Цена спокойствия

Габриэль Раммштайнер
      Минувшие века не дали желанного человечеству покоя, доведя его до критической точки, когда все прекратили слушать друг друга во имя собственного эгоизма, расцветшего во всей своей уродливой красе. Просто однажды это случилось: кто-то первым нажал кнопку, отправил в дальний полет смерть в ее самом отвратительном обличии, и она забрала миллиарды жизней, оставив после себя выжженные, бесплодные земли. Чья-то непомерная самоуверенность, уничтожившая все былое. Надежде более нет места: те, кто с усмешкой смотрел на людей, нареченных безумцами, оказались ненужными, а желавшие невозможного создали инкубатор новой жизни, крича о скором конце и возводя небольшой город под куполом. Убежище для немногих желающих, отрекшихся от прежнего мира и согласившихся на изоляцию во имя благих целей, пропагандируемых учеными-фанатиками. Что ж, может, они в действительности и не предвидели случившегося, но их слова оказались верны. Однажды за все приходится платить, особенно за безосновательную уверенность в собственной неприкосновенности.

      Год шел за годом, время неумолимо спешило вперед, не оставляя места воспоминаниям о мучениях тех, кто оказался за пределами купола, заживо гниющих и страдающих от невозможности спастись, умирающих от отравы, которая пропитала и землю, и воду. Проект в замкнутом пространстве все больше набирал обороты, совершенствовался, доведя безопасность жителей до уровня приоритетной задачи. Чипирование, учет каждой единицы, контроль днем и ночью – личного пространства больше нет, камеры, отслеживающие каждый шаг, повсюду: на улице, на работе, дома. Исполнение этой непростой задачи возложили на специально разработанные системы – оплот спокойствия общества. Естественный отбор более не в почете, все решения отдали на откуп безликой программе, знающей все обо всех и даже чуточку больше, чем можно предположить.
      Безликая масса людей, спешащая на работу, не замечающая рядом с собой тех, кто избран на должность правоохранительных органов. Впереди они уже заметили свою цель: один из немногих, чей чип пришел в негодность. Возможно, что причина – всего лишь случайность, к примеру, неудачное падение. Но может быть и намеренная порча в надежде уйти. Куда? Под землю, где среди коммуникаций и труб нашли себе приют изгнанники, а может и вовсе за купол, и будь что будет! Но псы уже вышли на охоту, и шансы нарушителя на спасение стремились к нулю; в конце улицы его уже ожидал механический доберман, спущенный с поводка капитаном поискового отряда. Человек заметил дроида и попытался уйти в сторону, бросившись бежать в один из проулков среди безликих домов, туда, где не будет шансов затеряться среди других людей.
      Лязг металлических когтей эхом отражался от стен, стремительно приближался к пытавшемуся спастись нарушителю нового города. Учащенное сердцебиение, сбившееся дыхание и испарина, покрывшая все тело – неподдельный страх требовал двигаться вперед, не разбирая дороги. Не его округ, чужие улицы, которые словно нарочно выводили на преследователей. Он даже опрокинул мусорный бак в слепой надежде поставить препятствие на пути дроида, но пес перепрыгнул его и только сильнее оскалился, словно бы действительно чувствовал запах преследуемого. Еще один поворот, но вместо спасения – удар кулака в лицо, и нетвердый шаг назад – роковой, фатальный, последний. Пес уже стоял за спиной, чтобы через мгновение ударом лап повалить нарушителя на землю. Он мог кричать, молить о пощаде, звать на помощь, но никто бы все равно не пришел, не остановил расправу – людям нового Деймоса чуждо сочувствие, инстинкт диктовал оставаться в стороне, если сами не хотели оказаться следующими.

      – По причине неисправности устройства индивидуального идентификационного номера Вы приговариваетесь к аресту с последующей утилизацией.
      – Но я не виноват, это случайность! Вы понимаете?! Это все чертова случайность!..

      Только никто не стал его слушать, да и незачем: система не допускала отступления от своих правил и строго следила за соблюдением законов. Это необходимо для всеобщего блага, для спокойствия общества и стабильности самой системы.

