И гол, как сокол...
Валерий Николаевич не может понять, почему с ним это случилось.
Последние два года жизнь Валерия Николаевича Трофимова стала настолько изо дня в день размеренной и тихой, что он почти не замечал её течения. Случилось это с тех самых пор, как ушёл на пенсию. Насчитали ему такие гроши, что было стыдно перед всем миром, будто он провёл век лентяем, а поход в банк каждый раз лишал и без того с трудом хранимого душевного равновесия.
Вставал Валерий Николаевич ни поздно ни рано - около восьми часов утра, хотя торопиться было совершенно некуда. До пенсии он лет пять работал ночным сторожем на автостоянке, честно не спал ни минуты, после кое-как перестроил себя на обычный человеческий режим.
Маме, Полине Антоновне, было за восемьдесят, однако она оставалась подвижной, не жаловалась на память, а в поликлинику ходила лишь в исключительных случаях. Полина Антоновна всегда поднималась раньше сына, чтобы приготовить ему что-нибудь горяченькое. Бутерброды она за еду не признавала, уж тем более для мужчины. А сегодня была особенно оживлена, потому что ей, в отличие от Валерия Николаевича, очень нравилось бывать в банке. Полине Антоновне могли бы доставлять пенсию прямо на дом, но она отказалась: не безногая ещё. Да и пройтись с сыном было приятно, хотя и огорчал его хмуроватый вид. Она знала, что он расстраивается из-за денег, которые все до копеечки отдавал ей, да и не только из-за них, но помочь ничем не могла. Разве что заботиться по мере сил.
Вернувшись, она принялась хлопотать об обеде - выставила из холодильника размораживаться хилого цыпленка. И вдруг заметила, что сын не сел, как обычно, перед телевизором, а бродит по их двухкомнатной квартирке туда-сюда, словно не зная, куда себя деть и чем заняться. Полина Антоновна кликнула его к себе на кухню, показала на табуретку, собралась с духом и спросила нарочито грубо:
- Ты опять намыливаешься к... этой?
- Мама, я же сто раз просил тебя, - как-то жалко взмолился Валерий Николаевич. - Я просил и просил тебя...
- Нет, ты мне скажи, на что ещё надеешься, - не отставала Полина Антоновна, понимая, что не удержит, что он обязательно пойдёт, а потом, как в прошлый раз, будет молчать и тосковать весь вечер.
- Почему надо на что-то надеяться, мама? - он не смел быть дерзким с матерью и просто взять и оборвать мучительный для него разговор.
- Тогда зачем туда ходить, Валерочка? Вот зачем, а? Эта халда тебе всю жизнь переломала, а ты всё равно к ней стучишься, - Полина Антоновна попробовала быть строгой. - Перестань уже!
- Ты же знаешь, что я всё равно пойду, - Валерий Николаевич упрямо посмотрел на мать. - Хочу понять...
- Э-эх, как был мальчишкой, так и остался, - она отвернулась к плите и в сердцах брякнула кастрюлю на конфорку громче, чем надо бы.
- Ты не сердись, ладно? - он встал, несмело приобнял её за плечи. - Может, когда-нибудь и забуду всё, но пока не могу...
Спустя полтора часа Трофимов шагал по протоптанной в свежем ещё снегу тропинке в соседний микрорайон, чувствуя, что волей-неволей прибавляет скорость, и стараясь не делать этого. Требовалось быть абсолютно спокойным, сдержанным и даже холодным.
Дома - потемневшие и будто даже просевшие в землю пяти- и девятиэтажки - стояли здесь густо, чужак не сразу и разберётся, где какая улица. Но Валерий Николаевич моментально выхватывал взглядом те, что когда-то строил сам, давным-давно, в какой-то сказочной минувшей жизни - страшно сказать, в прошлом веке. Вот этот, этот тоже, и этот... Он тогда вернулся из армии, сильный, крепкий, улыбчивый, по-щенячьи радостный - всё было впереди, всё - только хорошее. В строительном тресте в него прямо вцепились. «Женишься, Валера, - сказали ему в профкоме, - квартиру сразу выделим».
Нет, конечно, женился он не сразу после этого заманчивого предложения. Ему и в родительском доме было хорошо, ещё жив был батя, и они по выходным ездили вместе на рыбалку. Но что за человек без своей семьи? На молодых холостяков смотрели с удивлением. И ему приглянулась Валя-Валюша из гастронома поблизости, глазастая и остроязыкая, на щеках милые ямочки. Валера стоял, завороженный, в сторонке и восхищённо смотрел, как ловко Валя управляется за прилавком. И дождался. Валентина сама окликнула его:
- Парень, что-то ты зачастил сюда, а ничего не берёшь. Ну и нечего здесь зря пол топтать, - она смеялась ему прямо в глаза. - Или влюбился, что ли?
