Повесть
Часть первая
Глава первая. Город в окружении гор
До чего же красив и замечателен небольшой тихий, уютный курортный городок Пятигорск, - один из самых живописных городов, находящийся на юге Ставропольского края по соседству с Северным Кавказом. Город расположен у подножья пяти гор: Машук, Бештау с её пятью скалистыми вершинами, Змейка, Лысая и Кольцо, которые окружают его со всех сторон. Поэтому имеет такое название. Самая ближняя гора - Машук, густо покрытая кустами и лесом. Чудесный солнечный край с мягким умеренным климатом, относительно тёплыми зимами. Здесь не бывает холодных проливных дождей, как в северных широтах. Природа как-бы создала человеку в этом уютном уголке земного шара все условия для счастливой жизни. Но как гласит древняя китайская пословица: "Люди не могут жить в тишине и без трагедий", - здесь в ХІХ веке у подножия горы Машук во время дуэли погиб от пули проклятого убийцы Мартынова писатель (поэт и прозаик) Михаил Юрьевич Лермонтов. У Лермонтова возник конфликт с Мартыновым на квартире майора Верзилина. Когда Мартынов вошёл в квартиру, дочь Верзилина играла на фортепиано. После приветствия Мартынова Михаил Лермонтов воскликнул: «Вот пришёл чечен с большим кинжалом!» Девушка прервала музыку. Наступила временная пауза. Сказанный комплимент Мартынов воспринял как оскорбление и обиду, и ещё возмутился за то, что девушке пришлось прервать свою игру. Из-за этого он и вызвал Лермонтова на дуэль. Величайший гений литературы Лермонтов сам был виноват в своей гибели. Перед дуэлью секунданты бросили жребий: кто из противников будет стрелять первым. Жребий выпал так, что первым должен был стрелять Лермонтов. Михаил Лермонтов, будучи кадровым российским офицером, находился на военной службе в то время, когда велась война с кавказскими горцами. Лермонтов был стрелок довольно меткий, поэтому наверняка бы не промахнулся.
Михаил Лермонтов пожалел врага и выстрелил вверх, надеясь, что и Мартынов поступит так же. Но коварный враг не проявил такого же благородства.
На месте гибели Лермонтова установлен памятник. Он обнесён чёрной тяжёлой чугунной цепью с четырьмя столбиками, выполненными в виде гильз от патронов и бронзовыми орлами на них со сложенными крыльями и наклонёнными вниз головами, повёрнутыми в противоположные стороны, выражающими глубокую печаль.
Чуть дальше от памятника Михаилу Юрьевичу Лермонтову находится альтанка с флюгером на крыше. Недалеко от памятника бювет* . На краю скалы сооружён каменный орёл, распустивший крылья и смотрящий вниз с высоты. Здесь же известный так называемый Пятигорский Провал. Это очень крутой провал с глубоким подземным озером. Кажется, что это уникальное озеро, словно в дымке, покрыто тонкой беловатой вуалью. А вокруг озера – высокие обрывистые скалы, окружающие его со всех сторон.
От провала – на пятьдесят метров ниже, берёт своё начало центральная улица города. Здесь расположен театр, сказочный фонтан «Великан» со светомузыкой - одно из любимых мест отдыха горожан. И, конечно же, музей Лермонтова. Есть и санаторий имени Лермонтова, в котором отдыхали многие люди со всего бывшего Советского Союза. Вдали - более высокая, скалистая и протяжённая гора Бештау в сравнении с другими горами вокруг города. По другие стороны горы Змейка, Лысая и гора Кольцо с огромной круглой аркой, которую создала сама природа.За городом протекает река Кума и её притока Подкумок с живописными берегами и пейзажем вокруг.
Чрезвычайно интересны также окрестные курортные города Кавказских минеральных вод – Кисловодск, Железноводск, Минеральные Воды.
Сразу же за Пятигорском по другую сторону горы Машук расстилается плато*. Здесь находился огороженный сеткой заповедник, в котором водились дикие животные. Солдаты, которые служили в армии здесь в Пятигорске, будучи в увольнениях, видели этот заповедник.
*Плато – высокогорная равнина
Глава вторая. Солдатские будни
На окраине Пятигорска расположилась одна из воинских частей - полк, в котором военнослужащие, как и во всех других воинских частях и подразделениях несли круглосуточную нелёгкую ратную службу, где каждый воин срочной службы больше всего желал и ждал увольнений* и дембеля* . Изредка в увольнениях военнослужащие гуляли по городу, ходили к девушкам и женщинам. Девушки в этой, одной из самых южных частей России, в большинстве своём красивые. Солдаты, которые были в увольнении, гуляя по городу, любили общаться с ними. И ещё они в увольнениях украдкой от военных патрулей и офицеров пили чешское пиво «Будейовицкий будвар» и «Пльзленский праздрой», а иногда кое-что и покрепче.
Что касается майского и ноябрьского дембеля, то здесь для солдат главным ориентиром была гора Машук, которая весной зеленела, а осенью желтела. И деды-дембеля, отслужившие два года, с открытых окон казарм, глядя на гору, радостно говорили:
- Машук позеленела или Машук пожелтела. Пришёл наш дембель! Скоро мы будем дома гулять, водку пить да каждый день к девушкам ходить.
И тут же добавляли, обращаясь к своим младшим товарищам по службе:
- А вам, салаги, сынки, вороны, слоны, духи, а также черпаки и караси* , вам ещё пахать, пахать и пахать, да хлебать баланду и жевать солдатскую кашу-шрапнель, да на нарах оттягиваться. Вам ещё служить, как медным котелкам.
А находившийся в это время в казарме командир первого взвода четырнадцатой роты прапорщик Шевченко, услышав всё это, от себя также добавлял:
- Вот приедут хлопцы-дембеля со службы каждый к себе домой, женятся да сразу же как наделают детей ха-ха- ха- ха- ха- ха- ха! Ха-ха! - тут же громко и долго засмеялся он. И вторя ему, по этому поводу, тут же смеялись бойцы, находящиеся в казарме.
Два раза в году в Пятигорском полку проводились дембельские праздники. Происходило это поздней весной и поздней осенью, после очередного объявления в средствах массовой информации приказа Верховного главнокомандующего вооруженными силами СССР маршала Устинова, - приказа об увольнении в запас солдат и сержантов, отслуживших два года срочной службы в Советской армии. Дембельские праздники проходили по неписаной, но установленной традиции, которая не имела ничего общего с официальным документом – воинским Уставом. Новобранцы читали приказ Устинова о демобилизации. Дембеля приветствовали их чтение словами: - Спасибо сынки!
И в тот же день в полковой столовой старослужащие, которые должны были увольняться в запас, то есть уезжать домой, отдавали свою лучшую еду новоприбывшим и тем, кто прослужил один год. На каждый такой праздник во всех ротах назначался солдат, который оглашал иерархические изменения в среде бойцов. Он обращался к солдатам, напоминая им, кто кем был и уже стал теперь по своему отслуженному времени. Эту роль исполнял Александр Дроздов:
- Иванов, - ты был черпак,- дедом станешь.
- Кожухарь Толя, - ты тоже был черпак, - теперь будешь дедом.
- Навальнев - будешь черпаком, год твоей службы уже позади.
И Александр Дроздов ходил дальше между рядами нар и сообщал об изменениях. Бойцы были рады, что каждый из них повысился в своих правах и льготах, а деды, - что стали дембелями и вот-вот на днях поедут домой.
Салаги, начинающие военную службу, они же: сынки, слоны, вороны, духи, - обязаны были всё делать по воинскому Уставу, и как можно поменьше думать об отдыхе, которого, впрочем, они и так почти не имели.
Черпаки, отслужившие один год, то есть половину срока на то время, - они же караси, должны были делать это только наполовину. Они уже имели право изредка смотреть по телевизору фильмы и эстрадные концерты. Чаще в выходные дни могли ходить в увольнение в город.
А деды, отслужившие полтора года, они же старики и, конечно же, дембеля имели право постоянно отдыхать за счёт вышеупомянутых каст,* а также всегда по возможности смотреть телепередачи, и чаще черпаков ходить в город к девушкам, - почти что каждую субботу и воскресенье.
Часто военнослужащие полка, - солдаты, прапорщики и офицеры по учебной тревоге выезжали на стрельбище. Оно было в сорока километрах на юг от города и находилось возле горы под названием «Золотой Курган». Вдали, на большом расстоянии, в сторону Кабардино-Балкарии виднелись огромные, полностью покрытые снегом и зимой, и летом, две вершины горы Эльбрус. А в стороне от Эльбруса тоже очень высокая гора Чегем. Там берут своё начало горные реки, которые бурлят, пенятся и клокочут среди больших камней - валунов, неся своё быстрое течение. А по обе стороны от рек во многих местах возвышаются громадные отвесные скалы, над которыми время от времени пролетают горные орлы, охотясь на мелких животных и птиц. Чистейший целебный воздух, какого нет ни в лесах, ни в степи, ни на море. Здесь дикая природа, во всём своём величии, сохранилась в первозданном виде, почти нетронутая человеком.
