Рассказ таксиста
Если будете иметь веру с зерно горчичное, то скажете этой горе: «Перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас.
(От Матфея 17.20)
Прибыл я как-то по вызову к Ильинскому храму, что на Горке. Местный священник с благообразным старцем уже ждут на ступеньках под козырьком. Подошли они к такси, облобызались на прощание друг с другом. Священник перед старцем дверцу с поклоном распахнул. Тот пригнулся, сел на заднее сиденье. Грузноватый такой мужик, маленького роста, пожилой, загорелый до черноты. Судя по тому, как наш иерей перед ним расшаркивался, — большой церковный чин. Но что за чин, не понятно: в белом балахоне, без креста на пузе, борода на ветру растрепалась во все стороны, а сам улыбается чему-то все время, вроде как по лотерее главный приз выиграл. Глаза, как у моего годовалого Ваньки — проблемами да мельтешением мыслей не затуманены — чистые! Одним словом — блаженный.
— Везите, — говорит, — меня, любезный, в аэропорт, гостей встречать.
В аэропорт, так в аэропорт — дело привычное. На всякий случай спрашиваю:
— Во сколько самолет?
— В пять сорок, — отвечает.
— Из Питера, значит? — уточняю.
— Из Санкт-Петербурга.
Я на часы глянул — без пяти пять. Будь часом пораньше, за сорок пять минут от церкви до аэропорта не проблема долететь, а сейчас на дорогах самое гиблое время — час пик.
— Поздновато выезжаем, отец, — на всякий случай информирую клиента.
Он мне:
— Даст Бог — успеем.
Ну, думаю, даст Бог или нет, а мне крутиться придется. Хлопнул дверцей, повернул ключ и — на газ. Фольксик взревел и рванул с места.
Пассажир от неожиданности затылком в подголовник ткнулся, за дверцу одной рукой ухватился, а другой по плечу меня ладонью захлопал:
— Не спешите, любезный. Жизнь коротка — куда спешить?
— Извините, — объясняю ему, не оборачиваясь. — Опаздываем, а дороги в это время так забиты, что иной раз проще пешком добраться.
— В спешке дело делать — лукавого тешить, а с любовью да прилежанием, хоть и медленно — Богу угождать, — нравоучительно заметил клиент и, расслабившись, откинулся на спинку сиденья.
Я смолчал. Через скверик под «кирпич» на Чапаева выныриваю. Машины сплошняком идут. Я как на тачанке, под угрозой наезда отвоевываю место в правом ряду. Вливаемся в поток, скорость не больше двадцати. Как пить дать — опоздаем! А он сзади:
— Не кажется ли вам, любезный, что мы несколько лихорадочно передвигаемся? Из того Опеля вослед до сих пор что-то нехорошее выкрикивают. А какие глаза были у водителя Мерседеса, которому мы едва бок не помяли, заметили?
Я баранку покрепче стиснул, но сдерживаюсь — не отвечаю. Клиент нагнулся, рассматривает мое лицо в зеркало и комментирует себе под нос:
— Брови нахмурены, губы сжаты…
Я молчу. Он пальцем вперед показывает:
— Будьте добры, причальте-ка к обочине, любезный, — вон в той нише под ракитой. Там уголок тихий. Расслабимся, побеседуем о жизни.
Я, скрывая раздражение — для него ж старался — мигнул поворотником, вышел из потока, причалил в нише у газетного киоска. Мотор не выключаю.
— Вы в Бога верите? — спрашивает он меня.
— А как же, — говорю. Распахнул ворот рубашки, чуть пуговицы не отлетели, развернулся к нему лицом, крестик наружу выкатил. — Во! — Сую под его черный нос.
Клиент аж отпрянул.
— Крестик, — отвечает, — вижу, а насчет веры, уж извините, сомненья у меня. Заглушите, пожалуйста, двигатель.
Заглушил. Мне-то спешить не куда. Хотел ведь как лучше…
— Вы, любезный, не обидитесь, если я правду скажу?
— Валяйте, — отвечаю.
