Искусство обольщения

            
                Документальная проза   
                (60-ые)

      

                ИСКУССТВО ОБОЛЬЩЕНИЯ
               


         Весёлый девичий смех за стеной не давал Паше уснуть по ночам!
Ох уж эта звукоизоляция в коммунальных квартирах -- слышно буквально каждый шорох.
         Жил наш герой с матерью в маленькой комнатушке, учился в техникуме, куда поступил сразу после восьмого класса.
Был он славным парнем, обладателем красивой шевелюры и привлекательной физиономии.

         А за стеной снимали комнату два студента из «мухинки»: Женя, по прозвищу Джексон, -- высокий жгучий брюнет; и Пётр Казанов, по прозвищу Казанова, -- высокий стройный блондин. Красавцы, настоящие гренадеры, они были просто созданы для покорения женских сердец.
         О, сколько заплаканных девичьих глаз перед своей квартирой видел Паша, когда возвращался с занятий домой!
Девушки сидели на белом мраморном подоконнике и с нетерпением ожидали своих кумиров.
         А когда их собиралось слишком много, между ними нередко возникали потасовки. В таких случаях Паше приходилось их разнимать и мирить; один раз он только чудом не схлопотал себе хорошенького «леща».
 
         Вот такие они -- эти роковые мужчины! И несмотря на то, что они были безраздельными хозяевами девичьих душ, в них не было и тени высокомерия или бахвальства. С ними было легко и просто в общении. Казанова и Джексон ценили хорошую шутку и острое словцо.
         Да и одевались они просто, без изысков. Молодые люди носили штатовские джинсы  и чёрные футболки с мелкой белой надписью "California".

         Паша за высочайшую честь считал оказать им какую-либо мелкую услугу.
Ну скажем, сбегать в магазин за бутылочкой пива. И он страстно желал, чтобы студенты приняли его в свою сладкую компанию, он хотел для них быть своим. Паша не желал признавать, что у него с ними были слишком разные «весовые категории». В реальности его «метр пятьдесят с кепкой» не позволял ему рассчитывать на «высокие спортивные достижения».  Но это в реальности, а в молодости тебе и море по колено...
       
         А с каким упоением он слушал их рассказы о любовных похождениях.
В такие минуты сердце кувалдой стучало в груди. Сладкое томление разливалось по телу.
         В такие минуты ему становилось не по себе. Да что там не по себе – у него слюнки текли, Паша просто умирал от зависти.
         “Какая же всё-таки несправедливость в этой жизни, -- думал он. -- Одним достаётся всё -- другим ничего”. Им этих девиц можно было солить, в бочки закатывать, а у него даже девушки своей не было. А ведь ему уже исполнилось 16 лет.

         И вот как-то, перебрав немного с пивом, в ответ на безобидный подкол, Паша сорвался.
         -- Да если бы я захотел! -- ляпнул он. -- Я бы мог, как и вы, любую затащить в свою постель!
         Наши гренадёры переглянулись и сдержанно засмеялись -- им был брошен серьёзный вызов. Такую выходку нельзя было оставлять без последствий.
         -- Заяц трепаться не любит, -- усмехнулся Казанова.
         -- Впрочем, это не сложно проверить, -- добавил Джексон. -- Мы можем устроить тебе испытание, если ты, конечно,
не сдрейфишь.
         Разгорячённый выпитым пивом, Паша рвался в бой.
         -- Отнюдь! -- резанул он.
       
