1.
Ах, как же легко любить людей фейковых, иллюзорных, из интернета!
И как почти невозможно тех, кто рядом, бок о бок.
Так размышлял я, покачиваясь в гамаке под корабельными соснами поселка Томилино. Рядом, только руку протяни, кусты малины, черной смородины.
Позвольте представиться. Меня зовут Иван Горохов. Мне 37 лет. Жена моя, Анна Горохова, младше меня на два года.
Так вот, о супруге, она сработала сайт «Поделюсь своим счастьем». И за 50 баксов каждый с ней может общаться, как с мозгоправом, ровно полчаса. Она дипломированный психолог.
Аннушка купирует проблемы, корректирует судьбу, словом, за небольшие деньги учит быть чертовски везучим.
Возможно, кто-то на стороне и становится счастливым. Но дома у нас полный кавардак. Влажная уборка в одноэтажном домишке не делается уже с месяц. В кухонной раковине гора грязной посуды. Холодильник забит лишь биойогуртами. Трехлетка кошка Маркиза не кормлена, промышляет во дворе мышами и птичками.
С сосны, прямо мне на живот, падает шишка. Я ее зорко рассматриваю. Какое же совершенство природной архитектуры! Диво дивное!
Вдруг возле моего гамачного пристанища вырастает Анна. В белой растянутой майке и черных трениках с красными лампасами.
— Ванек, дорогой, так и будем лежать?
— А что еще делать? — я вяло парирую.
— Как это что?! Третий месяц уже не можешь устроиться на работу. Комфортно сидеть на моей шее? Захребетник хренов!
Я нюхаю шишку. Стойкий и глубокий смолистый запах. Так пахнет мудрость, забвение.
— Анька, отзынь! — нежно отвечаю я и закрываю зоркие очи.
2.
Скажу вам честно, сидеть на шее жены не совсем комфортно. Денег бы хотелось на порядок больше. Но что я могу сделать?
Издательство «Козерог» моё закрылось. Литературных редакторов в Москве как у собаки блох. И уже возраст, зараза. Виски седые. Намечается подлое брюхо.
Вот моя женушка всех остатних людей учит счастью online, научила бы меня, внутри нашей семьи бесовский разлад.
И каждый день у меня с Анной разборки.
— Ты любишь всех людей, — кричу я, — а полюби меня. Одного! Соло!
— За какие заслуги? — Аннушка щурит красивые зеленые глаза.
— А за какие заслуги ты оргазменно обожаешь эти безликую орду? За 50 баксов?
Анна отбрасывает золотисто-русую челку. Все-таки она еще хороша, аппетитна. Несмотря на возраст.
— Ванек, согласись, среди этой орды может попасться хотя бы один порядочный. Вот его и люблю. Держу в своем зрительном фокусе.
Я гневно топаю ногами, дубовый пол подо мной гудит гудом:
— Этот единственный порядочный человек стоит перед тобой. Это твой законнорожденный муж. Иван Горохов.
— Да знаю я твою фамилию. Имя, ты удивишься, тоже. Сначала устройся на работу. Приноси в гнездо в клюве баблос. Возможно, тогда и заслужишь мое уважение.
С горя я стал сочинять страшные рассказы. Ведьмы, вурдалаки-упыри, русалки, всех видов Кощеи. Однако все с прозрачным намеком на свою горькую жизнь.
Когда опусов скопилось с добрую дюжину, показал их своему однокашнику, Самсону Самсонову. Он сейчас туз и джокер. Возглавляет нехилое подразделение «Газпром-медиа».
3.
Самсон Самсонович Самсонов вызвал меня в ресторан «Обломов», неподалеку от подловатого издательства «Московский комсомолец».
Сели мы с ним, съели красный борщ, хлопнули по рюмке беленькой. Однокашник мой и говорит:
— А ты, братец, талант!
— Что такое? — я испугался.
— Ночь напролет читал дюжину твоих страшных рассказов. Действительно, ужас! Особенно о синегубых русалках. И почему у тебя все женские образы столь отвратны?
Я чешу репу:
— Тяготы семейной жизни.
— Анна достала своим сайтом?
— И это тоже… А ведь впереди, как ни крути, старение, смерть, аннигиляция. Был я царь и почти бог, а вырастет на моей могиле пыльный лопух. И всего-то делов.