— Веры в вас и с горчичное зерно нет, потому как у лукавого в сетях запутались и пляшете, словно марионетка, под его дудку.
Молчу.
— Ибо, что такое вера? — нагнулся он ко мне так, чтобы видеть лицо.
Я пожал плечами: дескать, вам попам виднее.
Он с минуту рассматривал меня с выражением сострадания, потом продолжил:
— Определений много, да слов мало. Ближе к истине: вера — это знание, не нуждающееся в доказательствах, проверках, рассуждениях… Вот, к примеру, вам нужны доказательства того, что вы сейчас сидите в этой машине?
— А чего тут доказывать?
— Ну, а что если, все вокруг будут говорить, что нет, вы не сидите в ней. Приводить разные умные доводы…
— Ну, коли кому-то нравится ахинею нести — мне это по барабану.
— Выходит, верите?
— А чему тут верить-то? Само собой все ясно.
— Ясно — значит верите. А вам известно, любезный, что довольно часто органы чувств: и зрение, и слух, и осязание — обманывают человека?
— А вы что, сомневаетесь, что сидите у меня в такси? — с ехидцей осведомился я.
— Хорошо, оставим это, — сбавил он напор. — Главное, вы согласны, что существует нечто, по отношению к чему доказательства и рассуждения излишни. Так?
— Конечно, так.
— Значит с понятием «вера», как безусловным неопровержимым знанием, мы разобрались. Чтобы подойти поближе к пониманию Бога, разберемся теперь с тем нечто, под которым вы подразумеваете самого себя. Скажите, вчера днем вы тоже работали на этом такси?
— И вчера, и позавчера.
— А были ли вы, любезный, лет так тридцать назад, младенцем?
— И младенцем был, и пацаном, и солдатом…
— Выходит… Как вас зовут?
— Илья.
— А по отчеству?
— Федорович.
— Выходит, Илья Федорович, есть нечто постоянное, что вы через все времена ощущаете как свое «Я» и по отношению к чему доказательства и рассуждения излишни. Будь то сейчас, вчера или лет тридцать назад. Это нечто не может быть вашим телом — клетки тела младенца Илюши давно отмерли. Ваши характер, привычки — тоже многократно претерпевали изменения. Мысли, эмоции меняются в день по сотне раз. Что же это за нечто?
— Я не силен в философствовании, но я есть, был и буду я. Как и что во мне или вокруг меня не изменялось бы, я остаюсь самим собой в своей глубинной сути.
— Суть… Хорошо. Определить, что такое ваша суть, вы сможете?
— Чего тут определять — я и есть я!
— Согласен. Я — всегда я. Это более фундаментальная вера, чем вера по поводу того, где вы находитесь в данный момент. Выражаясь научным языком: мое «глубинное Я» — это моя неизменная суть в изменяющемся пространстве и времени. Вы согласны?
Я слегка задумался. Действительно, все вокруг меня и во мне самом постоянно меняется. Нет мальчика Илюши, певшим сопрано октябрятские песенки. Нет прыщавого подростка, мечтавшего танцевать как Майкл Джексон. Друг детства предал, а злейший враг по детсаду теперь родственник — брат моей жены, милейший человек. Все меняется — и вместе с тем, что-то неуловимое остается неизменным. Некая глубинная суть — «я есть я».
— Да, это так, — согласился я. Снова задумался, пытаясь проникнуть в суть этой сути, в глубь самого себя, и вернувшись во внешний мир удивленно добавил: — Я не вижу своего начала во времени. Такое впечатление, что я жил всегда. Знаю, что это бред, а вот так вот…
— Ну, «начало» — это тема для отдельного разговора. Главное, что с понятием того самого «нечто» или «я» у нас разногласий нет. Так ведь?
Особой ясности в моей голове не было, но и возражений на ум никаких не приходило. Я промолчал.
— Перейдем теперь к понятию «Бог», — неторопливо, как будто ему и не надо через двадцать минут быть в аэропорту, продолжил клиент. — Кто такой Бог? Или что такое Бог?