Коварным и злым командирам Пятигорского полка солдаты и сержанты придумали различные клички – прозвища. Майору Дерюгину, который служил при штабе полка, дали прозвище Шакал. Шакал Дерюгин, хоть и майор, страдал аллергией на людей с высшим образованием. О солдатах, у которых родные или даже родственники с высшим образованием, особенно, когда эти солдаты в чём-то не очень преуспевали в службе, с ненавистью говорил, проявляя свою тупость:
- Это тот, у которого родители с высшим образованием.
Прапорщику Соколову – Фашист за его жестокость. Соколов был и весьма проницателен – настоящий пророк. Он удивительно точно мог предсказать будущее каждому из солдат, обладал отличной интуицией, довольно таки одарённый в этом отношении. Соколову ещё вполне подошло бы хорошее прозвище Великий прорицатель. Командиру четырнадцатой роты майору Ефремову дали кличку Дракон за его преогромную силу и придирчивость. Капитан Гаврилов и его подчинённые по санчасти – прослыли ворами и падлюками. Командиру первого взвода четырнадцатой роты – мерзкой твари, прапорщику Шевченко дали кличку Шифонер, потому что своим высоким, большим, широким и квадратным торсом он был похож на шкаф. Морда у него – свиное рыло. Был прапорщик жирный, как откормленная домашняя свинья; регулярно, по несколько раз на день противно чавкая, жрал колбасу, сидя в ротной канцелярии; не упускал возможности грабить солдат. Если кто-то из дома получал посылку с продуктами, он тут же, как будто так и должно быть, без разрешения, всё самое лучшее отбирал у солдата и отвозил домой своей семье в город Кисловодск. А однажды вечером он провёл свою жену и дочь в воинскую часть и затем в ротную канцелярию. Выбирал из только что полученной солдатом из дому посылки всё самое лучшее для себя и своей семьи. Его жена и дочь даже не возразили, мол, грабишь солдат, - так и должно быть. Солдаты толковали между собой, что у Шевченко вся семейка такая, как и он сам - презренная семья из замечательного города Кисловодска.
Был в этой роте и способный скульптор солдат Сахатмурадов, узбек, который умел из глины лепить фигурки людей, которые выглядели совсем, как живые. Был и варвар, который их тут же разбивал – туркмен Чонныев. И, глядя на это варварство, невольно приходили на ум слова украинского поэта Тараса Шевченко: «той мурує, той руйнує...».
Иногда, после отбоя солдаты «перемывали кости» некоторым коварным командирам, вымещая свою злость на них, пели под гитару песни собственного сочинения:
«Наступила ночь, и тихо в полку,
Только не спит один Шифонер.
Думает Шифонер, чего ему жрать
Вот и не спит Шифонер...»
А в соседней казарме орали песню:
«Пятигорск, где мы не будем,
Пятигорск, тебя мы не забудем,
Пятигорск, ночами будешь сниться,
как и Москва – столица!»
И на всю казарму орали припев, в котором просили старшину дать им денег на водку. А в другом конце казармы уже пели «гимн наркоманов», тоже сочинённый самими же солдатами:
«Наркоты мы, наркоты мы, наркоты,
Весёлая и дружная семья,
Ушло пол жизни нашей на банкеты,
Ещё пол жизни отняли лагеря.
Вот как-то собралися все наркоты
На повестке дня стоял вопрос:
Где достать побольше драпа и героина?
И план посеять там, где он не рос, -
В «Долине Солнца» и где Эльбрус-гора
Станцует танец мудрец-ходжа,
Из ста кальянов завалит дым,
Сюда пригласим всех плановых».
Таким образом, солдаты могли позволить себе такие маленькие развлечения, исполняя песни, как из репертуара известных певцов, так и собственного сочинения. Причем, в каждой роте пели свои песни, сочинённые, видимо каким-то солдатом или были результатом коллективного «творчества», возможно, уже ушедшими на дембель. Здесь явно наблюдалась преемственность песен у солдат разных призывов.
И перед сном новоприбывшие, начинающие свою воинскую службу солдаты, хором говорили, обращаясь к старослужащим: «Деды! День прошёл! До приказа об увольнении в запас осталось (столько-то … …) дней! А дальше в стихотворной форме скандировали:
«Дембель стал на день короче,
Старикам – спокойной ночи.
Пусть приснится дом родной,
Девушка с пышною .…..,
Ну, а также водки таз
И Устинова приказ!* »
- Спасибо, сынки, - отвечали начинающим солдатам деды-старослужащие. И уже после этого все умолкали и засыпали, потому что так полагалось по солдатской традиции.
Днём, как обычно, проходили воинские занятия. А время от времени слушали нравоучения ротного командира – майора Ефремова. Майор иногда отправлял кого-нибудь под арест на гауптвахту, как называли солдаты «на губу», часто в кухонный наряд, или в выходной день не пускал в увольнение.
Дни тянулись за днями, в большинстве своём сложные и напряжённые. Прошёл месяц с того времени, когда солдаты в последний раз слушали внушение майора «Служба прежде всего!» Теперь ротный повёл солдат в полковой клуб. В клубе майор вышел на сцену и стал читать солдатам лекцию под названием «О воинской службе», написанную им же самим. Весь смысл сводился к тому, что в этом мире служба – основа всего, и всё, что напрямую не относится к военной службе, не имеет и не должно иметь абсолютно никакого значения.
Окончив проповедь, сделав минутную паузу, майор сказал:
- А у вас на первом месте только одно: как бы вырываться почаще в увольнение в город, и дембель. Случись чудо, чтобы вам сию секунду разрешили закончить свою службу, вы бы тут же мгновенно, как ошпаренные собаки, сорвавшиеся с цепи, умчались бы в город и по домам, кинулись бы через контрольно-пропускной пункт, в суматохе давя один другого у выхода, а кто-то через высокую стену, что вокруг всей воинской части. И не выдай вам находящаяся в штабе полковая бухгалтерия денег на дорогу, вы бы всё равно, хоть с мешками за плечами или совсем без ничего, умчались бы домой: кто в Москву, кто в Ставрополь, кто в Киев, во Львов, в Воронеж, в Актюбинск, в Кишинёв и так далее. Я имею в виду вас всех, кроме, конечно же, солдата Дурдыева. Вот рядовой Дурдыев – молодец, он не хочет домой, в Ташкент, а хочет служить.
- Так точно, товарищ майор, не хочу домой! – бойко ответил Дурдыев.
Майор помолчал полминуты, делая паузу, как бы собираясь с мыслями, а затем продолжил:
- Ну, а самым первым, конечно же, и быстрее всех выбежал бы из воинской части и подался к себе домой в город Херсон к своей горячо любимой жёнушке солдат второго взвода Карпухин. И уже надолго там остался с ней. Он, видите ли, из-за того, что очень сильно скучает по жене, ненавидит службу, которая держит его вдали от жены. Не надо было до армии жениться. А теперь, из-за того, что армия оторвала его от жены, он армию, – майор продолжил, многозначительно подняв указательный палец кверху, – считает тюрьмой. Жену страстно любит, а службу – ненавидит! Какая наглость! Да я именно из-за этого, была б моя воля, навсегда разлучил бы вас с женой! Но вам и два года здесь мало не покажутся. Вы у меня за два года своей службы часто будете пахать в кухонном наряде* , как и другие бестолковые и нерадивые солдаты. Какое вы имеете право не хотеть служить после того, как приняли военную присягу?!!! – громко заорал и яростно застучал кулаком майор, задавая этот вопрос Карпухину.
- Я здесь нахожусь не по доброй воле, а принудительно, и эту присягу принимал тоже не по доброй воле, - ответил Карпухин.
- Молчать! – громко выкрикнул майор, побагровев от гнева. - Я вас накажу, товарищ солдат! Рота, встать! Равняйсь! Смирно!
Майор поднял правую руку и, как полагалось по воинскому уставу, приложил ладонь под козырёк своей офицерской фуражки, - то есть «отдал честь».
- Рядовому Карпухину объявляю семь суток ареста с пребыванием на гауптвахте* ! С завтрашнего дня, сразу же после утреннего подъёма, сдать поясной ремень и в подвал, в камеру, на семь суток!
Майор Ефремов считал, что таким образом он прививает Карпухину желание служить в армии и уничтожает его чрезмерную любовь к жене, которая не дает Карпухину быть хорошим солдатом.
« Это всё очень похоже на то, как в известном фильме-сказке: «Приключения Буратино» за повестью писателя Алексея Толстого». Так в это время подумал сидевший в шестом ряду ефрейтор Анатолий Кожухарь. И тут же продолжил свою мысль: «майор Ефремов – это Карабас Барабас, Дурдыев – Дуремар, Карпухин – страдалец Пьеро, жена Карпухина – Мальвина, Золотой ключик от потайной дверцы, за которой очень редкие для нас, солдат, увольнения в город, а заодно это и будущий дембель. Ну, а кто же папа Карло, весёлый Буратино, черепаха Тортилла и пёс Артемон, лиса Алиса и кот Базилио? Скажем так: «У нас эти роли не распределены».