      Люди изменились, стали более равнодушными к происходящему вокруг: если кто-то знакомый пропадает из виду, разве это важно? Важно ли, что сосед по лестничной площадке канул в небытие? Конечно нет. И никто не запоминал этих лиц – зачем? Пустое, ненужное, заставляющее испытывать посторонние эмоции. Проповедники снова и снова внушали простую истину: нет ничего важнее служения системе, которая оберегала их и работала на общее благо. Она делала все, чтобы защитить их в это нелегкое время, помочь избежать повторения печальной истории, о которой напоминали в искаженной форме.
      Двадцать четыре человека в замкнутом пространстве комнаты, из которых лишь одного призвали рассказать о ценностях и том, что делала система для людей. Она не только подавляла волю, но и внушала тем, кто давно не видел настоящего синего неба без преград, что за пределами купола опасно, там, вероятно, расселились мутанты, не без труда пережившие изменение собственных генов. А даже если никого и не было, то зачем об этом знать? К чему лишние надежды и треволнения, которые могли испортить привычную жизнь, настроенную на определенный лад?
      Проповедник устроился на своем месте, открывая виртуальный блокнот, в котором неровным почерком тезисно оказалось выписано самое важное; ему предстояло рассказать о новых достижениях в науке, в системе безопасности, ведь теперь собирались не только наблюдать, но и слушать, отслеживать каждую мысль, допускаемую гражданином нового Деймоса. Тотальный контроль, разрешение на который более не спрашивалось: каждый подписал договор полного подчинения, соглашаясь на участие в проекте. Лишенные права выбора, жители с широко распахнутыми глазами внимали чужим словам: сегодня поймано несколько преступников, которые желали подорвать спокойствие других! Отщепенцы общества, не ценящие того, что им дал проект – они возомнили, что вправе решать за всех, как будет лучше. Проповедник заулыбался, глядя на чужие лица, на которых читалось искреннее возмущение. Действительно, как кто-то посмел подумать, что они хотят что-то сами решать, к чему-то стремиться? Куда проще положиться на систему, ведь только она способна учесть интересы каждого и просчитать все риски. По крайней мере, так утверждал проповедник. Нет ничего важнее сохранения веры в материальное, в то, что видимо глазу. Бога больше нет. Все религии канули в Лету.
      Но один из присутствующих все же решился задать неудобные вопросы: «Куда пропала семья Морган? Правда ли, что их убили?» Проповедник продолжал улыбаться, сохраняя спокойствие и отвечая, что те просто отправились в отпуск в закрытую часть города, доступную лишь избранным. Да-да, не стоит беспокоиться, все хорошо, система заботится о вас и многих других, чьи умы оказались встревожены. На следующую встречу любопытный уже не придет, выданный легальным убийцам. Упоминание об этом гражданине сотрется из памяти аудитории уже через пару дней, ведь нет дружбы, нет привязанностей, и кому какое дело до того, кто сидел по левую руку в день проповеди, когда важнее совсем другое?

      А сегодня пришел приказ собраться на главных площадях каждого округа перед экранами. Бездумные взгляды устремились на видеоизображение, где снова рассказывали о счастливой жизни всех и каждого под куполом, где не осталось места печалям. Вычеркнут культ памяти: отныне запрещено вспоминать всех тех, кого не стало, пусть даже он умер у тебя на руках от болезни, к которой еще не успели подобрать необходимых лекарств. Тела сожгли, а пепел переработали в удобрения, которое расфасовывались на фабриках для тех немногих растений, что удалось спасти, рассаженных по территории, отданной оракулам. Кладбищ не осталось: территории вспаханы и застроены жилыми домами.
      Но вот очередная картина сменилась, и люди замерли, затаивая дыхание: они знали это лицо, помнили еще с прошлого важного объявления. Халат, маска-респиратор и бесстрастный взгляд человека, познавшего куда больше, чем он добровольно расскажет. Ни тени улыбки даже во взгляде.

      – Это мистер Томпсон?
      – Да, разве не видите? Только у него есть такой шрам на лице. Говорят, что он пытался спасти кого-то из-за купола, но тот на него напал…
      – Тихо! – все замерли, замолкли, подчиняясь властному голосу одного из власть имущих, управляющего округом. Мужчина повернулся к экрану и кивнул, показывая готовность людей слушать и слышать.
      – Сегодня знаменательный день! Миссис Брукс согласилась отдать своего первенца во благо науки! – торжественно оповестил мистер Томпсон, призывая показать эту мать-героиню. Женщина широко улыбалась, держа на руках плачущий сверток; ребенок надрывался, но она словно не замечала этого. Ученый протянул руки, жестом призывая ее передать младенца, и сердце матери не дрогнуло, когда она отдала его незнакомцу. Все во имя обещанного лучшего будущего. И неважно, что, может, уже через пару дней ее малыша, рожденного в муках, отправят на утилизацию, признав непригодным для опытов. – Поблагодарим миссис Брукс за предоставление прекрасного биологического материала!
      Люди радостно завопили, захлопали, послышались одобрительные возгласы. Мистер Томпсон передал младенца ассистенту и пожал руку женщине, которая смущенно опустила взгляд, оставаясь равнодушной к надрывным крикам своего чада.
      – Ах, не стоит, мистер Томпсон, это мой долг перед обществом…