Мне тем более спешить некуда — расценки за ожидание перед носом у клиента.
— Ну, Бог это… — Я попытался сформулировать определение. Для выразительности поднес к лицу растопыренную ладонь, пересекся взглядом с доброжелательным, внимательным взглядом своего чересчур умного пассажира, понял, что кроме набора слышанных где-то фраз, сказать ничего не могу, и почесал кончик носа.
На пару минут в салоне повисла тишина. Потом пассажир разразился целой тирадой:
— По отношению к бытию Бога доказательства также излишни, как и по отношению к бытию «я». Бог более очевидная реальность, чем все слова и выражения, чем весь наш мир с машинами и пробками на дорогах. Он рассказывает о себе пением птиц, цветами, звездопадами, дождями и грозами, улыбками встречных… Он раскрывается радостью в ищущих Его сердцах. Радость переполняет душу не из-за того, что человек обгонит с десяток машин или вовремя доставит клиента в аэропорт. Настоящая радость вообще не связана с исполнением или неисполнением наших желаний. Полная всеобъемлющая радость — само наше существование. Разве не так?
Я неопределенно пожал плечами.
— Именно, так, — убежденно продолжил странный пассажир. — Полная всеобъемлющая радость возможна только в единстве с Богом, когда видишь Его в каждом миге бытия, когда понимаешь, что другого существования, вне Бога, просто нет — весь мир Им сотворен и нет ничего не сотворенного Богом. Он не прячется от людей. Он открыт всем. Но если ищущий света не открывает глаза, какие слова помогут ему увидеть свет? Бог — это океан. Наши мысли, обиды, переживания типа «любит — не любит», душевная или физическая боль, лавирование на такси по улицам и магистралям в часы пик — мимолетная рябь на поверхности этого океана. Когда глаза закрыты, не видят Бога, мы цепляемся сознанием за бегущие черточки ряби, пытаемся их удержать, как будто в них и заключен смысл жизни — но они пренепременно исчезают, оставляя нас ни с чем. Понаблюдайте за ними, не цепляйтесь за них, не удерживайте, отпустите. Откройте глаза — проникните в светлую тишину, к неизменному «я есть». Бог, как и наша суть — вне изменений. Он — суть и моей и Вашей сути и одновременно суть всей Вселенной. То, из чего все проистекает и в чем все заключается. Понимаете?
Я чувствовал себя довольно уставшим, и, хотя в свое время активно интересовался и религией, и философией, на этот раз мало что понял из объяснений клиента. Поэтому ничего не ответил, расслабился, закрыл глаза и стал рассматривать «рябь»: отдаленные звуки сирены «скорой помощи», бесконечный шум моторов, ругань какой-то женщины на автобусной остановке, визг трамвайных колес, застарелую боль в шейных позвонках… Не дождутся гости в аэропорту старца… Мелькнули мысли о задержке заработной платы за прошлый месяц, о том, что пора ставить летнюю резину. Жена со своими претензиями… Черточки менялись. Одни уходили, другие крутились где-то на периферии, деформируясь и уменьшаясь. С удивлением «увидел», как растворяется в небытии недавняя раздражительность на нравоучительного клиента. А когда растворилось и удивление, джокондовская улыбка блаженного тихо легла на мои губы, проникла вглубь, неся с собой спокойствие, тепло, безмыслие… Продолжая улыбаться, я медленно открыл глаза.
— Ну, вот, Илья Федорович, вы уже начинаете что-то видеть, — удовлетворенно произнес мой странный клиент. — Постарайтесь сохранить этот настрой. Я буду молиться, чтобы Бог устроил все по-своему усмотрению, а вы, пребывая в душевной тишине, ведите машину с прилежанием и ответственностью. Благодарите тех, кто поможет нам в пути, и не упускайте случаев помочь тем, кто нуждается. Все мы тут на дороге дети Божьи. Договорились?
Я как сомнамбула, с улыбкой на губах, ошарашено кивнул головой:
— Ага.
— Заводите мотор. Поехали.
— Куда? — спросил я.
— В аэропорт, куда же еще?
