Продавщица сидела в пустом кафетерии за одним из двух столиков у окна. На одной руке лежала её огромная грудь. Второй рукой она выковыривала изюм из кекса, который бессовестно развалился на тарелке. Нина кидала сморщенные ягоды в рот и смотрела в окно. Скоро время закрываться, поэтому она расслабилась и доедала отложенное для себя любимое лакомство. Кажется, пятое.
На улице солнце палило нещадно, покупателей не было.
Для Нины самая жаркая пора уже прошла. Это было утро, когда в магазинчике не убывала очередь, которая до обеда раскупала основной товар и не позволяла закрыть дверь. Булки, пирожки со всевозможными начинками, ватрушки, сочни, бублики и прочее, всё пеклось прямо здесь: в недрах кафетерия. Товар не залёживался и исчезал ещё горячим у кого в сумках, у кого в желудках за столиками заведения.
Вторую половину дня магазинчик работал всего до 15.00 и посетителей почти не было, собственно как и товара. На прилавке лежали конфеты, остатки булок, печенья и какие-то пирожные, которые не хотела пробовать даже сама Нина. После обеда дверь, наконец, можно было закрыть и включить кондиционер. Холодная мелочь кочевала сдачей в жаркие ладони редких покупателей, что неизменно вызывало у последних восторг.
Нина протёрла пыль в углу подоконника, плюнула на пальцы, вытерла об колено и снова ковырнула изюм.
За окном появилась женщина с кружевным зонтиком над головой. Местные так не ходили. Это считалось почти дурным тоном и навешивало ярлык «столичной фифы». Здешние тётки надевали простое платье из непонятной ткани в какой-нибудь вялый цветочек, чтобы не потеть, ну или если уж потеть, то быстро сохнуть.
К тому же, наряд у женщины был слишком не тот: тёмные очки Тортиллы, салатовые бриджи, белая строгая блузка и повязанный на шею шифоновый цветной шарф. Женщина обладала стройной фигурой, но походка её была тяжелой.
-Вырядилась! - сказала сама себе Нина.
Женщина с зонтом повернула к магазинчику и вошла. У прилавка она сняла огромные очки, подхватила зонтик подмышку и придала лицу заинтересованный вид, но на самом деле просто тянула время и остывала от духоты и жары на улице. Интерес всё же проявился в её глазах: таких цен на выпечку давно не видели в Москве.
Нина рассеяно разглядывала женщину, а затем присмотрелась.
-Маринка, ты что ли?
Дама в шарфе обернулась на хриплый голос. Его обладательница поправила жёлтый начёс на голове и улыбнулась во весь изюм в зубах.
- Нина? Здравствуй! Я думала, ты здесь уже не работаешь! – мелодично запела Марина.
- Не могу с булками расстаться, - хохотнула женщина и показала рукой на витрину. Марина на витрину не обратила внимание, зато на секунду остановила глаз на необъятной фигуре Нины.
-Садись ко мне! Ну ты, конечно, выглядишь… отпад!
Нина говорила с южным акцентом, делая ударение на каждый слог, нещадно эксплуатируя украинскую «г».
Она смахнула крошки с соседнего стула. Марина села на край. Ей было 52, как и Нине, только выглядела она лет на 7 моложе и была из тех, о ком говорили - «маленькая собачка до старости щенок». Невысокий рост, периодическое ограничение в еде, утренняя гимнастика позволяли Марине быть если не в идеальной, то в хорошей форме для своих лет. Она красилась, следила за каштановым цветом волос, делала косметические процедуры. В конце концов она работала в коллективе и занимала должность финансового директора одной московской фирмы.
-Нин, расскажи что тут да как. Что нового, интересного за год в городе? - Марина сняла цветной шарф и, скомкав, бросила на стол, зонтик пристроила на коленях. А сама заёрзала на стуле, усаживаясь поудобнее, в ожидании развлечения. Как ей не хватало этого в Москве: просто перемыть кому-нибудь косточки. В их коллективе все делали вид, что они выше этого, что подобная болтовня – дурной тон и навешивает ярлык «деревенской дуры».
Нина было открыла рот, чтобы начать животрепещущую тему, но Марина перебила:
-Ой, Нин, расскажи про Царя. Что он там? Как Ольга? Процветает? – кивнула она куда-то за прилавок.