        -- А с кем мы его познакомим? -- спросил Казанова. –- С Веркой или с Любкой?
        -- Да какая разница с кем, хоть с первой встречной. Кстати, тогда у него не будет повода упрекнуть нас в подставе.
       -- Хорошая мысль, -- согласился Казанова.
       -- Ну и чтобы был интерес, -- сказал Джексон, -- заключим пари. Если мы проиграем, мы ставим бутылочку коньяка.
Если ты, ставишь ты.
       -- А какой коньяк? -- спросил Казанова.
       -- Я предпочитаю армянский, -- уточнил Джексон.
       -- Хороший выбор, -- качнул головой Казанова. – Одобряю. А деньги-то у него есть?
       -- Он говорил, что у него есть копилка, -- подмигнул Джексон Казанове.
       -- Я копил на теннисные ракетки, -- кивнул Паша.
       -- Ну и ладушки, -- подвёл итог Джексон и протянул руку.
       Как говорится в официальных дипломатических протоколах, они обменялись рукопожатием.
       -- Я разбиваю, -- подтвердил Казанова и ударом ладони завершил их спор.

         Троица быстро собралась и вышла из квартиры. Вышли налегке, лишь Джексон захватил с собой бутылочку газировки. Когда они спустились по лестнице и вышли на улицу, то первой, на кого они наткнулись, была тётя Маня, дворничиха.
Она убирала в их доме лестничные пролёты и следила за чистотой во дворе.
         Было ей лет под сорок. Женщина слегка полноватая, но крепко сбитая, с моложавым лицом, с гладкими тёмно-русыми волосами.
         Была она баба не без греха: редкий день можно было увидеть её в трезвости. Да и к мужскому полу, надо прямо сказать, равнодушна не была.
         
         Нередко видели в её дворницкой огромного рыжего мужика, столяра Никитича с жилконторы. Да и управдом, важный как гусь в своей ковбойской шляпе, Фёдор Иванович, иногда захаживал к ней на огонёк. Ну а как же, контроль за вверенным ему персоналом -- это была его прямая обязанность.
         Но лишнего себе никто не позволял. Баба она была бойкая, умела за себя постоять. По этой или иной причине жильцы
в разговорах между собой редко называли её тётей Маней, а почти всегда говорили Манька. А некоторые ещё и многозначительно подмигивали.

         -- Ребята, может переиграем! -- жалобно проскулил Паша. -- А то какая-то накладка получается.
         -- Никаких переиграем! -- твёрдо сказал Джексон. -- Это для тебя настоящее испытание. Можно сказать, экзамен
на половую зрелость. Боевое крещение.
         -- На экзамене, если не знаешь ответа, другой билет брать нельзя, -- добавил Казанова. -- Ничего не поделаешь -- уговор дороже денег, -- развёл он руками, -- в нашей компании слабаков быть не должно!
       
          -- Мы здесь не в бирюльки играем! -- строгим тоном подвёл черту Джексон. -- Впрочем, если хочешь дать задний ход -- дело твоё. Но только бутылка с тебя.
          "Господи! И кто только дёрнул меня за язык! -- корил себя Паша. -- Зачем я только в это ввязался!".
          -- Назвался груздем -- полезай в кузов! -- сказал Казанова, и наши гренадёры дружно принялись хохотать.

         -- Ребята! -- взмолился наш герой, пытаясь ухватиться за последнюю соломинку, -- а мы на футбол-то не опоздаем?
Сейчас Зенит со Спартаком будут играть.
         -- А что там смотреть, -- сморщил лоб Казанова. -- Опять продуют. Как пить дать! Играть-то всё равно не умеют.
А вот здесь игра может быть поинтересней.
         -- На второй тайм по-всякому попадём, -- взглянув на часы, добавил Джексон. -– Впрочем, это будет зависеть от тебя.
Ты там давай пошустрей!

         Был конец рабочего дня. Как любят писать начинающие авторы -- вечерело.
Маня прополоскала грязные тряпки в ведре, вылила воду на мостовую и, убрав весь свой инвентарь в железный ящик, пошла
в дворницкую переодеваться.
         Джексон и Казанова удобно расположились на скамейке, около своего дома, словно в зрительном зале, поочерёдно потягивая газировку, для полного счастья. Отсюда им хорошо был виден вход в дворницкую.
        -- Самый подходящий момент, -- объявил Джексон. -- Лучше не бывает.
        -- Женщину лучше застать врасплох, -- добавил Казанова. – Пока она не выстроила оборонительных укреплений.
      
