Подарок монастырю
Пока они разговаривали, подъехала бричка, к которой была привязана корова.
Мужчина, управлявший лошадьми, постучался в калитку, бабушка вышла к нему.
- Вам передали корову, купили ее у меня, и я ее вам привел.
- Кто купил? Зачем купил?- бабушка смотрела на мужчину растерянно,- Я никого не просила покупать мне корову!
Как оказалось, эту корову купил муж тети Сони и передал бабушке в знак благодарности за вылеченную жену.
- Вот чего удумал,- шумела бабушка,- он забыл, сколько мне лет, кто за ней ходить будет, доить, убирать навоз!
- Мне сказано привести, я привел, дальше разбирайтесь сами!
Бабушка в беспомощности повернулась к сыну: Алешка, что будем делать, ты заберешь ее себе?
- Да зачем, мам, вы же знаете, мы целыми днями с раннего утра и до позднего вечера в колхозе, кто ее будет провожать в стадо и встречать?
-Хорошо, я знаю, что надо будет мне сделать, отцепляй от брички корову,- сказала она ее хозяину.
Вечером мы с бабушкой, пошли доить буренку, стояла она смирно, но все время поворачивала к бабушке голову и смотрела на нее с подозрением. Корова побыла у бабушки два дня - пятницу и субботу.
В воскресный день отец Серафим с монахом шли по улице впереди подводы, на которую люди укладывали милостыню для монастыря.
Бабушка остановила отца Серафима, попросила подождать, вывела корову и привязала ее к подводе.
Ничего не объясняя, она повернулась и пошла во двор. Отец Серафим перекрестил ее вслед, промолвив: Спаси Господи!
Бабушка с вечера наметила на четверг стирку. Она считала его «чистым» со времен пасхальных праздников и всегда в течение года именно в этот день затевала стирку, а затем топила баню.
Нагрела для стирки воды, опустила в нее золу подсолнуха, дала отстояться. Затем слила в корыто и замочила белье.
Утром, встав с петухами, все перестирала с хозяйственным мылом. Навесив на коромысло с обеих сторон белье, она направилась на речку его полоскать. Я шла следом за ней.
Подойдя к реке, бабушка отыскала большой валун и сложила на него белье. Подыскав подходящее местечко, принялась за работу.
Каждую вещь она полоскала до тех пор, пока с нее не стекала вода чистая, как слезинка.
Выполоскав и отжав белье, снова равномерно разложила его на коромысло, и мы отправились в обратный путь.
Дома бабушка приготовила крахмал и еще раз прополоскала белье с добавлением крахмала и синьки.
Затем развесила все на проволоке, натянутой между деревьями в саду. Я ходила за бабушкой следом, наблюдая за ее работой.
Часам к трем все вещи были уже сухими. Бабуля аккуратно снимала их и складывала на принесенную в сад скамейку.
Разогрев утюг углями, взятыми из печки, она стала все переглаживать.
От утюжки белье преобразилось, стало поблескивать, особенно красивыми стали вышитые крестиком рушники, снятые для стирки со «святого угла».
На их белом фоне цвели красные маки, синие васильки с зелеными листочками. Понизу они были отделаны кружевами ручной работы.
За полотенцами бабушка принялась гладить наволочки с подушек. На них гладью были вышиты сирень и фиалки, а у основания вставлены кружева, также ручной работы.
Все это великолепие вышивала нитками мулине и вязала крючком моя бабушка.
Нитки от многолетних стирок практически не потеряли цвет, а после каждой стирки, казалось, становились еще лучше.
Материалом для вышивания служила бязь.
Дошла очередь и до бязевых простыней: бабушка складывала их пополам и гладила на столе, подложив под низ свою большую шерстяную шаль.
У простыней была кайма из вышитых васильков, а заканчивался край широкими кружевами с очень красивыми зубчиками.
Наблюдая за движением ее рук и за тем, как она гладит, периодически поднимая утюг и размахивая им, чтобы угли снова становились красными и давали жар, я спросила у бабушки, кто научил ее так красиво вязать и вышивать.
Бабушка на какое-то время задумалась, а потом ответила: Да никто, училась сама, глядя, как подружки вышивают или вяжут.
В старину ведь не было ни клубов, ни кино. Собирались в одной из изб девчата, и ребята.
