«… Молния вспыхивает как будто в самой бричке, ослепляет зрение… В ту же секунду над самой головой раздаётся величественный гул, который, как будто поднимаясь всё выше и выше, шире и шире, по огромной спиральной линии, постепенно усиливается и переходит в оглушительный треск, невольно заставляющий трепетать и сдерживать дыхание. Гнев Божий! Как много поэзии в этой простонародной мысли!.. «
Лев Николаевич Толстой
Не знаю, как у вас, а у меня встреча с грозой вселяет какое-то прямо мистическое чувство ужаса. Нет, я прекрасно понимаю, что это обычное природное явление, характерное для определенных времен года.
Но, даже находясь в уютной квартире с плотно закрытыми окнами, я инстинктивно стараюсь забиться в самый темный угол и, снова и снова вздрагиваю и замираю, пережидая каждый раскат грома и ослепительную вспышку молнии.
Что уже говорить о том, если разгулявшаяся стихия застала меня в пути или даже где–то среди дикой природы, на берегу реки или озера...
Именно о такой истории мне хочется рассказать. Ни до, ни после я никогда не испытывала такого ужаса и потрясения.
Как–то летом моя приятельница Лариса пригласила к себе в гости на дачу. В будние дни маршрутный автобус ходил туда только ранним утром и возвращался уже часов в 6 вечера. Мы решили идти пешком.
Меня в особенности привлекала дорога по незнакомым местам, где–то 4,5 км по живописному лесу и полю. Я – большая охотница до пеших прогулок, и в тех краях мне не доводилось бывать раньше.
Лес и правда был замечательный: светлый, благоуханный, весь пронизанный солнечными лучами и звонким щебетом птиц, наполненный ароматами прогревшейся за день хвои. Дорожка тянулась, пропадая в глубине леса.
Задумчивая торжественность высоких корабельных сосен иногда чередовалась с беспечной оживленностью стайки белоствольных березок. Земляника уже отошла, но, то тут, то там можно было приметить ярко–алые, вызревшие на солнце, ягодки.
Время от времени слышалось мелодично замирающее далекое «ку – ку»: кукушка продолжала вести свой особый отсчет течению бытия. За беседами время летело незаметно. Несколько раз дорожка разветвлялась. Но вот лес начал редеть, расступаться и мы оказались на опушке.
Беспредельная ширь поля, сколько видит глаз, и, только кое–где маленькие, казавшиеся очень уютными, островки леса, затерянные среди бескрайней равнины.
«Теперь уже скоро», – заметила Лариса.
И мы зашагали по тропинке, пролегающей через ржаное поле. Свежий ветер гнал волны по бесконечному морю ржи. Колосья кланялись и снова разгибались: завораживающее зрелище!
Воздух, насыщенный терпким ароматом полевых трав, приветливо улыбающиеся навстречу глазки синих васильков и колосья, колосья, колосья…
Высокое бездонное небо, переходящее где-то далеко на горизонте в живое золото ржи... Такое величавое и бесконечное... Наполняющее душу твою особой значимостью момента...
В такие минуты особенно остро чувствуешь единение с природой. Полнота ощущений... Все чувства обострены, благодарность существования переполняет душу: я… счастлива…
* * *
Дачей оказались где–то приблизительно шесть соток любовно досмотренных грядок с всевозможными огородными разностями. Забора не было. Участок соседствовал с другими, лишь с одной стороны отмежеванный улицей – колеей. Людей вокруг не было видно – день будний, соседи чаще появлялись по выходным.
Посередине участка возвышался крошечный вагончик. В нем едва помещались лежанка, старый шкафчик–буфет и дощатый, приспособленный под разные нужды, столик.
Лариса, сердобольная душа, подкармливала несколько брошенных дворовых дворняг. Отвратительная реалия нашего времени: привозят на дачи животных и просто выкидывают, нимало не заботясь об их дальнейшей судьбе.
Особенно она привязалась к дворняге по кличке Рыжий. Поблизости собак не оказалось. Мы осмотрели огородик. Хозяйка «организовала» чаек с бутербродами.
Наконец, появился Рыжий – крупная пушистая дворняга с удивительно выразительными и добрыми глазами, необычайно яркого рыжего окраса. Бурные восторги встречи, повизгивание, виляние хвостом. Словом, всяческое выражение безмерной собачьей радости.
Покормив собаку, мы все вместе отправились прогуляться по участкам. Навестили, живущую здесь постоянно, знакомую Ларисы. Время промелькнуло незаметно, автобус давно ушел.