       Паша натянул на лоб свою красную шотландскую кепочку, глубоко вздохнул и шагнул в неизвестность.
       -- Мысленно мы с тобой, -- раздался за его спиной ободряющий голос Джексона.
       -- Не боись, -- добавил Казанова. -- Не справишься, позови -- мы подсобим.
Пройдя пару шагов, Паша испугался и вернулся назад. У него дрожали коленки.
      
       -- Я боюсь! -- сказал он, сглотнув слюну. -- У меня же нет опыта... со взрослыми женщинами…
       -- Но если ничего не делать, откуда опыт-то появится! -- развёл руками Казанова.
       -- Может быть, поможете хотя бы советом? -- робко попросил он. -- А то я себя что-то не очень уверенно чувствую...

       -- Ну что, поможем товарищу по несчастью? -- спросил Казанова. -– По старой дружбе.
       -- Ну так и быть дадим тебе вводную, -- согласился Джексон.
    
       Первое. Не трать лишних слов типа «который час?», «как пройти к метро?».
Женщины всё равно пропустят это мимо ушей. Главное -- дать ей понять, что ты её хочешь.
       И запомни: в этот момент она для тебя не женщина. Она для тебя -- голодная самка!
      
      Второе. Подходить к ним надо раскрепощённо, как бы шутя, вызывая к себе интерес, создавая сексуальное напряжение.
      -- А что говорить? -- спросил Паша.
      -- Произносишь любые слова -- это не важно. В искусстве обольщения главное не слова, главное -- ПАУЗА!
Если ты сможешь выдержать напряжение, когда вы оба молчите, а только смотрите в глаза друг другу, -- считай победа у тебя уже в кармане.

      -- К тому же это необходимо для драматического эффекта, -- уточнил Казанова. -- Да, чуть не забыл, -- добавил он. -- Очень важен тактильный контакт. Прикоснуться к её руке, невзначай. Шепнуть ей что-то на ушко и нечаянно чмокнуть в шейку. Вспомни Печорина: "...электрическая искра пробежала из моей руки в её руку, первое прикосновение решает дело".
      -- А если она не настроена? -- спросил новоиспечённый ловелас.
      -- Да глупости! -- ответил Джексон. -- Женщины обожают сексуальные приключения. Они мечтают об этом каждую ночь.
   
      -- Хочешь я открою тебе маленькую тайну, -- сказал Казанова. -- Они всегда готовы броситься в море страсти.
Эти нежные создания 24 часа испытывают желание. Твоя задача помочь им себя раскрепостить.
      -- А как?
      -- Надо войти в их личное пространство, создать сексуальное напряжение.
      -- А что делать с этим сексуальным напряжением? -- спросил Паша.
      -- Ну ты даёшь! Это же элементарно. Команда -- "Огонь по врагу!".
      -- Я не понял? -- переспросил Паша.
Джексон и Казанова удивлённо переглянулись.
      -- Прямиком в её вагину, -- сказал Казанова.
      И наши гренадёры дружно захохотали…
      «Господи! Как бы всё это переварить и запомнить!», -- подумал Паша.
Но времени у него уже не оставалось. Надо было идти на Голгофу...

      
       Паша подошёл к дворницкой и подёргал за ручку -- дверь была заперта.
       -- Кого там черти носят! -- раздался за дверью сердитый голос Мани.
       -- Это Паша из 17-ой квартиры, -- ответил наш герой.
       -- Подождите, сейчас переоденусь, -- сказала она. Где-то через минуту щёлкнула задвижка, дверь открылась и он вошёл внутрь.
       Дворницкая представляла из себя крохотную каморку. Из мебели – рассохшаяся табуретка, да старенький топчан в углу.
А учитывая, что стены были уставлены стеллажами, на которых пылился всякий хлам, то даже одному человеку здесь было тесно.
    
