Глава 3. Проблемы – серьёзней некуда.
Год учёбы прошёл спокойно и без приключений. С учёбой был полный порядок, Мишка перешёл на следующий курс с повышенной стипендией, и второй год летел так же быстро, как и первый. Но и повышенной стипендии хватало только-только на то, чтобы не голодать: из неё надо было вычесть плату за обще-житие, за проезд в метро, за покупку тетрадей и прочих причиндалов для учебы. Остальные денежки надо разделить на тридцать дней – семь рублей в день и ни копейки больше. А они тратились так: три рубля на студенческий обед, а это полпорции щей, котлета с гарниром и чай без масла, ещё три рубля – пачка сибирских пельменей на завтрак и ужин, ну и рубль на хлеб и чай. Чай на завтрак, чай на обед, чай на ужин, на компот или молоко уже не хватает. А вот чтобы уехать на каникулы домой, надо было изобретать, как и где заработать десятку-другую.
Мишкина тётка Варвара, жившая в московской коммуналке, племянника всё же не забывала, по выходным дням велела приезжать, находила для него тарелку супа, а иногда пяточек яичек давала с собой в общежитие, жалела Мишку. Она испытывала определённую гордость, что нашла племяннику учебное пристанище с общежитием. И, хотя сама в то время с мужем и двумя дочерями ютилась в комнатке в 20 квадратных метров, для Мишки место для ночлега, хоть и на полу, на одну ночь всё же находилось.
Любимым Мишкиным предметом было машиностроительное черчение. Ему повезло: когда группу делили для занятий черчением на две подгруппы, он попал к замечательному преподавателю, полковнику в отставке Петру Ивановичу, который учил студентов своему предмету по-настоящему, не только теоретически, но, что главнее, практически. Он сажал студентов за чертёжные доски, раздавал задания и говорил:
– Работать будете только при мне здесь, в чертёжке, дома ничего делать не надо, и никаких непонятных вопросов у вас не должно оставаться, всем понятно? Работайте, я всегда рядом.
И все сидели и работали, а Пётр Иванович ходил от одного стола к другому, смотрел, подсказывал, если что-то не нравилось, подходил к доске, исключительно аккуратно и быстро изображал чертёж детали сначала с ошибкой, указывал на неё, а потом исправлял. Работал он мастерски: правой рукой чертил, левой штриховал сечения, одним словом, всё делал так виртуоз-но и красиво, что все студенты были влюблены в него не меньше, чем в предмет. Благодаря Петру Ивановичу вся его под-группа научилась чертить по-настоящему, в отличие от другой подгруппы у Валентины Алексеевны. Её студенты кувыркались с чертежами кое-как, часто обращаясь за помощью к студентам Петра Ивановича. Вот тут-то у Мишки и появлялась, хоть и не-большая, но подработочка.
Не оставлял Мишка и своё увлечение театром. Эльвира Фёдоровна, бывшая актриса одного из московских театров, час-то приносила контрамарки для своих кружковцев на спектакли студенческого театра МГУ, с которым она поддерживала дружбу уже несколько лет. Мишка ходил на спектакли и концерты, а в груди сжималось сердце от того, что не привела судьба его на профессиональные подмостки; искренне завидовал, какие замечательные спектакли ставят ребята в университетском театре.
В течение полутора лет студенческой жизни в столице Мишке приходилось ограничивать себя во всём, не позволяя расслабиться и снизить результаты учёбы. Это продолжительное сознательное самоограничение не прошло даром. На одном из занятий он вдруг потерял сознание; преподаватели переполошились, вызвали скорую помощь. Мишка оказался в Первой Градской больнице. Врачи начали обследовать так и сяк, снимали кардиограммы, делали анализы. Объявили тревожный и неутешительный диагноз – порок сердца, то ли врождённый, то ли приобретённый от частых ангин, возможно, но порок есть. Особенно огорчил Мишку профессор, который подводил итоги и вёл заключительную беседу с ним перед выпиской:
– Да, голубчик, резать придётся твоё сердечко, чтобы не-достаточность митрального клапана убрать. Резать…
Тёмными кругами поплыли перед Мишкиными глазами стоявшие вокруг него врачи, профессор в белой шапочке и ярко горевшие под потолком лампочки. Вот она, катастрофа, конец всем мечтам. Сердце резать! Да разве будешь ты после такой операции полноценным человеком? Инвалид на всю жизнь. А как же жить дальше в восемнадцать-то лет, девчонок любить, как матери своей с большой семьёй помогать, да и свою семью как с таким пороком заводить? Как? Самые мрачные мысли лез-ли Мишке в голову. Катастрофа всей жизни. Что делать, как жить?
Врачи предложили для начала сделать какую-то операцию со странным названием «тонзиллэктомия», чтобы уменьшить вероятность возникновения ангин, которыми Мишка хоть и не так часто, но болел, и довольно тяжело.
Директор техникума, Валентина Николаевна, узнала о том, что её студент в больнице с очень плохим настроением и диагнозом, сама пришла навестить его с пакетом апельсинов. Подробно расспросила врачей, побеседовала с Мишкой, а потом решительно заявила:
– Вот что, Михаил, никаких операций на сердце делать не соглашайся, миндалины твои пусть удаляют. Я обещаю, что достану тебе путёвку в один из лучших кардиологических санаториев, где смогут провести более обстоятельное обследование твоего сердца. Но резать сердце не давай! Полечим сначала. Но я хочу поругать тебя за то, что ты не сказал мне, что живёшь на одну стипендию. У нас же есть профком, мы даём талоны на усиленное питание в прекрасной столовой завода «Красный пролетарий», там отличный диетический зал. Так что выздоравливай и не унывай!