Трофимов отчаянно покраснел и... кивнул, не в силах сказать ни слова пересохшим ртом.
- Ну-ну, прибегай вечерком, потолкуем. А теперь вали отсюда, не мешай. Пялишься, как идиот, - она показала ему пальцем на дверь.
Гораздо позже он снова увидит этот же властный жест и невольно вспомнит первый.
Может, и не стоило подчиняться команде так безропотно, но он всё же пришёл к закрытию магазина. И через месяц решили пожениться.
Квартиру молодожёнам дали, когда Валя была на пятом месяце беременности, однако она её забраковала: окна выходили на север. В профкоме чуть не упали, когда Трофимов, заикаясь от стыда, промямлил, что жильё не подходит. Потом предложили другой вариант: видимо, и впрямь ценили.
- Молодец, - одобрила Валя. - Я думала, струсишь.
Родилась дочка Юля. Молодая мама недолго просидела дома, потребовав, чтобы «старики» Трофимовы переехали в этот же микрорайон и взяли на себя часть забот о девочке. Вале было некогда возиться с малышкой, потому что в стране подули свежие ветра перестройки. Город заполонили барахолки. Рынки ломились от тряпья, появилась новая уважаемая профессия – «челнок». Валентина быстро сообразила, что жить надо действительно по-новому. Уволилась сама, заставила уйти со стройки мужа, и Валерий, не успев осмыслить, что с ним такое происходит, обнаружил себя торговцем на битком забитой шмотьём и обезумевшим от внезапного изобилия народом ярмарке. Зато Валя оказалась в своей тарелке. Деньги, что называется, сыпались у неё из карманов, и она не всякий раз наклонялась, чтобы подобрать. Он мотался в соседние города за товаром, потом и в Китай. Трофимову это всё категорически не нравилось, но перечить не смел, с тоской вспоминая свою бригаду.
Валя купила машину, получила права, мужа за руль не пускала: не твоё... Продала, не советуясь особенно-то с Валерием, квартиру, и семья перебралась в другую, побольше, в новом доме, но в той же округе. Юлька жила у бабушки с дедушкой, капризничала, зато одета была лучше всех в детсадовской группе, а потом и в школе. Валентина забегала к ней, гордо осматривала, наспех целовала в щёчку и мчалась по неотложным делам.
А Валерий с ужасом начал понимать, что никакой любви между ним и женой, кажется, уже нет. На пачки денег, желательно долларов, Валюша смотрела с неподдельной страстью, о нём же вспоминала, когда был нужен экспедитор, грузчик, а потом и продавец в ещё один контейнер. Среди бела дня супруга подходила к нему на рынке и рычала во весь голос.
- Что столбом торчишь? Сколько наторговал, урод? Толку от тебя...
И однажды он не выдержал. Дома, когда Валя сосредоточенно подсчитывала что-то на калькуляторе, сказал:
- Я устал. Больше на рынке не могу. Хочу вернуться на стройку.
- Чего-о? - она даже не оторвалась от цифири. - Ну, так пошёл вон вообще! - и показала пальцем на дверь. - Свободен, но с голой задницей, понял? Здесь всё моё. Моим умом и руками заработано. Тебе помочь майки и трусы собрать?
И он снова ездил за товаром, стоял за прилавком, тоскливо глядя на круговерть вокруг, от которой тошнило. Просто не мог заявиться к родителям, по сути, полным неудачником, проигравшим в жизни всё.
А годы шли. Без выходных и отпусков. Юлька подросла, и мать вернула её домой. Дочка глядела на отца с каким-то сожалением и даже страхом. Он спросил, почему она шарахается от него.
- Мама сказала, что ты больной на всю голову, - простенько объяснила Юлька.
Вот тогда-то Валерий Николаевич впервые всерьёз подумал, что в семье он действительно «урод» - и делать ему тут нечего. Батя умер. Маме одной трудно, примет его, конечно, без лишних слов.
И он ушёл. С чемоданчиком одежды. Никто и не подумал останавливать. Полина Антоновна не сумела скрыть радость: она знала, каково Валере с «халдой». Иногда Валерий Николаевич не может справиться с собой и приходит к Валентине - растолстевшей владелице теперь уже магазинов. Юлька замужем и живёт в другом городе. Вспоминает ли об отце, ему неведомо. Валя томится его визитами и ждёт, когда он «отвалит».
- А правда, зачем я иду к ней? - вслух спросил себя Валерий Николаевич.
Постоял, потоптался на месте и повернул назад...