Наутро была запланирована поездка в деревню, где я родилась и провела первые десять лет своей жизни, – сюда нас привезли Гена с Колей на автомобиле. Подъезжая к деревне, мы с девчонками стали вспоминать одноклассницу Машу, родом из этой же деревни. О её судьбе нам ничего не было известно.
- А давайте остановимся около этого дома и спросим о ней, - я указала на пятистенный домик с голубыми узорчатыми ставнями, возле палисадника которого росли белые ромашки.
Машина остановилась. Через минуту калитка ограды отворилась, и к нам вышла пожилая женщина. Одета она была в синий халат, голова повязана зелёным платочком, её загорелое лицо лучилось улыбкой. Вслед за ней вышел мужчина в камуфляжных брюках и рубашке небесно-голубого цвета, его голову украшала фуражка с большим козырьком. Пока девчата расспрашивали о Маше, я мысленно формулировала вопрос о нашей семье с надеждой, что женщина вспомнит о нас. Распахнув дверцу, я подозвала её к себе, – она подошла и, пристально глядя на меня, спросила:
- Тамарка?
- Да-а… - удивлённо протянула я. – А как вы узнали?
- Как же мне не узнать, если я нянчилась с тобой! И мать твою – Ивановну – знаю. Мой-то, – она повернулась в сторону мужа, - сродным братом ей приходится, а я значит, тётка твоя – тётя Лена.
Я выскочила из машины:
- Милые вы мои, вот так встреча! - а про себя подумала: «Вот что значат разорванные родственные связи…»
- Ну пойдём, пойдём в дом, - засуетилась тётя Лена, - там и поговорим. Вон и другая тётка твоя идёт – Маруся, – родная сестра Ивану будет.
Я обняла всех троих, да так и вошла вместе с ними в дом. Встреча с дядюшкой и тётушками стала для меня первой неожиданностью в период моего путешествия по родным местам.
После того как мы наговорились, я попросила тётю Марусю сопроводить меня на деревенское кладбище, – мне надо было побывать на могилках своих бабушек: родной Василисы и двоюродной Ефросиньи. Баба Василиса умерла рано, и я её не знала, а вот бабу Опросинью (так мы её называли) я помнила очень хорошо – она нянчилась со мной и моим младшим братом, заменив нам родную. Развалины усадьбы бабушки Опросиньи я только что сфотографировала, – мне показалось, что дворик и дом, вернее то, что от них осталось, наполовину уменьшились в размерах, тогда как во времена моего детства они были похожи на огромную вселенную.
Дворик окружало всё то же прясло(1), потемневшее и почти полностью разрушенное, у одной из стен дома сохранилось несколько брёвен с остатками пожелтевшей извести, – здесь некогда стояла самодельная деревянная кровать, на которой мы с братом спали малышами. В дверном проёме на косяке висел всё тот же массивный, с остатками голубой краски запорный крючок, – я не удержалась и потрогала его.
Я долго стояла у могил бабушек.
Баба Опросинья умерла, когда мне было 30 лет, и теперь я сожалела, что в последние годы её жизни не смогла увидеться с ней. Сейчас я бы обняла её и выспросила о том, о чём не спрашивала никогда. Я бы спросила о том, как её первого мужа в числе других деревенских мужчин, сочувствующих советской власти, в 1919 году загнали в подвал дома богатого купца Грибкова и порубили шашками колчаковцы. Спросила бы и о том, как в начале 30-х годов её вместе со вторым мужем и тремя детьми советская власть как подкулачников выслала под зиму «на болото» в Нарым и как гибли там люди, выброшенные в тайгу без инвентаря и тёплой одежды.
Ну почему, почему так поздно пришло ко мне это осознание?..
Чтобы развеять мою печаль, да и встречу отметить, Гена с Колей предложили завернуть в лес, – там они выбрали небольшую живописную полянку в окружении берёз на берегу речки как раз напротив усадьбы, где я родилась, и, вытащив из багажника огромное брезентовое покрывало, расстелили его на траве. На импровизированном столе вскоре появились нехитрая снедь и коньяк собственного приготовления, – напиток и в самом деле не отличался от настоящего, даже – как нам показалось – превосходил его.
