Утро начиналось, как обычно. За окном прокукарекал соседский петух. Я подошла к окну и кукарекнула в ответ. Петух насторожился, посмотрел по сторонам и кукарекнул снова. Я тоже. Петух засуетился, принял боевую стойку и кукарекнул несколько вызывающе. Я постаралась повторить. Петух не видел соперника и нервничал. Но тут пришла тетя:
- Мадина, что ты делаешь?
- Теть Пать, смотри, он поверил, что я петух!
- Ты ненормальная? Что люди подумают?
- А что?
- Подумают, что у твоего отца дочь – идиотка. Вряд ли ему это понравится.
Мне стало обидно, и сначала я решила, что не буду помогать младшей сестре собираться в школу, раз я идиотка. Но потом я вспомнила, как бабуля с дедулей говорили, что скоро у нас появится мачеха, которая будет нас обижать, и особенно Заиру, потому что она очень похожа на нашу маму, и решила всегда помогать ей, даже если она будет вредничать. Я ведь уже в четвертом классе учусь, не маленькая. И вовсе я не идиотка. Тетя не понимает, а мне все равно, что соседи про меня скажут. Они ведь, когда что-нибудь делают, на меня не оглядываются. Вон дядя Магомед, хозяин петуха, когда напивается и падает во дворе, не думает, а что там про него Мадина скажет. Вот и я не хочу думать.
Вчера я вышла на порог и увидела кошку. Она посмотрела на меня и мяукнула. Я мяукнула в ответ. Видимо, она поняла, потому что мяукнула снова. Я тоже. Она, не отрываясь, смотрела мне в глаза и мяукнула еще раз. Тут с крыши раздалось еще одно «мяу». Там сидела пестрая кошка, одна из трех похожих друг на друга, что живут в нашем дворе. Мы стали мяукать по очереди, а потом к нам присоединились еще две кошки. Впятером мы помяукали еще немножко, а потом мне надоело и я ушла. Вечером соседка рассказала все тете. Тетя меня не ругала, у нее болела голова. А сегодня назвала идиоткой.
Вскоре я осталась одна. В школу мне во вторую смену, а пока надо выполнить домашнее задание и сбегать на базар. Тетя поручила купить на борщ.
На базар я побежала, когда оставался всего час до школы. Над головой у меня кто-то мяукнул. Пока я оглядывалась, мяукнули еще раз. Значит, не показалось. Я стала искать кошку, а нашла птицу, которая сидела на проводе, протянутом через дорогу. Птица приоткрыла клюв и я услышала тот же звук. Значит, я все-таки не идиотка и кошки не летают. Скорее всего, это скворец. Мама, когда еще была здорова и могла говорить, читала мне книжку про скворца в клетке, который подражал другим птицам, даже мяукал, и только просить кашку хозяйка учила его очень долго. Я улыбнулась птице, которая тоже умела дразнить кошек и побежала дальше.
А дальше был разодранный голубь в зубах у кошки... И почему эти голуби такие глупые? Раньше, когда мама еще не умерла, мы жили в другом городе. Наш дом был одним из крайних в микрорайоне, дальше начинался агрегатный завод, на котором работал дедуля. Между заводом и микрорайоном проходила железная дорога. А между рельсами и забором завода была большая мазутная лужа. Еще дальше был целый бассейн горячего мазута, но туда мы играть не ходили, потому что по слухам один мальчик упал и спасти его не смогли, а его мама сошла с ума.
А к луже мы бегали спасать голубей. Глупые птицы садились на чуть застывший мазут и когда мы приходили, перья их были уже перепачканы и сами они выбраться не могли. Пытаясь выкарабкаться, птицы увязали еще больше.
Как-то раз мальчиков с нами не было, и голубя пришлось доставать мне. Я наступила на мазут одной ногой, за левую руку меня держали две подружки, а правой я дотянулась до голубя. Кончик клюва у него был склеен мазутм, наверное, он пытался его клевать. Я очистила клюв и напоила голубя. Он так устал бороться с мазутом, что совершенно спокойно, не трепыхаясь, сидел у меня в руках.
Кто-то сказал, что можно почистить перья птицы бензином. У соседней пятиэтажки проезжал трактор. Я сказала, что можно попросить у шофера, но все стеснялись и просить пришлось мне. Я прижала птицу к груди и помчалась к трактору, причем мне казалось, что я сейчас задохнусь, то ли от бега, то ли от слез. Шофер сказал, что трактор работает на солярке и предложил отдать голубя ему. Он пообещал спасти голубя и я почему-то поверила и отдала птицу. А потом побежала домой, чтобы рассказать об этом маме.
