Мы долго жили на улице Чигиринской, переименованной потом в улицу имени Николая Островского. Дом номер тридцать шесть. Восемнадцатый дом от Амура, откуда велся счет, был построен сравнительно недавно. Однако все, что было до революции, казалось мне таким далеким. Я думала, что до революции и жизни то никакой не было - так, сплошная эксплуатация. Во тьме были, а вот теперь - зажили.
Хозяин дома был репрессирован, потому что был немцем и работал ветеринаром в лаборатории Пастера. Его успели приговорить и расстрелять, но потом реабилитировали посмертно, но хозяйке трудно было на малую свою зарплату бухгалтера поднимать троих взрослеющих детей. Дом она перегородила на две половины и одну - северную - купили мои дедушка с бабушкой.
Потому что - недорого. Потому что - в центре города, потому что достаточно просторный, потому что при доме хороший огород и сад и колодец глубокий. Живи и радуйся!!!
Мои детство и юность прошли в этом доме, но потом город стал застраиваться, и нас выгнали из собственного дома, не заплатив за него ни копейки, но зато вместо него дали квартиру в многоэтажном доме. Просторную.
Брат женился и потребовал размена. Великолепную квартиру разменяли на две. Так мои родители оказались на улице Загородной на окраине города. В двухкомнатной квартире, очень удобной: окна одной комнаты выходили на восток, а второй - на запад. Восточное окно смотрело на тихую и очень зеленую улицу, а западное - во двор дома. Квартира была на первом этаже. Район только был захудалый какой-то. Здесь неподалеку была городская тюрьма. Здесь когда-то была китайская деревушка, в которой жили китайцы в нечистоте, в пьянстве в разгулах. Здесь же неподалеку когда-то была улица красных фонарей и самый первый секс-шоп в нашем городе. Теперь в его здании - кожно-венерический диспансер - отделение для СПИДоносов.
Грязная окраина города стала чуточку светлее. Китайское поселение исчезло, фанзы - срыты. На месте китайского городка построили дом на семьдесят две квартиры, где и жили теперь мои старики.
Родители мои вскоре остались совсем одни, но я так любила навещать их. Папа мой окончательно слег. Он задыхался. Анемия легких. И лежал он сухонький и маленький и такой беспомощный!
Я учительствовала в деревне дальней, была уже директором школы, уже и семья была крепкая у меня. Муж-агроном и двое ребятишек, в которых мои родители души не чаяли, но руки над родителями держала. Овощи и фрукты и все, что было на подворье, все было и на столе у моих родимых.
Был конец августа. У мамы - день рождения. Я была у них в гостях и пекла праздничный пирог накануне. В дверь позвонили. Привычки задавать этот странный вопрос - кто там - у меня не было. Звонят? Откройте дверь!!!
Я и открыла без вопросов.
Все, что произошло в последующие десять-пятнадцать минут, повергло всех в шок.
В квартиру ворвался сбежавший из тюрьмы заключенный. Он был в темно-синей робе. Мужчина отодвинул меня в сторону так, как отмахиваются от надоевшей мухи. Я просто отлетела от него. Окно на улицу было открыто. Незваный гость сбросил цветы с подоконника, запрыгнул на него, выскочил на улицу и скрылся.
И сразу же в квартиру ворвались милиционеры. Папа и так был напуган, но эти непрошеные гости выстрелили из пистолета по нашему окну прямо в квартире. Раздался страшный грохот. Нас всех оглушило. Мама моя схватила свою правнучку - трехлетнюю Наташу - на руки и закрыла собой.
Милиционеры выглянули в окно.
- Ушел, ушел, - закричали они громко и бросились назад к входной двери. Дым от пороха еще не рассеялся в квартире. И вдруг в окно залез назад сбежавший узник. Он только припрятался под козырьком окна. Мгновенно он сбросил с себя робу, схватил отцовский спортивный костюм со стула возле тахты, на которой лежал отец, одел его, в прихожей взял большую соломенную шляпу отца, одел её, переобулся в старенькие туфли отца и вышел из квартиры, прихватив с собой еще и удочки, стоявшие в прихожей. Он спокойно вышел из подъезда. На него никто не обратил внимания. Он неторопливо пошел по подъездной дорожке.
Мне хотелось открыть окно и крикнуть милиционерам что-то вроде лови, лови. Но я стояла столбом, а папа приложил палец к губам, делая знак - молчи!
Нашу квартиру потом буквально наводнили люди в милицейской форме. И как только нас не подозревали в сговоре со сбежавшим.
- Ну, не мог он открыть случайную дверь и найти там полное понимание. Даже одеждой снабдили и обувью, даже шляпу дали и удочки.
- Не нужно на нас наговаривать, - твердо говорил отец, - мы этого человека видели впервые в жизни. Он нас напугал. Но вы - своим выстрелом - напугали сильнее. Вон, правнучка, до сих пор плачет. А жена моя слепая почти и глухая. Военная контузия. Она вам ничего не скажет. Не видела она ничего. Он все взял без всякого нашего на то разрешения.
Расспрашивали и меня. И я все им честно рассказывала. Но как они на меня смотрели подозрительно и как усмехались прямо в глаза. Мол, ври, ври, а мы - птицы стреляные.
Наша квартира оказалась под наблюдением. Какой-то молодой человек в штатском долго сидел на скамейке у нашего подъезда, а потом его сменил другой, а утром в отдалении показался милицейский газик. И так неделю. Даже за мной ходили по пятам. Что они хотели увидеть? Чего хотели узнать? В чем они нас хотели уличить? Прошло несколько месяцев. Наступила зимушка-зима наша амурская с дикими метелями и морозами. Куда бы деться от этого холода?
Я звонила родителям по межгороду, навещала их нечасто. Но уже перед самым Новым годом, когда я позвонила, трубку взял папа.
- Валечка, помнишь стрельбу в нашей квартире и побег этого странного заключенного? Мы, похоже, от него подарок получили. Большую коробку принес мальчик соседский и сказал, что нам её просили передать. Мы с Руфинкой с опаской открыли.
Прекрасный шерстяной голубой спортивный костюм - олимпийка. Моего размера. Туфли коричневые модельные мужские. Моего размера. Спиннинг. Новейшей модели, да мне - какая уже рыбалка? Так. Воспоминание. На дне коробки - яблоки и мандарины.
Это от гостя того - незваного - нам привет. И возмещение нанесенного ущерба. Правильный человек. Но поменьше бы таких встреч. А мы глазок поставили. Так ты посматривай, прежде чем дверь открывать. Испугалась тогда?
И отец засмеялся своим молодым и мальчишеским смехом.
- Вот было развлечение. А то мне как-то скучновато было. А тут прямо на месте развлекся бесплатно.
Мне было не до смеха. Воспоминания были не самыми приятными. Но чего только на свете не бывает. Хорошо, что прошло вот так вот. Стороною. Без видимых последствий.