Сколько было воспоминаний!..
- Скажи, Ген, а ведь правда я нравилась тебе в школе? – спросила я Геннадия, хитро улыбнувшись.
- А ты и сейчас мне нравишься, - просто ответил он. И я вспомнила его глаза, взгляд которых ощущала всякий раз, когда он смотрел на меня в школе или в парке, куда мы ходили на прогулку всем классом. Только меня его любовь тогда не тронула – мне нравился другой юноша.
- Но-но! - взъерепенился Коля, - ты смотри у меня, Генка, – она мне тоже нравится. Вообще, девчонки, вы все нам нравитесь, – какие же вы молодцы, что приехали! А тебе, Томка, отдельное спасибо, – ты ведь из такой дали примчалась! Ничего, что я Томкой тебя называю?
- Всё, мальчики, хватит пить, - тоном, не терпящим возражения, проговорила серьёзная Галя из Колывани. - Генка, как ты машину поведёшь?
- А это ему ничего не стоит, - встрепенулся Коля, - он же тёртый калач, бывший гаишник, – так что не бойтесь, девчонки, не пропадём.
- А давайте потанцуем, - предложила Галя из Новосибирска, - Ген, включай музыку!
Вернулись обратно, несмотря на принятые градусы, благополучно.
На следующий день я поехала в другую деревню к другому дядюшке, брату моего отчима. В советские времена дядя работал председателем колхоза, с ним же в конторе работала и его жена Валентина Александровна.
Дядя Гриша и тётя Валя ждали меня.
Их дом мне понравился: из красного кирпича, большой и добротный, – он выгодно отличался от других деревенских построек. Его фасад окружал палисадник с цветником посредине и двумя разлапистыми елями по краям. У правого торца бросался в глаза ухоженный малинник с небольшой пасекой на лужайке, во дворе стояла «Нива», а за домом располагался огород в десять соток. Туда мы и пришли с Валентиной Александровной под вечер, чтобы нарвать зелени к ужину. В огороде буйствовали картошка, овощи, лук, чеснок, укроп и петрушка, – во всём чувствовалась хозяйская рука.
- Ты во что обулась-то, девка? - спросила тётя Валя, с тревогой глянув на меня.
- А что такое, – что-нибудь не так? – забеспокоилась я.
- Ага, вижу, – галоши на тебе, – ну, тогда ничего… это я к тому, что у нас тут змеи ползают. Лес-то рядом.
- Ты права, - говорил мне дядя Гриша за ужином, - хозяйствовать мы с бабушкой любим, хоть нам и за восемьдесят перевалило. Видала, какое хозяйство у нас? Куры, гуси... десять ярок(2) держим.
- Как же не видеть? Видела, - сказала я. – Но вам бы надо поменьше работать и побольше отдыхать. Вон, тётя Валя – согнулась совсем.
- А чем ещё заниматься, если не работать? - вступила в разговор Валентина Александровна, - да и привыкли уже. Водку мы не любители пить, а ведь сколько людей она погубила, проклятая!
- Да, спивается народ, - поддержал Григорий Сидорович, - всё поразорено кругом, пашни заросли сорняком. Знаешь, за что я не любил своего сродного брата Алёшку – твоего отчима? За то, что пил беспробудно. Завтра покажу твою убитую деревню(3), вместо вашей усадьбы там конопля да крапива. Но ничего, - дядюшка стукнул кулаком по подлокотнику дивана, - мы выйдем из этой капиталистической беды, непременно выйдем! Ведь русский народ всегда был сильным, особенно в трудные времена. Ты бы, мать, - обратился он к жене, - спину пошоркала мне, – что-то ноет она.
