Комок под ногами 2

Валерий Иванович Лебедев
или Плеск вечного желания

Я тоже хочу, пишет читатель, который, очередной, что-то ему грезится, не столь важно.
Где он хочет, далеко от столицы, мог бы сказать тот читатель, расстояние? Понятно, не географическое, социальное. Социальное дно. Но если есть дно, есть поверхность вод, водная гладь, неважно, речная, морская, столичная. Должно быть что-то, отдаленное от дна. Дна без сияющей под солнцем глади, там, наверху, нет. Сияющей солнечной глади без дна, там, внизу, нет.

1.
Я — плод для...
Падаю на дно, продолжает читатель, и? Вхожу. В будущее. Такое интересное падение. Можно ли, падая, войти в будущее. Обычно, падение — возможность остаться в настоящем. Навсегда. Близкое будущее? Тогда, наверное, возможно. Споткнуться бы. Не успеешь упасть. Упасть бы. На берегу. Не успеешь утонуть.
Ожидание будущего порождает будущее.
Ожидание скорого будущего? Как скорый поезд, я о будущем, пролетит мимо. Дно, то, что оставляет в настоящем, избавляя от бремени будущего. Не составляет настоящее, как прочие материальные и социальные феномены. Оставляет в настоящем. Быть тебе! Потому что дно — образ жизни?

Если село, образ жизни. Если город, образ жизни. Если театр, кино, спорт, желающий продолжить может продолжать, все это образ жизни. Почему дно не может претендовать на образ жизни. Всякий образ жизни — настоящее. Не только. И будущее. Театр стоит двести лет, что ему помешает простоять еще двести. Город раздвигает свои пределы те же двести лет, намерен продолжать свое движение еще двести.
Если предположить?
Раздвигая свои пределы, город раздвигает дно, расширяет его пространство. Театр? То же самое, шагая в будущее, тянет туда и дно. У нас есть будущее, кто не был в своем будущем. Жди. Скоро буду. Или, повторю слова барда, хочу и буду. Эти слова о своем будущем. Светлое будущее, вот что ждет нас, и мы шагали. Дружно. Сомкнутыми рядами. Как еще шагать в будущее. Но если есть будущее, должно быть настоящее. То настоящее, которое не будет будущим, не сможет? Не желает становиться будущим. Что здесь такого, любое существование стремится быть самим собой, только собой. И будущее здесь, всегда и всего лишь продолжение. Неизменное. Есть такое продолжение, желающее быть бесконечным. Желающее одно, повторяться. Бесконечно. Сбывшаяся бесконечность? Где-то за горизонтом. А настоящее тем и сильно, что оно есть, здесь, чаще забившееся, иногда сбившееся, изредка забывшееся, но всегда сбывшееся.

