Насытившись Парижем, мы сняли номер в старинной гостинице, в красивейшем Хонфлере. Провинциальная трудолюбивая Франция - это отдельный разговор, о ней можно говорить бесконечно. Это и виноделы со своими запасами яблочного сидра, это и великолепные портные с сохранившимися традициями ручного шитья, вышивки и кружева, это высококлассные кулинары, художники, и многое, многое другое, одним словом - Франция, и этим все сказано.
На первом этаже отеля расположился уютный маленький ресторанчик. В нем сочеталась милая простота и изысканность старины, которая присутствовала во всем ее убранстве: от деревянных первозданных потолочных балок 18-19 века, до салфеток ручной работы, с подгибкой потайным шовчиком прочными хлопковыми нитями и гладью вышитыми цветами. Я тут же вспомнила школу, когда на уроках труда мы делали что-то подобное. Я подумала, что скорее всего эти салфеточки делал ребенок, хорошенькая, совсем юная девочка, наверное дочь хозяина ресторана, и думаю, что девочка эта, уже вряд ли жива, потому что салфетки выглядели истинным раритетом. В этом была их ценность. Принесли приборы. Серебро, или мельхиор, ничего лишнего, лишь на концах рукоятки маленькая гравировка года, скорее всего, связанного с изготовлением изделия 1881. Все, на первый взгляд, скромно и старинно, и именно поэтому, очень дорого.
Посуда для напитков - только хрусталь, и ничего, что хотя бы приблизительно напоминало общепитовский стиль .
Фужеры, бокалы, стаканы, стопочки. Я была очень удивлена, но у хозяев вся посуда была хрустальной. Я вспомнила о родителях, и вообще о времени 70-80 х г., когда в каждой советской семье было хорошей традицией иметь приличный запас хрусталя в доме.
Хонфлер - город рыбаков, поэтому мы незамедлительно решили заказать устриц, которых подали с лаймом и хрустящей французской булочкой. Кушанье было необычным. Тебе понравилось. К устрицам был предложен сидр. Мы не могли ослушаться, поскольку это была рекомендация хозяйки ресторана, уже немолодой, но очень обаятельной француженки. Ее уютная деловитость присутствовала во всем: в жестах, фигуре, одежде, манерах, умении совершенно ненавязчиво объяснять о вкусовых качествах явств этого милого уголка французской кухни. А ко мне вновь приходило стойкое убеждение о французах, которые, черт побъери, умеют сделать из такого, простите за сравнение, г... конфетку. Каждый сантиметр старинного помещения ресторана был с любовью "облизан", причем я, оценивая взглядом бывалого эконома, сочла, что хозяева умно экономили, но при этом, и мебель, и предметы интерьера совершенно не выглядели дешево, они выглядели добротно.
Хозяйку ресторана завали Мишель. Женщина, лет 50- 60 ти, стройная, даже малость худосочная, с ног до головы в хлопке, никакой синтетики. Первое, на что я обратила внимание, это колготы, хлопчатобумажные колготы. А , возможно, это были чулки на подвязках ( как когда-то такие носила моя бабуля), видно что хлопковые с узорной выработкой, лиловые, юбка с воланом до середины икры, из очень плотной хлопковой ткани, рубашка все тех же лиловых оттенков и вязаный коричневый жакет, вязаный руками, с поясом. Все просто. Маленькая деталь. Нагрудный вязаный кармашек, из которого, словно дымка ниспадал шелковый лиловый платочек. Волосы, несмотря на наличие седены, совершенно не покрашены, и судя по их натуральному оттенку, не знают что такое краска и перманент, красиво уложены и дополнены обалденным шиньоном сзади. Да, перед нами была мадам, другое обращение ей не подходило. На лице, кроме помады, ни граммульки косметики, ни одного миллиметра пошлости. Ее лицо, несмотря на немолодой возраст, излучало здоровье, добрый нрав, французское неподражаемое обаяние и гостеприимство.
Мишель поняла, что мы русские, и почему - то сразу же окружила нас своим вниманием, то и дело направляя официантов и бегая возле нас, как добрая заботливая пчела.
Я чувствовала как ты, исподволь, наблюдал за мной. Как я кладу в рот одну за другой устрицу, предварительно отделяя их от раковины, и сбрызгивая кисленьким лаймом. Могу себе представить, что именно занимало основную часть твоих мыслей в эти моменты. Я поймала себя на ощущении, что щеки мои покрываются стыдливым румянцем. Настолько откровенным был твой проникновенный взгляд. (продолжение следует)