Утром следующего дня командир второго взвода прапорщик Симоненко повёл Карпухина на «губу» в подвал. Поздно вечером после отбоя, лёжа на деревянных нарах, Миша Карпухин всё думал, тоскуя по жене, и поэтому никак не мог уснуть. Но сон постепенно овладел им, хоть Михаил даже не заметил этого. Ему всё продолжало казаться, что он не спит и не может уснуть. Но, почему-то вдруг он уже находится не в камере, а на дворе. Пред ним, словно мираж, в небе возник почти неземной образ его жены Тани. Красивая, еле видимая среди пурпурных туч, она шла ему навстречу, широко раскинув свои белые нежные руки, а за ней всходило багряное солнце. Миша прижмурил ослеплённые глаза. То ли солнце, то ли её неземная красота, её шелковистые мягкие волосы полыхали таким фантастическим огнём. Он протянул к ней руки, произнёс её имя, и в то же мгновение мираж исчез…
Через семь суток начальник «губы» возвратил Михаилу Карпухину ремень, в первые секунды он зажмурился от яркого солнечного света. Миша направился в казарму, радуясь, что вскоре наступит время обедать в полковой солдатской столовой. После обеда как обычно солдаты находились в казарме, ожидая очередных распоряжений. А заступающие на следующие сутки на пост в караул, суточные дежурные сержанты и дневальные из каждой роты, а также заступающие в кухонный наряд ожидали вечернего развода* . Сержанты и солдаты, вернувшиеся из караула и наряда, теперь по Уставу, наставлениям и правилам могли отдыхать.
Глава третья. Неожиданное известие
– Рота, смирно! – послышался голос дежурного сержанта из коридора перед дверьми. В казарму вошёл капитан Виктор Ильич Евтушенко, замполит четырнадцатой роты. Виктора Ильича солдаты по-настоящему очень уважали за хорошее отношение к ним, за справедливость, честность и гуманность. Да и внешностью Виктор Ильич напоминал знаменитого русского полководца 18-го века генералиссимуса Александра Васильевича Суворова. Не меньшим уважением у солдат и сержантов Пятигорского полка пользовались также командир полка подполковник Павлов, майор Ломов, прапорщик Голокоз и старший лейтенант Лапич – достойные, талантливые командиры и воспитатели молодого поколения. Современная песня «Офицеры», - это песня именно о таких командирах по своим воинским и жизненным принципам. Капитан Виктор Ильич Евтушенко говорил:
- За какую бы полезную, хорошую работу вы не взялись, всё нужно делать качественно, красиво и умело, без всякой халтуры.
Эти слова у него не расходились с делом.
Виктор Ильич – родственник знаменитого всемирно известного российского поэта Евгения Александровича Евтушенко. Через годы, после завершения своей военной службы, выйдя на пенсию, Виктор Ильич тоже стал поэтом и издал авторскую книгу под названием «Стихи о жизни».
Капитан Виктор Ильич Евтушенко дал команду на построение. Солдаты выстроились по взводам и отделениям, где, как обычно, каждый воин занял своё место. Затем капитан достал из сумки только что полученную в воинскую часть телеграмму. Она была адресована одному из солдат.
– Товарищи бойцы! Солдаты и сержанты! – продолжил замполит. – Сегодня получена телеграмма. У одного из солдат нашей четырнадцатой роты огромный праздник: рядовой Михаил Карпухин стал отцом. У него дома, на Украине, родился сын. Мы его поздравляем, поздравляем его жену.
– Ура!!! – залпом гаркнули военнослужащие.
– Ха-ха-ха-ха-ха, - раздался негромкий, но веселый смех, как будто кто-то только что услышал смешной анекдот. Это смеялся рядовой Байтураев, родом из Узбекистана. Солдат Байтураев по характеру был добряк, оптимист, этим напоминал мудреца Ходжу Насреддина из Бухары.
– Какие могут быть у него дети, когда он сам ещё «дети»? – с узбекским акцентом, добродушно смеясь, спросил Байтураев.
В строю тоже засмеялись, услышав такую удачную, весёлую и остроумную реплику, потому что Миша Карпухин выглядел совсем ещё как пятнадцатилетний подросток, как ученик восьмого класса. И ни в коей мере нельзя было сказать, что ему уже восемнадцать лет. Карпухин очень обиделся на Байтураева за его шутку, поскольку в эту торжественную для Михаила минуту он стремился выглядеть постарше и посолиднее. Со стороны это выглядело весьма забавно. Но, как говорится, «Слово не воробей, вылетит, - не поймаешь», и Миша после этого выглядел смешным и растерянным. Тут же, находясь в строю, он повернул голову к близко от него стоявшему Байтураеву и негромко сердито с прижимом сказал ему:
- Молчи чурка* .
- Ну, Миша, теперь с тебя причитается, - после построения весело сказали солдаты Михаилу, радуясь, что есть повод для выпивки.
- Да, конечно, - ответил Михаил и дал деньги рядовому Васюте, чтобы тот купил в городе вина, поскольку Васюта как раз надевал на себя парадно-выходную форму, собираясь идти в увольнение в город.
Но доставить вино в воинскую часть Васюте не удалось. Его поймал прапорщик Голокоз и приказал Васюте откупорить бутылки и вылить вино на землю. Васюта смотрел на выливающееся вино с такой досадой, как будто это выливался драгоценный целебный бальзам. А сам Васюта был отправлен под арест на «губу» грозным майором Ефремовым.
- Почему это он винище притащил из города? - спросили у Ефремова другие офицеры.
- Потому, что сволочь! – твёрдо ответил майор.
Итак, первая попытка раздобыть вино не удалась, а сам раздобытчик сидел в камере на гауптвахте.
Вторую попытку достать вино предпринял сержант Виктор Лобыкин, который ночью ушёл в город в самоволку. В результате неудачливый сержант поплатился тем, что был разжалован в рядовые. На строевом плацу, где обычно проводились занятия по строевой подготовке, а в феврале, перед Днём Советской армии, в канун Октябрьских и Первомайских праздников, – усиленная многочасовая дрессировка к военному параду. По приказу командира заработали барабанщики, зазвучала мелкая барабанная дробь. В это время с открытым острым штык-ножом, который засверкал лезвием на солнце, к побледневшему Лобыкину подошёл начальник «губы» и надрезав у него одну за другой сержантские лычки на погонах, резко поотрывал их. Вложив оружие в ножны, висевшие на кожаном ремне, начальник «губы» отдал воинскую честь командиру части, и мелкая барабанная дробь тут же затихла. После этого загрюкали барабанной кувалдой в большой барабан-бубен, в литавры, и солдаты, стуча кирзовыми сапогами по асфальту, бодро и тупо, как биороботы, замаршировали по строевому плацу.
На третий раз несколько бутылок «Кагора» притащили умело и никто не попался. После отбоя солдаты устроили для себя маленький праздник, забыв тут же по какому поводу намечалось выпить. Да почти и забыли о самом «виновнике» этого торжества, - Мише Карпухине, и он теперь остался как бы в стороне. Солдаты пили вино, играли на гитаре, пели песни. Одни сидели на табуретках, курили табак, другие курили драп*,сидя в отдалённости возле открытых окон, и вспоминали гражданку* . А сам «виновник торжества» очень страдал, чрезвычайно тоскуя по своей горячо любимой жене Тане, которая была в это время очень далеко и любила его ничуть не меньше, поскольку письма от неё приходили Мише очень часто. Михаил хранил их бережно и по нескольку раз в день перечитывал эти письма во время перекура, наверное, выучив уже наизусть. Любил Михаил Карпухин свою жену безумно. Любовь их была такая же, как любовь сеньора Ромео и принцессы Джульетты – героев литературного произведения английского писателя шестнадцатого века Вильяма Шекспира. Любовь их была то поэтическая и пылкая, то очень бурная, а временами – мечтательно томная, словно сотканная из лунного света.
Человека в разные периоды и в разное время жизни должен кто-то или что-то поддерживать душевно и физически. Рядовой Михаил Карпухин, очень часто вспоминая о своей жене, верил в особую силу её преданности, чистоты, способную охранять его, солдата, во время службы в армии. А в случае войны – от погибели или ранения. В этой вере он, как бы, находил большой глубокий смысл; и главное, что Михаила, как и всех влюблённых, такая вера в женский идеал полностью поддерживала.
Женился Михаил до того, как его призвали на службу в армию и отправили служить очень далеко от дома – в город Пятигорск Ставропольского края России. Сам же он, Михаил Карпухин, был родом из небольшого, тихого, уютного и замечательного города Херсона, находящегося на юге Украины. Там, в своём городе он и познакомился с доброй и очень красивой девушкой по имени Таня, которая тоже жила в этом городе. Вскоре Михаил на ней женился. Михаила забрали в армию. А молодая жена, будучи беременной, осталась жить в его квартире.