Куда ближе, я никогда не предполагал, я готовил себя.
На деле? Сколько их, готовящих себя, к роли школьного директора, тренера, заведующего столовой, укротителя, жалкие единицы. Особо выделил бы тех, кто готовится стать учителем, да еще в самой обычной школе. Обычная? Средняя школа. Образование, с которого начинается дальнейшее движение к горизонту. За горизонт? Есть школа. Должен быть учитель. Есть учитель. Должен быть ученик. Есть ученик. Можно помахать ему. Не поманить. Только помахать. На прощание. Там, за горизонтом, разумеется, найдется место. И даже для неблагодарного ученика. Чаще место в общем строю. Иногда почетное место. В первом ряду. Как ни грустно, до сих пор мы не научились обходиться без общего строя. Был бы строй. А командир найдется. Вот это, столь исключительное внимание к общему строю, неужели это потребность. Не способ войти в будущее, только потребность. Которая не есть будущее. Просто есть. Быть в строю. Сейчас. Через двести лет. Всегда. Это уже настоящее. Которое становится бесконечным. Можно ли представить пожилого джентльмена, который говорит, не то себе, не то случайному попутчику, что он может говорить? Я вышел из строя, и строй скрылся где-то вдали. Не догнал. Уточняет. Да и желания догонять не было. Я хотел найти другой строй, но такого строя не нашлось. Уточняет еще раз. Слишком похожие попадались, наверно, это один строй.
И я навсегда остался, где?
В самом деле, где можно остаться. Чтобы остаться, хоть где-то, нужно то, что называется миром. Среда, место, связи, потребности. Живи. А если мир не один. Если этих миров сразу три. Было бы больше, скажем, пять миров? Чтобы заблудиться, хватит трех. Три мира, зачем? Их хватит, чтобы в каждом из миров возник хаос. Какая-то сумятица, бардак, бессмыслица. И в потоке бессмысленности? Кто-то пожелает внести в этот поток нечто осмысленное. Куда? В самом деле, неразумное бесконечно, не вносить же в в него бесконечный разум. Но разве разум не может быть бесконечным? Всякий раз, он будет ограниченным, зачем? Чтобы преодолевать свою ограниченность. Разум, то, что преодолевает. Как же он будет ограниченным, если преодолевает. Преодолеть все невозможно. Не в этом ли счастье разума. Того, кто обладает разумом. Носителя разума. Тот, кто надеется преодолеть свою ограниченность. Не в этом ли несчастье носителя разума.
Неуправляемость для 30-летних, не слишком ли рано.
Кажется, я занизил планку. Нашлись такие, понятно, было таких не слишком много, неуправляемость показалась на их физиономиях где-то годам так к пятнадцати, чуть раньше, чуть позже. Неуправляемость, имя твое, беспечное будущее? Скорее, наоборот, беспечное будущее, имя твое, и так далее.

2.
Я — плот для...
Шесть деток. Шесть веток. Шесть клеток. Еще раз. Сияющая гладь и темное дно. Неразлучны. Если представить. Гладь есть, дна нет, возможно ли такое, наверно, только в одном случае, в случае бездны. Гладь над бездной, на то и гладь, всегда должна быть над чем-то. Над бездной, возможна ли жизнь над бездной. Человек из? Откуда он может быть, допустим, из почтенной, очень влиятельной семьи. И вот этот человек оказался в обычном мире. Из своего мира, перебрался в мир обычных людей, решил быть в мире обычности. 

Идет, и ничего. И чуть ли не поет. В руке, рукой трясет. Сегодня мой пойдет, куда? Рукой махнет, туда. И первый встречный сразу все поймет, и головой кивнет, пойдет.
А почему бы не пойти.
Обычные люди в обычном мире, устраиваются, сталкиваются с проблемами, решают или не решают. Одним словом, живут. Одни. Другие.  Одни перешагивают через других. Другие терпят, когда шагают через них. Все как обычно. Именно так и должно быть? О ком-то, точнее об одной, ныне забытой женщине, говорили, неуправляемая, характер такой. Такая натура. И ничего с ней не поделаешь. Достаточно иметь неуправляемый характер, чтобы быть неуправляемой? Или все же, имела возможность быть не-управляемой. Есть возможность, почему бы не быть. Неуправляемость плывет к ней, тычется в руки, зовет. И она откликается. Ты можешь, я могу. Будь, буду. И стала. Несколько простых шагов, их осознать каждому.
Ты можешь, будь, стала.
Ты можешь быть управляемой. Могу, не могу, толика сомнений, голос сверху, будь. Насчет голоса сверху, я несколько поспешил. Быть? Буду. Послушной? Никогда. А если слушаться только себя, слышать только свой голос. Чуть иначе, вознести себя выше всех. Тогда и голос сверху будет хорошо знаком. За этим? Довольно обычная ситуация, не-подчинение миру. Тому миру, в котором приходится быть. Наверно, это вдохновляет. Быть в мире. И не подчиняться этому миру. Знать, что мир примет, согласится с этим фактом неподчинения. С фактом? На мой взгляд, здесь просто факт. Никакого вызова нет, не было, видимо, не могло быть. Будь самим собой, чего проще, открывай, наливай, поехали. Быть. До того, как налили. В то время, как пили. После того, как выпили. Опять несколько простых шагов. Неужели и здесь сплошь простые шаги, перейти из одного мира в другой. Для того, кто не-управляем, это одни и те же шаги.
Можешь. Будь. Стал.
До. Во время. После.
Зачем нужны простые шаги, да еще в таком невеликом числе, чтобы длить их до бесконечности. Войти в ритм. Настроиться. Увлечься. Далее несет ритм. Каких-то особых усилий не требуется. Не значит ли это, что ритм дан нам где-то во вне, вне нас. Как-то ухватиться, войти. Силы только на то, чтобы войти. Далее силы дает тот ритм, в который удалось войти.

