Пошёл я сегодня в Валуевский лесопарк, в свой заветный уголок. Ночью дождик прошёл, но всё равно в лесу – сушь, почва как коростой сухой покрыта. А в моём уголке – другое дело, почва влажная. Быть может, жила водяная там близко к поверхности идёт. Потому там редкости всякие и растут. Нашёл я местечко, где Графиса письменного много. Лишайник это такой. Нынче в Красную книгу Москвы его занесли. И даже не потому, что редкий, а потому, что индикаторный это вид. Иные леса пройдёшь вдоль и поперёк – нету Графиса этого ни единого. А в том месте, где я был – всё им облеплено, весь орешник. Такая же диспозиция и в урочище Заразы, что на Незнайке-реке. Хоть и гиблое это место, и шею неопытный человек может там запросто сломать, зато ботаники туда так и ломятся. Ибо столько там редкостей – мимо никак нельзя пройти.
Так что же Графис этот индицирует? А леса старовозрастные и ненарушенные, вот как. Потому, коль в лес зашёл, смотри, где Графиса много. Как нашёл такое место, рюкзак с плеч снимай, да и осматривайся внимательно. Паче всего валежины осматривай. Вот так я и поступил. На коленки встал, да и носом по дубу упавшему вожу. И высмотрел... Мать честная! Геликоглое сжатая опять попалась! Напомню, что очень редкий это гриб. Нигде его больше нет ни в Москве, ни в губернии Московской. А я уж четвёртый раз нахожу! Только два метра отошёл – мох оранжевый! Ну, мхи-то всякие бывают, но только не оранжевые. Присмотрелся – а это миксомицета плазмодий на свет божий выполз. Так-то миксомицет этот (слизевиком его ещё называют) лет пять в глубине деревяшки гнилой во тьме прячется, от Солнышка бежит. А тут, как род продолжать срок подошёл, гляди-ка, даже плазмодий на свет выполз. Греется он на Солнышке, и происходит с ним от тепла да света чудо великое. Безобразный и склизкий, ровно Леший высморкался, превращается он в чудесные вещи. Спорношения их учёные люди называют. Каждое спороношение – такое ровненькое да аккуратненькое, но только в микроскоп его можно рассмотреть. Иное – как вазочка для варенья, иное – как мороженого порция. А иное – ровно гнездо осиное. Есть такие, как земляничка. А есть такие – будто мудрецы древние послание потомкам писали, только не понять ничего в тех писаниях, так как скрыты они от немудрых.
Ну, а этот ещё в спороношения не превратился, выполз только, удобное место ищет. А ведь ползёт-то как – по одному ему ведомым стёжкам. Взяли учёные его, да в лабиринт посадили. В одном углу – плазмодий, в другом – овсяный кисель. Шибко слизевик этот овсяный кисель любит! Как пополз плазмодий киселя отведать, так кратчайший путь в лабиринте и нашёл! Дивятся люди учёные, плазмодий-то, он ведь амёба по сущности своей есть, хотя и многоядерная. А ведь со школьных лет каждому известно, что у амёбы мозгов никаких нет. Откуда ж они у плазмодия?
Слушайте дальше. Вдругоряд взяли учёные карту города своего. Где жилые массивы – туда плазмодий положили. А где места работы – там киселя по ложечке. Ну и пополз миксомицет за своим киселём прямо там, где на карте городские магистрали были. А где и лучше путь выбрал, чем сами архитекторы. Так плазмодий карту городских дорог повторил. Я-то, конечно, человек деревенский, по-простому вам рассказал, а ежели интерес появится, так найдите статью "Примитив не приговор", да и почитайте подробнее.
Вот и тут плазмодий этот на отдельные рукава разделился и ползёт, как ему одному ведомо. Может, чертит он карту неведомых нам стран, миров иных, кои мы в телескопы разглядеть силимся, а нужно только под ноги себе посмотреть, да изучить со вниманием, как жизнь там устроена. Ежели лес любишь, да тайны его открыть пытаешься – многое тебе лес откроет. Какой там «Аватар», какая там Пандора – в лесу нашем всё во сто крат премудрее устроено. Жаль, не знают этого люди несмысленные, неглубокие; что лес для них, что дрова – одинакова суть. Вот и рубят его, почём зря – под дороги, да под клети бетонные. Ну, так давно известно – дурацкое дело нехитрое.