Карпухин настолько не хотел на два года расставаться с молодой женой, что из-за этого возненавидел армию. Возненавидел до такой степени, что стал считать армию тюрьмой, или всякими другими каторжными местами, вместе взятыми, на свою беду ни от кого не скрывая этого, будь то солдаты или командиры. О том, что он вот-вот уже станет отцом, Михаил никому не говорил. И когда на днях была получена телеграмма, то для Михаила это совсем не было неожиданностью.
Вчера Михаил пошёл в ротную канцелярию и, мотивируя тем, что у него дома в Херсоне родился сын, стал просить командира роты, чтобы тот дал ему отпуск. Солдатам и сержантам, отличникам воинской службы, в то время командование иногда предоставляло такой кратковременный отпуск сроком на десять суток, не включая дороги. Карпухин говорил командиру, что очень хочет увидеть родившегося сына и хоть ненадолго повидаться с любимой женой. Но на командира эта просьба Карпухина действовала, как на быка, которого испанский или перуанский тореадор дразнит красным плащом. Ведь Карпухин очень ненавидел воинскую службу, а для майора Ефремова служба была превыше всего. Вот, как говорится, и нашла коса на камень. Майор гневно, раздражённо и с нескрываемым презрением смотрел на Карпухина. И когда Карпухин высказал свою просьбу, то в ответ весьма выразительно ткнул ему шиш под самый нос и вместо кратковременного отпуска к семье громко послал к …... Но Карпухин, как ни в чём не бывало, продолжал канючить.
Майор развернул Михаила на сто восемьдесят градусов в сторону двери и за шиворот вытолкал в коридор. Раздался смех недоброжелателей.
- Ну, что Карпухин, не захотел ротный отпускать тебя домой?
Ну, а майор Ефремов подумал: «Тоже мне нашёлся Ромео двадцатого века. Пускай хорошенько помучается, чтобы служба ему мёдом не казалась».
Вспоминая свой визит к ротному, Михаил совсем потерял надежду.
А тем временем в казарме продолжалось баловство вином, а также курение табака и драпа. Солдаты вспоминали и рассказывали друг другу различные увлекательные эпизоды из своей жизни, которые происходили до службы в армии.
Карпухин вышел из казармы на свежий воздух. Стояла середина лета, было жарко, как обычно бывает в здешнем краю и особенно в эту пору. В такое время особенно тянуло домой с невероятной силой. Была ночь, — величавая, красивая, тихая и светлая летняя ночь. Всё вокруг было залито кротким серебристым лунным сиянием. Шпалеры деревьев отбрасывали на асфальт строевого плаца, на дороги возле спортивной площадки и полкового клуба тонкие узорчатые тени своих ветвей, густо покрытых листвой. Кусты дикого винограда, обвивающие с обратной стороны часть казарменной стены, струили такой тонкий нежный, сладкий аромат, что казалось, в прозрачном тёплом сумраке реяла чья-то благоуханная душа. И кажется Михаилу, будто бы в этом сумраке возле винограда стоит его жена Таня. И ждёт, чтобы он подошёл и обнял её.
—« Ох, какая тоска. Мне уже мерещится моя Татьяна» — подумал Михаил и от волнения несколько раз жадными глотками вдохнул воздух. Всё было озарено ласковым мягким светом, утопая в серебряной мгле безмятежной ночи. Эта чарующая картина ещё больше гнала Михаила на воспоминания о своей жене, на раздумья, пробуждала с ещё большей силой мечтания и тягу к его дорогой Танечке. Ясная и безмолвная жаркая летняя ночь, и волшебная красота, тихая, таинственная одновременно умиляла его, но и вместе с тем навевала сильнейшую, невыносимую тоску по молодой жене-красавице.
И Михаил понял, что уже нет у него ни малейших сил, чтобы продолжать терпеть разлуку
Глава четвёртая. Как пёс с цепи
«Домой, домой, в свой город Херсон, к любимой жене!» – прыгала эта сладчайшая мысль в его голове. И он стал напряжённо думать о том, как убежать. Шансов на это у него почти не было. Не было у него достаточной суммы денег для дальней дороги, даже не хватило бы на еду. Побег солдата из воинской части считался дезертирством. Сразу же объявили бы розыск, и военный патруль арестовал его, возможно, даже на первой же пересадочной железнодорожной станции. То же самое и в аэропорту Минеральные воды, если бы он, убегая, решил лететь реактивным самолётом. Но если ценой невероятных усилий, будучи предельно осторожным, ему всё-таки удачно удалось бы добраться домой, то уже у себя дома он был бы арестован представителями властей или оставался в розыске, как дезертир.
Сейчас он над этим совершенно не думал. Бурные эмоции, глубокие чувства и большая любовь к жене-красавице, усиленные инстинктом молодости, полностью взяли верх над разумом, помутили здравый рассудок. И мысль напряжённо работала только в одном направлении – как отсюда убежать домой. Сердце у Михаила от сильного волнения учащённо билось, и откладывать этот замысел он уже не мог ни на минуту. Мысль продолжала напряжённо работать. Он вдруг неожиданно подумал о том, что ему срочно нужно с кем-то посоветоваться. Но вот с кем? Не с выпившими же и обкурившимися коноплёй сослуживцами советоваться ему. А ведь некоторые, а может и многие, он это хорошо знал, что¬бы выслужиться перед начальством, обязательно заложат его. Нужно обговорить свой замысел с надёжным человеком. Но с кем? Есть несколько надёжных солдат, но они подвыпили, им не до этого. Да и к тому же, они там, в казарме, сидят в компании.
« Ну, что ж, раз на данную минуту не с кем посоветоваться, откладывать побег хоть ненадолго не могу. Значит сейчас – через забор вон там, в конце спортивной площадки. Главное, что в том месте нет часового, да и легче перелезть. А дальше – на вокзал. Там на электричку до Кисловодска, дальше – на поезд до Донецка, а оттуда – прямо до Херсона. В общем, электричками, поездами, автобусами, а где и пешком как-то за недели полторы – две домой доберусь. Сейчас жаркое лето, – это тоже мне будет очень способствовать. Зимой то было бы страшно тяжело добираться». Так раздумывая, Михаил, крался туда, где наметил перелезть через кирпичный забор воинской части. Дойдя до места перелаза, Михаил остановился. «А как же у меня с деньгами? Мне ведь их хватит только на пол дороги. Скажу хлопцам, что у меня их нет совсем. Они одолжат. Ведь часто бывает, что выручаем друг друга. Одолжу денег, пополню свой кошелёк и через забор. На последнюю электричку до Кисловодска как раз успею», – подумал Михаил. И Михаил Карпухин быстро побежал к казарме. Первым он увидел дежурного по роте ефрейтора Анатолия Кожухаря.
«Вот у него первого и попрошу денег, может быть одолжит. И заодно посоветуюсь насчёт удачного побега домой, чтоб меня нигде не поймали. Он, как будто, никого не закладывает, такого за ним не было замечено, служит себе нормально и всегда, если есть возможность, обязательно старается пойти в увольнение в город. Даже хотя бы поэтому в выходные дни он не станет тратить время на всякие доносы» – подумал Михаил.
Первым делом Михаил попросил одолжить ему денег, якобы ненадолго.
– Денег нет, – ответил ему ефрейтор-дежурный.
Затем Михаил рассказал о том, что он задумал осуществить, спрашивая совета как добраться домой так, чтобы его не поймали. Михаил, ещё не дождавшись ответа, полез во внутренний карман своей военной гимнастёрки, достал оттуда свой бумажник и вынул из него фотографию своей жены. С фотографии, стоя во весь рост, смотрела молодая восемнадцатилетняя женщина. Она действительно была очень красива и привлекательна собой: светлая шатенка, имела слегка волнистые волосы. У неё было круглое миловидное лицо, ещё наполовину девочки-ребёнка, но вместе с тем уже с чертами расцветающей женщины. Весёлые глаза выражали лукавство, небольшой симпатичный носик, немного поднятый кверху, алые губы, словно лепестки розы, были раскрыты в милой улыбке, открывая красивые белые, как жемчуг, зубы. Круглый мягкий подбородок, нежная шея и круглые свежие щёчки придавали ей великолепный вид. Она была умеренного телосложения, скорее даже немного худощава. Но под пальто угадывались пышные и развитие упругие части тела, присущие многим красивым женщинам.
«Вот почему он так рвётся домой, как пёс с цепи», – подумал Кожухарь, посмотрев на фотографию.
- Вот рядовой Сергей Шарафян, житель Пятигорска, временами бывает дома, когда ходит в увольнения, навещает свою жену и дочь. Или они к нему и встречаются возле входа в войсковую часть. А моя жена и сын далеко – в Украине и нет возможности видеться с ними, - с горечью сказал Миша.
