Я только теперь понимал, что я был непростым ребёнком!И не зря за мной охотился чёрт с рогами!Уже все спали, вдруг я проснулся — рядом со мной спали Толик и сестра Лена, я услышал монотонный стук, но, похоже, этот шум слышал только я… Я устал бояться, мне было интересно самому, что там стучится, я вышел в сенцы и полез по старой лестнице на чердак. Взяв у отца квадратный фонарик, включив его, я освещал в темноте углы под крышей.Вдруг я увидел, как что-то мелькнуло от света в чёрный угол.Я, зная от матери про домовых, спустился опять на кухню, налил молока в кружку и, взяв кусок белого хлеба, опять полез на чердак. Лохматая тень при свете опять исчезла в темноту под угол бруса! Я поставил кружку с молоком и, покрошив белый хлеб в кружку, я, как смелый мальчик, пододвинул в угол, где кто-то прятался, и сказал: «Я тебя не боюсь! Я тебя слышу,
не буди меня!» И домовой успокоился, не стал будить меня. Я утром матери рассказал, она полезла под крышу и увидела пустую кружку! А мне сказала, что это была кошка, но я-то знаю и видел, что это было нечто большее, и у нас с этим существом наладился контакт! Когда я просыпался или мне не
спалось, я брал молоко и хлеб и опять лез по скрипучей лестнице под крышу на чердак. Ставил в тёмный угол и видел, как тень подходила к кружке и двигала к себе в тёмный угол, подальше от тусклого света фонарика! Я домового назвал Жэка.
«Как ты, мой друг Жэка?» Он мне рычал, как щенок. «Да успокойся! Мы же с тобой друзья!» Я опять рассказал матери про Жэку. Мать прослезилась: «Сынок, ты как себя чувствуешь, голова болит?» «Болит, мама», — сказал я. Но я правда
видел его, моего Жэку! Мамуля прижала меня и ругала бабку
Алёнку, что она испортила меня, когда мать мной была беременна и вынашивала ещё в животе! Я спросил, а как она меня испортила? И мать рассказала
эту историю: «Привёл меня отец к себе, а бабка Алёнка меня
невзлюбила, была я тобой беременна, я пыталась всё ей угодить, вставала в пять часов утра, хлопочу по хозяйству, а бабка всё ворчит! И вот праздник, Великая Пасха, прошёл Великий пост, надо разговляться, и Алёнка преподнесла мне стакан
красного вина, я поднесла ко рту и хотела уже выпить — только намочила губы и сделала маленький глоток — и увидела злобную улыбку бабки, и ты, сынок, стал шевелиться в животике, словно почувствовал колдовское зелье! Я поставила стакан, и меня от одного глотка тошнило до утра, отец твой отругал бабку, и мы ушли сюда к себе, в маленький дом! Я потом пошла к бабке Авдотье, та сказала: «Тебя хотели убить, хотели испортить тебя и твоего ребёнка». Может, от того зелья у тебя, сынок, эти сны и видения. Ты, как сказала колдунья Авдотья, особый ребёнок, нечистая охотится за тобой. Тебя надо беречь: чёрная сила хочет тобой овладеть! Да ты ещё и некрещёный, как назло. Хотели крестить тебя в деревне Иловке — вьюга сильная началась. Второй раз хотели поехать — я заболела, потом ты! Нечистая сила всё делала, чтобы тебя не крестили! У тебя дед колдун был, бабка, видимо, их сила хочет тебе что-то передать!» И прижала меня к себе: «Изыди, чертяка, оставь в покое, дьявол волосатый, моего Александра-сына в покое!» И опять стала читать «Отче наш»:
***
Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
Да придет Царствие Твое,
Да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
Да остави нам долги наша,
Якоже и мы оставляем должником нашим;
И не введи нас во искушение,
Но избави нас от лукаваго.
Ибо Твое есть Царство и сила, и слава во веки.
Аминь. Аминь. Аминь.
— Мама! А у нас есть ведьмы или колдуны?
— Да их у нас в Воронежской области полно! При царице Екатерине всех, кто колдовал, ссылали сюда! Чёрных колдунов и белых, и всех ведьм! Так что наш край насыщен не чистой силой! Сейчас тебе расскажу: была революция, стали рушить нашу церковь, во главе банды был Иван-свинопас. В деревне даже частушку придумали: Иван-свинопас Развалил иконостас! Пришли в церковь и одна Зойка, красивая девка, кровь с молоком, деревенская красавица, вышла на иконостас, где
царские врата, подошла к иконе Николая Чудотворца, плюнула на икону и запела, дура пьяная, и стала танцевать гопак! Тут, откуда ни возьмись, появилась бабка Громада! И палкой стала бить Зойку: «Уходи! Уходи! Нельзя!» Зойка, девка весёлая, грудастая, жопастая, взяла и толкнула бабку Громаду! Все повернулись — а бабка исчезла! Повернулись подруги опять назад к Зойке, а она как стояла, так и застыла, стоя на месте у иконы Николы Чудотворца! Да так, что её не могли оторвать от пола! Только утром пришёл священник, изгнанник
коммуняками, прочитал молитву, и она пришла в себя, и смогли ее оторвать от пола. Она, стоя, так и простояла, не шелохнувшись, в церкви. Её отнесли домой, и она, так и не сказав ни одного слова, только моргала глазами, так и кончилась! Отпевать её священник отказался. Говорят, что её душа так и бродит у нас по деревне! Вот так, сынок! Я сама это видела. Нельзя Бога гневить! Кто говорит, что это сделала бабка Громада,грешат на неё, что она Зойку заколдовала, но, думаю, что это Бог её наказал за то, что она танцевала у иконостаса! Господи,
прости нас всех за грехи!» Стала опять читать молитву моя мать Ульяна!