      Остались в прошлом чувства: привязанности, нежность, любовь – они не нужны, признаны непригодными для существования в новом мире. Все это – глупости, которые в прошлом слишком часто приводили к ненужным конфликтам, распрям, бессмысленному соперничеству друг с другом. Дуэли, кровопролитие, зависть, ненависть, боль, которые становились причинами ненужных смертей. Геноцид, убийства, самоубийства – разве не лучше свести все это к нулю? Цена не так уж и высока. Впрочем… находились и несогласные. Отец ребенка сжал кулаки, пообещав самому себе, что, как только удастся, он обязательно доберется до своей супруги, чтобы наказать ее за предательство. Как она только посмела?! Где же ее материнский инстинкт?! Но она только улыбалась и повторяла, как счастлива работать на благо проекта. Атрофированные чувства, задавленные в зародыше – проповедники прекрасно справлялись со своими обязанностями. Что же до мистера Брукса… вероятно, о нем уже никто и не вспомнит – в толпе мелькнули алые глаза механического пса. Вскоре у миссис Брукс появится новый супруг.

      В обществе не принято делиться своими мыслями и обсуждать действия системы, но были те, кто все же рисковал шепотом говорить о том, что она вышла из-под контроля. Что призванное служить на благо человечества обернулось против него же: отныне запрещено изъявлять свою волю, выражать протест или показывать недовольство. Скрыться негде, ее всевидящее око неустанно следило за всеми и каждым и даже в тех местах, где никто не мог бы подумать. Она не запугивала, не угрожала, а сразу действовала.
      Джек и Билл устроились в подвале с суррогатным кофе, ведь ничего настоящего не осталось; по крайней мере, именно так утверждали проповедники, говоря о вреде тех продуктов, которые пользовались популярностью в прошлом. Заботливые ученые воссоздали органические субстраты из материалов, которые раньше никогда не использовались в пищевой промышленности. Но тяжелые времена требовали решительных мер, и, чтобы прокормить граждан города, они пошли на подобный шаг.
      Оглядываясь назад, двое желали удостовериться, что слишком вольные речи останутся между ними. Билл хмурился, сильнее сжимал стакан, несколько раз едва не пролив горячий напиток на себя. Как она может?! Он достоин большего, чем работать простым наладчиком дроидов. А Джек возмущался, что девушка, которая пробуждала в нем желание, оставалась холодна и твердила заученную с детства фразу:

      – «Система против беспорядочных связей!» Но я ведь готов жениться на ней! Мы могли бы стать полноценной ячейкой общества и работать на его благо! Что дурного в самостоятельном выборе?!
      – Вероятно то, что от вашей семьи может не получиться годного материала. Ты видел миссис Брукс? Им нужны такие люди, а не те, кто будет оберегать своего ребенка и не отдаст тогда, когда этого потребуют. Ты знаешь, что говорят, будто однажды уже производилась чистка? Каждой семье оставляли лишь одного ребенка, утверждая, что численность людей слишком высока и есть риск перенаселения.
      – А где ты это слышал?
      – Где? Не помню, но точно слышал. Кто-то говорил об этом.
      – А еще говорят, что связанным с псами запрещено иметь детей, и их изымают сразу после рождения. Слышал это, Билл? Вот допустили бы меня к ней…

      Джек замолк в тот самый миг, когда услышал сдержанный стук в дверь. Сердце забилось чаще, мужчина нервно сглотнул и, переглянувшись со своим собеседником, все-таки решился подойти. Возможно, ему бы стоило подумать еще раз, прежде чем это делать, да только поздно сожалеть о содеянном и сказанном. Стакан выскользнул из пальцев; Джек отступил назад, запнувшись об Билла – меньше всего на свете он хотел встречи с теми, кого давно прекратили называть людьми. Легальные убийцы с непроницаемыми лицами и склонностью к бессмысленной жестокости. Говорят, что система поощряет их, расширив спектр эмоций и добавив немного страсти к насилию.
      Никто не дал им шанса оправдаться или загладить свою вину, да и зачем? Об их ошибке никому не нужно знать, так пускай это тайна, вбитая в тела с особой страстью и жестокостью, умрет с ними – с этими глупцами, осмелившимися порочить имя безликой покровительницы города. Этой ночью Джек и Билл исчезнут, а завтра – пойдут на удобрение в сады оракулов.