- Говорила тебе, - встрепенулась Валентина Александровна, - не надо баллоны на животе таскать, – их катом катить надо, катом, – не слушаешь меня, потом жалуешься. А ты, Тома, ешь не стесняйся, - она придвинула мне пироги и тарелку с мёдом. – Мёд ложкой хлебай, ложкой.
После ужина мы перешли в комнату с телевизором. Взяв мазь и задрав рубаху мужу, тётя Валя начала растирать его спину, – дядя Гриша жмурился и приговаривал:
- Шоркай, шоркай… ладом шоркай!
Я слушала и улыбалась: надо же, как это я могла забыть свой родной сибирский сленг! Не думала, что он так разволнует меня.
На следующий день дядюшка свозил меня в убитую деревню. Действительно, зрелище открылось ужасное: из пятидесяти пяти дворов, расположенных когда-то на трёх немаленьких улицах, осталось только шесть, – из них четыре дома живых и два заколоченных. На пригорке, в зарослях ельника, сиротливо и убого виднелись останки некогда крепкого деревянного клуба. Здание под руководством дядюшки было выстроено ещё на моей памяти, и ёлки вокруг него посажены тогда же. На месте нашей усадьбы не было ничего – ни колышка, ни брёвнышка, – непроходимой стеной там возвышались конопля и крапива. Григорий Сидорович оказался прав.
Когда возвращались на большак, посреди исчезнувшей деревни встретился одинокий мужчина – он был похож на человека из доисторического прошлого.
Всё, деревня умерла.
В автобусе, который мы с дядюшкой поймали на большаке, меня неотступно преследовала мысль: возят ли почту в эти четыре дома? А если возят, то как?
Об этом я и спросила Раису Павловну, когда вернулась домой.
- Помнишь, как в старину возили? - в свою очередь спросила она.
- Ямщики на лошадях?
- Совершенно верно. Вот и сейчас ямщики возят, только на машинах.
«Дожили, - подумала я, - вернулись к ямщикам в XXI веке».
Об электричестве спросила ещё у дяди.
- Электричество пока есть, - отвечал он, - но как долго оно продержится – не знаю, и будут ли живы эти четыре дома, тоже не знаю. А ведь когда-то здесь проживало около трёхсот душ, – и молоканка(4) была, и школа, и медицинский пункт, и радиоузел – всё было. А сейчас ничего, – пусто.
Вечером после ужина Раиса Павловна вынула альбом со старыми фотографиями и, отыскав одну из них, подала мне.
- Что это за фотография? - спросила я.
- Это районная учительская конференция 1946-47 учебного года, - ответила она, - посмотри повнимательнее, может, маму свою найдёшь.
Я принялась рассматривать.
Маму нашла быстро, хотя знать её такой не могла, потому что в это время мне исполнился только год, к тому же этого снимка в нашем семейном альбоме не было. Несмотря на то, что мама выглядела серьёзной и даже немного нахмуренной, она была красива. Она стояла среди других молодых девушек прямая, тонкая, строгая и глядела прямо на меня. Волосы её были уложены в локоны, платье тёмного цвета с редкими белыми цветами подчёркивал узкий ремешок по талии.
«Мама-мамочка, милая, родная, - с комом, подступившим к горлу, подумала я, - как жаль, что тебя уже нет на этом свете…»
Видя, что я не могу оторваться от фотографии, Раиса Павловна сказала:
- Возьми её себе, дома сделаешь копию, а оригинал вышлешь мне.
На том и порешили.
Пять дней и пять вечеров, волшебными спутниками сопровождавшие меня на малой родине, заканчивались, – надо было уезжать в Новосибирск. Вечером, накануне отъезда, Раиса Павловна, Галя и я сидели за столом и разговаривали, я вертела в руках телефонный справочник. Открыв его первую страницу, увидела знакомую фамилию, – такую носила мама, только эта фамилия принадлежала мужчине.
