Свадьба Дуни
У родителей бабушки была большая семья: семь сыновей и пять дочерей. Все жили вместе, потом старших сыновей женили, дочерей выдали замуж, а младшие продолжали жить с родителями.
Она в семье была пятой из детей. Замуж пошла, когда ей было девятнадцать лет. Хотя сватов начали засылать, когда ей едва исполнилось шестнадцать.
Отец не хотел рано расставаться с послушной и доброй Дуней, поэтому отказывал сватам: Рано ей еще в чужой дом идти, да и нянька нужна младшим.
Дуня присматривала за младшими сестрами и братьями. Но когда посватались родители дедушки Ивана, ее отдали сразу. Семья прадеда Иллариона была не бедной, и прокормить еще одного едока могла запросто.
Дуне сшили подвенечное платье из белого поплина, на венок для головы прикупили белого парафина, белой тонкой бумаги и все остальное, что было необходимо для изготовления веночка.
Наделали восковых цветочков, из парафина изготовили капельки, листочки покрасили в зеленый цвет и покрыли парафином. Когда собрали все вместе, получился очень красивый, просто замечательный венок. А материал для фаты прадед Илларион привез из города.
С утра подружки невесты принялись за прическу: разогревали на горячей плите гвоздь, на него накручивали волосы, немного подержав, гвоздь вынимали, и получалась пружина из волос, мелкие завиточки.
Затем их плотно уложили на передней части головы в прическу, приспустив слегка на лоб, и в эту прическу закрепили венок с фатой.
Бабушка любила вспоминать день своей свадьбы и как подружки наряжали ее к венцу.
Вытащив из сундука единственную в ее жизни фотографию, изготовленную на толстом картоне и уже кое - где подпорченную шашелем, она вначале долго смотрела на нее, а потом продолжала рассказ: Фотографа отец заказал из города, заплатили ему не-малые по тем временам деньги.
Но для любимой дочери отец ничего не жалел. Пояс для платья был один единственный на всю станицу, и его брали те станичники, у кого в доме намечалась свадьба и венчание молодых, ставили за это четверть самогона.
- Принесли пояс на свадьбу и мне,- вспоминала бабушка Евдокия,- он был из желтого металла, тяжелый, но очень красивый и блестящий.
Я спросила у бабушки,- куда потом она дела фату, веночек и платье?
- Их, выходя замуж, одевали мои младшие сестры: Груня, Даша и Маруся-каждая в свое время.
- А мне, бабушка, вы сошьете платье и сделаете веночек, когда я буду выходить замуж?
- О, внученька, это будет так нескоро, я уже не доживу до этого времени. Твой отец - самый младший из моих детей, поэтому мне уже семьдесят семь, а тебе только четвертый годик, а вот от старшей дочери Агафьи я дождалась и внуков и правнуков.
Я их не видела и не знала, о ком это бабушка говорит.
Далеко увели воспоминания бабушку, но она, как бы очнувшись, вздохнула и сказала: Все это прошло, уже мои дети имеют внуков.
Мы еще какое-то время постояли у воды, бабушка умыла мне лицо, вытерла своей белой, как у всех казачек, исподней юбкой, пояснив, что это от сглаза, и мы пошли обратно.
Дома нас ждали больные: отравились несвежими продуктами. Бабушка, закрыв шторкой топчан, где спал Антон, быстро растопила печь, вскипятила воду, бросила туда пучок травы, затем отвар остудила в холодной воде и дала выпить больным.
Через некоторое время они дружно отправились опорожнять свои желудки. Затем она заварила другую травку и снова дала больным, они выпили, посидели с пол - часа и пошли домой, совершенно здоровые.
К вечеру приехал отец, сбросив поводья в линейку, не стал привязывать лошадь, пошел в хату. Я была в саду. Увидев лошадь, положившую голову на плетень, сорвала немножко травы, понесла кормить.
Вышла за калитку, подошла к лошади и протянула ей травку.
В это время в конце улицы появился бык, видимо, сорвался с привязи во время забоя. С его шеи стекала на землю кровь.
Бык несся прямо на нас, и, увидев его, я спряталась за линейку. Лошадь попятилась назад, стала на задние ноги, толкнула линейку, и я оказалась между колесами.
Бык стал рогами бить по линейке, лошадь шарахнулась в сторону и, запутавшись в выпавших ей под ноги поводьях, упала, а бык понесся дальше! Пробежав несколько хат, он со всего разбега рухнул на землю.
Все произошло на глазах соседки, она дико закричала, из хаты выскочил отец, следом бабушка.
Отец выбежал на улицу, поднял меня с земли: я была без сознания. Передав меня на руки соседке, он выпутал лошадь, поставил на колеса линейку, положил меня, как тряпичную куклу, на сиденье, рванул лошадь с места.
