Доброе дело

Андрей Малыгин 2
Коля Дукатов вышел из подъезда своего дома и, кинув взгляд на безоблачное небо и вдохнув полной грудью утренний свежий воздух, привычным маршрутом направился на работу. Согласитесь, что бывают в жизни такие приятные дни, когда с самого подъема твое настроение ничем не омрачается и радостной светлой улыбкой сверкает на лице, будя в потаенных глубинах души лишь хорошие, теплые чувства. Конечно же, такие моменты выпадают нечасто, но тем они и ценны, и памятны для нас. А что может быть лучше таких мгновений, когда жизнь с утра удалась? Да это, наверное, и есть маленький кусочек настоящего человеческого счастья. И никто не задается вопросом: а в чем причина хорошего расположения духа? Просто каждый воспринимает это как данность, как неотъемлемость жизни. И Дукатов, глубоко не копаясь в причинах, просто ощущал в себе необычайный эмоциональный подъем. Ну просто замечательное состояние! А начался этот подъем, вероятно, во время умывания и бритья, когда, наверное, все мужчины придирчиво созерцают свое отражение в зеркале. Отражение, конечно же, очень знакомое, но каждый день и в чем-то непознанное, новое. Вот и Коля после бритья, разглядывая последствия вождения бритвой по лицу, остался доволен конечным результатом. Да и круги под глазами сегодня не такие уж большие, и цвет лица, безусловно, неплохой. В общем, для сорокатрехлетнего мужчины довольно приличный вид. Впрочем, продавщица цветов, с которой они вчера вечером о том о сем мило поболтали в магазине, дала ему лишь только под сорок. И замечательно! Это о чем-то говорит! Ну и что вам еще надо, господа?!
Дукатов пересек двор, вышел на улицу и, немного помедлив, направился по ее правой стороне. Ему не хотелось повторять то, что уже было вчера. Надо даже в одно и то же мероприятие вносить посильное разнообразие. Надо менять хоть что-нибудь в своей монотонной жизни. Пусть даже самую малость, но обязательно! Ну вот хотя бы поменять сторону улицы. Вчера утром он двигался по левой стороне, а сегодня непременно надо пойти по правой, уже немного забытой им стороне.
Дойдя до перекрестка, Дукатов аккуратненько пересек улицу, носящую фамилию известного революционера… Хотя нет, не фамилия это никакая, а партийная кличка или псевдоним. Своей-то, родной фамилии, наверное, при жизни стеснялся потому, что она менее благозвучная, чем партийная. А раз так, то надо переименовать к чертовой матери эту улицу! Раз стесняешься своей настоящей фамилии, то зачем несколько поколений людей вводить в заблуждение? Герцен и Добролюбов своих фамилий не стеснялись.
Мысль Коли пульсировала четко и ясно, облекая в логическую канву все, что приходило сейчас на ум.
 Перейдя улицу, Дукатов начал движение мимо густого зеленого парка, в котором он побегал сегодня с самого утра, обменявшись любезными приветствиями с парочкой симпатичных особ лет тридцати, которые мелкой трусцой здесь проносились мимо него ежедневно.
А воздух какой в парке приятно пахучий, а дышится как замечательно! И чего это люди себя так упорно травят этим проклятым никотином и всякой прочей гадостью, содержащейся в табачной отраве? Да посмотрите же на себя, бедолаги! Приглядитесь попристальнее к себе! И цвет лица у вас явно поблек, и зубы покрылись темным налетом, и голос довольно погрубел. Некоторые курящие женщины со временем чуть ли не басом начинают говорить. А морщины, посмотрите, как ваше распрекрасное личико облюбовали, и запах от табака такой невыносимый… Черт его знает, и чего нормально им всем не живется. И так жизнь до неприличия коротка и скупа, а тут сознательно травят себя, словно дело какое правое совершают, спеша побыстрее течение жизни своей драгоценной укоротить.
А девушек вот возьмите. Так эти пташки совсем уже обнаглели. Уже и не скрываются, не таятся по укромным местечкам, а нагло идут и чадят себе во… всеувидение. Ничего-то и никого-то не стесняются. Хотя, конечно же, так не принято говорить. Во всеуслышание – пожалуйста, а вот во всеувидение по каким-то правилам нельзя. А, собственно говоря, почему? Когда все, кто находится рядом, слышат – это всеуслышание, а когда все видят – это же всеувидение по аналогии. Коля даже удовлетворенно хмыкнул от этой удачной находки. Но так почему-то не принято выражаться. Странный, конечно же, наш родной язычок. Уж такой заковыристый, такой иногда нелогичный, а для иностранцев – так преграда почти непреодолимая…
Ага, вот и еще одна красотка идет и чадит, как настоящий паровоз, и даже тени стыда не промелькнет на ее наштукатуренном и разрисованном милом личике. Дать бы вот тебе по накрашенным губам, дура смазливая!
