я тоже оттуда! -- изумлённо воскликнула Ольга Юрьевна. -- С матерью там жила до аварии.
Ну надо же такому случится, -- закачала она головой, --  Сашка же моя первая любовь. Я до армии с ним встречалась,
а потом уже появился Николай.
         -- Да, он говорил, що дiвчина его не дождалась.
         -- Так получилось! -- тяжело вздохнула она. -- Он меня на Припять купаться возил, на мотоцикле. Букеты дарил черёмухи.
         Они втроём сели за стол и стали рассматривать фотографии.

         -- А это кто? –- спросила Ольга Юрьевна, указав на другую фотографию.
         -- Це Петя, -- ответил Витёк. -- Он меня учил на гитаре играть. Какий голос! Збирався в Киев ехать, учиться
в консерваторию. Заяву з дивчиною за день до Чернобыля подали.
         -- А это? -– спросила она.
         -- Это Васька-цыган. Помните: он из проруби ребёнка вытащил.
         -- Да, да. Вспомнила. Он после выпускного меня провожал. К морю предлагал вместе поехать. Там у него тётка жила.

         -- Никого в живых не осталось, -- добавил Петрович. –- Все пожарники Припяти умерли в первые недели.

         -- Мой Сашка в мае скончался, сразу после Дня победы, -- сказал Витёк.
         -- Чему тут удивляться, – добавил Петрович. -- Первые часы они работали вообще без защитных костюмов.
Тогда мало кто понимал, что вообще происходит. Представьте себе: выжившие операторы на станции пытались тушить пожар огнетушителями, как будто загорелась табуретка у них на кухне.

         -- Но, как бы то ни было, а к шестому мая пожар был остановлен, -- сказал Витёк. -- Если бы огонь перекинулся на третий реактор —- пол Европы бы накрыло. Чёрный ветер до Флориды долетел. Там у фермеров перестали мясо покупать.
Им пришлось забивать своих коров. Добре ещё им правительство выплатило компенсацию.
         -- Не просто бы накрыло, -- уточнил Петрович. -- Если бы вода в камере реактора соединилась с ядерным топливом, был бы такой взрыв, что Европа стала бы просто непригодной для жизни человека.
Хорошо ещё, что нашлось три добровольца-смертника, которые спустились в наполненные водой камеры реактора и открыли спускающие клапана. В кромешной темноте, двигались на ощупь. А там несколько секунд пребывания --
и смертельная доза. Хоронили их в свинцовых гробах. Настолько они фонили.


         -- А це Вася Игнатенко, -- сказал Витёк, -- старший сержант. Ценой своей жизни вытащил из огня трёх своих товарищей, потерявших сознание от облучения. В московской больнице его посетила жена, скрыв от врачей свою беременность.
Он так фонил, шо через несколько дней у неё случился выкидыш, не смогла сохранить дочь.
   
         -- А это что за броневики? -– спросила Ольга Юрьевна.
         -- Это мой бульдозер, –- ответил Петрович. -- Я сначала работал на своей водовозке, но через три дня у меня её забрали.
Она сильно излучала радиацию.
         -- Вас что проверяли? – спросила она.
         -- Обязательно, а как же. На всех выездах из Зоны были дозиметрические посты. Солдатик, привязав счётчик Гейгера
на палку, засовывал его под днище и в колесные арки. От моей машины счётчик начинал просто дико трещать.


         -- А на ПУСО (пункт специальной обработки) не ездил? – спросил Витёк.
         -- А как же, -- ответил Петрович. – Три раза туда машину отправлял, там её мыли из брандспойтов мощной струёй воды с деактивирующим порошком.
Мыли по несколько раз —- не помогло: радиация въелась в металл, в резину —- везде. Машина продолжала звенеть.
Пришлось её отправить на кладбище техники в Рассоху, а я пересел на бульдозер.

         -- Вид у него необычный, -- заметила Ольга Юрьевна, рассматривая фотографию. -- Он больше похож на бронетранспортёр.
         -- Просто его укрывали листовой бронёй с маленькими освинцованными оконцами. А чтобы сохранить обзорность,
мы крепили зеркала заднего вида на радиаторе, дверях и переднем бампере. Нам поручали снимать заражённый верхний слой земли, который затем отвозили в могильник.
         -- И много приходилось работать?
         -- Отнюдь, -- ответил Петрович. -- Иногда одна рабочая «смена» не превышала пяти минут. Обычно больше пол рентгена в день набирать не разрешалось. А у кого было 25, того тут же отправляли домой.
         -- Напомню, что смертельная доза 100, -- заметил Витёк.