Бабушка кричала вслед: Вези ее в больницу! Они с отцом были уверены, что на меня наступила лошадь или бык. Бабушка, упав на колени, преклонив голову, стала читать молитву:
«Господь Бог!
Переведи ее через порог!
Святой Илья! Дай врачам уменье, а внученьке моей облегченье.
Иисус Христос! Подними ее со стола, как тебя поднимали с Креста!».
Бабушка была уверена, что внутренности мои повреждены и операции, не избежать.
А в это время хозяин с несколькими казаками подъехали к быку, взвалили его на бричку и повезли домой.
По дороге хозяин быка рассказал: Пригласил я на забой Митьку, соседа, он хорошо свиней режет, ну раз свиней режет, то и быка под нож пустит.
Ну, привязали мы быка к столбу, Митька возьми да и промахнись, специалист, мать его…, ударил он его не точно, бык взбесился, сорвался с привязи и за Митькой! Тот - на четвереньки и понесся к сараю, где у меня поросята сидят.
Как он проскочил в ту дверцу, непонятно, но факт, до сих пор, паразит, сидит, вылезть боится. Надо ему стакан самогонки налить, может, оклемается. Бык вначале сажок крушил, не получилось, я его с доски пяти - десятки дубовой строил, чтобы поросята не грызли.
Затем он выскочил на баз и давай за нами гоняться, так мы через плетень перескочили, как в молодые годы. Из база бык выскочил на улицу и понесся по-над дворами.
О том, что случилось у двора бабушки Евдокии, хозяин быка был еще не в курсе.
От сильной тряски я очнулась и дернула отца за телогрейку. Он оглянулся, увидев, что я очнулась и смотрю на него, остановил лошадь.
- Где болит? - спросил он, ощупывая мое тельце.
- Нигде у меня не болит, я, папа, очень испугалась быка, ничего не помню.
- Это хорошо, что ты не помнишь этот ужас,- сказал отец,- ну что, поедем к бабушке?
- Поедем,- ответила я.
Бабушку застали всю в слезах, на грани сердечного приступа. Увидев, что отец ведет меня за руку, она пуще - прежнего залилась слезами.
- Мам, не плачьте, она потеряла сознание от страха, а так ее ни бык, ни лошадь не помяли.
Бабушка вытерла слезы и засуетилась: Надо сейчас же вылить у нее испуг, чтобы не дай бог не мочилась ночью, а то хуже того, начнет заикаться!
Усадив меня на маленький табурет на пороге, налив в чашку воды и растопив воск, она стала читать молитву над моей головой, постепенно вливая воск в воду.
Отец подошел к ней и заглянул в чашку: Смотрите, мам, вылился бык, да страшный какой!
- Это хорошо, что сразу полечили, не запустили болезнь,- и бабушка горько вздохнула.
-Мам, я забираю у вас дочурку, завтра поеду на пасеку, за медом, хочу, чтобы она поела свежего медку, я же за этим и приехал к вам, а с этим быком забыл про все на свете.
– Ну вот, чего удумал, а если они ее покусают, дитя малое, еще от укуса чего приключится. Привези нам меда, пусть здесь поест.
На следующий день отец привез мед в деревянном бочонке, дома оставив, сколько надо, остальное, матери.
Бабушка испекла на простокваше пышки, полила их медом, и все сели их отведать.
От горячих пышек шел медовый дух.
Сидели и кушали в тени яблони, как вдруг соседский бычок, гулявший за забором, перескочил через него и вмиг оказался у стола. Передние ноги он поставил на стол и потянулся к пышкам.
Бабушка отогнала его полотенцем, отломила кусочек, окунула в мед и дала теленку. Он на глазах преобразился, стал облизываться, чуть ли не до самых глаз, прося у бабушки еще, облизывая ей руки, но она его выпроводила за калитку.
Налила мне в кружку молока из крынки, подала пышку, политую медом, и сказала: Ешь, первый мед в году!
Я, вприкуску с пышкой, выпила молоко до донышка.
- Вот видишь, сын, - сказала бабушка - пока у меня внученька, у нее появились на щечках ямочки и румянец, и глазки повеселели, а все потому, что стала кушать во время, а то, что это за еда, кусок в руки - и на улицу, все всухомятку.
Спать учу ее правильно, чтобы на голодный желудок не ложилась, но и не переедала, иначе сон беспокойный.
Подушку ей ложу высокую, на гусином пуху. И одеяло из овечьей шерсти, сон хороший, если ложишься на правый бок, а затем поворачиваешься на левый, сон спокойный и глубокий.
Я действительно спала у бабушки крепко, ей утром приходилось меня будить. Она иногда заставляла меня лежать на животе, говорила, - для того, чтобы кишочки хорошо работали.
Удивительно, но в такой позе я засыпала через несколько минут и уже во сне поворачивалась на правый или левый бок.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