Нет ни низа ни верха, нет радости от огромной скорости, с которой двигалась спасательная капсула, бывший ложемент управления «Пальмирой». Сознание вернулось, и это радовало, но когда Антон представил возможный конусообразный веерный залп дезинтегратора, то понял: остаться в живых вряд ли удастся. Боли и обиды в душе не было, было ощущение грязи и разочарования в людях. Через узкую щель в верхней части ложемента Громов скорее почувствовал, не увидел, как военный корабль два раза выплюнул смертоносное излучение, разрушающее всё живое и неживое на своём пути. Потом пришла боль. Всего лишь на мгновенье, но этого мига хватило Антону на осознание того, что линкор «подчищал» за собой следы преступления, уйти живым вряд ли удастся, ни о какой спасательной операции речи не может быть. Нижняя часть ложемента исчезла, специальная герметизирующая пена за сотые доли секунды затянула зияющую прореху, отгородив остатки человека от звёзд, космоса и холода. Встроенный в капсулу медицинский модуль бережно обернул культи ног человека гелевой плёнкой, ввёл в кровь Громова наноботов, которые обезболили тело капитана, остановили кровотечение, попытались уменьшить страдания человека, погрузить его в сон. Медицинский модуль не учёл одного: в человеке находился имплант, который стимулировал мозговую деятельность капитана для выполнения им своих должностных обязанностей. Бывшего капитана. Нет корабля, нет капитана. Нет прежней жизни. Улучшенный человек лежал с открытыми глазами, смотрел на вращающиеся звёзды, думал.
Потом пришли воспоминания: «Ты мне не оставляешь выбора. У меня на борту первое лицо Империи», «Извини, парень, но приказ поступил от..»
Перед глазами Антона появлялись и исчезали цифры: 4,5 и 9. Они, ярким светом неона, навсегда впечатались в мозг. Четыреста сорок плюс девятнадцать. Люди, доверили свою судьбу ему, капитану Громову, и он их не уберёг. Никогда человек не возьмёт в ладони звёзды – слишком уж обжигающий у них свет. Если любить и не получать ничего взамен, то это неправильно, это называется безответной любовью. Так не бывает, так не правильно. Человека создали для звёзд, для галактик и необъятной Вселенной. Но только Вселенная, почему-то, людей не любит, свет звёзд губителен для человека. И ничего с этим не поделаешь. Мотыльки летят на свет и сгорают в пламени свечи. Так и с человеком: увидишь вблизи звёзды, похожие на огоньки ламп новогодней гирлянды, и забыть их не сможешь никогда. Вдохнёшь пьянящий воздух другой планеты, и обязательно захочешь вернутся именно на эту планету: посмотреть на восход и закат местного солнца, пригладить рукой неестественно яркую и сочную траву, сорвать с ветки дерева сочный плод, похожий на яблоко, но со вкусом малины, искупаться в бирюзовой воде океана и поиграть с неутомимыми дельфинами. После непродолжительного отдыха, отдохнувшим, полным сил и энергии, прибыть на космодром и вдохнуть перед полётом тот запах, который нигде больше не встретишь: запах звёздной пыли, запах раскалённой жгучими лучами солнца брони корабля, и чего-то неуловимого. Возможно, то, что ты никогда не почувствуешь в другом месте: запаха странствий, который смешан с едким запахом гексопропила и жжённой резины. Плазма, вырываясь из дюз кораблей, оставляет на бетонных плитах взлётно-посадочных полос космодрома незамысловатые узоры. И самому Богу неизвестно, о чём в момент посадки, или взлёта думал мастер-пилот, держась за джойстик управления кораблём. Пилот – художник, джойстик – кисть, плиты космодрома – мольберт. Всё просто, и одновременно с этим, всё сложно. Рождённые в огненном вихре плазмы картины, чёрно-белые и абстрактные, навеки вплавляются в бетон. Гений-художник-пилот-корабль, непризнанный и никем не оценённый шедевр на бетонном мольберте. Шедевр бетонного мольберта. Пикассо, рисующий плазмой.