      Маня уже переоделась. Она была в цивильном: в белой блузке со стоячим воротничком и чёрной юбке-плиссе.
      -- Да, да я вас узнала, -- взглянув на него, сказала она. Затем, прищурив глаза, произнесла: «Кажется, сосед Казановы».
      -- Совершенно верно, -- подтвердил Паша.
      -- Маня, дворничиха, -- представилась она. Они пожали друг другу руки.
      -- Очень рад встречи, -- сказал он, не отпуская её руки.
      -- Конечно, конечно, -- машинально ответила она. -- Если ты насчёт уборки,
то не волнуйся. Завтра я по графику мою вашу лестницу. Ничего, что я на ты?
      -- Нормально, нормально, -- ответил он, сверля её своим взглядом.
      -- Да, да, -- недоумённо проговорила Маня.

       Наступила напряжённая ПАУЗА. "Видимо, это имел в виду Джексон, когда давал вводную", -- подумал Паша.
Он по-прежнему не выпускал её руки.
       Затем он наклонил голову вправо, и она отклонилась вправо. Он наклонил голову влево, и она отклонилась влево...
       -- Какие у тебя безумные глаза? -– спросила Маня, щёлкнув себя указательным пальцем по шее. «Ты сегодня случайно
не принимал?».
      
       "Пауза, пауза, главное держать паузу!", -- стучало в его мозгу.
Наконец она не выдержала и спросила:
       -- Ты мне что-то хотел сказать?
       Дворничиха попыталась высвободить свою руку, но это ей не удалось.
       "Ну, славу богу, у неё первой сдали нервы”.
       -- Да, да, конечно, -- прервал он молчание. -- Но только сядем.
       Они кое-как притулились на топчан.
       -- Можно на ушко? -- прошептал он.
       Она удивлённо пожала плечами. Но в этом движении не было слова "нет". Маня даже придвинула свою голову к нему, чтобы лучше услышать то, что он скажет.

       «Тактильный контакт», -- вспомнил он слова Казановы. Паша наклонился к ней и стал жарко целовать её шею.
В первый момент она опешила, растерялась, не понимая, что происходит. Маня оказалась в каком-то оцепенении, от удивления выпучила глаза. Но когда он, обхватив её талию, стал сильнее прижимать её к себе, до неё вдруг дошло...               
       -- Это что ж деется-то, люди добрые!! -- завопила она и резко оттолкнула его от себя.
       Паша отлетел к стене и ударился о стеллаж.
Вёдра, совки, тазики и другой уборочный инвентарь с шумом и грохотом полетели на бетонный пол и, подпрыгивая и разлетаясь по сторонам, исполнили удивительно-сказочный танец. Звуки, которые рождались в этом кордебалете, отражаясь
от стен дворницкой, бились и метались в тёмном тесном пространстве, сливаясь в адскую, дикую какофонию. 

       Казанова, услышав эту канонаду, сказал, что это ему чем-то напоминает каменный обвал в горах.
       -- Ну это вряд ли, -- возразил Джексон. – Я думаю, он просто пытается пробудить в ней женщину.
      
       Не дав опомниться коварному ловеласу, Маня, взяв половую тряпку, что есть силы мазанула его по лицу,
а затем, схватив первую попавшуюся под руки швабру, довольно-таки чувствительно огрела его по голове.
       Спасаясь от разъярённой женщины, Паша выбил ногой дверь и выскочил на улицу.
Но дворничиха оказалась не менее проворной, чем он. Она выскочила на улицу сразу вслед за ним и основательно приложилась шваброй по его спине.

