Гакуру снилось, что он вновь был среди оборотней. Те, что в людском обличии, что-то обсуждали, скорее спорили, жестикулируя и покрикивая друг на друга на непонятном языке. Другие же, обернувшись волками, шныряли под ногами и нарочно толкались, так что приходилось переступать, чтобы удержать равновесие. Все вокруг узнавалось лишь по очертаниям, но не из-за окружавшей полутьмы. Казалось, что на глазах налипла мутная пелена, хотелось ее содрать но руки никак не хотели подниматься. Вдруг, в стороне блеснул свет. Приоткрылась дверь. Гакур шагнул, но дорогу ему преградил Фарон. «Пусти.» — сказал Гакур. Фарон открыл рот и… хрюкнул.
Проснулся. Прямо перед ним лежал на спине хозяин цирка. Его храп было легко перепутать с хрюканьем борова. Несмотря на эти нечеловеческие звуки, Накъяра продолжала спать, уткнувшись Гакуру в плечо. Инги в обозе не было. Гакур толкнул циркача ногой, но тот лишь перевалился со спины на бок. Гакур пнул снова. «Эй, — сказал он в полголоса, — где Стрекоза?» Передняя занавесь обоза откинулась, и показалась голова, Инги:
— Тише, Сокол, здесь я. Соскучился, а? Давай ко мне на облучок, погреемся.
— Тьфу ты, — сказал Гакур, — и чего я только из-за тебя переживаю.
Инга засмеялась и послала воздушный поцелуй.
— Ладно, — сказала она, спи, под утро я тебя разбужу, сменишь меня.
Гакур одобрительно махнул рукой и крепче прижал к себе Накъяру, и невольно одернулся. Казалось, что под ладонью снег, упругий и холодный. Гакур перевел руку на живот Накъяры, тот был еще холоднее. Тело ее вздрогнуло и затряслось мелкой дрожью. Гакур обвел талию вновь и прижал крепче. Вскоре, под рукой вновь затеплилось хрупкое тело девчонки. Гакур поцеловал ее в голову. Получилось как-то само, точно и нельзя было сделать чего-то иного.
К вечеру следующего дня нагнали караван циркачей. Хоть Дамур и перешел в свой обоз впереди, его голос по прежнему оставался где-то рядом. Хозяин кричал по любому поводу. Все у него были дармоеды, лентяи и проходимцы. Никто не обзывался в ответ. Циркачи словно не обращали на него внимания и продолжали свою рутину, перевязывали грузы, кормили лошадей, чинили телеги, и даже пели.
Дорога была на славу. Широкая, местами даже позволяющая разъехаться двум встречным фургонам, она тянулась прямиком сквозь лес и проходила над любым препятствием. Редкие, пересекающие ручьи текли под сбитыми из бревен мостками, а те участки, что, вероятно, затапливало во время паводков, закрывались насыпью. Дамур объяснил, что за дорогой следит сам губернатор, ибо нужна она в хорошем состоянии, чтобы в случае беспорядков в Талукане наскоро перекинуть тысячу воинов. Те стояли в лагере, который за долгое время и сам превратился в небольшой городок прозванный в народе «Кольчужник». Туда и направлялся цирк.
Иногда мимо проносились нарочные, мчавшиеся навстречу или обгонявшие сзади. Прижимаясь к лошадиной шее, они скакали вдоль обочины, покрывая встревоженной пылью обозы. Это забавляло Ингу, которая свистела и улюлюкала им вслед, успевая прикрыться тюфяком, если кто из спешивших наездников оборачивался.
Скрываться от лишних глаз попросил Дамур. Ингу искали все, кому насолило братство, либо встало поперек: санайцы, нанятые рыночными торгашами убийцы, сами торгаши, и быть может сам Губернатор. Инга старалась не высовываться, но однажды едва себя не выдала. Случилось это, когда ехавший навстречу вельможа, в расписной карете, сопровождаемый четырьмя вооруженными всадниками, отказался разъехаться и потребовал у циркачей убраться с пути. Задача была не из легких: дорога как раз проходила по крутой насыпи. Наслушавшись из укрытия словесной перебранки, Инга собиралась уже выскочить с мечами наперевес, но все обошлось: Миранда и Гакур вовремя ее удержали, и все вместе стали наблюдать за развязкой. Циркачи открыли фургон с намалеванным по бокам звездным небом, и достали оттуда пики, сабли и ножи. То ли благодаря заблестевшему на солнце отточенному железо, то ли свисту пращи, что раскрутил взобравшийся на плечи великану Ладию карлик, но только дело разрешилось. Вельможа дал приказ своим охранникам отойти и пропустить «вонючих скоморохов».