         -- Все работы производились строго по времени, -- продолжал Петрович. -- Обычно быстро подбегаешь, запрыгиваешь через верхний люк, захлопываешь крышку. Заводишь мотор. Сделал работу —- и так же бегом назад.
Всё по хронометражу.

   
                Часть 8.

   
         -- А нам в Припяти первые дни ничего не говорили, замалчивали, -- сообщила Ольга Юрьевна. -- А потом началась эвакуация. Брали только самое необходимое. Мебель и бытовую технику оставляли. Я уезжала одна из последних.
          Это было незабываемое зрелище. Совершенно пустой, но целый город. Ни птиц, ни животных, все куда-то исчезли. Где-то играло радио, где-то работал телевизор. На балконах сушилось бельё.
В город обратно впускали жителей только в сопровождении солдат и по документам, чтобы забрать какие-то вещи.
Деревья стояли без листьев после обработки специальным раствором. Но что удивительно, на голых ветках висели яблоки.
 
 
         -- А мы с вертолётов сбрасывали абсорбирующую смесь на реактор, -- сказал Витёк. –- Уровень радиации
над реактором в 9 раз превышал смертельную дозу. Температура доходила до 180 градусов. Попадали в струю горячего радиоактивного воздуха. За сутки делали до 30 вылетов, получая свои шесть рентген.
         -- А с большой высоты нельзя было сбросить? – спросила Ольга Юрьевна.
         -- Не получалось, -- ответил Витёк. -– Точность терялась, да и ветер сдувал. Приходилось спускаться ниже.
Поэтому экипажи постоянно менялись. Вертолёты так фонили, що большинство пришлось оставить в Рассохе.

         Витёк снял со стены гитару и запел.
 Песня называлась «Чернобыльские аисты» (Н. Козлов).


                «Нам не забыть той памятной весны
                и той беды, что к нам пришла в апреле
                Вдруг мирный атом стал страшней войны
                И по приказу аисты взлетели
               
                Мы как все живые любим жизнь
                Нам не чужды ни радость, ни печали
                и пусть людьми мы в жизни родились
                В Чернобыле мы аистами стали

                Нас аистами стали звать за то,
                что мы, презрев все страхи и законы
                в защиту взяв с собой лишь лепесток
                врывались в сверхповышенные зоны»

         -- Удивительно, но даже леса вокруг станции стали какие-то рыжие, -- сказал Петрович.
Витёк снова ударил по струнам.

                «Уеду срочно я из этих мест
                Здесь радиация и рыжий лес
                Здесь зона мёртвая, аж до небес
                Уеду срочно я из этих мест»

          -- У вас края светлые на фотографиях. «В проявители наверно мало держали», -– указала Ольга Юрьевна.
          -- Нет. Это из-за радиации. – ответил Петрович.  -- Особенно там, где высокий фон. Кстати, особо ценные специалисты жили прямо на станции, в подвале.
          Был там один сварщик –- дядя Федя. Как-то мне надо было козырёк на бульдозере подварить.
Захожу в подвал, темно, не могу найти выключатель.
         -- Где тут у вас свет? – спрашиваю.
         -- А тебе чего? – слышу в ответ.
         -- Дядя Федя, сварщик, здесь? – спрашиваю.
Откуда-то с нар вылезает мужик — и весь светится в темноте, как лампочка.
         -- Не надо включать свет, -- говорит. -– Ребят разбудишь. Они после смены...
 
         -- А как ваш Николай? –- спросил её Витёк. -- Он ведь на станции работал механиком.
         -- Да, он отвечал за роботы, -- кивнула она.
         -- Они-то почти все вышли из строя.
         -- Но его вины здесь нет. На учениях всё работало. Но они не были рассчитаны на такую радиацию.
Он просил, чтобы закупили больше импортной техники. Но, видимо, на этом решили сэкономить.
Он сам сильно потом переживал, что много ребят пострадало. Но сделать ничего не мог.
      
         -- Кстати, -- сказал Витёк. –- Какой-то лётчик на пляже искал женщину в белом брючном костюме.
Наверное, это ваш муж?
         -- Нет-нет, это не он, -- с трудом перевела дыхание Ольга Юрьевна.  "Господи, прости! -- перекрестилась она. --
Мой уже почти не ходит. Недавно, после стольких мытарств, просто чудом выбили пособие".
         На Украине только первые 5 тысяч человек из тех, кто ликвидировал аварию, официально стали называться ликвидаторами.
С 1992 года всем остальным выдавали документы, что они лишь пострадавшие от чернобыльской катастрофы.
    