       -- Нет, всё же хорошо, что мы пропустили первый тайм, -- сказал Казанова. -– Все эти договорняки уже вот где!
                (он провёл ребром ладони по горлу)
А здесь хоть есть настоящая борьба.
       -- Милые дерутся -- только тешатся, -- заметил Джексон.
       -- Притирка характеров, -- многозначительно изрёк Казанова. – Куда же без этого?
       -- Бьёт, значит любит! -- подняв палец, добавил Джексон.
       -- Ничего не поделаешь, -- вздохнул Казанова. -- Любовь, как и искусство, требует жертв.
       -- А, если серьёзно, -- резанул Джексон, -- для нашего тинейджера -- это будет хороший урок. Я думаю, что хвастать он больше не будет. Пусть зарубит себе на носу -- затащить бабу в постель, даже дворничиху, это не так-то просто.   
Искусство обольщения – это высокое искусство! Которое доступно только избранным!

       Чтобы как-то избавиться от своего позора, Паша рванул по переулку, добежал до ближайшей подворотни и скрылся
в проходных дворах. Маня пыталась было его догнать, но, увы, не смогла угнаться за молодостью. Я думаю, это не получилось бы и у самого Валерия Борзова. Она плюнула, выругалась и вернулась в свою дворницкую.
       -- Ну и молодёжь пошла! -- возмущалась Маня. -– Ни стыда, ни совести! Средь бело дня такое вытворяют!
Распустились вконец! Я вот его родителям расскажу. Пусть ему стыдно станет.

       Спустя какое-то время Паша вернулся к своему дому и сел на скамейку рядом с приятелями. Поначалу Джексон и Казанова молча переглядывались, но потом не выдержали и заржали на весь переулок. Причём их смех был настолько громким и пронзительным, что задребезжали все стёкла в ближайших домах.
       Надо ли говорить, что наши гренадёры тут же начали ободрять своего неудачливого соседа.
       -- Тяжело в учении — легко в бою! -- изрёк Казанова.
       -- Кто не проигрывает, тот не двигается вперёд! -- добавил Джексон.
       -- Да у тебя, между прочим, синяк под глазом, -- заметил Казанова. — Надо что-то холодненькое приложить.
Паша достал носовой платок. Казанова смочил его газировкой и приложил к ушибленному месту.
       -- Ты не расстраивайся, старичок, -- утешил приятеля Казанова. – До свадьбы заживёт.
       -- Шрамы украшают солдат, -- заметил Джексон.
      
       -- Да, а где твоя кепи? – спросил Казанова. – Ты же вроде был в ней.
       -- Неужели я её потерял! -- заныл Паша. -- Это же подарок на день рождения.
       -- Да она в дворницкой, -- указал Джексон. — Заходил ты в ней, а выбегал уже без неё.
       -- Ну я попал, -- закивал головой Паша. "Ребята, -- жалобно попросил он, -- не в службу, а в дружбу. Сходите,
заберите её у Мани".
       -- Как же, разбежались! -- усмехнулся Казанова. –- Тебя - то она шваброй огрела, а нас может и обухом отоварить.
       -- Нет уж, уволь, -- добавил Джексон. – Жизнь дороже твоей кепки.
       -- Ладно, хватит переливать из пустого в порожнее, -- сказал Казанова. -- Скоро уже второй тайм. А ты, обратился он
к Паше, за бутылкой беги. Ты проиграл!

       Наш герой нехотя встал, пошёл к себе в квартиру, выгреб все деньги из копилки и уныло побрёл в магазин.
До стипендии оставалась ещё неделя, а деньги уже кончились. «Придётся, видимо, садится на хлеб и воду», -- подумал он.

   
       Проходящие мимо девушки невольно задерживали свой взгляд на наших гренадёрах. Одного такого красавчика не часто можно увидеть на улице, а тут их было целых два.
       -- Эта балерина из Мариинки просто сводит меня с ума, -- признавался другу Джексон. -- Боже! Какие ножки! 
Две дрожащие струнки. А как она танцует!
Нет, она не танцует, она парит, она порхает над сценой. Петручио, скажи честно, у тебя с ней что-нибудь было или нет?
       -- Mon cher, ты меня обижаешь, -- сладостно потянулся Казанова. – Какие там к чёрту танцы! Если бы ты только знал,
как она хороша... в постели!               
         (он закрыл глаза и мечтательно покачал головой)
       -- Не женщина, а сказка!