      Люди, облаченные в черное из практических целей – верные приспешники системы, взирающие на общество как на некую скверну. У кого чип вышел из строя, кто позволил себе свободомыслие, а кто и того хуже – проявил излишние эмоции – все они в равной степени виновны перед теми, кому разрешено применять насилие. Для них нет ничего святого, человеческая жизнь потеряла прежнюю ценность и стала разменной монетой в чужих играх. Вот новый приказ, и они уже сделали ставки, кто первым не выдержит и станет молить о пощаде, плача навзрыд и представляя собой жалкое подобие гражданина нового Деймоса. Они разыграют партию, чья жертва выдержит больше: сначала можно отрезать палец, потом другой, а закончить все вспоротым брюхом. В их сердцах не осталось места жалости, чужие муки стали самым ожидаемым развлечением. Но вряд ли кто-то об этом расскажет – в живых не осталось никого, кто повстречался с ними лишь раз.

      Безликой правительнице потребовалось немало усилий, чтобы обеспечить гражданам не только физическую, но и психологическую, моральную безопасность. Некогда признанные классики пера оказались более неугодными, и тогда организовали добровольную сдачу литературы. Вереницы людей потянулись в центры приема, где отдавали то, что некогда собрало старшее поколение, ныне оставшееся лишь блеклым воспоминанием. То, что в прошлом ценилось и с любовью хранилось, сегодня признано опасным. Лишние эмоции, дурные мысли – вся эта пропаганда борьбы и поисков истины уже однажды привела человечество к войне. И если никто не желал повторения кровопролития (а оно непременно началось бы, как утверждали на общих собраниях), мучений и боли, то стоило всего-то прийти в указанное место, где улыбчивые сотрудники культуры обменивали книги на новые печатные издания. Вымаранные, не несущие в себе ничего отягощающего и постороннего, всего того, что якобы вредило. И общество верило, что так будет лучше, ведь от корня зла нужно избавляться. А те, кто все же решался что-то оставить себе… вероятно, вскоре об их существовании забудут все знакомые и друзья, из истории города пропадут все упоминания о них.
      Изобразительное искусство тоже претерпело изменения: немногие шедевры, вывезенные частными коллекционерами, отныне не считались чем-то прекрасным, а обнаженное тело, показанное на публике, и вовсе признавалось непристойным, отвратительным. На выставках давно подобного не демонстрировали, да и зачем смущать умы людей? Теперь в изящных рамах только неяркие геометрические фигуры, призванные не давать простора воображению. Любоваться ими дозволялось в свободное от общественных дел время. Это все лишнее, как и яркие цвета, считающиеся вредными для психики людей, раздражающими, пробуждающими эмоции. Забота о гражданах на первом месте, даже если она и свела весь творческий потенциал практически к нулю. Художники и скульпторы более не в почете, куда престижнее оказаться избранным на настоящую должность. И каждый третий мечтал о том, чтобы стать хотя бы санитаром, чтобы было, чем гордиться. Впрочем, и такие эмоции теперь не приветствуется и могут стать первым сигналом для постановки единицы системы на особый учет.

      Общество разложилось и стало беспомощным, оболваненным по доброй воле ради призрачного спокойствия, неспособным самостоятельно принять даже самое простое решение. Ведь куда проще не нести ответственности за деяния, прежде вызывавшие осуждение, и ради этого не так уж от многого нужно было отказаться. Подчинившись режиму системы, люди зажили без забот. Больше времени на работе и учебе, чтобы не оставалось сил на иное, уверения в целесообразности подобного проповедниками, чьи слова не подвергались сомнениям и всегда принимались за истину; по крайней мере, никто не решался задавать неудобных вопросов в присутствии других, опасаясь быть непонятым. Гражданам нового Деймоса постоянно внушали то, что именно свободомыслие и стало причиной всех бед, ведь разве может кто-то в современном обществе решиться погубить тысячи жизней лишь по своей прихоти? Просто ради доказательства собственной силы или в попытке запугивания. Неосторожное, необдуманное действие, разрушившее прежний мир. Да-да, история была переписана еще в самом начале, чтобы не возникло сомнений и осталась уверенность в правильности выбора. Система – единственный выход для общества, которое (слушайте проповедника!) еще не готово для самостоятельной жизни, ведь еще не вытравили из разумов масс все эгоистичные желания, лежащие в основе множества распрей.
      Мир окутала плотная паутина лжи, из которой невозможно выбраться. По крайней мере, до тех пор, пока она продолжает функционировать, игнорируя человека и используя его лишь для поддержания своего существования. Кажется, бездушный, холодный разум машины давно забыл, ради чего был когда-то создан, поставив себя выше человека, на благо которого был обязан служить. Новые приоритеты, новая жизнь… не слишком ли высока цена спокойствия?