Глава пятая. Надави на тормоза
Ефрейтор не задержался с ответом и через секунду сказал Михаилу:
- Ты что, Карпухин, с ума сошёл, крыша что ли поехала? Надави на тормоза. Я советую тебе оставить эту бредовую идею. Ты же изучал воинский устав: за дезертирство в военное время тебя бы расстреляли как предателя, а ныне поймают, и будешь иметь ещё год дисбата* . Тебе до дембеля ещё почти два года, точнее, один год и десять месяцев. После этого будешь дома с женой и сыном. Плюс, согласно уставу, придётся дослуживать ещё год и десять месяцев. А вместе это равняется двум годам и десяти месяцам. А если ещё и похищение оружия, то три года тюрьмы. Это вместе равняется пяти годам и десяти месяцам. Может быть, придётся в дороге защищаться и убивать. За это пятнадцать лет тюрьмы. Видишь, сколько времени ты не увидишься со своей любимой женой и сыном? Ты и сам, Карпухин, всё это отлично знаешь, только на данное время позабыл из-за своего сумасшедшего намерения бежать.
Михаил, слушая эту горькую правду, несколько съёжился и жалко скривился, будто от боли, словно каждая сказанная фраза, только что услышанная им, была пулей, выстреленной в него из пистолета. Выслушав всё до конца, он медленно вышел о двор, закурил. Возвратясь обратно, он думал о только что услышанном, видимо, уже начиная понимать своё полное бессилие перед обстоятельствами. Опустил голову и поплёлся по коридору в сторону казармы, где все уже спали. Проходя мимо оружейной комнаты, он остановился, глядя на оружие, расставленное по своим местам в строго установленном порядке. Оружие находилось за толстой решетчатой железной дверью, закрытой на универсальный замок.
Оружие всегда было готово к применению в случае команды: «Боевая тревога!». Здесь были пистолеты Макарова, пистолеты ТТ. На верхних полках стояли в ряд круглые железные каски с красными звёздами спереди, точно такие же, какие использовались солдатами во время Великой Отечественной войны. На нижних полках лежали саперные лопатки для рытья окопов и траншей, фляги для воды и вещевые мешки. На средних полках размещались противогазы, резиновые ОЗК – общевойсковые защитные комплекты, укомплектованные пакеты медикаментов на случай ранения. По другую сторону в ящиках находились противопехотные гранаты Ф-1. За ними в таких же ящиках лежали более мощные противотанковые гранаты РГД-5. В упаковочных углублениях ящиков стояли в железных ножнах штык-ножи двух видов: колющие и режущие. В так называемых «пирамидах» также стояли чинно в ряд один к одному, как солдаты в строю автоматы АКМ – автоматы Калашникова, модернизированные с магазинами-рожками. Далее - пять пулемётов Калашникова, один прибор для точного измерения расстояния, приборы для ночного видения, три огнемёта и восемь гранатомётов. Такой порядок нужен для того, чтобы в случае учебной, а тем более боевой тревоги никто ничего не искал, не суетился попусту, не мешал друг другу.
Постояв немного возле оружейной комнаты, Михаил с потухшим взором, тяжело дыша, будто ему не хватало воздуха, пошатываясь, словно убитый тяжелым горем, сгорбившись и осунувшись, как старый человек, тяжело и медленно поплёлся в казарму.
«Хорошо, что оружейная комната закрыта на хороший замок, а то Карпухин, убегая в Херсон, домой к своей жене, для самозащиты в дороге прихватил бы с собой оружие. Ведь такие побеги изредка случались в воинских подразделениях. Так, словно Карпухин повредился умом. Точно, у этого бедолаги уже больше, чем даже наполовину отключились мозги из-за сильной любовной тоски. Да, чего только в жизни не бывает», – подумал ефрейтор.
Часть вторая.
Глава шестая. Кто же сошёл с ума?
Прошёл один год и одиннадцать месяцев напряжённых военных будней, которые показались Карпухину целой вечностью. До демобилизации солдату Михаилу Карпухину теперь уже оставался всего один месяц. Увольнение в запас! Какая неописуемая радость для солдата, а особенно для Миши Карпухина. Ровно через месяц он будет дома, подхватит на руки своего сына, обнимет и расцелует жену. Как же он сильно соскучился по семье! Даже не передать словами. Почти два года не виделся он с женой. Конечно, приехать к Михаилу она не могла, – их сын ещё в таком младенческом возрасте, что оставить его дома самого нельзя.
Однако, одно очень странное обстоятельство не давало покоя Карпухину. Михаил никак не мог дать ему логического объяснения. Дело в том, что за последнее время письма от жены стали приходить реже, чем это было раньше. Все абсолютно письма, независимо от срока давности, были одинаково полны душевного тепла и любви к нему. «Но всё-таки, почему стали приходить реже?» – волнуясь, задумывался Михаил. Появившиеся смутные подозрения он старался гнать прочь, сознательно считая их в отношении своей жены кощунством. Но эти подозрения вновь обрели силу, и теперь уже постоянно клевали его подобно тому, как огромный орёл печень древнегреческому легендарному герою Прометею, прибитому к скале. А в добавку, ещё стало подтачивать, как короед точит дерево, после того, когда ему от жены последние два месяца совсем не пришло никаких вестей.
Как-то однажды днём, во время перерыва от военных учений, в казарму четырнадцатой роты пришёл штабной офицер майор Дерюгин и дал команду на построение.
– Рота, равняйсь! Смирно! – Товарищи бойцы! – продолжил офицер. Сегодня на воинскую часть получена телеграмма. У одного из наших солдат большое и радостное событие. У рядового Михаила Карпухина совсем недавно дома родился уже второй сын. Он второй раз стал отцом. Мы поздравляем Вас, наши поздравления Вашей жене. Ура, товарищи!
– Ура!!! Ура!!! Ура!!! – трижды тупо гаркнул строй.
Карпухин стоял в строю и не понимал, о чём говорит Дерюгин. «Какой второй сын? О чём это он? Что за вздор? Бред какой-то. Не кошмарный ли сон мне сейчас снится?» - подумал Михаил. И тут же больно ущипнул себя несколько раз, чтобы проснуться. Но пробуждения не последовало. Значит это не сон. «Тогда, – подумал Михаил, – здесь кто-то сошёл с ума: или майор Дерюгин, который несёт такую чушь на полном серьёзе, или я, или это у меня слуховая галлюцинация. Боже мой, что же это такое, как это понять?»
Тут напряжённую мысль Михаила прервала команда майора:
– Рядовой Карпухин, выйти из строя на три шага!
– Есть, – совсем тихо ответил Михаил, и сам не узнал свой голос. Он вышел из строя нетвёрдой походкой.
– Что с Вами, товарищ солдат? – в недоумении спросил майор – Вы что, заболели?
– Никак нет, товарищ майор, – тихо ответил Карпухин.
Офицер сделал небольшую паузу, снова подозрительно взглянул на Михаила и взял руку под козырёк фуражки:
– За добросовестное отношение к воинской службе, за успехи в боевой и политической подготовке и в связи с рождением второго сына рядовому Карпухину объявляю благодарность!
Михаил, как полагается по Уставу, должен был громко ответить: «Служу Советскому Союзу!», но вместо этого он спросил:
- Какого ещё второго сына, товарищ майор?
Тот опешил:
- Разве Вы забыли, как согласно Уставу надо правильно отвечать? – спросил он Карпухина.
– Никак нет, не забыл, но у меня не может быть второго сына, родившегося сейчас, товарищ майор, ведь я почти два года не виделся со своей женой, а если точно, то один год и одиннадцать месяцев. Это какая-то ошибка.
– Нет никакой ошибки. Телеграмма получена на Ваше имя и в ней всё чётко сказано, что Ваша жена на днях родила второго сына. Вот, читайте, – вручил майор телеграмму Михаилу. Тот трясущимися от волнения руками взял телеграмму и прочитал её. Да, всё было так, как сказал майор.
Но тут внимание всех отвлёк старшина роты прапорщик Сергеев, который неожиданно вошёл в казарму. В руках его была стопка свежих писем для солдат. Какая огромная радость для солдата получить письмо: то ли от матери с отцом, то ли от родственников, от друзей, а для некоторых – от любимой девушки.
Офицер дал команду «Вольно!», «Разойдись!» И все тут же бросились к старшине Сергееву, мгновенно позабыв на время о Мише Карпухине и его интересной ситуации.