Самсон до краев наполнил рюмки ядреной ледяной водкой, усмехнулся:
— Ты, брат, главное, сопли не жуй. Точнее, их подотри. Хочу предложить тебе фартовое дельце. В лексусах будешь ездить. На бентлях. С топ, мать их, моделями сексуальные шашни крутить.
— Подробности? — шало жую я хрустящий огурец.
Самсон приближает ко мне красное, обветренное кремлевскими норд-остами, лицо.
— На верху, на самом верху, принято решение валить вертикаль.
— Самого?
— Его, подлеца. Всем надоел.
— Я здесь причем?
— А притом, бродяга, что в тебе есть дар. Божья искра. Напиши страшный рассказ о вертикали. Только по-настоящему страшный. Чтоб бросало читателя в ледяной пот. А мы этот опус издадим книжкой. Прогоним по радио. Наконец, снимем по нему забойный телесериал.
— Да кто же это позволит?
— И спрашивать не будем… Есть каналы! Но пока это, т-с-с, тайна!
4.
Дикие кульбиты выписывает судьба. Самсон в детстве казался мне, чуть ли не дебилом. Учился через пень колода, на одни тройки и двойки.
А вот, поди ж ты! Схватил бога за седую бороду. Оказался в нужное время в нужном месте. И теперь возглавляет «Газпром-медиа». А там такой денежный кейс, закачаешься. Кисельные берега и медовые дали.
Из Москвы, после переговорного ресторана, я вернулся в Томилино. На другой день поутру лег в свой излюбленный гамак, крепко привязанный к шершавым стволам корабельных сосен.
Рядом с лукошком возилась Анна. На ней короткий халатик. Собирала янтарный крыжовник.
Присмотрелся к супруге.
— Должен тебе сказать, — говорю нежно, — ноги твои с возрастом приобрели хамский оттенок.
— Ты о чем там, пузан?
— Потолстели лодыжки. Икры раздулись, как у футболиста второго дивизиона.
Анна ест крыжовник, морщится от кислоты:
— Развестись мне с тобой, козлом? Надоел до смерти. Байбак. Лежебок. Тупица.
— Зря ты так! Какой же я тупица? Мне Самсон Самсонович предложил написать страшный рассказ, страниц на двести.
— О твоих русалках и упырях?
— Бери больше! О властной вертикали. В высших эшелонах власти решено альфа-самца гнать ссаной тряпкой.
— И твой страшный рассказ как-то поможет? Не смеши! Ха-ха!
— А вот увидишь, — будто ужаленный ядовитой гюрзой вскакиваю я с гамака. — Я человек очень талантливый. Может быть, не побоюсь этого слова, и гениальный.
5.
Поначалу я был в закупорке, не мог выдавить из себя ни словечка. Какие там две сотни страниц?! Тут и двести слов не придумаешь. Творческая импотенция на марше.
Выручил же сайт моей супруги «Поделюсь своим счастьем».
А было всё так…
Анна умотала к личному массажисту, Араму Каракашьяну, на Тверскую, 15. Я же сел за ее ноутбук, зашел в ее личную почту. Анька, дуреха, пароль не ставит. А в почте же той сплошь жалобы на беспросветность. Эдакий душевный канализационный сток. Дерьмо-провод.
Это же то самое, что мне нужно!
И… пошла писать губерния. Листы финской бумаги шариковая ручка разрывала в клочья. Высочайший творческий градус! Персонажи дрыгали ножками-ручками, выпрыгивая со страниц.
Творил я по методу контраста. Мол, простые люди несчастны. Ипотека, дантисты, старение, смерть. Верхние же эшелоны власти гужуют в свое удовольствие. Что головастики в теплом жирном болоте. Особенно в этом веселье преуспевает Юрий Абрамкин, президент РФ.
То, разжиревший на народных харчах, летает с дикими гусями. Типа, он их вожак. То ныряет в жерло вулкана в Башкирии. А то и устраивает секс-каникулы с девственными танцовщицами из цыганского театра «Ромэн».
Спустя какой-то месяц роман был готов. Я быстро, по «слепому методу», набрал его на компе. Распечатал и на крыльях надежды полетел к могучему однокашнику.
Никто меня не напутствовал на дорожку. Анна опять упорхнула к своему личному массажисту Араму Каракашьяну. Может, она с ним закрутила роман? Не знаю! Я не ревнивый. Тем более, секса у меня с супругой уже не было месяца два. Как-то не тянет. Присмотрелся к ногам и — отбой. Не люблю футболистов. Не до кроватной фиесты.