Продолжая улыбаться какому-то внутреннему теплу, свету, я завел такси, включил поворотник. Слева ряд машин без единого просвета. А я уже не на тачанке — такие обречены часами ожидать случая, чтобы вклиниться в поток! Передние колеса машинально слегка влево направил. Бац — Лексус с квадратноголовыми останавливается и вежливо пропускает меня впереди себя. Я вливаюсь в первый ряд, квадратноголовым аварийкой мигнул «Спасибо», они в ответ фарами просигналили «Пожалуйста». Глянул на чихающий Жигуленок во втором ряду — тот на очередном чихе дернулся и заглох, я не спеша впереди его пристроился. Первый и третий ряды еле тащатся, а мы в центре под шестьдесят катим. Квдратноголовые далеко позади. Перед светофором на Раскольничей зачем-то перешел в третий ряд. Теперь во втором начался парад черепах, а мы продолжаем двигаться под шестьдесят. Три квартала проехали, не сбавляя скорости — везде зеленый! Около рынка полуразвалившийся Запорожец с прицепом груженым картошкой, со второго ряда сигналит, умоляет, чтобы пропустили к нам для левого поворота. Сравнялся с ним, притормозил, мигнул фарами «Пропускаю». Тот задребезжал и зашкрябал передо мной на поворот. Джип сзади него нервно крутанул в первый ряд. Я интуитивно место Джипа во втором занял. И снова не прогадал — третий ряд, в котором мы раньше шли, намертво встал, а мы как ехали, так и едем! И такие чудеса косяком повалили — машины впереди разъезжаются по сторонам, освобождая полосу, светофоры перед нами дают только зеленый. В какой ряд ни перестроюсь, тот и начинает набирать обороты! И все как-то получается спокойно, без суеты.
Около виадука глянул на часы — половина шестого! Впереди, на Раздольном шоссе, сами знаете, проблем не бывает. Значит, через пять минут, тютелька в тютельку к нужному времени, будем в аэропорту. Моя душа переполнилась восторгом, гордостью, что через своего блаженного пассажира я удостоился быть проводником силы божественной. По спирали с Чкаловской на Раздольное съезжаю и… упираюсь в глухую стену из четырех рядов намертво стоящих машин. Стоят, видимо, долго. Кто-то разминает кости возле своего коня. Моторы у многих выключены. Впереди на километр, до поворота к аэропорту, никакого движения.
Меня как обухом по голове — вот тебе и Боженька! Я тут воспаряю от собственной значимости. А и было-то всего — набор случайных совпадений. Удивился вежливости квадратноголовых — так они завсегда попов уважают. Грабанут кого-нибудь или пришьют — и в церкви свечку ставят для страховки. Моего клиента за попа приняли — вот и прогнулись. Не передо мной же! Да и в остальном ничего сверхъестественного не было — обычные дорожные ситуации. Фартило? Да, фартило! Но разве фарт — чудо? Люди миллионы в лотерею выигрывают — при чем здесь Бог? Вот если бы крылья у такси выросли — через пробку перелететь!!!
— Не оставляйте веру, — прочитал мои мысли блаженный пассажир. — Учитесь все, и остановку эту, принимать как дар Божий, как испытание на прочность! Мысль и действие не должны забегать одно поперед другого. Только тогда, когда они совпадают во времени — вы в Боге, а Бог в вас. Только тогда воистину живете. Ваше сознание удерживает все ниточки причин и следствий. Вам не надо размышлять — вы все познаете мгновенно и дергаете нужную ниточку в нужный момент. Вам не надо ничего желать — желания осуществляются до того, как им проснуться в вашем сознании. Разве не так?
— Так или не так, но до аэропорта мы доберемся нескоро.