- Неужели родственник? - пробормотала я про себя. - Может, позвонить? А вдруг однофамилец – зря побеспокою людей…
Раиса Павловна и Галя мои сомнения-предположения не услышали, и я отложила справочник в сторону, хотя догадывалась, что в этом селе или близлежащих деревнях должны проживать мои двоюродные братья. Но точно об этом не знала, лишь опять подумала о разорванных родственных связях. А интуиция шептала: «Ну позвони, позвони же!» Не послушала.
Утром заморосил мелкий дождик.
- Как бы погода не испортилась, - сказала Раиса Павловна, - оглядывая двор. - Вот ведь как получается, – были вы у меня, и погода стояла хорошая – солнышко сияло, – уезжаете, и тепло с собой увозите.
Машина уже стояла у ворот – Гена ждал, чтобы отвезти нас на автовокзал. Расцеловавшись на прощание с любимой учительницей, мы сели в салон автомобиля. По пути догнали Колю – он шёл под дождём, широко размахивая руками.
- Разве я мог не проводить вас, девчонки? - проговорил он, подсаживаясь к нам, и тут же ответил: - Конечно, нет.
Девять часов пути до Новосибирска пролетели быстро, и вечером этого же дня мы были у Гали. Уют её квартиры мгновенно расположили к себе – я почувствовала себя как дома. Стены двух небольших, удобно расположенных комнат были увешены фотографиями и репродукциями картин, чудными цветами радовали взор подоконники.
Долго не могли уснуть. Вспоминали одноклассников, школьные поездки с концертами, поездки в колхоз на практику и другие всевозможные истории.
Почти засыпая, я услышала, как Галя спросила:
- Помнишь, однажды зимой сломалась машина и несколько километров мы шли пешком? Было тепло. Вдоль дороги белели стволы берёз и шёл крупный снег, - я писала об этом в письме.
На следующий день была запланирована поездка в Колывань, там нас ждал радушный приём с роскошным столом и вкусными пирогами. Строгая колыванская Галя оказалась отличной кулинаркой.
И снова были воспоминания, фотографии, прогулки. Вернулись в Новосибирск под вечер. Телефонный справочник Раисы Павловны не давал покоя, и после ужина я позвонила ей.
- Да, живёт у нас мужчина с такой фамилией, - сказала она, - работает инженером-связистом на почте. Между прочим, живёт в двухстах метрах от меня.
Через несколько минут после того, как мы положили трубки, раздался телефонный звонок, – звонил Виктор, мой двоюродный брат. Последний раз я виделась с ним, когда ему было десять лет. Проговорили около часа. От сожаления несостоявшейся встречи защемило сердце, защемило так, что захотелось всё бросить и вернуться обратно, – удержал лишь здравый смысл.
В Новосибирске предстояла и другая встреча, и тоже с Галей – коллегой по литературному порталу. Вообще, в этом путешествии все дамы – мои сверстницы, с которыми я встречалась, – носили одно и то же имя – «Галя». Удивительное совпадение.
С коллегой по литературному порталу мы познакомились около пяти лет назад, и всё это время общались по электронной почте или Скайпу, а также переглядывались на страницах сайта Проза ру. Общение было лёгким и свободным, – нас объединяли взгляды на литературу, искусство, политику, да и вообще на жизнь. Встреча эта также оставила на память радушный приём и несколько фотоснимков.
И теперь я перехожу к заключительному этапу моего путешествия – поездке в Томск и встречам, которые произошли там.
До Томска добиралась также автобусом – только этот, в отличие от новосибирского, шёл четыре с половиной часа. Провожали меня одноклассница Галя и мелкий дождь, перешедший в крупный. Через два часа он закончился, и сквозь тучи стало проглядывать солнце.
Сибирские автомобильные дороги меня несказанно радовали – по качеству они выгодно отличались от наших, рязанских. Они были широки, без ям, восхищали красотой и ухоженностью, и ехать по ним было одно удовольствие. Я смотрела на изгибы широких красивых шоссе, на ряды пробегающих мимо берёз с развевающимися на ветру косами, на пролетающих в небе птиц и представляла встречу с сёстрами.
http://www.proza.ru/2019/09/03/405