В погоде тоже происходили заметные изменения. Солнце еще проглядывало время от времени, но небо постепенно затягивалось облаками. Подул свежий ветерок, иногда слышались отдаленные глухие раскаты грома. Все свидетельствовало о приближении грозы.
Сохранялась одна слабая надежда: возможно, нам повезет и непогода пройдет стороной. Обстоятельства никак не позволяли нам остаться ночевать: надо было идти обратно. Моя приятельница очень переживала, что верный Рыжий пойдет следом. Но делать было нечего. Наказав умному псу оставаться, мы тронулись в обратный путь с большой тревогой на сердце.
Окружение менялось прямо на глазах. Небо постепенно затягивалось плотными серыми облаками. Солнце исчезло совсем. Ржаное поле, недавно еще радовавшее глаза обилием красок и оттенков, сейчас, словно, выцвело и потускнело. Странная, неестественная тишина давила на уши. Казалось: сам воздух ощутимо уплотнился, обрел густоту , становился каким–то наэлектризованным. Стало труднее дышать. Все вокруг будто замерло, застыло в тревожном ожидании перемен.
Мы старались идти быстро. Лариса постоянно оглядывалась. Вот уже почти миновали ржаное поле, как вдруг, в значительном удалении, она заметила Рыжего. Умная собака, маскируясь в высоких колосьях, на расстоянии следовала за нами. Мы пытались приблизиться к ней, попробовать отогнать ее обратно. Но она отбегала, зная, что ее будут прогонять.
После нескольких бесплодных попыток, нам показалось, что собака вернулась. Мы еще ускорили шаги. Вот и лесная тропа. Но все кругом неузнаваемо переменилось. Лес, такой приветливый, радостный днем, сейчас казался настроенным враждебно.
Сумеречное, свинцовое небо, насторожившиеся деревья по бокам тропинки. Дальше, в глубине, лес сливался в темную густую массу. Надвинувшиеся внезапно сумерки делали дорогу мрачной и чужой.
Идти предстояло еще приблизительно половину всего пути. Окружение стремительно менялось. С каждой минутой становилось темнее. Плотная, сгущающаяся прямо на глазах, завеса сумерек захватывала мрачный массив леса, заполняла узкий коридор вдоль извилистой тропы.
И вот уже первые капли дождя, сначала одиночные, потом частые и дробные, зашелестели по листьям кустарников, по траве. Стало совсем неуютно, зябко и сыро.
Лариса постоянно оглядывалась и вдруг совсем остановилась.
– Да он идет за нами! – воскликнула она. Действительно, яркий окрас Рыжего опять мелькнул где-то в отдалении.
– Ну, что нам делать? Он не вернется один, будет идти за нами до Южного, до самой площади. Там я оставить его никак не могу – он пропадет. И домой с собой взять его никак невозможно…
Мы стали звать собаку. Наконец, он все же приблизился, виновато помахивая хвостом, и, преданно и умильно заглядывая в глаза хозяйке. Она ласково потрепала его по загривку:
– Я не брошу тебя, Рыжий!
Выхода, казалось, не было. Дождь, между тем, усиливался. Уже явственно слышались рокочущие раскаты, пока еще глухие и отдаленные, но по звуку можно было определить – гроза стремительно движется в нашу сторону.
– Я должна вернуться. Слушай, ты доберешься сама, только никуда не сворачивай, придерживайся прямого направления тропы и выйдешь к поселку «Южный.»
Вернуться всем вместе было невозможно: в домишке не было места для двоих. И я решила, что как-нибудь справлюсь. Я успокоила Ларису, сказав, что ей незачем беспокоиться, я прекрасно доберусь сама. И мы распрощались.
* * *
И, вот, я одна, подбадривая себя, вздрагивая от пока еще отдаленных раскатов грома, как могла, быстро зашагала по тропинке.
Дождь усиливался. У меня не было ни куртки, ни накидки, ни зонта. На ногах – легкие шлепанцы. Я старалась не смотреть по сторонам, лишь следовать выбранному направлению, отгоняя мрачные мысли, представляя, как будет замечательно светло, тепло и сухо, когда я доберусь до дома… Доберусь, обязательно доберусь, а как же иначе?…
Стало совершенно темно. Тропа еле угадывалась по едва различимой полоске неба между огромными мрачными вершинами, теперь уже производящими впечатление чужих и враждебных, сосен.
