Семья, работа - работа, семья

Стрелка часов взбиралась за отметку в 11 часов и солнце, давно ушедшее с горизонта, уже ласкала другое полушарие зараженной людьми планеты. По мрачным и вонючим коридорам отделения полиции струилась тонкая, прозрачная дымка шуршащей сигареты. Опустошенное здание в полудреме отдыхало после дневного топанья и болтовни, тысячного потока своих обитателей и невольных посетителей. Запах хлорки хозяйничал по кабинетам и особенно в туалетах. Где пустые мусорные ведра, измазанные в говне и вагинальной крови, мечтали о голоде всепожирающего огня или хотя-бы просто о покое на загородной свалке. Кабинет старого трудоголика, полковника отдыхал меньше остальных. Вот и этот вечер, вновь был трудовым, если это можно было так называть. Помещенье клубилось в сигаретном дыму и капли влаги, концентрируясь сползали по запотевшим окнам. Запах пота не терялся в табачном амбре, а словно вмешивался в него, как сахар в чай и привкус, садившийся на губы возможного, случайного гостя, уверенно бы щипал вкусовые рецепторы противной щелочью. За стеклом потеющего окна, стоял припаркованный, недорогой, кредитный автомобиль. В салоне которого устало засыпал, ожидающий муж сотрудника полиции, которая сегодня вновь задерживалась на работе, помогая с какой-то работой полковнику. Легкая, негромкая музыка, как мамина колыбель смыкала глаза и поглаживала нежными прикосновениями желание спать. Водитель терпеливо отсчитывал минуты и грустно вглядывался в непрозрачные окна полковника. За которыми тускло, теряя силы, уже который год угасала настольная лампа. Большой и дубовый стол усатого полковника, за которым на стене величественно распростерся государственный флаг, лениво пошатывался и качал как колыбель, стоящую на нем фотографию семьи чиновника. На снимке улыбались двое детей, стоящие перед величественным мужчиной, обнимающем любимую жену, на фоне балтийской волны, беспечно погибающей о грубый и неподвижный берег. Стол, глухо покашливая впитывал в себя соленый пот расположившейся на нем голой женщины. Пышная грудь и живот которой терлись как мочалка о поверхность столешницы. Руками она держалась за противоположный край стола, как за спасательный круг, брошенный утопающему в озверевшие от урагана воды океана, и задрав голову громко орала. Усатый полковник, вцепившись руками в её здоровую, жирную задницу, как лев в добычу, драл ее в анальное отверстие, стиснув в зубах тлеющую сигарету. Ее распахнутая, форменная рубашка, как скатерть накрывала стол, незаметно постукивая о дерево грубыми погонами. Юбка и нижнее белье, под босыми женскими ступнями, словно канат удерживал ноги, что бы они не разошлись еще дальше друг от друга. Сморщенное, в старательной гримасе лицо полковника, выдыхало сигаретное дыхание и поскрипывало зубами, точно голодный волк, настигающий овцу. Одинокая лампочка, вкрученная в патрон пыльного светильника, рисовала на стенах и полу, интенсивно работающие фигуры. Полковник, точно рудокоп искал своим членом в ее заднице какие-то сокровища. Её хомячьи щеки, подпирающие узкий разрез татарских глаз, были словно трамплин для выбегающих, как лошади из загона, слез. Слюни маленьким и неторопливым ручейком, стекали по углу широко открытого рта. Не зная пощады грохотала ее задница на весь кабинет и коридор отделения. Шлепки по блестящей от пота коже, эхом путешествовали, отталкиваясь от стен обесточенного коридора. Он шлепал ее, что было сил по жопе, грубой ладонью, точно выбивая пыль из старого ковра, а другой рукой, пальцами залез ей в рот и тянул скользкую, полную слюней щеку на себя. Размазанная солеными слезами тушь, наносила на её лицо маску последней раздолбанной шлюхи. Трясущиеся, как желе ягодицы шлепая друг о друга, как пивные кружки в немецком баре, подпевали уже волнующемуся оркестру ее задыхавшемуся крику.  Он грубо вышел из нее, как покидают комнату, злые и чем-то рассерженные люди. Схватившись за собранные в хвост на затылке волосы, он стащил ее со стола на пол и повернув лицом к себе держась за ее морду пальцами. Свободной рукой он надрачивал своей член и толкал его ей в задыхающийся рот. Он выдавил все свое напряжение в ее слюнявую, сопливую пасть, заставив ее проглотить мерзкие сгустки своей развращенной службы. Он оттолкнул ее морду как использованную, грязную салфетку и направился к сантехническому крану. Подмываясь, он тяжело дышал, как старый, олимпиец на марафоне, который давно должен был сойти с дистанции, но уперто доказывал миру свою пригодность. Она, вымотанная, ползая по полу собирала свои вещи. Вытирая руками затушеванное лицо. Одевшись, она первая вышла из отделения к машине с ожидающим в ней, сладко дремлющим мужем. Она рухнула на пассажирское сиденье, глядя во влюбленные глаза, уставшего мужчины, который мягко и не спеша потянулся к ней, обняв, пригладил ее волосы и поцеловал в пышные, родные губы.  Она незаметно, но брезгливо улыбнулась, пристегнула ремень и откинула голову на подголовник сиденья. Я так устала... поехали домой. Работы по горло? – усмехнулся он, позевывая как котенок, пробудившийся ото сна. Это точно – выронила она, чуть испугавшись невероятно точного сравнения. Мимо проносились фонарные столбы, роняющие свет на раздолбанный асфальт. Его рука, которой он поглаживал ее ляжки. Теплое дыхание шумящей печки автомобиля скользило на ее измученном лице и трепало грязные волосы. Они удалялись от отделения полиции, за стенами которого полковник продолжал сосать дым из жирной сигареты, сидя на краю стола и рассматривая семейной фото. Его взгляд остановится на упрекающем и строгом взоре супруги, чей юбилей он сегодня пропускает, но она должна его понять, ведь так много навалилось работы.