— Определенно, так. Вспомните, как пару минут назад вы вели такси, не думая о цели — «успеем — не успеем», не размышляя о жене и задержках с зарплатой. Ваше сознание одновременно охватывало глубину, на которой формируется все происходящее, и поверхность с ее изменяющейся рябью. Вы были едины с вечностью, поэтому владели настоящим. Вы бессознательно улавливали десятки, сотни мыслей-намерений других водителей, корректировали их своими намерениями так, чтобы без проблем, уважая и любя каждого, двигаться вперед. Вы и Бог были в единстве. Ваша, Илья Федорович, гордыня разрушила единство. Она завладела вами. Вы стали с ней едины, отдалились сознанием от своей сути, единство с Богом исчезло — вот вам и дорожная пробка!
— Судя по размерам пробки, она здесь была еще тогда, когда мы от церкви не отъехали. Причем тут гордыня?
— Притом, что гордыня не сейчас родилась, а всегда в вас пребывала в предвкушении подходящего момента.
— Ну, и что теперь?
— Ничего. Попросим Бога, чтобы держал нас подальше от лукавого, и будем ждать.
— Лукавый, насколько я понимаю, это главный конкурент Бога в борьбе за человеческие души?
— Не совсем так. Лукавого создает наш маленький ум, который увлекает внимание от глубинной сути, от укоренившегося в божественном Большого ума, к черточкам ряби. В этом смысле лукавый действительно конкурент Бога. Только что, когда вы возгордились своей богоизбранностью, это он отвоевал вас у Бога. Вы до того растворились в гордыне, что перестали осознавать свою суть. Ваш маленький ум уцепился за гордыню, обещая вам открыть в ней радость. И вы, легковерный, позволили ему воцариться в вашем сознании. Вы закрыли глаза, перестали видеть Бога. Лукавый — тут как тут. Вон, его рожки из вашей головы торчат.
Я недоверчиво провел рукой по волосам — рожек не было.
Старец засмеялся:
— Это я образно выразился. А если серьезно, то в единстве с Богом может пребывать лишь тот, у кого маленький ум постоянно слит с Большим умом, с непреходящей сутью. Тогда сознание все воспринимает через призму божественного, в истинном свете. Ибо вне Бога ничего нет. Бог вездесущ. Рябь на поверхности неотделима от океана, но ни одна из ее исчезающих или мимолетно возникающих черточек не является океаном. Лукавый тоже находится в Боге. Но по природе своей часто мнит Богом самого себя. Вот и торчат его рожки из людских голов. Забавно, не так ли? Если есть настроение, можно поговорить об этом подробнее.
Я еще раз взглянул на ряды застывших машин. С удивлением отметил про себя, что гиблая, казалось бы, тема разговора о Боге, о душе, задела меня за живое. Рефреном к ним в голове стучали вечные вопросы: «Кто я?», «Для чего я здесь?»
— Давайте начнем с самого начала, — развернулся я лицом к пассажиру. — Вот вы давеча говорили о сути человека. Я не совсем понимаю, что это такое. Тело, мысли, настроения, эмоции, чувства не являются неизменными, не являются моей сутью. С этим я согласен. Может биополе или что-то еще в этом роде… Но я читал где-то, что и биополе у человека непостоянное. Тогда, что же такое суть? Как ее пощупать?
— А кто ее ищет, кто хочет ее пощупать?
— Я.
— Тогда давайте сначала более подробно разберем, что из себя представляет это ищущее, желающее, ощущающее «я».
— Давайте.
— Представьте слепого человека, ощупывающего кончиком своей белой трости незнакомую дорогу. Где его «я»?
— На кончике трости? — неуверенно произнес я после небольшой паузы.
— А где «я» барышни, проливающей слезы над судьбой героини любовного романа?
— В переживаниях этой героини.
— Уловили? «Я» всегда в единстве с тем, что человек видит, слышит, читает, думает, осязает, чувствует… Но оно не является ни тростью, ни героиней романа, ни мыслью, ни эмоцией, ни биополем, ни далекой галактикой, ни переполнявшей вас только что гордыней, ни чем-либо еще возникающим и исчезающим в пространственно-временных координатах. Отождествлять свое «Я» со своими переживаниями, с телом, с любыми явлениями постоянно изменяющегося мира — признак невежества. Действительно, вне «Я» их для человека в данный момент не существует. Но «Я» не вмещается в них, потому что является производной сути. Сути, которая стоит за всеми явлениями мира, за всем непостоянным, ограниченным. Когда «я» укореняется в своей сути, оно становится единым со всеми видимыми и невидимыми мирами.