Слёзы в невесомости превращаются в разноцветные бусинки, их как магнитом притягивает к смотровому стеклу. Может быть, им тоже хочется в последний раз посмотреть на звёзды? Антон увидел, как покрывало звёздного неба исчезло, почувствовал, что с каждой секундой увеличивается скорость падения в бездну. Остатки ложемента попали в гиперпереход и какая теперь уготована судьба Громову – неизвестно. Изнанка пространства – случайное открытие учёных. Можно двигаться вне изнанки, можно по внутренней её стороне. Одно и то же расстояние, от одной звёздной системы до другой, можно преодолеть за пятнадцать лет, двигаясь на релятивистской скорости, но можно преодолеть это же расстояние и за пятнадцать часов, использую гиперпереходы. Можно всё, было бы желание. У людей такое желание было и они возможностью гиперпереходов воспользовались. Многие учёные полагают, что гиперпереходы, свёрнутые в рулоны участки Вселенной, которые протыкают иглы-корабли, возникли во Вселенной из-за аномалий самой Вселенной. Но их оппоненты считают, что переходы-струны создали Предтечи, чтобы сократить время путешествий, объединить всю Вселенную в одну транспортную магистраль, или в сеть дорог. Для чего, интересно? Для того, чтобы разумный, выпив чашечку утреннего кофе в одном месте, смог решить насущные проблемы за сотни миллионов километров от дома, и в тот же день вернуться к своей семье. К жёнам, или мужьям, к детям, или к родителям. У некоторых учёных бытует мнение, что Сильные расы и есть Предтечи, которых никто и никогда не видел. Они существуют, устанавливают свои законы и правила поведения для той или иной расы, сами предпочитая ни во что не вмешиваться. Принцип невмешательства. Мягкий и, с точки зрения человеческой расы, бессердечный. Люди, как и такуны, альворадо с Терра-Нова, все человекоподы, похожи на детей. Им нужен Наставник, мудрый и сильный. Но он спит и когда проснётся – неизвестно.
«Всевышний, высший разум, – прошептал Антон, – если ты сейчас слышишь, то дай мне шанс выжить, вложи мне в руки квант милосердия своего, квант на удачу. Я хочу вернуться в свой несуществующий дом, который меня предал, я хочу посмотреть в глаза тому человеку, для которого не писаны законы, который стоит выше людей, который решает судьбу сотен миллионов и даже миллиардов человек одним словом – «уничтожить». Всевышний, прошу: всего лишь квант на удачу».
Антона обожгло прикосновение к неизвестному. Он оторвал от полусферы ментообмена много сот килограммовую голову и посмотрел вдоль тела, посмотрел с ужасом и восторгом на то место, где заканчивалась реальность и начиналась нереальная реальность. В ногах пилота, рядом с тем, что осталось от ног, появились яркие искры, похожие на искры бенгальских огней. Только разноцветные и обжигающие. Огни поднимались выше и выше, растворяли в себе человеческую плоть, превращая в атомы ложемент управления корабля, которого нет и никогда не существовало. Пройдёт относительно немного времени, и Антон перестанет быть Антоном. Но он верил, что превратится в элементарную частицу, и как нейтрино, минуя десятки, сотни парсеков Вселенной, пролетит сквозь толщу Земли, лишь на миллисекунду остановит свой стремительный бег, чтобы посмотреть в глаза той, которая произнесла одно единственное слово «уничтожить».
«Император должен умереть!»
От этой нелепой мысли на душе стало почему-то тепло и уютно. Громов улыбнулся, закрыл глаза. Неизвестность была уже рядом и Антон принял её, она приняла Антона. Драйвер, погрузившись в Ничто, превратился в Ничто. Он был везде, и одновременно с этим – нигде.
«Если любишь звёзды, люби, но никогда к ним не приближай, малыш».
____
«.. и сначала мир увидел свет, мир прозрел и появилась плоть..»
Антону хотелось спросить: чья плоть? У любой планеты появилась плоть-твердь, или появилась плоть человеческая? Громов смотрел по сторонам и ему в голову пришла ужасная мысль: он ослеп. Вокруг двигались смутные тени, воздух был прохладным и сухим. Тихо, очень тихо. Человек боится тишины, ему хочется общения, социума. Но тишины и уединения ему хочется даже больше, чем общения. В мире людей наличие сплошных антагонистов: слов и дел, мыслей и безмыслия, сочетание несочетаемого. Сознание медленно, словно ворочая пласты нужной и ненужной информации, возвращалось.
«Извини, парень, но ты мне не оставляешь выбора..» – Громову стало не по себе.
«Император должен умереть!» – Громов усмехнулся.
«Нейтрино, блуждающее и бороздящее просторы Вселенной..» – По щеке Антона сползла предательская слеза.
У Громова появился главный вопрос: «где я и кто я». Вопрос «кто я», пожалуй, сейчас была наиглавнейший из всех существующих вопросов. Вопрос жизни и смерти. Что первично, а что вторично, какой запах у ноты «до», какой звук у гексопропила?