Мама в то время была уже неподвижна. Совсем недавно она еще могла шевелить рукой и писала, чего ей хочется. А теперь не могла держать и ручку. Обычно бабушка кормила маму жидкой манной кашей, а однажды, когда бабушке было некогда, маму кормила я. Голова ее лежала чуть-чуть на боку, чтобы она не поперхнулась, но из-за этого каша все время вытекала и приходилось собирать ее ложкой со щеки. Мама судорожно сглатывала, а мне было так обидно за нее, что я не могла смотреть ей в глаза.
Мне очень хотелось утешить ее или порадовать чем-то, но я не знала, чем. Раньше мама была учительницей и учила меня. Однажды, придя из школы, я рассказала ей, что мы только сегодня проходили деление в столбик, а я ведь умела делать это еще в прошлом году. Я думала, ей будет приятно, а мама заплакала.
По дороге с базара я встретила Аню из нашего класса. Она сказала, что ни за что бы не пошла на базар, потому что там цыганки крадут детей. Я посмеялась над ней и рассказала про скворца.
На уроке Нина Федоровна читала нам книжку про Леньку и Бога, а потом сказала, что Бога нет. Я воозмутилась, потому что Бог есть и называется Аллахом, но вслух ничего не сказала. Бабуля учила, что о Боге на улице и в школе говорить нельзя, а еще нельзя о партии. Когда она была маленькой, ее односельчанина посадили за то, что он спел в частушке, что «серп и молот – смерть и голод». Бабушка сказала, что сейчас времена немножко другие, но на всякий случай лучше не болтать, потому что меня-то в тюрьму не посадят, маленькая еще, а вот родителям может достаться. Я не хотела неприятностей папе, но из-за «Леньки и Бога» не стала рассказывать Нине Федоровне про скворца и ничего не спросила про своего скорпиона.
Позавчера утром я зашла в ванную и увидела на крышке стирашьной машины скорпиона. Что это скорпион, я поняла сразу, потому что где-то читала и видела картинку, но никак не могла вспомнить, быстро ли они бегают и умеют ли прыгать. Но ведь залез же он как-то на стиральную машину!
Я показала скорпиона сестре и она очень испугалась. Я хотела поймать его и отнести Нине Федоровне, чтобы заспиртовала, а сестра боялась, что он меня укусит. Я ее успокоила, я знала, что нужно делать, если укусит, да и вообще, может, домашние скорпионы не ядовиты. Она спросила, что все-таки нужно делать. Я знала, что нужно поймать скорпиона, бросить его в кефир, а когда из него выйдет яд, нужно то ли намазать этим кефиром место укуса, то ли выпить его. Этого я не помнила.
Я взяла литровую банку и подкралась к стиралке. Надо было всего лишь протянуть руку и накрыть скорпиона банкой, но я боялась – вдруг он прыгнет, и еще я не знала, что придавить, если не поместится – клешни или хвост. Решила, что лучше хвост – так его еще можно будет рассмотреть.
В это время скорпион свернул хвост колечком и я поняла, что пора. Накрыла его банкой, взяла совок, подсунула его под скорпиона и, крепко прижав банку к совку, перевернула ее. Скорпион упал на дно банки, я закрыла ее, а потом отнесла в школу Нине Федоровне.
Дома ждала радость – папа приехал из рейса. Он уже отдохнул и куда-то собирался. Папа заметил мою возню на кухне:
- Дочка собирается что-то готовить?
- Да, борщ, - ответила я и попросила вытащить примерзшую к остальным продуктам курицу из морозильника. Он вытащил, промурлыкал по нос, что борщ – это очень хорошо и ушел. Он был в новой рубашке и от него пахло новым одеколоном. А еще, раньше он никогда не спрашивал, что и когда будет готово. Наверное, у нас будут гости, а курица так промерзла, что выпотрошить ее невозможно! Посовещавшись с сестрой, я решила, что выпотрошить ее можно потом, когда сварится.
С папой пришла тетя Ася. Их недавно познакомили, на дне рождения папиной старшей сестры. Тетя Ася намного моложе папы и очень красивая.
Мы сели за стол. Тетя Ася стеснялась, Заира еще ничего не понимала, а я ждала, что скажет папа и думала, понравилась бы тетя Ася маме или нет. Когда она посмотрела на меня, я вдруг сказала:
- А я люблю есть лук! – побежала, очистила луковицу и стала грызть ее, как будто это яблоко. Лук был очень злой, аж до слез.
- Девочки, - сказал папа, - я вам уже говорил, что мы не всегда будем жить втроем. Вот теперь с нами будет жить тетя Ася. Я надеюсь, что вы подружитесь.
Он говорил что-то еще, а я смотрела на курицу, которая лежала целиком в большой тарелке и боялась, что ее разрежут, а там... Как было бы хорошо, если бы оказалось, что она попала в наш морозильник уже выпотрошенной!