В эти дни у Тони совсем не было настроения молиться. Не потому, что оно внезапно пропало бы, это настроение, а потому, что вот уже несколько дней ей было грустно от мыслей, что она, Тоня, - несчастный человек. Если бы её кто-нибудь спросил, что такое вообще счастье, она бы наверняка ничего конкретного не смогла бы ответить, и однако же ей было грустно и не хотелось молиться.
Идя утром рано на работу, она едва сдерживала слёзы, глядя на серое небо, которое, казалось, вот-вот расплачется проливным дождём от сострадания к бедной девушке. Тоня не хотела, чтоб коллеги по работе увидели её грустной и тем более заплаканной!
Ей удалось казаться беззаботной и приветливой; к тому же работа с больными-инвалидами требовала этого. Обслуживая больных, помогая им умываться и одеваться, готовя их к завтраку, Тоня отвлеклась от своих мрачных мыслей. Она вытирала полотенцем свою пациентку, а та, улыбаясь, говорила. Сегодня она рассказывала Тоне, почему она в этом доме. Это была немолодая женщина в возрасте за пятьдесят, звали её Лиза. Она — третий и последний ребёнок в семье. Её родители были богатыми людьми. Они жили счастливо и любили друг друга. Но в то время, когда Лизе вскоре предстояло родиться, отец вдруг бросил семью и ушёл к другой женщине. Мама пережила сильный стресс;
а на свет появилась Лиза — девочка-инвалид с церебральным параличом. Когда Лиза улыбалась, её улыбка выходила как бы на одной стороне лица, голова время от времени непроизвольно откидывалась в сторону. Опорно-двигательный аппарат был нарушен: стоять самостоятельно она не могла; передвигалась же только в инвалидной коляске. Непострадавшим остался разум. Так прошли все её годы. После смерти матери она поселилась в этом приюте для инвалидов. Сёстры её любят и часто навещают. Иногда забирают к себе на некоторое время и возят на Богослужения.
Рассказывая всё это, Лиза часто делала паузы, чтобы улыбнуться, потому что говорить и улыбаться одновременно ей было очень трудно; говорила она медленно, а её голова то и дело закидывалась в сторону.
Тоня осторожно заглядывала Лизе в глаза, пытаясь обнаружить в них тень печали и отчаяния, но к её удивлению в глазах Лизы этого не было. Они светились радостью. Только иногда её глаза ненадолго становились задумчивыми. «Она могла бы родиться здоровой и быть, как все... Но разве счастье в том, чтобы быть, как все?!» - подумала Тоня. Однако размышлять было некогда и Тоня, приведя в порядок Лизу, принялась за следующего пациента.
Пробегая по коридору мимо помещения, где пациенты ожидали завтрака, Тоня увидела Лизу со склонённой на грудь головой и закрытыми глазами. «Спит!» - мелькнуло в её мыслях. Через некоторое время, вновь заглянув в общее помещение, она увидела Лизу всё в том же положении. Тоня с чувством удивления и беспокойства обратилась к коллеге, которая работала здесь давно и была ответственной за это отделение.
– Лиза спит! - сказала Тоня.
Коллега бегло посмотрела на Лизу и равнодушно ответила:
– Она молится!
- Молится?! - не удержалась переспросить Тоня. Коллега едва заметно улыбнулась и занялась своими делами. Тоня не могла оторвать удивлённых глаз от молящегося силуэта в инвалидной коляске. Но нужно было продолжать работу — время не ждёт!
«Она молится! Она молится!» - звучало в ушах Тони, но звучало не тем равнодушным тоном коллеги, а как упрёк, как вопрос совести к ней, Тоне: «Лиза молится! Она благодарит Бога! Лиза счастлива! А тебе чего не достаёт для счастья? Инвалидной коляски?!»
Когда Тоня торопливо шагала домой, всё вокруг - деревья, дома, облака, птицы, - всё знало уже о молящейся Лизе, и всё вокруг с восхищением шептало: «Лиза молится! Лиза благодарит! Лиза счастлива!» «Господи! - мысленно говорила Тоня, - прости меня! Как же я могла считать себя несчастной?!» И, придя домой, она рассказала Господу всё, о чём молчала все эти дни, когда ей не хотелось молиться....
2007 г.