«Что такое гексопропил, кстати?» – этого Антон не знал, возможно, – не помнил, поэтому пожал плечами.
«Тени мелькали, свеча горела. Пламя, размеренно колыхаясь… нет, слово неправильное какое-то. Не колыхаясь, а трепетало в ожидании.. Ожидание чего и от чего трепетало пламя? От ветра, отчего же? Или от сквозняка, который, в принципе, тот же ветер. Ветер странствий и приключений, без которого жизнь невозможна. Но многие же живут не выходя из дома? Живут и ничего страшного в этом нет: они творят, ваяют, пишут замечательные книги, сочиняют бесподобную музыку и любят жизнь. Всеми фибрами души, даже больше тех, кто вдыхает в себя ветер странствий. Существо, попавшее в неволю, стремится разрушить кокон одиночества и заглянуть, хотя бы одним глазком, на жизнь других и их дела насущные. Идущих против солнечного ветра и света, поднимающих паруса на барках и каравеллах, держащих в руках штурвал космического корабля».
Громов понял, что сам себя пытается успокоить: он постепенно подводил сознание к неизбежному, он готовил себя к роли заключённого.
«Если ты вышел из Ничто, значит не всё потеряно», – назидательно сказал Антон Громов. Тот Громов, который бредил когда-то звёздами.
«Ну да, я почти ничего не потерял. Кроме ног. Извините, дамы и господа, разрешите проехать на колясочке капитану Громову, ему нужно попасть в рубку управления нашего круизного лайнера. Ох.. нет воздуха, это значит, что нет кислорода. Нет кислорода – в голову лезет всякая чушь. Откуда, например, это: «Если любишь звёзды, люби, но никогда к ним не приближай, малыш». Это не мои мысли. Тогда чьи? Не знаю», – Громов Антон, мотылёк, побывавший вблизи племени свечи, усмехнулся и попробовал приподняться.
Что-то мягкое и эластичное удерживало его на месте. Только знать бы, что это за место. Чем больше Антон прилагал усилий приподняться, тем мягче и настойчивее это что-то эластичное удерживало его тело, обездвиживало.
Зрение начало понемногу восстанавливаться: буквально в метре от себя Громов увидел тело человека. Только он было какое-то непривычное и негармоничное, чего-то в нём не хватало. Антон присмотрелся и вздрогнул: на столе, похожего на хирургический, лежало его тело. До пояса, ниже ничего не было. Лицо умиротворённое, глаза закрытые, светлые, цвета спелой пшеницы, волосы почему-то стали цвета серебра.
«Как же так? – промелькнуло в голове Антона, – если я там, на столе, то кто же тогда здесь? Я мыслю, значит существую, если существую, – значит у меня должно быть тело.. Или нет? Этого ещё не хватало! Бестелесное создание? Лучше бы я умер!»
Антон глубоко вздохнул и попробовал пошевелить пальцами правой руки. Это получилось сделать, но очень как-то неуверенно и неуклюже. Создавалось впечатление, что Антон, точнее, его тело, никогда не выполняло простейших команд, поступающих из головного мозга по нейронам к мышцам. Левая рука согнулась в локте, Антон закричал от боли. Потом Громов почувствовал укол в шею и сознание провалилось куда-то вниз.
Там была тьма и одиночество. И ещё холод, нечеловеческий и пахнущий, почему-то, вишней.
3D-биопринтер закончил работу, прозрачная полусфера открылась. В операционной появился человек со светлыми, собранными сзади в хвост, волосами. Он подошёл к «новорождённому», посмотрел на тело-донор, лежащее на операционном столе, покачал головой. На человеке была одежда, напоминающая буддийский наряд кашаи, только белого цвета, на ногах – сандалии. Человек держал в руках небольшого размера бокс из стекла, в котором находилось существо, внешне напоминающее медузу ируканджи только розового цвета. Медуза скользнула по стенкам бокса, оказалась в области правой грудины человека, лежащего в биопринтере. Молодой мужчина дёрнулся, зашипел от боли, попытался приподняться на локтях. Медуза начала медленно погружаться в тело человека, раздвигая плоть множеством миниатюрных ножек-щупалец. На дисплее биопринтера появилась надпись:
«Начало установки бионической нейросети «Наблюдатель». Окончание установки импланта и активация нейросети через десять часов сорок минут». Включился в работу молекулярный деструктор: над столом, на котором лежало тело-донор, возникла вспышка ярко-голубого цвета. Старое тело Антона Громова исчезло со стола в результате молекулярного распада.