Глава седьмая. Как рождается ненависть
Одно из принесенных писем старшина вручил и Мише Карпухину. Это письмо, как и другие, которые он получал от своей жены Тани, Михаил мгновенно распечатал и принялся читать. С самого начала оно ничем не отличалось ото всех предыдущих. В нём, как всегда, было много самых ласковых слов Мише. Далее в письме жена сообщала Михаилу, что у неё родился второй сын, что отец её второго ребёнка живёт тоже в Херсоне. И выражала свою полную уверенность в том, что, конечно же, Миша не будет огорчён, потому, что он только сам виноват. Обвиняла же она его в том, что он так надолго позволил себе задержаться на военной службе. А она за это время очень желала иметь ещё и второго ребёнка. И что, несмотря на то, что Миша так надолго её оставил, она все равно его прощает. И «обрадовала» мужа тем, что, как и их общий, так и нагулянный сын будет носить фамилию Карпухин, а не своего отца, её любовника, кроме того, она выражала уверенность в том, что он будет одинаково их любить и обеспечивать.
Легкомыслие жены, её безответственность, а больше всего наглость потрясли Карпухина до глубины души. И Михаил, читая эти строчки, чуть не зеленел от обиды, досады и злости, от огромного возмущения из-за насмешки над ним со стороны супруги. Заканчивалось письмо так же, как и начиналось, так, как и предыдущие её письма, словно совершенно ничего такого не произошло, что может повлиять на их совместную супружескую жизнь.
В письме действительно говорилось то же, что и в телеграмме. Но почему они пришли в один день? Скорее всего, такие казусы иногда бывают с нашей почтой.
Трудно сказать, чего в этом письме было больше: наглости, подлости, утончённой жестокости, замаскированной под добродетель, что так присуще женщинам, или цинизм. А может быть ещё и глупости, если она действительно не понимала того, что здесь вовсе не от Михаила зависело то, что он полностью два года вынужден был находиться не рядом с ней и родным сыном.
Михаил, читая письмо, чувствовал себя так, как будто его всего с головы до ног облили помоями или выкачали на него содержимое из бочки той машины, которой чистят туалеты. В эти минуты вся безмерная любовь Михаила к своей жене, все самые возвышенные чувства к ней, которые были в его душе, – всё это лопнуло, как мыльный пузырь. Своим воспалённым воображением он начал воспринимать жизнь в мрачных тонах, потому, что увидел её изнанку. Он понял, что внешняя, лицевая сторона отношений между мужчиной и женщиной, часто именующаяся как любовь, вера, надежда, доброта, честность, – часто это всё лишь только мираж. А под прекрасными, разрисованными и воспетыми приукрашениями находится страшная реальность, от которой некуда деться. Это тяжёлая человеческая жизнь под названием ад, который есть и на земле. Детская наивность, юношеская неопытность, её радужные надежды и планы постепенно стали меняться на реальное восприятие жизни такой, какая она есть на самом деле. Это было приобретение жизненного опыта, Михаил становился уже и морально взрослым человеком.
«Вот почему стали реже приходить мне от неё письма, а последнее время их не было совсем», – думал Михаил. «Значит, мои подозрения тогда были не напрасны. И вот сейчас уже полностью всё подтвердилось. Пока я был здесь, в Ставропольском крае, в Пятигорске, и тянул лямку в армии, она в это время не только гуляла с каким-то псом. Ну, гуляла, ну ладно, молодая ещё, гуляла потому, что меня долго не было. Это всё-таки можно понять. Да уж ладно, простил бы ей. Но то, что она родила от него байстрюка!....» Тут Михаил тяжело и болезненно застонал, словно раненый, конающий зверь, выговорив:
- Ух, с…, б…, тварь, шалава, проститутка.
И припомнились ему слова из песни, в которой пелось о плохой жене:
«А я, дурак, любил тебя одну,
за это ты меня ко дну, ко дну»,
– и он вслух процитировал их.
- Вы что себе позволяете, товарищ солдат!? Ругаетесь, и вид у вас сейчас такой, словно Вы взбесились, – сделал замечание Карпухину майор Дерюгин, услышав эти слова и ругань, – Где причина?
– Здесь, – показал Михаил на письмо. - Вот, почитайте.
Дерюгин взял и со свойственной ему прямолинейностью и дремучей тупостью понял так, что можно прочесть его перед строем всему личному составу солдат и сержантов как пример удачного бракосочетания и семейного счастья.
- Рота, смирно! – сразу же прозвучала его команда: – Слушайте письмо! – И начал вслух для всех громко и подробно читать текст письма. Михаил понял, но поздно, что совершил ошибку, дав почитать это письмо кретину Дерюгину в надежде, что тот прочтёт сам и поймёт его ситуацию.
Закончив читать, майор Дерюгин тут же возвратил письмо Карпухину.
Михаил ненароком взглянул на товарищей по службе, ожидая понимания и сочувствия… Громкий, весёлый и длительный смех недоброжелателей ¬гремел на всю казарму. Смеялся и Дерюгин, который только что вслух прочитал это письмо, смеялся даже уже седой, пожилой старшина, прапорщик Сергеев. Беда Карпухина очень развеселила некоторых, а у других вызвала сочувствие. Долго ещё корчились от смеха злорадствующие, стены казармы давно не видели такого буйного веселья. А старшина Сергеев, захлёбываясь от смеха, тут же отметил, что за весь период его службы он не припоминает более интересного случая из солдатской жизни, чем этот.
Михаил с упреком смотрел на смеющихся и отошёл обиженный. Он выглядел таким несчастным, удручённым и ошарашенным, словно только что напился уксуса.
Чуть позже замполит роты капитан Виктор Ильич Евтушенко сказал Карпухину:
- Что тут поделаешь? В жизни всякое бывает.
А ефрейтор Толя Кожухарь тут же добавил:
- Жизнь, словно игра в карты, иногда выиграешь, а бывает, что приходится и проигрывать. А потом подумал: «Хотя часто бывают такие, которые в жизни постоянно или почти постоянно, если им не препятствовать, только выигрывают. В основном это эгоисты-мерзавцы, коварные подлецы.
В этот, очень злосчастный для него день, Михаил уже многое начинал понимать, над чем ему никогда не приходилось раньше задумываться. Это письмо уже подтолкнуло его к началу понимания очень жестоких, но мудрых житейских истин. А значит, подтолкнуло к общим размышлениям над жизнью, гораздо более глубоким, чем только то, что произошло в отношениях с женой.
Глава восьмая. Кому беда, а кому смех
Новость о том, что произошло в личной жизни солдата четырнадцатой роты Михаила Карпухина, постепенно разнеслась по полку. А несколько солдат искренне и глубоко сочувствовали ему. Дело в том, что они тоже женились до службы в армии, так же, как и Карпухин. И теперь им было очень тревожно на душе: все они переживали, думая, как бы не оказаться в такой же ситуации, как бедолага Михаил Карпухин. В письмах домой своим жёнам они, конечно же, ничего не написали о том, что произошло с сослуживцем, очень опасаясь того, как бы не дай Бог и их жёны, оставшиеся дома вдали от своих мужей, возможно, гуляя на стороне, не наплодили бы и им байстрюков. Ведь не зря же говорят, что дурной пример заразителен.
Для некоторых Михаил стал объектом для насмешек и подтрунивания.
- Ну, Мишка, какая у тебя замечательная жена, какой ценный подарок тебе преподнесла, – смеялись они. – Мы за тебя рады. Ты же приедешь домой на готовое. Жена тебе детей уже производит со своим любовником. Ты должен быть ей за это очень благодарен. Тебе только всего лишь останется такая совсем-совсем малая малость, – зарабатывать деньги для того, чтобы обеспечивать чужого ребёнка.
Именно этими фразами они наибольше старались досадить Карпухину, страшно терзая его самолюбие, и это отлично удавалось. И видя то, насколько особенно мучительно реагирует, они старались почаще это говорить. В душе у Карпухина был настоящий ад. «Господи, откуда же это на меня свалилось»,- думал он. И Михаил возненавидел теперь уже не только свою жену и её любовника, но и насмешников. Несчастный, он резко отворачивался и быстро уходил от них, чуть не синея от злости. Он слышал позади себя громкий весёлый хохот. И где бы он ни был, везде его что-нибудь подобное ожидало.
Как-то вечером, после отбоя Михаил крепко уснул. И приснился ему сон: будто он уже дома, в своём родном городе Херсоне. Но очень странно – никого вокруг нет. И только вдали виднеются два человеческих силуэта молодых людей, мужчины и женщины, которые идут к нему. Вот они подошли уже совсем близко. Это была жена Карпухина, Татьяна, вместе со своим любовником из соседней улицы. Его жена с любовником стояли перед Михаилом, обнявшись. Они весело нагло и открыто смеялись с него. И в эту минуту Михаил почувствовал, как у него на голове, на самой макушке начинают расти рога. Растут всё больше и больше, вот они уже выросли в его рост. Он пытается их обломать, но безуспешно, ничего не получается. Прочно и крепко держатся проклятые рога. Оторвать их теперь можно разве что только с головой. Взял Миша острую пилу, лежавшую на столе, а пила их не режет, только зубья у пилы затупились и покорёжились. Что же делать? Увидел он на этом же столе автоген и болгарку. А вот рядом и столб с электрической розеткой. Включил он болгарку, а после зажег и настроил горелку, но даже такие универсальные инструменты для резания металла не могут срезать рога, которые прикрепила Михаилу его жена своим грехопадением. «Ох, беда, беда, ох напасть – подумал Михаил, – что же мне теперь делать, как убрать их с головы?» Только подумал он это, как мысль тут же громко прозвучала, как будто бы он сказал её вслух:
– А уже никак не убрать, не срезать, не оторвать. Их теперь ты будешь носить всю жизнь! – очень весело смеясь, хором ответили Мишина жена и её любовник. А после, медленно идя в обнимку, удалились.