— Океаном, — вспомнил я уже звучавшее сравнение.
— Да, океаном. А все явления этого мира — рябь или волны на его поверхности. Не будь океана — не будет ни волн, ни ряби. Это так просто. Это не находится на уровне каких-либо рассуждений. Это то, что может увидеть каждый, «открыв глаза». Через конечное тело человек способен соприкасаться с бесконечностью и выражать ее. Такова наша природа. Мы дети Божьи. Природа детей — расти. Подрастая, ребенок должен стать взрослым, то есть — Богом.
— Что-то в ваших словах мне не совсем нравится. Значит, какой-нибудь злодей тоже может стать Богом. Ну, и что тогда? — поинтересовался я.
— Ваши опасения беспочвенны. Абсолютное большинство людей инфантильны — они не хотят взрослеть. Невежественный человек в своем сознании отделяет себя от целого, отождествляет себя с «черточками ряби»: со своими обидами, болью, страстными желаниями. Не видит, что его друзья и враги — в глубинной сути это отражения его самого. В неумении видеть единство вечного и преходящего — источник страхов, ненависти, насилия. Но главное, почему ваши опасения беспочвенны — невозможность для злодея повзрослеть. Сливаясь с божественным, человек расширяет свое сознание до бесконечности. Он везде находит свое «я». Он понимает и ощущает, что вне его «я» ничего не существует. Чужая боль, чужая радость становятся его болью и радостью. Интересы его маленького ума обращаются в игрушки, в мимолетные забавы, в ничто — лукавый исчезает. И напротив, евангельское «Возлюбите врагов своих» становится для такого человека реальностью, без которой невозможно жить, потому что враги в глубинной своей сути не могут существовать иначе, чем в единстве с его «я». В их действиях, в их эмоциях отражается он сам. Через призму божественного человек видит ничтожность исчезающих и вновь возникающих черточек ряби, за которые цепляются люди. Враги или друзья — какая разница? Он сострадает тем и другим в их невежестве и восхищается проявлениями в них лучших человеческих качеств. Ответьте, что может быть общего у любящего и сострадающего человека со злодеем?
Я задумался над его словами. Они во многом расходились и с тем, что я слышал о Боге от других людей, из телевизионных передач, и с тем, что читал в книгах. Да, в церкви говорят, что мы дети Божьи. Но не о том, что дети должны взрослеть — становиться Богами. Это уж слишком. Мой «маленький ум» протестовал против столь еретической идеи.
— Все, что вы говорите — просто не подкрепленная фактами концепция, — стараясь придать голосу твердость, возразил я.
— Отнюдь, — не согласился он со мной. — Словами невозможно выразить истину — это так. Без проникновения в неизменную суть, в то, что находится за пределами слов — любые словесные построения, действительно, не более, чем концепции. Но ведь у вас есть опыт проникновения в свою суть. Есть искорка. Есть небольшой факт. Вглядывайтесь в себя, спрашивайте в молчании за пределами всех ваших изменчивых телесных, умственных и чувственных переживаний, в неизменной глубине «Я есть» — и отыщете истину.
Я вспомнил тепло и свет, которыми был наполнен час назад. Мир вокруг изменялся одновременно с возникающими во мне проблесками желаний так, что непонятно было — то ли я сам очень кстати желал перестроиться в другой ряд, то ли кто-то другой, заботился обо мне, еще до того как возникло желание. Я снова засомневался: «Может, блаженный прав?»
— Хорошо. Но все же, как выглядит это глубинное «Я есть», эта суть, которую я должен вопрошать? Может…
— Кто будет видеть эту суть? — не дав закончить мысль, перебил меня старец.
— Я.