6.
Самсон Самсонович прямо при мне стал читать. Сидел за огромным столом, дымил трубкой из японской вишни. Иногда посмеивался, подмигивал мне или лукаво посматривал из-под золотых изящных очков.
Прочитал эдак страниц сорок, хлопнул толстой, с широченным запястьем, рукой по столешнице.
— Что я тебе скажу? Перефразируя Пушкина — «Ты, Ваня, бог! И сам того не знаешь. Я знаю, я. Самсон Самсонов».
— Значит, понравилось? — я нервно поелозил ягодицами по кожаной обивке черного кресла.
— Не то слово! Абрамкин выглядит законченным козлом. То, что нужно. А люди, пипл, простой народ, безутешно несчастны, что бразильские папуасы. Ты, Ванька, попал в самый нерв эпохи.
— Будешь печатать?
— Буду! И сериал сниму. Коньячка накатишь? Армянский! Называется «Танец с саблями».
— Коньяк не хочу. Мне бы какой гонорарчик. А то Анна мне плешь проела.
— Гонорар, говоришь? Денег хочешь?
— Хотя бы небольших… — мямлил я.
Самсон с испуганными глазами стал выдвигать ящики своего стола. Они оказались оглушительно пусты. Лишь ластики, ручки, карандаши китайского ширпотреба.
— А денег, братец, и нет!
— Как это нет? — всплеснул я руками. — У «Газпром-медиа» нет денег?
— Поверил, дурачок? Шучу, шучу…
Самсон вертанулся на кресле, встал, снял двухметровый пафосный портрет Юрия Абрамкина (президент стоит на гранитной скале в кавказской бурке, а над ним чайки, буревестники, кажется, альбатросы). Набрал шифр банковского сейфа. Щелкнули стальные затворы. И Самсон достал компактную бомжовскую сумку. Перекинул ее через стол:
— Там баксы и евро. Это задаток…
— Ты с ума сошел!
— Деньги только снизу. Не обольщайся. А сверху всякая бумажная дрянь, газеты. Для маскировки.
7.
Приперся я на шатких ногах с клетчатой сумкой в Томилино.
Показываю добычу Анне. Мол, папа в клюве принес в гнездо немного бабла.
У супруги глаза лезут на лоб. Шепчет:
— Ты кого-то ограбил? Убил? Ты маньяк?
— Да нет же, любимая, это задаток от Самсона Самсоновича, за «Страшный рассказ».
— Правда?..
— Вот тебе православный крест! — истово перекрестился. — Деньги за творчество. За дерзостный полет души.
— Аллилуйя, милый.
Ой, и какую же секс-фиесту устроила мне супруга! И откуда, спрашивается, у нее взялся этот ураганный эротический пыл? А я, со своей неврастенией? Будто сбросил лет двадцать. Фору бы дал самцу орангутанга.
Утомленные, блаженные, расслабленные мы лежали на кровати. Анна подняла свою левую ногу:
— Красивые у меня ножки?
— Не то слово! Ножка — восторг!
— А ведь недавно бранил.
— Дурак был. Слепой что крот.
— Дай мне прочитать твой рассказ, — попросила жена. — И как это я раньше не попросила?
— Конечно, милая. Тем более, я тебе обязан.
— В каком смысле?
— Точнее, обязан твоему сайту. Не было бы его, не написал бы и строчки.
8.
«Страшный рассказ» Аньке категорически не понравился. Отдала мне распечатку с унылым видом. Прелестные ее черты вмиг поблекли, увяли.
— Не думала я, Иван, что ты так безнадежно и зло смотришь на человечество.
— Да это же карнавал! Сатира! Фикшн!
— Особенно противно, что использовал мой сайт. Ты помнишь, как он называется?
— Конечно! «Поделюсь своим счастьем»…
— Вот именно! А твой рассказ заряжает энергией распада, несчастья, энтропии.
В дверь раздался звонок.
Открываю.
На пороге лысый коротышка с черными масляными глазами. В футболке с размашистой надписью «Навальный». В добротных кроссовках «Adidas». Человек этот явно восточного происхождения. Что вскоре и подтвердилось.
— Арам Каракашьян! — протягивает мне небольшую, однако весьма мускулистую руку. — Личный массажист вашей благоверной.
— Вот вы какой! — с двойственным чувством пожимаю я стальную ладонь.