Середина, она есть везде, где есть границы, рамки, пределы.
Говоря проще, края.
Есть края, должна быть середина, а где еще могут сойтись края, ближе к середине. На одном краю, да так, чтоб остался один край, это не схождение, а поглощение. Один край поглощает другой. И остается один край. Никакой середины. Не об этом ли мечтали наши предки.
Есть нечто хорошее, даже прекрасное, само по себе? В людях. Потому, что все они — люди. Хорошее, замечательное, по-настоящему человеческое. А прочее, оно-то откуда берется, в этом вина строя, того общества, которое возвышает одних, опускает других. Дух, который стремится к полному воплощению. Есть только верх. Есть только низ. И ничего более. Никакой середины. Вот и оставить, что? Все то хорошее, что есть в людях. И удалить все то плохое, что есть в обществе, в том строе, который царствует. Там, где нет середины. Возвращаясь к жизни тех, кто был приписан к благородному сословию, жизнь без середины, это? Честь — Бесчестье. Все содержание человека, если угодно, его внутренний мир, сведен к двум вещам, к двум понятиям. К двум краям. Есть только эти два края. И кроме них ничего. 60-е прошли, середина века миновала, много ли надо. Ушло благородное сословие, ушло понятие чести? Под крики, под вздохи. Место свободно. На первом плане? На виду, возможно так, молотки, гвозди. Говоря иначе, люди с квадратными лицами, живущие без белых рубашек. Те самые простые люди, от станка, от плуга. Что говорят простые, себе. Они, лица высшего сословия, не знали, что мы, простые люди, соль этого мира. Соль, где ей быть, на дне, конечно. Как всякую соль, и эту можно перевести в раствор. За нами? Будущее мира. Была бы? естественно, партия. За ними. Над ними. И то же самое деление. Неужели очередное, которое там счету, отрицание.
Или партия. Или не-партия.
Или с нами. Или против нас. Другого не дано. Желающие, выходи. Не то выведем. Понятно, выводили.

Есть прошлое. Есть мы, все мы. Оно может исчезнуть. Что ждет всех нас? Всегда находится человек, который не позволяет прошлому исчезнуть. Я не говорю, какому прошлому он не позволит исчезнуть. Найдется. Не позволит. Возможно, найдется другой, вернет совсем иное прошлое. Не дайте ему исчезнуть. А что не может исчезнуть, даже если исчезнет все прошлое. Состояние. Сущность. Нечто вроде абсолютного нуля. Первое условие. Должно быть, время. Нас нет вне времени. И не будет. Будет время. Будет наше время. Будем мы. В нашем бытии виновато время, пусть даже мы называем его нашим временем. Только время? В подлые времена. В лучшие времена. Есть неизменное. Наверно, это то, что называют природой человека. Человеческая природа, нам дана, кем? Нашим прошлым. Или нашим будущим. Природа, то, что не следует за временем. Какое бы ни было время, природа остается неизменной. Откуда же тогда столь резко отличные, не совместимые поступки, дела, убеждения, люди. Из поступков, дел, убеждений складываются? Люди. Или все рождается из людей, в них уже скрыты, живут все поступки, дела, убеждения. И тогда? Что не может жить в людях, их счастье, несчастье. Их свет, их тьма. То, что есть внешнее. Такая возможность, стать несущим свет. Или?