— Вот вы и ответили на свой вопрос. Вы — тот, кто видит, наблюдает. Вы не тот, кого видят. Согласны? Погружаясь в глубины «я» вы сливаетесь с основой мира, с Богом — вы обретаете не требующее доказательств знание — веру, в то, что вы сами и есть эта основа, что вы неотделимы от всего мира, от Бога. Все, о чем мы здесь говорим, не стоит выеденного яйца, без обретения собственного опыта, без утверждения в вере.
— А как же быть с обычным материальным миром, с «рябью», как вы выражаетесь?
— Наблюдайте. Наблюдайте за реакциями тела, эмоциями, желаниями, мыслями, поступками — за всем, что происходит внутри и вокруг вас, за всем, чем наполняется ваше сознание. Наслаждайтесь жизнью. Не цепляйтесь за рябь, но и не отвергайте ее — то и другое уводит ваше сознание от сути. Оставаясь укоренившимся в своей сути, в божественном, просто наблюдайте. Наблюдайте в покое и в действии. Наблюдая, вы поймете, что действия происходят сами собой и поймете, что доброжелательное, умное наблюдение меняет мир. Наблюдая, вы становитесь творцом. Рябь сама по себе ничего не может делать. Изменения на поверхности, рождение и исчезновение черточек ряби — прерогатива наблюдателя.
— Это уж вы чересчур хватили!
— Почему? Даже в квантовой механике при постановке опытов и анализе результатов всегда учитывают влияние фактов наблюдения за поведением наблюдаемых элементарных частиц. А мы с вами говорим о вещах гораздо более тонких, чем поведение элементарных частиц! Есть легкодоступный для проверки пример того, как наблюдение изменяет состояние вашего собственного тела — переводите внимание последовательно с одной его части на другую, и достигнете полного расслабления. А хотите, проведем еще более тонкий эксперимент? Не возражаете?
— С удовольствием, — согласился я.
— Пройдите лучом вниманием по всему телу со стоп до головы, позвольте ему расслабиться.
— А если где-то останется зажатость?
— Не цепляйтесь за нее — позвольте ей быть. Вернувшись к этому участку тела очередной раз, увидите, что зажатость уменьшится. Немного доброжелательного наблюдения — и все уйдет. Погрузитесь в себя, вспомните со всеми подробностями какое-нибудь событие, вызвавшее когда-то у вас чувство печали.
Я слегка отодвинул сидение назад, сел поудобнее, откинул голову на подголовник, закрыл глаза, расслабился и стал в деталях воссоздавать в памяти картину далекого детства. Мы с моей сестренкой Аней и родителями гостили у бабушки в деревне. Как-то я нашел на берегу речки бездомного щенка. Мы подружились с ним, вместе купались, загорали, бегали по лугам, играли… Осенью надо было идти в школу, в первый класс. Родители запретили мне брать в город щенка: теснота двухкомнатной квартиры, запах собачей шерсти… Но главный аргумент — щенок, по их мнению, отвлекал бы меня от учебы. Вернувшись в деревню следующим летом, я не нашел щенка. Говорят, что он несколько дней после нашего отъезда все скулил, искал меня, отказывался принимать пищу, а потом пропал. Я вспомнил его звонкий лай, озорные глаза, почувствовал шершавость языка, слизывающего слезы с моих щек. Он отказывался понимать, что мы расстаемся навсегда…
— Ощущаете ли вы какие-нибудь изменения в теле? — услышал я тихий голос старца.
— В глазах набухают слезы и к горлу подкатывается комок.
— Не открывайте глаз, оставьте событие в стороне и наблюдайте за комком в горле.
Я мысленно обнял Рекса, поцеловал его в горячий нос и, отдалившись от воспоминаний, попытался выполнить требуемое.
— Что вы теперь чувствуете? — спросил он меня через пару минут.
— Ничего. Мне не удалось удержать внимание на комке — он исчез.
— А печаль?
— Ее тоже нет, — несколько удивленно произнес я, так как не заметил момента, когда она ушла из сознания.
— Продолжайте держать глаза закрытыми и теперь вспомните приятное событие, когда вы испытывали благодарность к кому-либо.