И тут Михаил проснулся оттого, что услышал громкую команду:
– Рота, подъём!!!
И первое, что он увидел, когда вскочил с кровати, это рога. Они были прикреплены на спинке его койки, как раз над головой. Это в полковой мастерской изготовили для Карпухина большие рога, даже покрыли их лаком, и ночью, тайком, когда Михаил спал, прикрепили их. Это была очередная выдумка некоторых солдат. Миша быстро оделся и стал в строй.
– А что это, товарищ солдат, за вид у вас такой? – Спросил старший сержант Евгений Фомичёв у Карпухина. Михаил подошёл к зеркалу и взглянул на себя. Все имеющиеся карманы на его гимнастёрке и на брюках до предела раздувались, потому, что были чем-то переполнены. Михаил был в недоумении, потому, что ничего лишнего в свои карманы не напихивал.
- Покажите, что у вас в карманах, – приказал старший сержант.
Михаил полез в карманы, доставая всё, что в них могло находиться. Это были несколько десятков листов тетрадной бумаги. На каждом из них были нарисованы рога с одними и теми же надписями внизу: «Мише Карпухину от его жены».
– Пойдите, выбросьте в урну, – сказал он Карпухину. Увидев прикреплённые большие рога на кровати Карпухина, он сказал Михаилу убрать их и выбросить на мусорник.
Глава девятая. Каждому своё
Через десять минут нужно было всем отправляться на занятия. Михаил на это короткое время вышел из казармы в коридор, чтобы хоть как-то, по возможности, избегать противных насмешек и шуток. Тут навстречу шёл солдат рядовой Дурдыев. Дурдыев был потомок среднеазиатских басмачей. В своё время он дал взятку начальнику Ташкентского военкомата, чтобы увильнуть от военной службы. Как-то однажды, там же в городе Ташкенте, он со своими дружками изнасиловал молодую русскую женщину. И, чтобы не попасть в тюрьму, Дурдыев снова дал взятку тому же начальнику военкомата, но теперь уже для того, чтобы его очень срочно забрали на службу в армию, и подальше от того места, где он живёт. Таким образом, он спас себя от тюрьмы.
После срочной обязательной двухгодовой службы в армии, солдат Дурдыев решил остаться здесь же в пятигорском полку на сверхсрочную службу прапорщиком, чтобы избежать наказания за содеянное.
- Рогоносец Карпухин, как же так, что твоя жена-проститутка нагуляла тебе байстрюка, а ты теперь ходишь, как глупый ишак? – спросил у Михаила Дурдыев.
Ответом ему от разъярённого Карпухина был резкий прямой удар кулаком в зубы, со словами:
- Получи чурка! Урюк! - И на пол закапала кровь потомка среднеазиатских басмачей.
Начались занятия, но в перерывах во время перекуров солдаты продолжали подшучивать над бедой Михаила.
Теперь уже Карпухин только и думал, куда ему уйти от злых шуток. Утром, после подъёма у Михаила было такое ощущение, будто все что-то читают на его спине, обходя сзади. Михаил снял гимнастёрку. На спине был прикреплен лист бумаги, на котором нарисован он с большими оленьими рогами и надписью внизу «Мише Карпухину рога от его жены-шалавы».
«Ночью прицепили», – подумал Михаил, снимая с гимнастёрки бумагу и выбрасывая её в мусор.
– Рядовой Карпухин! – услышал он голос командира роты, – срочно бегите в штаб к телефону, звонила ваша жена. Звонок был с Украины, из города Херсона. Жена ваша сказала, что снова позвонит через десять минут, так что не задерживайтесь.
– Есть! – ответил Карпухин.
Идти для того, чтобы разговаривать по телефону со своей женой у Михаила вызывало отвращение. Но приказ получен, его надо выполнять, и Михаил направился в штаб. Через некоторое время из телефонного аппарата раздались длинные звонки междугородки. Карпухин поднял трубку и услышал самый дорогой для него в прошлом, а теперь уже навсегда ненавистный ему голос. Собственно, он не услышал ничего нового, чем то, что ему пришлось узнать из последнего письма, полученного от неё.
– Не звони, иначе приеду с оружием и застрелю, – сказал он всего одну фразу.
Прошло ещё две недели. И вот в один из дней Михаилу Карпухину и многим другим воинам разрешили собираться в дальнюю дорогу – ехать домой. Наступил долгожданный майский дембель 1979 года. На прощание тем бойцам, которым ещё долго оставалось служить, увольняющиеся в запас сказали:
- Ну, всего вам доброго сынки и черпаки, по возможности увольнений в город. Служите и ждите своего дембеля.
– И вам всего доброго. Попутного ветра вам в дороге домой. А дома удачи. Чтоб при встрече за столом, за рюмкой водки и вина или просто когда-нибудь вспомнили о своей службе в армии, – ответили те, которые оставались служить.
Солдаты-дембеля навсегда покинули казарму, где они жили два года, последний раз прошлись по территории части, в которой они несли нелёгкую воинскую службу, глянули на бронетранспортёры и «УРАЛы». На строевом плацу полковой оркестр в это время играл им марш «Прощание славянки», который солдаты называли «дембельским».
Вышли за контрольно-пропускной пункт. Остановились на минуту. В ярких солнечных лучах блестели воинские награды, прикреплённые с правой стороны на кителях: нагрудные знаки, а у некоторых и медали.
– Ну что, братва, по домам. Пора по домам, – сказали солдаты, и каждый направился своей дорогой: кому ехать электричкой в аэропорт Минеральные воды, а там на самолёт, кому на железнодорожный вокзал и на поезд, а кому не так далеко, - тем на автобус.
- Взгляните ещё раз на Пятигорск. Может последний раз в жизни многие из нас видят этот замечательный город. Кто знает? – сказал на железнодорожном вокзале младший сержант Жора Стрынгилэу сержанту Вове Новицкому и рядовым Ване Северину, Володе Тарану, Ване Брыне, Ване Сытенко, Сергею Батезату, Коле Игнатенко, Володе Навальневу, младшему сержанту Габиту Лепесову, ефрейтору Коле Мурашеву, старшему сержанту Коле Калинюку и сержантам Коле Шумейко и Марьяну Смолинскому, старшине Богдану Романцу и другим.
Разошлись солдаты и разъехались в разные стороны: рядовые Александр Горох, Бурханов, Байрамов, Биканов – в Кисловодск на поезд, старший сержант Султан Кужонов, рядовые Руслан Куршаев и Геннадий Ашуров – на автобус, рядовые Георгий Долидзе – в Грузию, Саша Белоцерковец, Стёпа Ганушевич, Петя Полищук – в Украину, сержант Филипп Магарь – в Молдавию.
А из ворот войсковой части вышла следующая группа – младшие сержанты Виктор Гамала и Вишневский, ефрейторы Виктор Чесноков и Ваня Шимчик, рядовые Волковы, Александр Ткаченко, Сергей Седлецкий, Коля Коваленко, Долгашев, Михальченко, Долганов. И они тоже удалились.
А Михаил Карпухин, тем временем, остался один. У него не было какого-то определённого плана, как добираться домой: в аэропорт, а там на самолёт, или ехать поездом. Михаила теперь особенно не тянуло домой, как раньше, со страшной неудержимой силой потому, что он больше не хотел видеть свою жену.
«Зачем мне теперь спешить домой, кто меня там ждёт? Мало ли что она по телефону мне говорила, что страшно тоскует по мне. Всё врёт, по делам видно. А хоть бы и правда, что страшно тоскует и ждёт меня, на хрена она мне теперь с байстрюком нужна. Всё только из-за этого. Другой причины нет, – с унылым видом и с озлобленностью в душе размышлял Михаил, стоя на одном месте, – так что мне торопиться нечего, успею ещё дома увидеть эту шалаву», – подумал Михаил и направился в город, чтобы прогуляться и ещё раз осмотреть достопримечательные места Пятигорска, которые он видел, будучи в увольнениях.
Он подумал: «Прощай, Пятигорск, небольшой, но такой уютный и замечательный городок на юге России».
Приехав электричкой в Кисловодск, Карпухин взял билет на поезд. Вскоре Михаил уже в поезде, рассматривал за окном пейзажи и города. Ночью поезд мчался в темноте, время от времени бросая громкие призывы-гудки, то замедляя, то снова ускоряя ход, и на рассвете уже был в Херсоне.
