Еду я как-то по Преображенской набережной Яузы ночью в июне. Начинает моросить дождь. Надо сказать, что весь вечер этого дня был каким-то идиотским. Днем я встретила папу в аэропорту. Он прилетел из Екатеринбурга и вечером должен был поездом отчалить дальше до дому родного. А мы с моим недомужем вечером должны были идти на день рождения. С недомужем, потому что он целому Боингу поведал, как хочет на мне жениться, но так и не женился. И теперь он уже бывший недомуж.
-Кирилл, привет! Я привезла папу домой. Он пока играется с внуком. Сказал, играться будет до самого отъезда на вокзал. Я в пять иду с Наташкой в 35ММ.
-А день рождения?- уточняет Кирилл.
-После фильма встречаемся на Курской и едем на день рождения. Подарок на работе не забудь.
-Какой подарок?
-Подарок Людмиле.
-А ты, что, ничего ей не купила?
Я в ступоре наблюдаю, как мой папа ползает по квартире, изображая лошадку.
Подарок Я не купила.
-Понятно,- отвечаю я и кладу трубку.
Весь изюм этой ситуации в том, что Людмила-это бывшая, горячо любимая жена моего недомужа. Она несколько лет подряд зазывала нас к себе на день рождения, и вот на ее сорокалетие мы не смогли устоять. Точнее, я не смогла противостоять натиску Кирилла, которому ну очень туда было надо.
По пути в кино я заезжаю в офис, вымаливаю у девочек разрешения покопаться в шоуруме и собрать в срочном порядке подарок из кремиков, геликов и лосьончиков для кожи 40+.
-Вообще, если там у вас 40+ ничего не найдется, мне и 55+ тоже подойдет,- добавляю я с непринужденной улыбкой. Того факта, что она на 10 лет меня старше мне было мало для удовлетворения в тот день.
С пакетом французской косметики бегу на встречу с подругой. Посмотрели прекрасный фильм про то, как мужик после смерти жены остался с новорожденной дочкой и стал переодеваться в женщину. И это ему понравилось. И так он и продолжил. Ну как раз чтобы мой вечер даже намека на нормальность не имел.
После кино встречаюсь у метро с Кириллом, и едем в ресторан. Одно условие было у меня тогда- не целоваться и не обниматься с многочисленными подругами бывшей жены, с которыми Кирилл имел «неосторожность» в разные периоды их с Людмилой брака переспать. А мне об этом рассказать. Жена- то уж ладно- хрен с ней. Кирилл пообещал.
Приходим в ресторан. Картина следующая: новый муж бывшей жены моего недомужа, упитаный краснощекий свежий пенсионер Богдан, разглядывает Кирилла и явно мечтает его сожрать. Но вместо кровавой трапезы с подпоясыванием вышиванки кишками Кирилла, он периодически заглатывает рюмочку — другую хреновухи. Я просто пытаюсь смотреть на вареники и сало, потому что сожрать хочется всех. Иногда на часы, потому что дома папа, которому никак нельзя опоздать на поезд.
И тут Людмила и ее подруги и родственницы с радостными криками окружают Кирилла и начинают его поглощать. Просто, когда я обнимаю человека, я как бы прислоняюсь к нему и обхватываю его руками. А эти женщины, все румяные, раскрашенные и смеющиеся, они человека обтекают всем своим телом, не оставляя возможности вдохнуть. Кирилл исчезает поочередно между многочисленными чужими грудями запредельных размеров. Я хочу как новый муж бывшей жены, но мне еще папу везти на вокзал, поэтому отодвигаю хреновуху подальше от себя. Потом все садятся за стол и начинают разглядывать меня. Пододвигаю хреновуху. Но папе на поезд. Отодвигаю хреновуху. Мы рано убегаем с дня рождения. Несмотря на это обстоятельство, Кирилл практически догнал по состоянию Богдана. Они, по-моему, даже обнялись на прощание.
Я не без колебаний оставляю годовалого ребенка с не очень трезвым отцом. Нервно запихиваю своего трезвого отца в машину вместе со всеми его чемоданами и сумками, потому что папочка у меня обладает странной особенностью- чем меньше времени до выхода из дома, тем медленнее он начинает двигаться. Едем. Москва стоит. Навигатор обещает, что будем на Павелецком за десять минут до отправления поезда. Нормально. Отправление в полночь.
Приехали. Припарковалась по-царски-прямо перед вокзалом, за триста пятьдесят рублей в час. Только первые десять минут бесплатно. Ну до поезда как раз десять минут. Успею. Подумала так. Выясняется по пути, что папа не может отыскать кошелек. А там вся жизнь. Судорожно ищу банкомат, снимаю с карточки денег. Отдаю папе, чтобы ему хватило в поезде. Расцеловываю и пытаюсь оставить у входа в его вагон, но тут он озвучивает предположение, что кошелек мог выпасть у меня в машине, когда он в нее садился. Я со всех ног, временами преодолевая гравитацию, несусь на парковку, перепрыгивая через пассажиров, таксистов, чемоданы и тележки. Обнюхиваю весь салон. Кошелька нет. Нет кошелька. Тут звонит папа. Говорит пошарить под сидением. Так и есть-кошелек, сука, спрятался между передним сидением и ручкой, с помощью которой это сидение отодвигается назад. Хватаю его. Обратно просто лечу по воздуху. Была бы без одежды, сошла бы вполне себе за Маргариту.