         -- В России тоже не лучше, – с сожалением признался Витёк. -- У нас в Хабаровске, где я прописан, многим ликвидаторам, служившим на момент аварии в армии, было отказано в помощи, поскольку «они не являлись нанятыми рабочими», но были военнообязанными.
         -- К тому же, -- добавил Петрович. -– Если получишь инвалидность, то на работу практически не устроиться.
И принимались во внимание только первые пять лет после аварии. А если болезнь появлялась позже, то это просто списывалось на возраст.
         -- Как говорится, не страховой случай, -- вставил Витёк. -- А нет статуса —- нет денег.
         -- На что же вы живёте? -- спросила Ольга Юрьевна. -- Ведь у вас, наверное, семья? – обратилась она к Витьку.
         -- Да нет, мы развелись.
         -- Дети есть?
         -- Дочка.
         -- Бросила жена?
         -- Нет, я сам ушёл. Видеть её потухшие глаза я больше не мог. Жалость мне не нужна.
Она ещё молодая женщина, она ещё найдёт своё счастье...
Ну, в общем, я оставил ей квартиру, перевёл на неё свою военную пенсию и уехал сюда к Петровичу.
         -- Но вы же здесь копейки получаете?
         -- Ничего, нам хватает. Мы рыбу ловим. Немного продаём.

             
                Часть 9.
      

         -- Ну что, уже 26-ое, –- напомнил Петрович. -- Может помянем Сашку и всех наших ребят?
         -- Налейте мне тоже, -- попросила Ольга Юрьевна. 
         Витёк достали стопки, Петрович выложил закуску. Выпили молча, не чокаясь.
    
         -- Давайте только сразу договоримся, -- обратилась к ним директор пансионата. -– Я вас очень прошу, мужики, никому
о том, что здесь было, ни слова. Мне здесь работать, сами понимаете.
         Витёк и Петрович дружно закивали головой.
         -- А я за это снимаю все свои претензии к Виктору и выпишу вам обоим премию в качестве поощрения.
         -- За что? -- спросил Витёк.
         -- Ну, скажем, за добросовестное исполнение своих служебных обязанностей. Вы же не дали человеку замёрзнуть, пусть это хоть и привокзальная Нюрка. Не важно.
      
Кстати, Виктор. Я тут с вами немного погорячилась, слегка накричала на вас... Ну, в общем, забудьте.
И деньги заберите, она отодвинула к нему конверт с деньгами. Я ещё, слава богу, могу заработать другим путем.
Да, хотела вас спросить. А как простые люди относятся к вам, чернобыльцам, уважают?
          -- А вот это самое больное для нас, -- сказал Витёк.
          -- Вообще-то, всё самое плохое люди стараются поскорее забыть, -- добавил Петрович. -- Мой приятель Дмитрий рассказал мне такой случай. Когда их бригада возвращались из Чернобыля, проводница поезда постоянно заходила в их отсек и спрашивала, не нужно ли им чего. Говорила: «Если вам чай понадобится, только скажите, я сразу принесу. Не нужно самим за всем бегать, отдыхайте».
Поначалу они были приятно удивлены. А потом решили расспросить, почему к ним такое внимание. И честная проводница сказала прямо:«А нечего по вагону шастать и заразу разносить!».
           Вот такие дела.
 
           На стенке у самой двери висела фотография девочки с большими чёрными глазами.    
           -- Это кто? –- спросила Ольга Юрьевна, показывая на фотографию.
           -- Это японская девочка Садако Сасаки, -- ответил Витёк. -- Жертва атомной бомбардировки Хиросимы. Она верила в то, что, если она своими руками сделает из бумаги тысячу журавликов, то исполнится любое её желание.
Но чуда не случилось: облученная радиацией, она погибла от лейкемии.
Кстати, Расул Гамзатов написал свои «Журавли» после посещения её памятника в Хиросиме.

           Ольга Юрьевна встала подошла к двери и открыла её.
           -- Боже мой! Как красиво! Солнце уже восходит. Хороший будет день... Ой! Смотрите, журавли летят, клином.
На Север.
           Мужики выглянули в окно.

           Затем Витёк взял гитару и начал петь. Ольга Юрьевна и Петрович тихонько подхватили.

                «Мне кажется порою, что солдаты,
                С кровавых не пришедшие полей,
                Не в землю эту полегли когда-то,
                А превратились в белых журавлей.

                Они до сей поры с времен тех дальних
                Летят и подают нам голоса.
                Не потому ль так часто и печально
                Мы замолкаем, глядя в небеса?

                Летит, летит по небу клин усталый --
                Летит в тумане на исходе дня,
                И в том строю есть промежуток малый --
                Быть может, это место для меня!

                Настанет день, и с журавлиной стаей
                Я поплыву в такой же сизой мгле,       
                Из-под небес по-птичьи окликая
                Всех вас, кого оставил на земле»


               

 2. 2018г. СПб