Там пели, плясали, но обязательно брали с собой вышивание: нитки, иголку и пяльцы для натяжки ткани. Я смотрела, как другие вышивали, и старалась сама повторить их стежки.
Первое время не получалось, часто накалывала палец иглой, а потом научилась. Вязала кружева на кофты, воротнички на платья, скатерти.
Потом станичники стали заказывать вышитые рушники: кому перевязывать сватов на сватовство, кому на свадьбу для каравая или в «красный» угол.
Все свободное от хозяйства и работы в поле время бабушка вязала и вышивала. Сама себе приготовила приданое: вышила ночную рубашку, кофту, простыни и наволочки.
На свадьбе перед гостями на сундуке было представлено все ее рукоделие. Уж очень работы понравились свекрови!
Бабушка, в знак будущего доброго расположения к себе, подарила свекрови вышитый рушник, от которого та пришла в полный восторг и здесь же передарила его своей дочери, которая была на выданье.
Бабушка моя не обиделась: для нее было главным то, что ее работа понравилась матери будущего мужа. Все это мне бабуля рассказывала за глажкой белья.
Перегладив все, сложив стопкой простыни с наволочками отдельно, а носильные вещи отдельно, она присела отдохнуть.
Но, а теперь внученька, пойдем топить баню, сегодня банный день. И мы, вытопив баню, хорошо попарившись, легли с бабушкой спать, с чувством сделанной работы.
Утром, сделав работу по хозяйству, бабушка снова занялась лечением Антона, теперь она его обмазала черной глиной, которую принесла с болота, за станицей, добавив в нее крепкий отвар трав.
Укутав теплым платком, напоив чаем из можжевельника, велела ему отдыхать.
Залаял во дворе Тузик, бабушка выглянула в окошко, отодвинув накрахмаленную занавеску.-
Вот и гостья к нам идет!- она заторопилась встречать ее у порога.
Через минуту появилась бабушка Матрена, подруга юности моей бабули. Из четырех ее подруг осталась она одна.
Как и моя бабушка, она ходила прямо, не волоча ноги, не сутулясь, как в ее возрасте другие старушки.
Войдя в хату, она перекрестилась на образа,- бабушка пригласила ее к столу, пить чай с алычовым вареньем и пампушками.
Бабушка Матрена села на лавку, расправив свои многочисленные юбки, выставив новую прошву на белой исподней юбке.
Они пили чай, а я играла с куклой, которую мне смастерила бабушка из лоскутков и опилок.
Они вспоминали свою молодость,- а я, честно сказать, думала, что моя бабушка всегда была такой старенькой, но нет, она была когда- то молодой и красивой!
-А помнишь,- говорила бабушка Матрена,- как за тобой ухаживал приказчик из скобяной лавки, а ты выбрала Ивана. Жила бы припеваючи, как у бога за пазухой - так нет же, прожила в нужде, но с Иваном.
- Не скажи, Матрена,- жизнь моя, конечно, прошла в нужде, но мой Ваня, слова худого мне не сказал, никогда на меня руки не поднял.
И, как жил Григорий, который сватался ко мне, ведь он Феню, мою одногодку, бил до самой ее смертушки!
Ревновал ее к каждому столбу и тени чужой, так разве это счастье? Нет, я хорошо прожила! Да и приснился он мне однажды.
Была я в гостях у своей тети Прасковьи, и вот вечером, когда ложились спать, она мне и говорит: Ты, Дуня, перед тем, как уснуть скажи:
«На новом месте приснись жених невесте, не с тем, с кем год годовать, а с тем, с кем век вековать».
Ночью приснился мне сон, да и не сон, а как будто наяву передо мной показалось лицо хлопца, и смотрел он как бы в сторону, не на меня, а все ж, я его разглядела, потом, когда я встретила Ваню, поняла, что это во сне был он!
Подруги надолго замолчали, каждая думая о своем.
Было им, что вспомнить из прошлой жизни, времена были суровые. У бабушкиной золовки Натальи свадьба была на носу, а она беременна.
Жених об этом не знал, ей советовали на время уехать, пока не родит, а там малого извести и вернуться к себе в семью, но родители решили по-своему и быстренько ее выдали замуж, чтобы скрыть дочерний позор.
Муж золовке достался смирный, жену ни в чем не попрекал, не обижал, а вот свекровь и свекор, две змеиные головки, все время ее жалили. Как только сын из дома, в поле, они принимались
за невестку. Свекровь таскала ее за волосы, свекор бил налыгачем в надежде вызвать у нее преждевременные роды.