        В магазине очереди почти не было. Паша купил бутылку армянского коньяка, положил её в прозрачный полиэтиленовый пакет и пошёл к дому. Когда он вернулся, приятелей на скамейке уже не было. Они в своей комнате смотрели футбол.
Увидев его, они из эркера помахали ему рукой.
       Паша уже хотел было подняться к ним, но вспомнил про кепи. «Ну не оставлять же её у Мани», -- подумал он и направился
к дворницкой.

       На этот раз дверь была не заперта. Он постучал и вошёл. Маня, стоя перед зеркалом, поправляла свою причёску.
       -- А!! -– увидев Пашу, заистерила она. -— За добавкой пришёл, сосунок!
       Её голос не предвещал ничего хорошего. Маня схватила черенок лопаты и замахнулась. Но он, бросив пакет на полку, успел вовремя перехватить её руку.
       -- Я вот сейчас-то твою нахальную физиономию отутюжу! -– кричала она. -– Ну как тебе не совестно!
Да я тебе в матери гожусь, рожа твоя бесстыжая!
       -- Я вам сейчас всё расскажу, -- пытался успокоить её Паша.
       -- Да я тебя даже слушать не буду, молокосос! – ещё громче закричала дворничиха.
       В общем, ему пришлось пройти все ужасы настоящей головомойки и изрядно потрудиться, чтобы в буквальном смысле «сохранить своё лицо».

       Наконец, когда она немного успокоилась, он попытался ей всё объяснить.
       -- Я проиграл пари, -- опустив глаза в землю, неуверенным голосом начал он. -- Я должен был соблазнить первую встречную девушку.
       -- А я-то здесь причём? –- возмутилась Маня. -– К твоему сведению, я давно уже не девушка.
       -- Вы первая попались мне на пути, к сожалению, –- добавил он.
       -- Так вот оно что!
       Маня наконец-то высвободила свои руки и начала перед зеркальцем поправлять свои волосы.
      
       -- А у вас с головой-то всё в порядке? Кобели вы перестоявшиеся! Вам что, девки молодые уже не дают?
Тяжело дыша, она стала нервно ходить из угла в угол.
       -- Да и что значит, к сожалению? У меня, славу богу, столько мужиков было и никто тьфу-тьфу-тьфу
                (Маня постучала костяшками пальцев по табурету)
не жаловался... Я настоятельно бы попросила не унижать моё женское достоинство… Иж чего удумали, молокососы!
    
       Она налила в кружку воды и сделала пару глотков. Паша, виновато опустив голову, стараясь не смотреть ей в глаза, процедил:
       -- Тётя Маня, простите меня, я больше не буду...
       -- Нет! Ну я сейчас обоссусь, ей богу! -- закричала она. -- Он у меня ещё прощение просит!
Ну прямо «пятый б».   
А, кстати, где волшебное слово? Вас что в школе вежливости не учили?
      -- Пожалуйста! -- выдавил он из себя.
      -- Ну вот, совсем другое дело.

      Маня посмотрела на его осунувшуюся фигуру, на его жалостливые глаза
            (такие глаза бывают у мальчишек, которых в чужом саду поймали за воровством яблок) и захохотала…
     Нахохотавшись вдоволь, она спросила: “Так значит ты из 17-ой квартиры?”
     -- Да, -- ответил Паша.
     -- Так это тебя называют покорителем женских сердец?
     -- Что вы? Это неправда! -- возразил он.
     -- Как же неправда. Как не зайду в вашу парадную, так какая-нибудь краля с мокрыми глазками сидит у ваших дверей.
     -- Это не я, это мой сосед Казанов. Высокий такой блондин. У него даже кличка есть -- Казанова. Да и приятель ему под стать — Джексон. Два сапога пара!