Необязательное дополнение 

Обычное суждение. Обычное? На каждом углу, если под углом понимать некоторое количество страниц, напоминается, в природе человека — множество составляющих. В природе человека? Многое. Называются. Перечисляются. Зависть. Алчность. Ненависть. Великодушие. Сочувствие. Соучастие. Личное. Общее. Лицо. Маска. Глаза. Глазки. Клыки. Пятки. Крылья. Плетки. Родимые пятна. Выходим. Выспрашиваем. Остановлюсь. Не перечислить. Если немного сжать. Добро. Зло. Красота. Уродство. И приговор, злых больше. Считается. Особое доказательство не требуется. На мой взгляд. В природе человека — только две составляющие, только две, и ничего более, если коротко, и потому образно,
Земля и Небо.
Этого достаточно, для чего? Для построения вертикали. Для человеческого существования.

После написанного/1

Выходит. Получается. Придется. Кому-то быть на земле. Кому-то на небе. Не совсем так. Откуда расти. Куда расти. Вырасти. Большего и не требуется. Не только человеку. Жизни вообще. И здесь? Как раз то условие, или обстоятельство, можно сказать и так. Условие, которое можно использовать. Кто-то решает встать между Небом и Землей. Не для себя. Для других. Очередной искатель устремляется. К Небу? Слышится голос, на пути буду я. На твоем пути к Небу буду стоять я, и никто другой.  Обойти, понятно. Придется попотеть, потерпеть. Насчет голоса? Слова будут.
И кто-то решается, слышите, Небо — это я. И кто-то соглашается.
Лица небожителей, иногда они спускаются к своим почитателям, и это лица? Скорее, лики. Не отсюда ли, ликование.

После написанного/2
Писать стихи, на заборах, и где? В Сибири.
Выходит, заборы были и там, в Сибири, и этим Сибирь не отличалась от прочей России. Или? Забор в Сибири, уже не обычный забор. Его не найти в той, постной России. Возможно, именно такие мысли посещали известного бунтаря, постепенно терявшего бунтарские наклонности. Лопату в руки, и греби, черпай. И что теперь грести, и что черпать, пустоту. Надоело. Так можно и самому стать пустым. Чем отличается пустота, от луж, от заборов, от вышек и прочих заполнителей пустоты, возможно, ее невозможно вычерпать. На этом фоне, вертикаль. Совершенно голая, обнаженная, оставленная, брошенная, какая еще, пустая?
Пусто, да ведь это шанс!


Комок под ногами/2.1.
или Некоторые замечания к выше-замеченному, несказанному, отложенному

Счастье. Несчастье. Сбудется. Не сбудется. Внешнее. Вне человека. Как всякое внешнее, пройдет мимо. Не задержится. А где же человек. Ему надо такое внешнее, которое человек мог бы сделать внутренним, надо же стремиться. И несчастье? Бывает. Где же тогда свобода, тоже вне? Как ни грустно, свобода вне природы человека. Может быть связана, я о нашей природе, со свободой, с несвободой. Такое это отвлеченное понятие.