— Ваня, забыла тебя предупредить, — появляется за моей спиной Анна. — Я сама вызвала к нам Арама. У нас же теперь лом бабла. Вовсе не обязательно мне мотаться в столицу.
— Разве я против… — ретируюсь. — Может быть, и мне что-нибудь помассируете?
— Нет! — гневно сдвинул густые черные брови коротышка. — Я специализируюсь сугубо на женском массаже. Эксклюзив!
— Дорогой, все это без секса! — ухмыльнулась супруга.
Эта фраза меня почему-то доконала.
— Да занимайтесь чем хотите! — армейской походкой я отправился в свой кабинет и крепко захлопнул дверь.
9.
Короче! Я тоже завел себе массажиста. Точнее, массажистку. А именно — японку Мюу. Маленькую такую, миниатюрную куколку, страстную почитательницу суицидальной прозы Харуки Мураками.
Нет, секса с Мюу у меня еще не было. Не уверен, нужен ли мне с японкой секс. Хотя любопытно, как у них там. Полный эксклюзив или все как обычно.
Впрочем, об этом не стоит. Секса у нас не было и точка. А вод гладенькими, нежными и крепкими ее ладошками я наслаждался. Впадал в полуэротический транс. Особенно когда она массировала ягодичную зону.
И вот Мюу мне и говорит. Я даже подивился, что она так ловко шпарит по-русски.
— Я прочитала ваш рассказ. Ой, какой страшный!
— Как мило.
— Только Мураками страшнее.
— Причем тут Мураками?! — вскочил я с массажного топчана. — И постойте… Как вы прочитали рассказ? Он же еще не вышел?
— Мне Самсон Самсонович дал.
— Вы знаете самого Самсона Самсоновича?
— Как не знать? У господина Самсонова застой крови в паховой области. Поэтому нет эрекции.
— Плевать мне на эрекцию Самсона Самсоновича! Зачем он вам дал мой опус?
— Хотел узнать мнение глубинного народа. К тому же, я кончила институт культуры. В Нагасаки. Я очень и очень умная.
— Тогда, конечно… Значит, рассказ вам, Мюу, в целом понравился?
— Еще как! При чтении я стонала. Только один вопрос.
— Да, пожалуйста.
— Почему вы так настороженно относитесь к нам, к женщинам? Нет ли у вас застоя крови в паховой области? Как у Самсона Самсоновича. Тот, бедняжечка, так мучается.
10.
С миниатюрной японкой Мюу я все-таки закрутил роман. Какое же это божественное и развратное создание! Теперь мне кажется, до Мюу у меня толком женщин и не было. А супруга Анна — так, ошибка молодости, затянувшаяся на десятилетия.
Аннушка моя тоже не терялась. Завинтила роман с армянским массажистом, страшным поклонником оппозиционера Навального и бараньего мяса нанизанного на шампур вместе с молодыми томатами.
С обоюдной изменой мы как-то смирились. Тем более, японку Анна за женщину толком и не считала. Ко всякой же оппозиционной шушере я лично отношусь настороженно. Пусть он носит хоть какие майки, с Навальным, с Саддамом Хусейном. Я тоже мог бы ходить в майке с фейсом Че Гевары. Только зачем? Во всём нужно знать меру.
Вышел мой роман. Цензура его не заметила. Продавался он на Арбате и почему-то на Лубянке. Публика и критика на него реагировали вяло. Литературовед из «Книжного обозрения» Тимофей Задротов назвал мое творение гениальной банальностью, претендующей на что-то большее.
С горюшка я выпил литр водки. Хотя, в общем-то, почти не пью.
Зато на мой счет в Сбербанке РФ упала вторая часть гонорара. Не такая большая часть, как я грезил. Самсон объяснил, что практически весь гонорар мне был выдан авансом, в той клетчатой сумке.
Как-то позвонил и сам Самсон Самсонов.
— Ванек, загрустил? Ждал громового успеха? А тут ни то, ни сё?
— Типа того…
— Не грусти, шельмец! Через месяц запускаем в производство 12 серий. Я уж нанял десяток щелкоперов для переложения твоей сугубо талантливой прозы на сухой и мобильный язык сценария.
— Это хорошо… А скажи-ка, Самсон, ты трахаешь Мюу?
— Ты чего? У меня же застой крови в паховой области. Мюу тебе разве не рассказала?