        Она ещё раз внимательно посмотрела на него. Ни страха, ни испуга Маня уже не испытывала. Скорее то, что произошло, казалось ей теперь каким-то нелепым недоразумением.
        -- А ты зачем припёрся ко мне второй раз? – спросила она.
        -- Ах да! -- стукнул себя по лбу Паша. -– Я забыл сказать. Я же у вас кепи забыл, такую… в красную клеточку.
        Они стали осматривать помещение и быстро нашли то, что искали. Кепи валялась  в углу, у самой двери. Паша поднял её, отряхнул и надел. Затем он взял с полки пакет и, так как инцидент был исчерпан, собрался откланяться и уйти.
        И только тут её взгляд заметил бутылку в полиэтиленовом пакете.

        -- А что это у тебя там? – спросила она.
        -- Бутылочка коньяка, -- ответил Паша. – Армянского.
Маня любила после работы принять, поэтому она не удержалась и спросила:
«Так может по рюмочке в знак примирения?».
        -- Да, но я не могу, -- ответил он. — Я должен отдать её ребятам. Я же проиграл пари.
        Наступила неловкая пауза. Маня задумалась, а затем, повернув голову, посмотрела ему прямо в глаза.

        -- А почему ты считаешь, что проиграл? – нахмурила она брови. — И вообще, что это за паникёрские настроения… Вот все вы мужики такие. Стоит вам дать отпор – так сразу проиграл!.. Не понимаете вы всей тонкости женской натуры.
Вам бы всё сразу! А подождать чуток сил уже нет?..
Ладно, давай так. Раз уж ты пришёл, я тебя так просто не отпущу. Ты уж посиди немного. Ты у меня как никак гость.
      
        Маня чуть ли не силком усадила его на топчан, взяла пакет, вынула оттуда бутылку, умелым движением свернула винтовую пробку и, достав стопки, налила в них почти до краёв. Подстелив газетку на табурет, поставила туда стопки, достала плавленый сырок «Дружба» и неизвестно откуда взявшиеся конфеты «Белочка».
        «Ну мне хана, -- подумал Паша. -- Придётся новую бутылку покупать. Теперь до стипендии уже не дотянуть».

        -- Ну что, давай за знакомство, -- взяв свою стопку, сказала Маня.
 «Тебя, кстати, как зовут?».
        -- Паша, я уже говорил.
        -- Маня, -- представилась она ещё раз. — Ну, будем знакомы.
Они выпили, не закусывая.
        -- Хорошо пошло, мягко, – помахала она ладонью около рта… – Водка, конечно, будет пожёстче. Приятно как, прямо тепло по груди разливается. Ух! Стресс хорошо снимать.
    
        Маня снова налила в стопки. И тут только обратила внимание на его синяк.
        -- Это я тебя так приложила? – спросила она.
        -- Нет, это я о косяк ударился, -- с усмешкой ответил он.
        -- Ну прости, прости меня, Пашенька, Это я не со зла. Просто не рассчитала силу. Может тебе холод приложить?
        -- Не надо, я уже прикладывал, не помогает. Всё равно синяк будет.
        -- А ты знаешь, тебе это даже идёт. Очень мужественный вид.
        От этих слов он немного приосанился и даже выкатил вперёд грудь.

        Снова наполнив стопки, Маня перехватила его неодобрительный взгляд.
        -- Что ты так на меня смотришь? Думаешь я алкоголичка какая-нибудь. Пропащая женщина, -- в её глазах мелькнули грустные огоньки. -- Что ты вообще знаешь о моей жизни… Ну да ладно.
        Он хотел что-то сказать, но не стал.
        -- А что это мы в тишине сидим? – спросила она. –- У меня же радио есть.
Маня встала и, щёлкнув ручкой старенького приёмника «Заря», включила звук.

        «Вы слушаете радиопостановку по пьесе Дударева "Порог".
        -- Научите собаку думать, и собака запьёт, -- сказал Буслай. – Все живут, а я думаю. От мыслей тошно становится. У меня нервов не хватает трезвым долго быть. Очень много думать начинаю. А выпью — всё становится приятным и радостным…».
        -- Это про меня, -- сказала она.
        Маня достала платок, вытерла свои повлажневшие глаза и выключила радио.
    