Человек скособоченный, из тех, кто стоит, пытается стоять, удержаться.
Человек озабоченный, чем? Собой, конечно. Всё вместе. Человек на обочине, если есть обочина, кому-то придется там быть, находиться, а и вовсе, остаться там на постоянной основе. Почему бы не сказать проще, навсегда. Не нравится это слово, навсегда. Кому же хочется провести жизнь на обочине. Как тот, некогда знаменитый, ныне редко поминаемый, маленький человек в большом городе. Знаменитый? Образ, конечно. Сам-то человечек слишком неприметен, чтобы в знаменитостях ходить. И снова, тот же сюжет. Если есть большой город, должен быть маленький человек. Не могут все, быть большими в большом городе. Большой город, без малых фигурок, невозможен. А малая фигурка без большого города, сколько угодно. Потому тянется в большой город, на улицах которого бродят фигурки. Для чего городу эти малые фигурки, рассчитано на много лет. Большой город, чтоб выжить, стать еще больше. Еще больше малых фигурок, пусть едут. И в городе им придется быть такими малыми много лет, если не всю жизнь. Это и требуется большому городу. Когда малые бегут? Верно, когда из малого города бегут малые, город кончается, идет к своему концу.
Малые, хоть города, хоть люди, быть вам малыми, тогда немногие могут быть большими.
Большие, быть вам, а иначе куда податься малым. Помогите малым оставаться малыми. 

В античности не было понятия, точнее идеи индивидуальности, может античность просто не нуждалась в таком понятии. Даже в не понятии, в таком длинном слове. Слово. Время. Одно долгое время должно смениться другим долгим временем. На смену одним людям должны прийти другие столь же многочисленные люди. Смена ждет. Смена идет.
Уверенный в себе работник, принизить, человек.
Умеренный в себе работник, подменить, в усилиях, в труде.
Два работника. И там, где должен быть один. В жизни всегда есть место, чему? О каком месте говорил известный пролетарский писатель уточнять не требуется. Желающих на то место, в обычное время немного. В это время? Всегда есть место начальнику, работнику, долгу. Мы рождены, была такая расхожая мудрость, чтоб сказку сделать былью. Последнее слово, можно заменить крыльями. Тогда, чем заменить сказку: мы рождены, чтоб … крылья обрести. Самое простое, мы рождены, чтоб в мире. Крылья позволят взлететь над миром? Справедливость, основа. Далее, общество справедливости. На крыльях справедливости, какой будет зрелищный взлет. Куда там орлам. На мой взгляд, разумеется, пристрастный, мы рождены, чтоб сбойку в мир нести. Под сбойкой? Одно долгое время. Другое долгое время. Между ними. Что-то должно быть. Два разных времени, чем их можно связать, только действием. Крылья, возможность такого действия.
Еще бы огонек.
И с огоньком в глазах, куда? Вперед, конечно. Далее некоторые постижения, как результат могучего движения. Койка. Кройка. Дойка. Двойка. Мойка. Помойка. Крылья на?.. Куда-то их надо будет сложить. И где мы оказываемся в итоге, хорошо если в забвении, забудьте наши отдельные лица. Вот вам наше общее лицо. С его не-общим выражением.

Под ногами, твердь, прекрасно, а что над головой? Сначала выпрямиться, встать. Вернее, встать, и тогда можно выпрямляться. Голова вверху, ноги внизу.
Личная вертикаль.
Куда ее продолжить. А нужно ли. Вниз. Вверх. Кому же тогда растекаться слезной лужей, как говаривал поэт. Над головой. Неужели чистое небо, задрал голову и смотри, сколько душе угодно, сколько влезет. Пока не насмотришься. Да, пока. А нельзя ли смотреть так, чтобы не насмотреться? Но человеку всегда нужен результат. А тут, смотреть, не насмотреться, и что? Не в этом ли результат. Смотреть так, или туда, где насмотреться нельзя, невозможно.

Пред? Предмет. Предрасположенность. К чему? К иллюзии. Предтеча.
Так они и появляются. Самая большая иллюзия, или самая распространенная? Иллюзия перехода. Начало века, конечно, прошлого. Середина века, того же прошлого. Конец века, выйти бы из него. Одна иллюзия перехода — за другой. Конституционная монархия. К коммунизму. К социализму. К социализму с человеческим лицом. К социальному государству. Можно немного сократить.
Из недоразвитого общества — в общество развитого социализма.
Из развитого социализма — в развитой капитализм. Продолжай, коль душа просит продолжения.
… 
На чем же задержаться?
Если есть маленькие люди, в больших количествах, должен быть большой котел.