С благодарностью вышло труднее. Пришлось долго копошиться в памяти, пока, наконец, перед мысленным взором не появилось окруженное кудряшками золотистых волос лицо Зинки, моей одногодки и соседки по лестничной клетке. К нам в город приехал цирк. Билетов было не достать, а мне безумно хотелось увидеть дрессированных медведей. Зинка подарила мне свой билет за час до начала представления. Я знал, что ей тоже очень хотелось попасть в цирк, и даже из приличия отказывался от билета — но дрессированные медведи…
— Какие теперь появились изменения в теле? — услышал я тихий голос своего странного пассажира.
— Снова комок в горле. Но… Немного другой. Комок благодарности.
— Оставьте событие в стороне и наблюдайте за комком.
Я встал перед Зинкой на колено, поцеловал измазанное чернилами запястье ее руки, и, позволив отдалиться, стал наблюдать за комком.
— Что теперь?
— Комок вырос. Я благодарен всему миру за то, что в нем жила Зинка, моя соседка!
— Ну вот, — подвел старец итог эксперимента. — Вы теперь на собственном опыте убедились, что наблюдение уменьшает силу негативных эмоций и увеличивает силу позитивных. Я подобрал вам две одинаковые по месту проявления в теле эмоции. На досуге можете поэкспериментировать с другими. Места их проявления в теле будут различны, но принцип везде одинаков: при наблюдении негатив исчезает, позитив растет.
— Удивительно! Выходит, в исконной своей сути я — наблюдатель?
— Неважный вы наблюдатель. Впереди машины тронулись, а мы стоим.
Я вздрогнул — сзади одновременно сигналили с десяток машин. Повернув ключ зажигания и нажав педаль газа, догнал стоявший минутой раньше передо мной Опель и перестроился во второй ряд.
Минут через десять мы подъехали к аэропорту.
Пассажир расплатился, вышел и не спеша направился к входу в здание. На секунду замешкавшись, я собрался было догнать его, договориться о новой встрече, но к машине уже подбежал невысокий субтильный мужчина примерно одного со мной возраста.
— Свободны?
— Разумеется, — автоматом ответил я.
— Зина, Зина, — замахал он кому-то рукой, — берите чемоданы, идите с Эдиком сюда.
Я вышел из машины и открыл багажник. Аэропорт как всегда в это время был переполнен. Сзади меня подошли еще три такси. Непрерывно звучали объявления по трансляции, сливаясь с гулом самолетов, машин, голосами людей…
«Зинка… Куда ее забросила судьба?» — мелькнула ностальгическая мысль.
— Вниманию встречающих! Произвел посадку самолет рейсом номер 2815 из Санкт Петербурга, — донеслось из уличного динамика.
Забыв о новом клиенте, я ошалело обернулся вслед удалявшемуся от меня блаженному старцу.
«Как? Почему? Выходит, его гости только-только прибыли…»
— Мужчина, мужчина, — настойчиво теребил меня кто-то за локоть. — Да помогите же, наконец, положить чемодан в багажник!
Я очнулся и почувствовал, как к горлу подкатывает знакомый ком.
Прямо передо мной стояла конопатая рыжеволосая Зинка из далекого-далекого детства. Ну, может, она чуть-чуть похорошела за те двадцать лет, что мы с ней не виделись.
Краешком глаза я увидел, как улыбающийся старец ободряюще машет мне рукой из-за стеклянной двери аэропорта.
Все еще не до конца веря в реальность происходящего, но уже боясь ее упустить, я отодвинул в сторону разделявший нас с Зинкой громадный чемодан, опустился на колени и робко потянулся рукой к ее измазанному чернилами запястью, чтобы еще раз поцеловать его в порыве запоздалой благодарности, но уже не мысленно, а наяву.
Примечание.
Классическая «Гита» представляет собою беседу между божеством и учеником. В данном рассказе образ божества заменен образом блаженного старца. Основой рассказа послужили реальные чудеса на дорогах, материальные оболочки которых (место и время действия, участники…) слегка изменены в соответствии с фабулой.