С каждым днем Гакур и Миранда, которую он по-прежнему называл Накъяра, становились ближе. Исчезла скованность, а возникавшее иногда молчание больше не вызывало потребности что-нибудь сказать, дабы заглушить нервозную тишину. Иногда они напрочь забывали об окружающих и на глазах у всех сидели держась за руки, а то и вовсе в обнимку. Циркачи посвистывали им в вслед и шутили, без пошлостей, но щекотливо, чтобы заставить обоих краснеть. Кто-то смастерил и подбросил им в телегу две куклы, державшиеся за соломенные руки и слившиеся в соломенном поцелуе. Накъяра смеялась, а Гакур, вспомнив куклу, что спасла ему жизнь, лишь сделал вид, что ему тоже смешно, и, заподозрив в рукоделии Дамура, погрозил ему кулаком. Хозяин цирка только пожал плечами и тут же сделал губы бантиком. Шут, чего с него было взять?
Инга смирилась с тем, что единственная подруга больше не делила с ней часы напролет и на третий день объявила, что будет ночевать в другом обозе, где ехали Ладий и его дружок канатоходец — беспросветный пьяница и азартный игрок.
Накъяра и Гакур остались в ту ночь одни.
Утром, выехали к месту, где по левой стороне дороги встала темная полоса соснового бора. Издали казалось, что это высится крепостная стена, защищающая город, в котором жили великаны.
Инга велела Дамуру остановиться. Здесь они должны были оставить циркачей и войти в этот мрачный лес, по другую сторону которого жила всезнающая ведьма.
— Охота вам эдак судьбу пытать, — ворчал Дамур. — Может, лучше с нами? Гляньте, сколько денег мы в Талукане огребли. Вы бы, девки, зазывалами работали, а парень стрелял бы. Мы б его сажали с народом, вроде как не с нами. Ясное дело, он бы любой турнир выигрывал, ну а серебро — пополам, а?
— Эх ты, старый лис, все бы тебе людей дурить, — сказала Инга, прожевывая орехи. Она хорошенько запаслась ими в дорогу, выиграв в кости целый мешок у канатоходца. — Дело у нас… у меня. Знаешь ведь, сколько неприятностей накопилась, вот, может, Смерра отворот наколдует.
— Дело у нас, — передразнил Дамур, — гибель она тебе наколдует. А то не знаешь, что из этого леса не возвращаются.
Дамур бросил взгляд в сторону бора и тут же отвернулся. Заметив это, Инга накрыла свое лицо ладонью, и, глядя на циркача сквозь пальцы, сказала:
— Не возвращаются, потому что умом хилы, да руками слабы, вроде тебя.
— Э-эй, потерянное на сеновале с факелом не ищут. Гляди Стрекоза, как бы не сгореть. Может, хоть ты ее образумишь, а? — Дамур посмотрел на Миранду. Та опустила глаза.
— Ну, а тебя об этом просить, все одно что петуха утром замолкнуть, — Дамур кивнул на Гакура, — ты за своей красавицей и в полымя прыгнешь.
Гакур почувствовал, как хлынула к лицу кровь, состроил было недоуменное выражение лица, но непослушный рот сам растянулся в улыбке.
Дамур оставил путникам две котомки с хлебом, круг сыра, кувшин с вином и несколько арбалетных стрел. Вновь попытался отговорить Ингу, хоть уже не так напористо, как раньше. Вновь получил отказ, махнул рукой и залез внутрь последнего обоза. «Трогай» — прозвучало оттуда. Слово полетело из уст в уста каждого возницы, пока не добралось до головного. Хлестнув своих тяжеловозов плетьми, он сдвинул с места пестрый караван, что пролетающим сверху птицам наверняка казался огромной ползущей сквозь бездну леса гусеницей.
Миранда закинула голову назад и посмотрела на кроны обрамляющих лес деревьев — выше, выше, выше. Казалось, что некоторые сосны уходили за облака. Потеряв равновесие, она оступилась и тут же была подхвачена за плечи стоявшим позади Гакуром.
— Три мачты из одной сделать можно, — сказал он.
Его теплое дыхание защекотало ухо. Миранда сморщилась и захихикала.
— Ну, что, голуби, в путь. — сказала Инга, рубанула висевшую перед ней ветку и протянула Гакуру другой мечей.
Известно было, что ведьма жила где-то на восточной окраине этого дремучего леса, то есть в противоположном конце от места, где высадились путники. Оставалось лишь углубиться в темную чащу и, полагаясь на смекалку и оружие, добраться до цели.
Шли быстро. Часто между деревьями открывался просвет, сквозь который можно было пройти так же легко, как сквозь распахнутые ворота конюшни. Но иногда все же приходилось пускать в ход мечи, вычищая преграждающие дорогу гибкой стеной затянутые вьюном мертвые ветви поваленных деревьев или молоденькую сосновую поросль. Такая работа Инге нравилась. Видимо, соскучившись по настоящей драке, она рубила так и сяк, наотмашь, сбоку и снизу, что-то приговаривала и с каждым взмахом срезала по тонкому стволу, а то и больше. Гакур же никак не мог рассчитать удар и бил либо чересчур сильно, едва не рассекая собственную ногу, либо с грехом пополам, и тогда приходилось кряхтя вытаскивать застрявший в древесине клинок. Миранда подшучивала над ним, выкрикивая «недобор - перебор», но когда Гакур предложил ей самой помахать мечом, — отказалась.
