На даче я не была года два.
Дома шёл ремонт.
Потом готовила книгу к печати…Потом…Потом…
Но самой главной причиной была служба сына в армии, и я боялась отойти от телефона. В начале лета ездила на Кубу с писательской делегацией. Но Куба – это Куба: бананы—обезьяны. И зелёный попугай. Но это, кажется, из песни про Африку.
Эх, Куба! Райская природа, море фруктов, белый песок и ласковый бирюзовый океан.
Но моё любимое Таганьково – это моё всё! Как Пушкин в русской поэзии. Короче, устала я. Поваляться хочется на травке у куста смородины. И тут вдруг возник просвет во всей этой круговерти, и я вырвалась, отложив на «потом» мелкие дела. Да и сын, вернувшийся из армии, намекнул:
— Мам, поезжай, пожалуйста, на дачу, я хочу ребят своих собрать. Два года не виделись. Даже машину мне так отладил, будто это болид Формулы 1.
Я свернула с шоссе к своему дому. Ворота в сад были плотно увиты диким плющом, и высокие столбики Иван—чая, словно воины, охраняли мои ворота. Как только я попробовала вырвать пару этих воинов—добровольцев, целый рой пчёлок и мушек поднялся к небу.
— Звиняйте, дорогие, — сказала я пчёлкам и открыла ворота, содрав с них сетку плюща.
Да, за два года мой участок превратился разве что не в джунгли. Поверх этих зарослей возвышались кусты сирени, а меж травы попадались яркие пятна пионов.
До загара было далеко. Как первопроходец, оставляя след в амазонской сельве, я потихоньку подъехала к гаражу. Соседний участок обрёл нового хозяина и был обнесён красивым забором. На месте старого покосившегося щитового домика возвышался резной терем, из которого раздавались звуки пилы и молотка. Ветерок смешивал запах моего разнотравья с запахом свежей краски. Закрывая ворота в сад, я заметила, что мой заборчик, увы, немного покосился.
Раздумывая, с чего начать, я присела на ступени террасы и вспомнила рассказ одной своей подруги.
Прошлой весной драгоценная моя подруга, начитавшись в глянцевых журналах советов о том, что «надо подвязать забор шёлковой ленточкой с бантиком».
И тогда...
Ежели собственного мужика в доме нет, то все окрестные сбегутся чинить забор. Женщина она была одинокая, вот с началом дачного сезона она и решила этот способ опробовать. Так сказать, от теории перейти к практике.
Она долго пыхтела и сопела, прежде чем ей удалось приладить шикарный сиреневый бант, снятый с бонбоньерки шоколадных конфет. Для крепости она ещё в одном месте связала заборчик леской, содранной с удочки своего племянника.
Потом, изобразив из себя этакую томную пейзанку в кокетливой соломенной шляпке, взялась пропалывать цветы на клумбе. Не забывая при этом время от времени утирать пот со лба и хвататься за поясницу. Я иногда думаю, что в Щуку бы её приняли вне конкурса, но она зачем—то выучилась на инженера—технолога летательных аппаратов.
Да—а—а… Даже душа лучшей подруги субстанция загадочная и, временами, не укладывающаяся в законы логики.
Прошёл час, другой… Подруга моя села на перевёрнутое ведро и вздохнула. Но тут действительно появился мужчина и даже попробовал шаркнуть ножкой, насколько это позволяет сделать крапива, растущая вдоль покосившегося забора. На призыв «Папочка!», долетевший из глубины соседского сада, мужчина попытался кокетливо подмигнуть моей подруге и крикнул куда—то в глубину своего сада: «Сейчас, мамочка»!
Дальнейшие события развивались молниеносно... Не услышав ответа мужа, как из—под земли явилось нечто. Это была крупногабаритная дама лет сорока, ну, хотя бы на вид. С «мечом и оралом» в руках.
Меч был старой тупой мотыгой.
Орало — замученное материнскими запретами четырёхлетнее чадо.
Отодвинув с дороги «папочку» и опустив «орало» прямо в крапиву у забора, монстр по имени «мамочка» принял стойку алкоголика Феди из фильма «Операции Ы» и решил напасть первым. Очевидно, уроки марксизма—ленинизма, на которых нас учили, что лучшая защита — это нападение, не давали покоя перегретой на солнце голове. Все книксены моей подруги и желание познакомиться с соседкой разъярили монстра ещё больше...
В сторону нового Ниссана полетел меч и был брошен клич – «Гони буржуинов!» До драки дело не дошло.
О! Счастливое стечение обстоятельств. По улице в это время проезжала машина, как сказали бы раньше, с халтурщиками. «Халтурщики» оказались группой аспирантов на каникулах, зарабатывающих деньги для своих жён с малолетними детьми.
Открытый кузов машины был доверху плотно забит готовыми секциями для забора. Моя подруга не растерялась и наняла новоявленных бизнесменов. Они отогнали монстра, (мужчинка ретировался сам ещё только при их появлении), обнесли весь участок плотной стеной, высотой в два метра, и сразу же покрасили новорожденный забор. От пива отказались, в такую жару не пьют даже пива — дело превыше всего.