Это посещение Валентины Николаевны несколько подняло Мишкино настроение, он воспрянул духом и уже гораздо меньше стал обращать внимания на щемящие то и дело возникающие боли в груди. К тому же, профком тут же выдал талоны на диетпитание в заводской столовой – полноценные прекрасные обеды и ужины за двадцать девять рублей на целый месяц. Было единственное неудобство – обедать студенты ходили сразу после занятий, а вот на ужин надо было приезжать из общежития через всю Москву от Краснопресненской до Октябрьской, а это – пешочком до метро десять минут, да от метро пятнадцать, да в метро. Получалось, что не меньше полутора-двух часов надо потратить только на ужин. Студенты – народ, хотя отчаянный и бестолковый, но легко приспособился сразу после занятий за один присест съедать обед и ужин: салат, первое, второе, компот – это обед, а вместо ужина работница столовой на талон приносила полный стакан сметаны и сдобную булку.
С полными животами студенты вразвалочку, перейдя Ленинский проспект у Второй Градской больницы, отправлялись в парк Горького, где входная калитка была всегда открыта. Ах, как же хорошо было в парке весной! И жизнь уже не казалась такой трудной, и хорошее настроение отвлекало от неприятных мыслей в те тревожные для Мишки дни.
После летней сессии четвёртого курса Мишке сделали операцию в Первой Градской больнице – удалили гланды. Всего неделя в больнице – и все дела; с ангинами, вроде как, покончено. Мало приятного в такой варварской процедуре, когда человеку лезут в горло щипцами, захватывают ими и оттягивают миндалину, а потом проволочной петлёй вырывают из горла сначала одну, а потом и вторую миндалину. Уфф! Холодный пот градом, дрожь во всём теле, так и хочется схватить за руку доктора, но бдительные медсёстры предусмотрительно крепко держат пациента за обе руки.
После операции сутки есть нельзя, да и сам не захочешь, когда в горле будто огонь, только бы продышаться как-нибудь, какая там еда! В конце второго дня пациенту предлагают яйцо всмятку и манную кашку, которую проглотить тоже непросто, будто сквозь огонь пропустить.
В одной палате с Мишкой оказался настоящий принц из Ирака, молодой парень, мало понимающий по-русски, но шут-ник и весельчак. Он учился в Москве в каком-то ВУЗе, понять в каком – Мишка так и не смог. В столовую принц не ходил, обеды ему привозили прямо из посольства. Герка Игнатов, Мишкин однокашник, тоже претерпевший операцию, подтрунивал над принцем:
– Что, не нравится русская больничная еда? Эх ты, бедола-га иракская. Позовёшь в гости, когда станешь королём?
Принц улыбался, держась за сердце, видимо, не всё хоро-шо было в его личном королевстве. Как оказалось, и в его стране была самая настоящая революция, о которой в те времена мало что знали люди в Советском Союзе.
Подошёл день выписки. Мишка и Герка одновременно по-кидали больницу с довольно тревожными чувствами из-за невесёлых медицинских заключений. Герка предложил:
– Слушай, Миш, наша дальнейшая судьба малопредсказуема, нам надо теперь каждым днём дорожить. Поехали-ка ко мне в Высоковск на недельку, с нашими девками тебя познакомлю, у нас хорошие есть.
– А что, поехали. Нам сейчас как раз только с девками и знакомиться… Только мне к директрисе надо зайти, она велела. Потом после больницы поесть надо как следует, так окрошечки с лучком захотелось, сил нету, рискнём – продерём наше обновлённое горлышко?
– Отличная идея насчёт окрошечки, иди уже к директрисе, я тебя подожду.
Валентина Николаевна ждала Мишку в своём кабинете, чтобы вручить путёвку в кардиологический санаторий «Волна», как оказалось, это бывший санаторий Ленсовета, расположенный в Хосте, микрорайоне Сочи. Путёвка была на сентябрь месяц.
– А как же учёба, Валентина Николаевна, ведь последний семестр перед дипломом.
– Об учёбе не беспокойся, ты же у нас отличник, наверстаешь. Главная задача у тебя сейчас – укрепить здоровье. Санаторий очень хороший, я сама в нём лечилась. Специалисты очень хорошие, пройдёшь обследование, попринимаешь Мацестинские ванны, они сердечникам хорошо помогают, и с хорошим настроением возвращайся. Дорогу тебе в один конец мы оплатим, ну, а на обратную, я думаю, наскребёшь сам…
– Летом заработаю, Валентина Николаевна. Спасибо вам большое за помощь, за поддержку спасибо, Валентина Николаевна!
Что за женщина – наш директор, – думал Мишка, выйдя из её кабинета, да и потом, после окончания учёбы, многие годы вспоминал о ней, ведь она смогла сделать то, в чём больше всего он нуждался в те годы – поддержала, как мать, в трудный момент жизни, отвлекла от мрачных мыслей и поселила надежду на светлое будущее.
Герка ждал своего друга по несчастью возле подъезда и тут же выпалил предложение:
– А я такую харчевню с окрошечкой обнаружил поблизости, аж слюни потекли, пошли быстрей, а то не достанется!
Та окрошечка в день выписки из больницы надолго запомнилась друзьям после того, как они буквально вдавили в горло с ещё не зажившими ранами первую ложку остренькой, с зелёным луком, аппетитной, но жгучей окрошки с квасом. Однако, покрякивая и покашливая, они ели и получали от этого такое удовольствие, что на них стали поглядывать, улыбаясь, посетители кафэшки. Настроение у молодых и горячих парней было хорошее – впереди предстояли большие летние каникулы, а у Мишки маячил после них ещё и бархатный сезон в санатории.
И куда-то в сторону отступали все плохие и тревожные мысли.
Продолжение следует.