И, вот, яркая, ослепительная вспышка молнии, мгновенно озарившая все кругом мертвенно–бледным, призрачным светом, выхватившим из темноты, искаженные освещением, казалось, зловещие ветви сосен, извилистую тропу с образовавшимися кое–где в углублениях первыми лужицами, замшелый камень-валун на обочине…
Вспышка ослепила, на какую-то долю секунды лишила зрения, увиденное будто запечатлелось где-то в сознании, вселяя суеверный страх и панику. Вслед за тем, земля содрогнулась. Мощное, угрожающее, рокочущее эхо, переходящее в глухой, протяженный и нарастающий гул…
- Господи, помоги мне!
На какой-то миг дождь прекратился, чтобы потом возобновиться с утроенной силой… Уже не дождь, а ливень… Потоки воды обрушились на голову. Холодная вода струилась по спине, ручьями стекая по ногам...
Но все это было неважно. Беда была в другом: потоки воды неслись по глинистой почве лесной тропы, сделав ее вязкой и скользкой. В шлепанцах совершенно невозможно было идти.
А гроза разыгралась не на шутку! Вспышки молний одна за другой чертили небо ослепительными зигзагами, извилистыми громадными змеями, заливая все кругом неестественным, призрачным, фантастическим сиянием… Вслед за этим постепенно нарастающее, рокочущее, раскалывающее череп оглушительностью и мощностью звука, грохотание, от которого содрогалась земля под ногами… Кромешный ад!…
Я уговаривала себя, приказывая себе не впадать в панику, в истерику… Надо идти. Я знала об опасности грозы в лесу. Знала, что нельзя было приближаться в такие минуты к высоким деревьям. Но… Выбора не было. Ноги скользили по вязкой глине, шлепанцы вязли в почве. Я как-то могла двигаться лишь по обочине, по траве, прямо под высокими соснами.
- Господи, Господи, Господи!!! Спаси и помилуй! Дай силы, помоги!
Только вперед, не сбиться с указанного направления! Сердце отчаянно колотилось в груди, вздрагивая от каждого грохочущего раската.
Вскоре дорога превратилась в сплошной несущийся поток с глинистыми берегами. Обходить его не везде было возможным. Несколько раз я, поскользнувшись, падала прямо на колени в глину, вытаскивала шлепанцы и опять вперед…
Казалось, этому не будет конца. Вспыхивающее, прочерченное огненными зигзагами, мертвенно–бледное небо, потоки холодной воды, вязкая глина, оглушительный грохот, от которого сердце каждый раз замирало и проваливалось куда-то вниз…
Я шептала, сбиваясь, слова молитвы... Только бы выжить… Суеверный страх, ужас владел всем моим существом в эти минуты. Я не была уверена, что продвигаюсь в верном направлении. Мне казалось, что уже прошло слишком много времени. Выход уже должен быть… Я... заблудилась?
Но вот, сплошная стена из деревьев понемногу начала расступаться. Впереди уже не тропа, а просека! Стало немного светлее. Контуры леса теперь уже не угадывались, как прежде. Их можно было различить достаточно отчетливо. Но потоки воды, вязкая каша под ногами делали каждый шаг мучительным и трудным.
Молнии по–прежнему периодически вспыхивали, озаряя дорогу. Но грохот грома постепенно отдалялся, становясь все более глухим. Гроза утихала, будто исчерпав, безумно растратив свою зловещую силу… Во мне крепла надежда, что все будет хорошо, и я, наконец, выйду из этого леса.
На лужах, на потоках воды появлялись крупные пузыри – верная примета: скоро дождю конец. Теперь, главное – идти. А это было очень непросто: ноги постоянно разъезжались, скользили, каждый шаг давался с трудом.
Внезапно вверху, над кромкой темного леса, впереди появилось светлое зарево. Это огни города! Еще немного, и я выйду! Как, по мановению волшебной палочки, дождь прекратился.
И вот я стою уже на вершине холма. Впереди – мирная панорама городских огней, поселок «Южный». Под ногами – глинистый склон холма с бурным ниспадающим водяным потоком. Но это уже совершенные мелочи! Я, не колеблясь, приседаю и,» на четвереньках», вместе с сбегающим потоком съезжаю вниз к людям, к жизни!
Я стою, улыбаясь, до нитки промокшая, грязная, вся перемазанная глиной, и гляжу на такие приветливые огни города…
Я счастлива опять, счастлива уже второй раз за этот день. Я – ЖИВУ!
Беларусь Гродно