(Часть третья Легенды о Чугайстере)
Carpe diem.
Осенний день к стенам Эфира
Я вновь спешу, не в силах я,
Отдать тебя на поругание
Моя несчастная страна.
Ты двадцать лет в подземном царстве
Смердишь и молишь об одном,
Чтоб снизошел к тебе Геракл
И вычистил твое дерьмо.
Но Авгий, знает свое дело,
Внушил элейцам страх о том,
Что он разбудит Санторина
Если низвергнут те его.
Словно Арахна паутиной
Увил мздоимцами страну,
В ней процветает казнокрадство,
Abusus власти, лживый суд,
Но Эос-форос уже в зените
И наш народ не Фаэтон,
Пускай мы долго запрягаем-
Первыми входим в Марафон.
Пока подводят катапульты,
Раздают дротики и луки,
Пока не грянул - «Аллале»
Байку дорасскажу тебе.
Обжинки, пашня опустела
Ночи длинней и холодней,
Однажды странник сребровласый
Под вечер постучался в дверь.
Он был нездешний, молчаливый,
Ветошью был на нем наряд,
Сковывающий душу силой
Пылал его тяжелый взгляд.
Борозды морщин, усталые движенья
Мозолистых костлявых рук,
-Куда путь держите?- спросил я,
С опаской глянув на него.
-Я проклят,- молвил он,- скитаться,
И протянув руки к огню продолжил:
-Жизнью чужой не погнушался,
Перешагнул родную кровь.
Чрез час он встал, кивнул и вышел в сени;
Скрипнул порог, заныла дверь, я выглянул в окно.
Он тихо шел, а осенявшие дорогу ели
В дремучих лапах прятали его.
В ту ночь мне долго не спалось,
Меня все мучили видения
Свист ветра, мыши шепот, тени,
Ползли уныло по стеклу.
Неразрешимые вопросы
Все не давали глаз сомкнуть,
В чем был повинен путник странный?
Куда в ночи он держит путь?
И вдруг все стихло,
Лишь дыханье свое услышал я во тьме
Из мрака, над моим пологом,
Незримый глас воззвал ко мне.
-Если ты хочешь знать секреты,
Тогда осмелься как-нибудь,
Забыв про страхи и запреты
В бездну души чужой взглянуть.
Нет тайн сакральных на земле
Здесь почти все доступно мне,
Кистью достойной Киприды
Я сотворю тебе картины.
Хрустит снежок под каблуками,
Зарей зарделся небосвод,
Руками щеки растирая
Две бабы к утренней идут.
Проходят молча возле дома,
В котором некогда они
С гостеприимною четою,
Справляли праздничные дни.
«Ну как она?» - одна спросила
От окон оторвав свой взгляд,
Небрежно с рукавиц стряхнула
Посеребренный их наряд.
-С тех пор как маленький исчез,
Весь день только ревет да воет,
А ночью по деревне бродит
Одна со свечкою в руке.
«А что же муж?» - почти шепча
И вздрогнув от порыва ветра,
Продолжила наша наседка
Немного ускоряя шаг.
-Уж третий год его не видно,
С концами видимо исчез,
Но говорят, «Не лгут?» - Не знаю,
Что с горя он подался в лес.
Кого ты любишь мой читатель,
Дега иль позднего Верне,
Или возможно Вася Ложкин
Более по сердцу тебе.
Мой провожатый странный малый
И на уме его одно,
Как сказочник из Кенигсберга
Предпочитает он Калло.
Вздохнула медная доска,
Офортная по ней бежит игла,
Средневековые костелы, портреты, реки, города,
Выходят из-под рук гравера – мага травленого штриха.
Брусчаткой вымощенный город,
На ярмарку спешит народ,
А это кто с челом понурым
Среди возов с мукой бредет.
-Иван,- воскликнет мой читатель
И хлопнет меня по плечу.
-Давай, скорей вещай писатель,
Все непременно знать хочу.
От родины Лернейской гидры
До Геркулесовых столбов,
Страдая от жары и пыли
Стоптал три пары он сапог.
У стен изборского захаба
Ночами грелся у костра,
В промозглый день, в глуши Кордовы,
Бога молил у голубца.
К провидцу, в славный Браунау,
Вчера он прибыл, чтоб узнать,
Где мертвого или живого
Он сможет сына отыскать.
В с виду невзрачную лачугу
На берегу цветущей Инн,
К слуге Гермеса Трисмегиста
Вошел он думами томим.
Ни «Кельтский крест», ни хитрый «Компас»
Не ведал старый шарлатан,
Что бы узреть кверента fatum
Раскладывал «Старший аркан».
Двадцать две карты стасовали,
Ловко две дряблые руки,
Словно кудель жизнь встрепенулась
В веретене у Ананке.
Когда в воскресный день в Опочке
Я собирался на базар,
Мне бабушка наказ давала:
-Держись подальше от цыган.
Не забывай как тан гламисский,
Гекатой ввергнут был во прах,
Что думал Крез – кесарь Лидийский
О предсказании в Дельфах.
Ретивее коня Руслана
Из дома выскочил Иван,
Три карты на столе остались:
The hermit, tower, up-down sun.
Взметнулась белая табличка,
В автобус тащат, О-Т-П-У-С-К-А-Й,
«Орки», на сине-белой бричке
Перекрывают правый край.
Гурьбой несутся «Марсиане»,
Позор, втроем на одного,
No pasaran!
A друга Ваню, пока оставим одного.
Есть прелесть в завывание бури
И свисте грозного клинка,
В затишье перед штормом в море
И рыке молодого льва.