11.
Я всё качался в гамаке, под соснами Томилино, почитывал горькие дневники Льва Толстого, кормил вареной треской кошку Маркизу, наслаждался почти одиночеством.
Мюу мне как-то обрыдла. Решили с ней сделать паузу, разбежаться по углам.
Жена моя умотала с Арамом в Бразилию. И не просто отдыхать. Нет! Ловкий массажист по случаю там прикупил золотые копи.
Сериал мой «Страшный рассказ» снимался на «Мосфильме». Я туда даже и не совался. Пусть деляги от ТВ делают свое дело. В нем они съели собаку.
Словом, качаюсь я в гамаке, изучаю толстовскую идею ненасилия, созерцаю верхушки корабельных сосен, вдруг слышу незнакомый голос:
— Ну, здравствуй, Ваня!
Вскакиваю с гамака и вижу… Льва Толстого. В холщовых портках, в бумазейной рубахе. Ноги в потресканных китайских сандалетах. Опять же — седая и лохматая борода.
— Лев Николаевич, дорогой! — падаю я пред стариком на колени. — Как же несказанно я рад вас видеть!
Старец почесал бороду. Лукаво подмигнул:
— Лев Николаевич? Ну, допустим… А скажи мне, подлец, зачем ты в своем «Страшном рассказе» так высмеял президента РФ? Растер его в грязь.
— Лев Николаевич, — молитвенно глухо забормотал я, — родной человек, кровинка, как же я рад вашей реинкарнации в 21-м веке! А Юрия Абрамкина как не высмеять? Ведь заврался чувачок! 20 лет со своими подельниками грабит страну. Войны опять же. Говорит, всё во благо народа.
Толстой заплакал. Слезы ручьисто потекли по его морщинистым щекам, путались в бороде, смачно падали оземь.
12.
Я обнял Льва Толстого, прижал его с мокрой бородой к себе.
— Лев Николаевич, ну стоит ли из-за какого-то поддонка переживать?
Толстой от меня отпрыгнул. Глаза его хищно сверкнули. Прорычал:
— Да я тот подонок и есть!
— Быть того не может.
— Разуй глаза! Какой же я Толстой? А тем более, Лев? Я — Юрий Абрамкин. Самодержец Руси. С наклеенной театральной бородой.
— Вот так поворот. Не ждал. И зачем же, Юрий Иванович, вы ко мне-то пожаловали? И в таком карнавальном прикиде. До Нового года вроде бы далеко. На дворе лето.
— Мстить тебе, тварь!
— Погодите ругаться… Ругань — не аргумент. Чего хотите?
— Я из Кремля ушел. Почти босой. Как король Лир. Стану теперь жить с тобой.
— Зачем?
— Буду являться живым укором твоей совести.
— Хотите жить — живите. Жилплощадь позволяет. Жена ведь умотала со своим хахалем в Бразилию. Золото собираются там добывать. Разве я против? Однако позвольте! Вас же в Кремле, чай, ищут.
— Фигушки! Там полно моих двойников. Никто уже не понимает — где я поддельный, а где настоящий.
Скрипнула зеленая калитка. По песчаной дорожке раздались летучие шаги моей японки Мюу.
— Любимый, ау! Я так по тебе соскучилась.
И вот она у гамака. Опешила перед фальшивым Львом Толстым. Щелкнула каблучками сандалет, склонила голову:
— Юрий Иванович, мне уходить?
— Куда уходить? Зачем ты сорвала свою фээсбэшную маску?
— Маску? — оторопел я. — ФСБ?
— Майор ФСБ, Алсу Узаматова, — отрекомендовалась моя столь недавно любимая.
— Ну, что я буду делать с этим народом? — вскричал Абрамкин. — Даже кровавые опричники меня подводят. Эта коза засветила себя. Полковник Федор Баклажанов, под погонялом Арам Каракашьян, зачем-то умотал в Бразилию. Золото, видите ли, ему понадобилось. Пират хренов.
С горя Абрамкин упал в пустовавший гамак, крепко привязанный к шершавым, медно-красноватым корабельным соснам. Застонал.
Мюу (Алсу) толкнула гамак с одной стороны.
Я — с другой.
И так мы стали покачивать вертикаль с бородой, как лялю какую, в сетчатой люльке.
*** Книга "Черная мамба" (изд. "Остров", Амстердам), 2019, «Наша Канада» (Торонто), 2019