В полёте начинаю очень отчетливо ощущать, что то, что у Масяни никак не начиналось, у меня началось. Вот прям сейчас, резко и по полной программе. Долетаю до папы, когда поезд уже медленно начинает отходить. Вручаю кошелек. Чмокаю в щеку и впихиваю в движущийся вагон. Всё! Наконец всё! Я очень хочу домой. В душ, таблеточку обезболивающего и в теплую постельку под сопение спящего ребенка. Однако парковка не отпускает. Посмотрела на талончик, потом на часы, потом снова на талончик. Пока летала над Павелецким, десять минут благополучно прошли. Нужно было оплатить.
Вышла, плетусь к паркомату. Он, милейшее существо, карточки не принимал. Только наличные. Плетусь к банкомату в вокзале, снимаю триста пятьдесят рублей. Плетусь к машине. На меня смотрят водители всех машин, которые из-за меня не могут выехать с парковки. Да, они хотят меня разорвать. С гордым видом оплачиваю парковку и уезжаю не оборачиваясь, просто потому что очень страшно.
Машина предательски сообщает, что кончается бензин. По километрам до Измайлово не хватит. Ищу заправку. Повезло найти ту, на которой заправлялись передо мной сразу три полицейские машины. И всему патрулю приспичило похрустеть. И вот стою я, стою, а толстопузые блюстители закона все никак не могут выбрать, орешки они хотят, чипсы или печеньки. А мне по ряду причин, по очень длинному ряду причин очень хочется домой.
Выбрали. Заправилась. Выехала уже в сторону дома. И вот, еду я по Преображенской набережной ночью в июне. Начинает моросить дождь. Еду, тихо, мирно, потому что быстро и воинственно сил уже нет. Истекаю кровью как солдат, уползающий с поля боя. Еду и любуюсь городом. Дорога пустая. Дворники скрепят по стеклу.
Вдруг справа со мной поравнялся парень на мопеде. Грязный какой-то такой парень, в старых рваных джинсах, грязной вытянутой серой футболке и в сланцах на босу ногу. И мопед у него весь раздолбанный какой-то, пыльный. И самое подозрительное, что он как-то странно вилял из стороны в сторону. Прибавляю скорость. Мопед меня догоняет. И все норовит прижаться. Тут мне уже не до красот ночной Москвы. Перестраиваюсь от греха подальше на левую полосу, а парень на мопеде набирает скорость и через некоторое время исчезает у меня из поля зрения. Ну и славненько, думаю.
И тут, выезжая из поворота вижу, как он на сумасшедшей скорости летит прямиком справа в ограждение. На автомате ору ему «Стой!», но дальше вижу, как на фоне синего неба взрывается фейерверк золотых искр и в воздух в абсолютно противоположных направлениях летят парень, мопед и отделочная плитка с ограждения.
Останавливаюсь на аварийке метров через сто после места падения мопедиста. Выскакиваю. Дальше все как во сне. Мопед-на куски, валяется в километре от хозяина. А парень лежит в совершенно неестественной позе с разбросанными в стороны руками и ногами в громадной луже темной крови. И не шевелится. Только глаза открыты и зрачки беспорядочно двигаются. Вызываю скорую. Тут начинают останавливаться другие машины. Из них выходят люди. Потом мотоциклисты подъезжают. Все звонят в скорую. Каждый считает своим долгом сделать это, даже если он уже сотый по счету. А я стою над парнем в ступоре.
Сверху, на дорогу, увидев аварию, спустилась компания пьяных молодых людей. Очень пьяных. И двое из них орут: «Держись, пацан! Держись! Мы тебя вытащим!», а третий скачет на нем верхом, пытаясь сделать ему непрямой массаж сердца. Точнее сделать что-то, что он считал непрямым массажем сердца. Я оттаскивала его, но он так крепко вцепился в пострадавшего, что тащил его за собой. Я орала на него, я материлась, я умоляла окружающих оттащить этих сумасшедших от парня, у которого к тому времени пошла кровь изо рта, носа и ушей. Но меня словно никто не слышал. Пьянь продолжала «спасать» умирающего. Окружающие продолжали стоять и вызывать скорую. Я опустив руки, облокотилась на бетонное ограждение. Время шло. Из парня продолжали выдавливать остатки жизни и надежд на спасение, скорая все не ехала. Я молча пошла к машине. Села и уехала.
Домой я вползла. Меня тошнило, все болело. Хотелось плакать. Судя по тишине, ребенок мирно спал, а недомуж курил на балконе. Я вышла к нему и стала рассказывать про несчастный случай. Мне нужно было это кому-то рассказать.
- Ой, котёночек, как же хорошо, что меня с тобой там не было. Я бы такого зрелища не перенес,- сказал он, когда я закончила. И чмокнув перегаром в лоб, удалился спать. Я затушила сигарету и пошла в душ.
Утром на форуме мотоциклистов Москвы я прочла, что скорая ехала почти час. Врачи сказали, что скорее всего у парня перелом основания черепа и возможно перелом позвоночника.