-Оооо, - высоко затянула Нина, подкатив глаза, - милочка моя, ты много пропустила. Тут столько произошло…
С каждым словом Нины, Марина оживала: словно капельница с физ-раствором из сплетен и домыслов подключилась к вене и открыла долгожданную струю, которая полилась в организм, обновляя клетки, разглаживая морщинки, зажигая глаза.
-Ты же помнишь, Царь заканчивал школу в прошлом году? И собирался поступать в Питерский Университет на юридический факультет?
Марина кивнула.
-Так, вот, он поступил. Приходил, кстати, потом перед отъездом. Ты бы видела. Он вёл себя так, словно перед ним открылись врата рая и его короновали на трон его величества. Ольга носилась перед ним на цирлах «Борюсик то, Борюсик сё! Сыночек такой умный, поступил в универ сам!».
А Борюсик со всеми разговаривал через губу и хамил, задирая нос. Только со мной этот номер не пройдёт, я его тут же на три буквы послала прямым текстом. Так он со мной, сопляк, здороваться перестал. А мне что? А мне по х.. – Нина неприлично захохотала, - Поехал он в Питер и уж не знаю почему стал жить в общежитии. Странно, Ольга-то со своими булочными по городу, могла ему квартиру снять.
- Действительно. Сынок–то любимый! - подтвердила Марина.
- Хоть и не единственный. Но скверный характер сыграл с ним злую шутку. Рассорился он с соседями по комнате, - продолжала Нина, - парни его невзлюбили. Сама понимаешь, кто будет мириться с хамством и грубостью? Учился Борюсик блестяще, как всегда. Школу с золотой медалью кончил. Так вот, дело шло к сессии. Звонит ему Ольга, а он не отвечает, второй день звонит – тишина. Пока на третий день ей не позвонили мальчишки - соседи по комнате и сказали, что Царь в больнице. Впал в диабетическую кому. А поскольку они с ним не разговаривали и никак не контактировали, то только на третий день поняли, что он лежит на кровати в одной и той же позе. Повернули, а он без сознания.
Ольга бросила всё и полетела туда. Примчалась в больницу. Из комы Борюсика вывели, да только память он потерял.
-Та ты шо? – вдруг с местным диалектом сказала Марина, - Может, человеком стал?
- Ха! Фиг вам! Он просто забыл всё, чему учился в универе. Прикинь, ему сессию сдавать, а он не помнит факультет, на котором учится! Мать в деканат: академ просить, но сынок и там успел показать всем своё королевское «ФИ». Поэтому Ольге благополучно отказали, мотивируя свой отказ тем, что больной, значит, пусть лечится. Как выздоровеет, так пусть и приходит.
-И как же быть? Жалко парня.
-Ничего не жалко! Борька после лечения что матери сказал? Что она должна снять ему квартиру в Питере и переехать к нему: жить с ним, помогать. А она не может. У неё бизнес и старший сын.
-А с ним что?
-Ничего. С ним всё в порядке. Я тебе про него только один эпизод для полноты картины расскажу. Мать ему купила квартиру и обставила мебелью. Старшенький с семьёй туда переехал, а через некоторое время решил, что обеденный стол им не подходит и предложил матери купить этот стол.
-Купить? Так она же его сама…
-Хм! Дык она его снова купила, забрала и новый им приобрела, который хотели.
-Нин, ну, вообще. Тут с головой явно не в порядке.
-Угу! И явно, не у сыновей. Знаешь, когда она рассказывает обо всём этом, я не пойму она жалуется или хвастает, - подвела итог Нина.
- Вот это дааа…, –протянула Марина, улыбаясь.
К концу разговора она чувствовала себя отдохнувшей, лоб разгладился, взгляд сиял. Она будто выпила кислородный коктейль. (Возможно, конечно, это дело фреона кондиционера.)
Нина, тяжело встала, подошла к двери, повернула табличку «открыто» на «закрыто». И Марина засобиралась.
-Нин, пойду, ладно. Ты завтра работаешь? Отложишь мне с маком штук…, - она задумалась и бросила взгляд на ценник в витрине, -… штук 6!! (Диета летела к чертям.)
-Тю, конечно, приходи! Я тебе завтра про Полякову расскажу. Пока!
Марина подхватила шарф, зонт и вышла из булочной.
Нина стояла у двери, выковыривала остатки изюма из зубов и смотрела в след уходящей Марине. Та легко порхала под жарким солнцем, не раскрывая зонта.