Я вытащила новомодную косилку, подаренную сыном с первой зарплаты после армии. Машина — зверь! Работая этой машиной, я ощущала себя Шумахером. Ну, хотя бы младшим.
Под воспоминания о приключениях моей подруги, через полчаса я превратила свой участок в площадку для гольфа. Как в лучших клубах! Пионы благоухали. Явно обрисовались кусты смородины и сирени. Мне надо было только выбрать, под которым из них мне пристроиться с журналом и банкой пива. Но я решила закончить все работы, чтобы лёжа на травке с вышеозначенной банкой в руках с умилением наслаждаться плодами своих трудов.
Но быстро, как известно, только сказка сказывается. Обойдя свой сад, поняла, что одним покосом дело не закончится. На участке моём много сливовых деревьев. Светлая память моей бабушке, потому что саженцы таких сортов теперь вряд ли где можно купить. Деревья эти разрослись так, что стали мешать друг другу. Пришла пора их прорезать. Можно, конечно бы, было попросить об этом сына, но сегодня садовником была я.
Достав из гаража весь необходимый инструмент и вспоминая папины уроки садоводства, я принялась за работу.
Сразу выделила дерево, которое стало подгнивать примерно посредине. Почему уж именно там, не знаю. Мичуринцем никогда не была. Вся трудность с изъятием больного дерева заключалась в том, что оно находилось достаточно близко от других хороших деревьев и дорогих моему сердцу сортовых пионов вокруг садового столика, за которым мы пили чай.
Я присела, чтобы передохнуть и спланировать дальнейшие свои действия. Надо же было как—то помочь заболевшему дереву. Я всё просчитала и приступила к делу. Спилив боковые ветки, я довольно быстро избавилась от верхушки. Остался самый громоздкий больной кусок ствола. Чуть ниже его дерево, не желая погибать, дало молодую здоровую ветку. Мне надо было исхитриться, дёргая за привязанную к дереву верёвку, потому что упасть этот больной отпиленный кусок должен был точно по рассчитанной траектории, чтобы не повредить цветущие пионы.
Да, это по жизни я – писатель женских душещипательных романов. Но не зря же по первому образованию я — инженер. Я решительно поставила стремянку у больного дерева. А на скамеечке напротив калитки моего сада ещё на звук косилки стали кучковаться местные пейзане, мужья неких «мамочек», закатывающих для них в это время по второй сотне банок с разной зимней закуской. Мужчины за забором восхищались мною. Но на мои кокетливые ужимки и намёки на то, что можно было бы помочь слабой женщине, они как—то сразу исчезли, словно вода на пляжном песке.
Но скоро снова материализовались за кустами у дома напротив. Но уже с пивом. Когда же я, подпилив больной кусок ствола с нужной стороны, закинула на него верёвку, то решила ещё раз взглянуть, верны ли мои расчёты. Бросив пилу на подстриженный газон, я стала спускаться с лестницы. Кто—то осторожно поддержал меня за локоть. Я вздрогнула от неожиданности. Но упасть мне не дали. Обернувшись, я увидела незнакомого мужчину.
Это был новый владелец соседнего участка. Максим. Макс. Так он представился. Художник и поэт.
Он попросил меня отойти в сторону от подпиленного дерева. Прищурив один глаз, резким движением дёрнул привязанную к больному стволу верёвку, и уложил его точно до сантиметра между цветами и столиком. Наблюдатели за забором исчезли. Макс распилил больную часть на чурбачки и сложил их в кучку. И предложил продолжить знакомство вечером, за шашлыками. Погода располагала. Моё семейное положение — тоже.
Слава Богу, я не отношусь к тем оголтелым феминисткам, которые кричат на каждом углу, что им не надо подавать пальто. Им просто его никто не подаёт, вот они и кричат, как грачи весной на пашне.
К моменту знакомства с Максом я достаточно давно находилась в свободном полёте.
Для тех, кто в танке, повторяю.
Женщина не может быть одинокой.
Женщина может быть замужем или быть свободной. Пора бы это усвоить.
Одинокой бывает только рябина, которая всё никак не может к дубу перебраться. Но это уже совсем из другой песни.
Облившись нагревшейся водой из ведра, я умиротворённо залегла под кустом с новым журналом. Минут через двадцать передо мной нарисовался один из соседей с просьбой отдать ему спиленные чурбачки для бани. Мой ответ был незатейлив и прост, как всё гениальное.
— Гуляй, Вася...
Тёплым вечером, под бархатно—синим бездонным июльским небом, где звёзды кажутся с кулак, и не хватает желаний, чтобы загадывать на каждую упавшую звёздочку, мы сидели у костра.
Шашлык давно уже был съеден. А наши с Максом лица загадочно освещали тлеющие угольки в мангале. Мне было тепло и уютно рядом с этим человеком, словно, мы были знакомы всю жизнь.
Следующий дачный сезон я встречала в достроенном теремке рядом со своей дачей. Макс, сидя в беседке, рисовал свои картины. Я покачивалась на качелях с очередным журналом в руках. Мой участок был обнесён, новым красивым забором, из—за которого доносился детский плач, — это мой сын никак не мог убаюкать своего первенца, пока его жена готовила обед.
И скажу Вам точно, что шёлковые бантики смотрятся лучше на соломенной шляпке!
2007 (С)