Однажды я решила вспомнить свою жизнь. О любви, какая она была — искренняя, по долгу или по желанию. На магнитофонной ленте в 4 года говорю маме: мама я тебя люблю. Искреннее, детское чувство. Женька— первый парень, в которого решила влюбиться— влияние книги стихов 19 века о неразделённой любви. Точно выполненный сценарий в реальных отношениях, концовка — творчество. Затем сценарий гетеры из папиных книг... Влюблённость в учителя плавания — в тот же день научилась — два в одном — чувства и практика. А этот учитель потом долго меня мучил, чтоб я ему ходила гитару настраивать, так замучил, что разлюбила совсем. В вечерней школе — попытка полюбить алкоголика. Я даже приучила себя целоваться и ходить к его маме. Артур особенно распинался о честности и товариществе. Но когда подарил мне футболку, это оказалась футболка его мамы, и она потребовала её вернуть, потому, что "ты её украла", я стояла и молчала, глядя на него. Он же не сознался, что подарил эту вещь. И я ушла, оклеветанная, как Христос, с чувством моральной победы над маменьким сынком, никогда больше не принудившая себя его поцеловать, никогда больше не пришедшая в гости к его маме на картошку с яйцом и зелёным горошком. Влюблённость в нескольких парней с Худграфа, распространение любви на весь институт, поступление туда— разочарование. Вместо парней на курсе девочки, а если парни, то не те. Всё течёт... Но вот он, тот, которого я видела с институтской сцены на спектакле, когда только поступила. В парике, красивый и необыкновенно артистичный. Я люблю актёров, хоть он и студент, но и актёр. И вот он мне предлагает пойти к нему в мастерскую, соглашаюсь. Он творит, я ему позирую, предоставляю право довлеть, поучать. Рисую в ответ его вытянутую, поставленную на перекладину мольберта, ногу с огромным ботинком. Вот-вот ботинок дотянется до меня, он может раздавить кого угодно. Лежу лицом к полукруглому окошку печки. Печка греет, создаёт уют в этом подвальчике деревянного дома, выкрашенного голубой краской. Он только что ушёл. И моё желание зачать медленно перетекает в страх. Прихожу домой, вымываю страх марганцовкой. Но через несколько недель оказываюсь беременна.У меня в голове весы. Которые, наверное, были у моей мамы, когда она абортировала моего братика по указу бабушки, волнующейся, что плод неидеален. А он был неидеален у неё в голове. Нестыковки: институт — и беременность, равнодушное общество — и ощущение себя ответственной мамой. Именно из этой «ответственности» выросла идея уничтожить неидеальную ситуацию, сделав её привычной и приемлемой. Пустота приемлема больше, чем нечто новое, незнакомое — провинциальная черта остерегаться, избегать всего неизвестного, что может вторгнуться в тихую жизнь…
Папа. Я его любила и, в тоже время, меня тяготили некоторые его установки. Я мечтала избавиться от их влияния. Также как книга о неразделённой любви повлияла на сценарий первой влюблённости, так и, незаметные с первого взгляда, подводные течения прошлых мамапапабабушкиных конфликтов определяли игру моей жизни. Я с детства играла во всё и во всех, копируя и, частенько шаржево искажая, смеясь над собой и над другими. Когда прочитала книгу Хейзинга «Человек играющий», стиль моей жизни стал яснее. Дитя постмодерна, улыбающееся с щёчками с пятью ямочками. Дитя мира, которое он должен любить и оно должно его любить всего, без конца. Такова я, предстающая со всеми своими грехами. Играми, переходящими в живую боль, размываемую текучестью времени. Я — цельная в связи всего вокруг и разрываемая на части, пытающаяся собрать себя. Я — смело экспериментирующая со своей жизнью. Улыбающаяся внутри, не понимающая этого, если плачущая. И всё же, непосредственно воспринимающая жизнь, искренно выражающая свои чувства и мысли…
Размышляя таким образом, я ехала на своем старом, верном велосипедике на Дворянское гнездо. По дороге заскочила в музей, посмотреть выставку картин. Спустилась с горки и направо. По деревянному мостику. И дальше по дорожке . Если направиться налево, параллельно реке, сделав круг, не нужно будет подниматься по склону, терренкур будет легче. Здесь особенный рай. Деревья, эмоционально влажные от близости воды , несут в себе солнце. Оно пробивается сквозь листву, падает тёплым золотом на тело дорожки. Солнечные пятна то подстраиваются под серость тени, становясь холоднее, то вновь зажигают свой тёплый, праздничный огонь. Даже осколки битого стекла, втоптанные в землю, сияют, как солнце! Кустовые, древесные листья, сама дорожка в контрасте света и тени нежно, вибрируют. Природа вокруг такая же, как я, с моими вибрациями, женственная, нежная, чуткая к происходящему каждую минуту чуду. И не понятно: я вижу эти вибрации, потому, что они присущи мне или подстраиваюсь, изменяюсь, становлюсь нежнее, вырвавшись шумного города. Чудо — живое покачивание листвы, её разговор со мной. Наклонённое до воды дерево, отражение яркой листвы, круги на воде, любое действо… Солнечные блики победили, тени съёжились, отбежали в сторону. Средь травы – чёрно-белая кошка. Это её прерии. Ей не грозят улицы, полные машин, жалкое вымаливание пищи у людей. Проще мышку поймать.
Выйдя из аллеи, вдруг попадаешь на «юг». На берегу загорает мужик. Проходишь мимо, и вдруг — совсем незнакомое место. Откуда эти частные дома? Разве они есть на Дворянке? Уж не попала ли я в будущее? Что это за строящаяся спортплощадка? Оказывается, незаметно для себя, я обогнула мост, оказалась на другой стороне оврага. Ощущение чуда. Можно просто лечь в эту траву, спокойно отдохнуть. А ведь мне уже много лет это не удавалось! Можно ли изменить прошлое. То, что произошло с моей мамой? Этот грязный страх, этот конфликт, длящийся годами, падающий тенью на мою жизнь? Что мне надо изменить в себе, чтобы победил тёплый, солнечный свет? Дорожка вьётся под колесами велосипеда. Тень и свет вибрирует, создавая цельность всего вокруг, ценность каждого мига. Тень и свет моей жизни…
В книге М.Литвака о психологических вампирах и способах защиты от них выдвинут метод амортизации. Нужно определить с позиции ребёнка или взрослого обращается к вам вампир и незаметно перевести её на позицию взрослого, самому став в такую же позицию, и всем станет легче. Я подумала: почему бы не расширить метод амортизации?
Один несчастный человек всё время жаловался, что всё вокруг ему наскучило, не нравится. «Самортизируй природу!» — сказала я ему и показала пример. Принять природу такой, какая есть. Не пытаясь «перевоспитывать» речку, держащую на поверхности множество древесных серёжек. Чудо, что не тонут! Кажется, будто это ряска. Кому-то захочется пожурить речку: завязла сама в себе. А это её праздник! Идёшь вдоль Орлика — отражение часовенки, смотришь на воду — угадывается крест. На берегу — обычная дача. Речка одухотворила дачу! Как одухотворила слетевшие с выси серёжки! Она приняла эти изменения и стала богаче. Разве мы должны перевоспитывать её? Что значит для мира наше мелкое недовольство, когда вокруг творятся такие духовные чудеса? Пусть нас перевоспитывает речка, листва, тропинка, запахи крапивы, золотарника, разлившиеся по Дворянке. «Раньше так пах весь Орёл, только откроешь окно… — вспоминает моя тётя. Город во время её детства маленький был и весь в цветах… 2019г. нач.сентября