Наталья из цветущей, красивой девушки превратилась в бледную, больную женщину. А когда родила мальчонку, свекры ей объявили ультиматум: дитя убрать, вроде как она нечаянно его во сне придавила. Потом говорили в станице, что, истребив дитя, мать тронулась умом.
Бабушка моя ходила ее проведывать в больницу, но Наталья ее так и не узнала. Отец младенца не объявился, а что ему, встал, отряхнулся и был таков, а у Натальи начались страдания, как вытравить зародившийся плод, но не получилось.
Если бы до свадьбы в станице узнали о грехопадении, перво-наперво у родителей были бы вымазаны ворота дегтем.
И уже никто не постучался бы в ее калитку, кроме, как вдовца, или какого пришлого в станице. Но, как оказалось впоследствии, хрен редьки не слаще.
Вспоминая это, бабушка всегда молила бога, что не допустил он ее до такого греха. Жалко было ей Наталью всю жизнь, что не поберегла она себя в молодости и понесла такие страдания.
Дедушку своего Ивана, я никогда не видела: он умер, когда моей бабушке было всего сорок семь лет, а отец мой был еще мальчишкой.
Я углем из печки рисовала своей кукле брови, а сама прислушивалась к тому, что еще скажут о моем дедушке бабушка Матрена и моя бабушка.
- Я помню,- говорила бабушка Матрена,- как ты наперекор пошла своим родителям и не захотела идти за сватавшего тебя Петра Загогулю, не побоялась гнева отца. Тебя много сватали, и всем гарбуза в ответ, от ворот поворот. Ты так сильно любила Ивана?
- Да нет, я полюбила его потом, а в то время, я просто не хотела идти замуж, потому что очень любила свою маму, она болела, а отец не очень ее жалел, вот я и боялась ее оставить одну, поэтому и шла наперекор отцу.
Хотя отец говорил, что это он не хочет рано отдавать дочь в чужой дом. В семье я
была необходимой, заменяла младшим и сестру, и мать.
-Да,- протянула бабушка Матрена,- жизнь прожить - не поле перейти, всего насмотришься, всему надивишься. Я помню твою свадьбу Дуня, помню, как наряжали тебя к венцу.
- Половину волос на голове мне булавками повыдергали, пока фату закрепили,- смеясь, вспоминала моя бабушка.
Веночек для фаты сделала мне моя крестная, мы с ней два дня над ним трудились, всю хату прокоптили, когда парафин разогревали.
У моей крестной руки были на все гожие, умелица она была. У меня остался один цветочек из свадебного веночка, и я его берегу всю жизнь!
Она открыла сундук и из прискринка достала маленький парафиновый цветочек, завернутый в белый лоскуток.
Я подбежала к бабушке, обхватила ее руками и стала просить, чтобы она закрепила его мне в волосы.
- Да пожалуй, я так и сделаю,- сказала бабушка,- сколько ему еще в сундуке лежать, и так без малого шестьдесят лет пролежал.
Бабушка закрепила цветочек мне в косичку, и я закружилась по хате. Затем, достав его из волос, вернула бабушке.
- Носи, внученька, что он будет лежать в сундуке!
- Нет,- сказала я,- могу его потерять, а так, когда я вырасту, вы его приколете мне на свадьбе к волосам.
- Ну, хорошо,- согласилась она,- пусть лежит, может, и сгодится тебе когда-нибудь.
Бабушка Матрена засобиралась домой. Поблагодарив за угощение и попрощавшись, она ушла, а утром, прибежала ее внучка Груня и сообщила, что бабушка Матрена вечером уснула, а утром не проснулась.
Бабуля долго сидела на скамейке, опустив натруженные руки на колени. Я подошла к ней, она ласково погладила меня по голове и повела домой.
Переодевшись в чистое, мы отправились в хату бабушки Матрены, где уже все вокруг хлопотали, плакали и вспоминали, какой доброй была бабушка Матрена.
После похорон пошли на поминки, немножко посидели и ушли домой. Бабушка никак не могла успокоиться, как бы сама с собой вела разговор, как это она не уберегла подругу, не досмотрела.
А та ведь ни на что и не жаловалась, просто тихо ушла из жизни, никому не надоела, не досадила.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