Как и повсюду, в эту чудесную пору его родной город благоухал в весеннем цвету, радуя взор, даря чудесный аромат ликующей, пробудившейся флоры. Но Михаил не мог испытывать полноценную радость. И вспомнились ему слова древнекитайского мудреца, которые он прочитал раньше в одной книге: «Печален мир, даже весной, когда цветут сады».
Михаил не спеша шёл по своему родному городу, рассматривая, что за время его отсутствия изменилось. Подойдя к одной из троллейбусных остановок, он задержался. Вспомнил, что именно здесь на этом месте, он впервые увидел ту девушку, которая впоследствии стала его женой. Тут же нахлынуло тёплое воспоминание о начале их большой любви, любви с первого взгляда. Но бывает ли в жизни любовь с первого взгляда? Оказывается, что да. По крайней мере, так было у Миши Карпухина с Таней. Женитьба его состоялась настолько быстро, что вряд ли где и когда-нибудь у современной молодёжи это происходило быстрее. К тому же, всё получилось чисто случайно, так как о женитьбе Миша совсем не думал.
А случилось это так. Однажды Миша увидел возле троллейбусной остановки очень красивую девушку. Окинул её с головы до ног внимательным взглядом. Так пару минут они изучали друг друга. Она настолько понравилась ему, что он совсем неожиданно для себя подошёл и спросил:
- Девушка, вы любите рисковать?
- Да, - был ответ.
- Тогда прямо сейчас пойдёмте в ЗАГС, - последовала его фраза.
В ответ она, мило улыбаясь, кивнула своей красивой головкой. И они уже под руку пошли прямо в ЗАГС, на ту минуту даже ещё не спросив ни имени и ничего не зная ни Миша о ней, ни она о нём. А как им было поступить иначе, когда в это самое время легендарный Амур пронзил их сердца своими волшебными стрелами, вызвав у Миши и Тани большую взаимную любовь; любовь, которая разгоралась, как пламя, всё сильнее и сильнее, вскоре переросшая в романтическую, бурную и страстную.
«Эх, какой же я был дурень, молодой, неопытный» - подумал Михаил после этих воспоминаний. «Откуда мне тогда было знать, чем эта любовь закончится», - и вспомнил известную пословицу: «Знал бы, где упаду, там соломы подстелил». И он направился к своему дому, поднялся на этаж, открыл ключом дверь своей квартиры и вошёл. Дома никого не было. Михаил не удивился, в письмах жена сообщала, что после рождения их сына перешла к своим родителям. Ей так намного легче, чем одной, имеет большую помощь.
«А после, когда ещё и нагуляла байстрюка, то забот прибавилось вдвойне; а значит, в помощи своих родителей нуждается тем более», - злобно размышлял Карпухин.- «На процентов девяносто пять догадываюсь, кто её любовник – отец внебрачного. Но уточнить необходимо. И Карпухин, прежде всего с этой целью, начал поочередно проведывать своих друзей, тех, кого хорошо знал, кому верил. Друзья, конечно же, расспрашивали о военной службе. Михаил охотно рассказывал, пил немного и обязательно каждому задавал наиболее волнующий его вопрос, всё больше убеждаясь, что информацию имеет верную. По ходу мыслей вспоминались слова одного из его старших друзей, живущего в других краях, который когда-то говорил:
- Бывают родные дети такими страшно неблагодарными к своим отцу и матери или к одному из родителей. Это за всё доброе к ним отношение. Такие дети не лучше чужих. Какую помощь от них можно ожидать? Тогда думаешь, а зачем их было на свет производить? Зачем о них особо заботиться, переживать, если им ты и их предки по твоей родословной почти безразличны. Такие потомки в роду – это нелюди, выродки, скоты, предатели своей родословной. У них отсутствуют полностью или частично любовь, совесть, жалость, сострадание, желание помочь, уважение, чувство долга, память о предках, гордость за них. Значит, самое главное – это душевное родство к тому из родителей и вообще предков, от кого потомки унаследовали больше качеств. Значит, не то главное – брачные или внебрачные дети, а какие из них люди.
Михаил всё же подумал: «Но здесь настолько глубоко задето и травмировано моё мужское самолюбие, что простить ей такое не смогу, как, наверное, не смогли бы большинство мужчин в такой же ситуации».
На следующий день, как только в темноту ночи стал проникать рассвет, Карпухин быстро оделся и позвонил по телефону туда, где находилась его жена - у её родителей. Как только услышал, что на той стороне провода взяли трубку, не здороваясь, сказал приблатнённым пренебрежительным тоном:
- Я уже приехал! – и сразу же бросил трубку. Тут же вышел из своей квартиры, быстро зашагал к их дому. На дворе ещё рассветало. Михаил специально выбрал такое время, чтобы явиться неожиданно. Идти ему было совсем недолго – минут десять. Возле входной двери их квартиры очень кратко нажал на звонок, и как только ему открыли, быстро, но бесшумно вошёл. Ни с кем не здороваясь, отстранив жену руками, в её спальне он увидел на детской кровати своего спящего сына. Ему уже было почти два года. Внутри защемило, он по-доброму улыбнулся. Чуть было снова не стал для своей жены тем добрым и заботливым мужем, которым был. К Тане стала возвращаться надежда. Но Михаил, тут же взглянув на нагулянного ею одномесячного младенца, который спал в колыбели, возвратился в жестокую реальность. И по его твёрдому виду она поняла, что надеется зря.
- Я пришёл сообщить, что подаю на развод, - жёстко сказал Михаил и быстро вышел из квартиры.
Из окна своей квартиры на третьем этаже Таня смотрела, как он быстро уходил.
У неё ещё была последняя возможность позвать его, каяться и просить, то есть сделать то, чего не делала. Её любовнику, отцу второго ребёнка, она и дети были не нужны. И в результате, теперь оставалась матерью-одиночкой с двумя сыновьями. Но в будущем, как знать: из их всех после сложившейся ситуации кто останется со своей бедой, а кто будет в выигрыше? Но, чаще всего конечный выигрыш у женщины.
В тот же день он подал заявление на развод. Затем, дав себе возможность после двух лет своей солдатской службы немного отдохнуть, Миша зачастил к девушкам…
Через месяц, однажды днём придя домой, Михаил подумал: «А как же мой рогодатель, так себе и благоденствует?» – вскипел и продолжал звереть от этой мысли Карпухин. Дождавшись вечера, достал из тайника кое-что из своего доармейского вооружения; направился в парк, использовал, как засаду, густые деревья и кустарники, в темноте дожидаясь, когда по дороге будет проходить враг.
*1 Бювет - место,откуда бьёт источник с лечебной минеральной водой, где каждый желающий может её выпить.
*2 Увольнение - изредка отпуск в город на полдня, утром или вечером (используется, как поощрение командиромза добросовестное отношение к службе).
*3 Дембель - на солдатском жаргоне,- демобилизация в запас из рядов вооружённых сил после завершения 2-х годичной воинской службы. (В самом деле - неправильное понимание процесса, ошибочное название увольнения в запас демобилизацией).
*4 Все эти названия - жпргонные определения срока, отслуженного в армии."Деды", "Старики" - старослужащие, отслужившие 1,5 года в армии. "Дембеля" - отслужившие 2 года, "черпаки", "караси" - отслужившие от 1 года до 1,5 года, остальные - молодые, которые отслужили менее 1 года.
*5 Касты - разграничение категорий военнослужащих в Советской армии по аналогии с Индией.
*6 Устинова приказ - Дмитрий Фёдорович Устинов, - Министр обороны СССР, в данном случае имеется ввиду приказ об увольнении в запас отслуживших срок военнослужащих. Подобный приказ издавался дважды в год, и старослужащие ждали его с большим нетерпением, считали дни до приказа, а сто дней до приказа даже устраивали своеобразный праздник с бритьём голов у дембелей.
*7 Кухонный наряд - тяжёлая каторжная работа на кухне: мытьё посуды,тысяч тарелок, ложек, кружек, полов, котлов, столов.
*8 Гауптвахта - "губа" а солдатском жаргоне, место отбывания наказания арестованных военнослужащих. Считалась тяжёлым наказанием.
*9 Вечерний развод - на строевом плацу под вечер караульные, новые дежурные и дневальные каждой роты получали указания перед началом выполнения своих обязанностей.
*10 "Чурка" - оскорбительное название для людей нерусской национальности со стороны русских.Чаще всего это относилось к среднеазиатам, они же "урюки".
*11 Драп или план - наркотик. Табак, смешанный с коноплёй. Во время курения его создаётся иллюзия очень весёлого, радостного настроения.
*12 "Гражданкой" военнослужащие называют жизнь вне службы в армии, то есть свою до призыва.
*13 Дисбат - дисциплинарный батальон, специальные подразделения, где отбывают военнослужащие наказание за серьёзные нарушения уставов и несерьёзные уголовные преступления. В общем значении - военная тюрьма.
Повесть «Жена солдата» написана
в 2013 году.