        —- Очень тяжело слушать. Я ведь сама из деревни, -- продолжила она. -- Дом и корову продала. Помогла сыну квартиру купить. И сама перебралась в город поближе к нему. Думала внуков понянчить, но ничего не вышло. Невестка меня невзлюбила. Всё время на меня рычит. Видеться с внуками не даёт. Я, видите ли, тёмная деревня. Чему я хорошему могу их научить. И сын на её стороне.
Они, видите ли, меня стесняются. Ну давай выпьем, что ли?
       Маня налила стопки и не дожидаясь его «опрокинула» свою. Затем снова включила радио.

                «А где мне взять такую песню
                И о любви, и о судьбе, —
                И чтоб никто не догадался,
                Что эта песня о тебе»

        Она начала подпевать. Её низкий грудной голос глубоко и гулко зазвучал в дворницкой.
Он словно лился из самой её души, как вздох, в полную грудь.
        Так поют в русских деревнях, возносясь душою в небеса.

                "И чтоб никто не догадался,
                И чтоб никто не догадался,
                Что эта песня о тебе,
                Что эта песня о тебе"

                Чтоб песня по свету летела,
                Кого-то за сердце брала,
                Кого-то в рощу заманила,
                Кого-то в поле увела.
               
        Когда песня кончилась, Маня выключила радио, села на топчан, уткнулась лицом ему в грудь и зашмыгала носом.
Её плечи дрожали, сквозь рубаху он чувствовал мокроту её глаз. Он, слегка приобнял её, прижал к себе…
   
        -- Вот так живёшь, живёшь. Всё только для детей… А оказывается ты никому не нужна. И чем я ей не угодила.
Я им только мешаю.
        А как уговаривали дом продать. Мама будем жить вместе…
А мне здесь душно. Воздух здесь какой-то тяжёлый. А у нас легко дышится.
Поля до самого горизонта, речка. Все тебя знают, всё на виду… Ты открыта для всех и все открыты для тебя. А случись какая беда -- тебя не бросят, будут навещать. И в горе, и в радости…
    
        Она замолчала, будто задумалась о чём-то своём.
Тут Маня заметила, что синяк на его лице несколько увеличился в размерах
и потемнел. Она прикоснулась пальчиком к синяку и поцеловала его в щёку.
        -- Ты прости, я не со зла. Маня расстегнула верхнюю пуговицу на его рубашке и стала гладить его шею.
И в наступившей тишине до него донёсся тихий взволнованный шёпот.
        -- Ох!.. Был бы ты немного постарше...
        И хотя в дворницкой стоял полумрак, он разглядел, что как-то по-особенному заблестели её глаза и лёгкий румянец проступил на её щеках.


        В это время за дверью на улице послышались голоса.
        -- Паша! Ты где?  «Зенит» опять проиграл ноль два.
Раздался стук в дверь.
        -- Сиди, я сейчас, -- сказала Маня и, разувшись, скинув блузку и юбку,
в одной сорочке,  вышла на улицу. Перед дверью стояли Джексон и Казанова.

        -- Вам кого, ребята? – спросила она.
        -- Да мы Пашку ищем, дружка нашего, -- сказал Джексон.
        -- Он у меня, -- сообщила Маня. – Но выйти сейчас не может.
        -- Он нам бутылку должен, он проиграл, -- заявил Казанова.
        -- А кто вам сказал, что он проиграл, -- замотала она головой. – Это вы проиграли, мальчики. Так что бегите за бутылкой и покупайте.
        Джексон и Казанова от удивления разинули рты.
        -- Ну что стоим. Бегом в магазин! -- скомандовала Маня и, зайдя в дворницкую, захлопнула перед ними дверь.

                А. Загульный               
1. 2018г. СПб.