К полудню решили отдохнуть, а ночью не останавливаться. Инга предложила днем выспаться и продолжить путь с заходом солнца. Ей казалось так безопаснее. Все они могли видеть в темноте, ну а если и существовал на свете лес, в котором было бы лучше, чтобы тебя приняли за ночного хищника или какую-нибудь другую нечисть, то они в аккурат по нему и шагали.
Гакур проснулся оттого, что сзади послышался треск. Среди множества лесных звуков, ни один так не взбудораживает, как нежданный хруст ветки. В особенности за спиной. Свет по-прежнему пробивался сквозь кроны, но теперь в него вплелась густая желтизна заката. Накъяра спала, устроившись на его плече. Инга сидела напротив с закрытыми глазами. «Не шевелись», — прошептала она. Остатки сна мгновенно улетучились, сердце заколотилось, но Гакур послушался. Чтобы там ни подкрадывалось, оно вскоре пожалеет о том, что решило с ними связаться.
Рука Инги до этого спокойно лежавшая на рукоятке кинжала, повернула клинок острием в сторону. Дальше все произошло настолько быстро, что Накъяра проснулась не от того, что прямо перед ней прыгнула кошкой Инга, и не оттого, что позади внезапно затрещали ветки и началась борьба (к удивлению, Гакура она проспала даже это), — ее разбудил пронзительный крик: «Не тронь, а то в жабу превращу!» Видимо, угроза не сработала, потому что тут же послышался вопль, но уже с умоляющими нотками: «Клянусь Аралом, превращу, сейчас превращу. Ааа!»
— Киган! — воскликнул Гакур.
Поспешно усадив Накъяру, протиравшую кулаками глаза, он вскочил и ринулся спасать друга.
Инга не хотела расставаться с добычей. Попытка объяснить, что лежащий на земле человек — совсем не злодей, оборвалась вопросом: «Чего же он, такой хороший, втихаря подкрадывался?» Гакур и сам бы хотел узнать «чего». Пытаясь уговорить Ингу, он вдруг осознал, что этот странный поступок друга начал раздражать и его самого, Гакур даже подумал, не добавить ли Кигану подзатыльников, так щедро отпускаемых Стрекозой. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы сзади не послышалось:
— Отпусти.
Голос Накъяры звучал холодно и твердо — приказ. Гакур замолк на полуслове, Инга тут же остановилась, громко выдохнула, почти зарычала и, стукнув беднягу еще раз, поднялась. Следом за ней встал Киган. Гакур вспомнил ту ночь, когда они впервые встретились. Тогда, едва уцелевший парень также отряхивался, бормоча про себя проклятия.
Киган потер затылок, и сказал: «С ума ты девка спятила.» Взвизгнул меч. Молодой колдун прыгнул в сторону, зацепился ногой за корягу и рухнул. Разбойница, которая скорее всего, хотела припугнуть (по крайней мере, Гакур на это надеялся), залилась хохотом, указывая мечом в сторону барахтающегося в кустах, будто в пруду, Кигана. Засмеялась Накъяра. Не удержался и Гакур.
После того, как Киган выбрался из кустов, и смех остановился, Гакур предложил закрепить мировую легкой трапезой и спокойно разобраться.
Уселись.
Гакур представил своего друга, с которым они разминулись в городе и которого он больше не надеялся увидеть. Дошла очередь знакомить со спутницами, но тут перебил Киган:
— На живца ловишь? — сказал он, указав на девушек.
Гакур остановился на полуслове, а Инга, привстала. Резкий тон Кигана ее явно заинтересовал.
— Можешь больше не врать, —Киган похлопал себя по боку, где угадывались очертания книги, — я знаю, кто ты. Знаю и не боюсь.
Теперь его дрожащий палец указывал на Гакура.
— Ну-ка, ну-ка, — сказала Инга и причмокнула языком.
От неожиданности Гакур сглотнул воздух и закашлялся. Все это время он соображал, как бы поговорить с Киганом наедине. Хотелось узнать, где тот пропадал и что написано в книге, да и рассказать о своих приключениях у санайцев. Быть может в словах Кигана таился некий знак, но еще раз прокрутив в голове нелепое обвинение, Гакур понял, что приятель либо сошел с ума, либо, даром что сам колдун, его самого заколдовали.
Накъяра молчала. Всегда готовая к действию, Инга по-своему восприняла наступившую тишину. Подойдя сзади к непрошеному гостю, она чуть стукнула клинком по его затылку:
— Рассказывай, — сказала она и тут же навела острие на Гакура, — а ты не перебивай.