Дукатов нагнулся, чтобы завязать развязавшийся на ботинке шнурок, и по привычке бросил взгляд на удалявшуюся особу. «А ножки-то ничего, и фигурка совсем не плохая у этой дымящей блондинистой киски».
Шагов через десять Коля поздоровался со своим давнишним знакомым и, ненадолго отвернувшись, чуть не столкнулся с одной из веселых смешливых подружек.
– Би-би, – заливисто засмеялись они, – осторожно, а то вы на нас наедете своей мощной спортивной фигурой и можете травмировать невзначай. Кто нам будет больничный оплачивать?
Коля улыбнулся, а про себя подумал: «Особенно вот на твою подружку бы наехал с превеликим удовольствием. Ах, какая приятная курочка! А глазки какие синие, и соблазнительная маленькая ямочка на правой щеке».
– Эх-х! – громко вздохнул он и сокрушенно покачал начинающей лысеть на затылке крупной головой. – Жаль, что годики так быстро утекают!
Последний факт подлил еще немного приятности в его эмоции, в результате чего и так неплохое настроение Николая совсем расшалилось, и Дукатов любящим взглядом окинул окружавшие его окрестности. Грудь распирало и из нее рвалась наружу всеобъемлющая, просто какая-то нечеловеческая доброта.
«Ну так и хочется сделать что-нибудь хорошее, какое-то особенное, нужное и важное, доброе дело! Вот, примите, сограждане милые, от чистой души, с исключительным бескорыстием! Да, великое дело – хорошее настроение! И чего только в таком состоянии не сделаешь, хоть сто самых тихоходных старушек через забитую автотранспортом улицу с превеликим удовольствием переведешь…»
Парк закончился. Справа побежал выкрашенный в розовый цвет бетонный забор, а слева потянулась вереница припаркованных автомашин.
Проходя мимо красной девятки жигулей, Коля неожиданно остановился и недоуменно уставился в некую точку. На стекле двери багажника, ухватившись за щетку стеклоочистителя, сидел совсем молодой вороненок и, крутя по сторонам недавно оперившейся головой, испуганно хлопал черными бусинками глаз. Клюв его был тревожно раскрыт.
– Вот тебе и на! – присвистнув,  с сожалением подумал Дукатов. – Всего скорее, с дерева свалился, а по-настоящему летать еще, конечно же, не умеет. Что делать, что делать? Сейчас того и гляди появится хозяин машины, вороненка наверняка не увидит. Сядет себе преспокойненько за руль, нажмет по газам – и прощай, бедная птичка. Не успел появиться на свет, а уже дорожка закончилась. Нет, этого никак нельзя допустить! Надо непременно этой молодой неопытной жизни помочь. Ну вот тебе и появилась возможность для доброго дела, Николай Гаврилович. Действуй, дорогой, не стесняйся! «Да, да, это уж обязательно, это уж непременно, ведь поступить по-другому никак нельзя», – мгновенно подтвердила рвавшаяся наружу доброта. – На то оно и утро такое распрекрасное, что даже тварь пернатую в беде оставить никак невозможно».
Николай подошел к автомашине и уверенным движением взял заволновавшегося вороненка обеими руками.
Вороненок тут же громко и тревожно закричал.
– Да не бойся ты, дуралей беспокойный! Сейчас вот подкину тебя на дерево, и сиди там себе на здоровьице, дожидайся своих ротозеев-родителей.
Но тут произошло нечто совсем незапланированное: из густой зелени ближайшего к нему дерева неожиданно вылетели сразу три или четыре здоровенных вороны и начали, громко крича, устрашающе кружить над головой Николая, держащего в руках бьющегося вороненка.
– Да не волнуйтесь вы так понапрасну, ротозеи-родители! Чего разорались! Неужели же непонятно, что я не забираю его от вас, а наоборот, спасаю от верной погибели ваше чадо пернатое, – проговорил Дукатов. – Нате, держите своего глупого наследничка, – и с этими словами он подкинул высоко вверх испуганную птицу.
Но вороненок на дереве зацепиться не смог, а, неуклюже махая крыльями, отлетел в сторону и, призывно крича, опустился под другим деревом на траву.
Дукатов увидел, что его попытка не удалась, и только с сожалением хотел снова направиться к вороненку, как почувствовал сильный удар по голове и острую боль в области темени. От неожиданности он резко повернулся назад, но тут же почувствовал сзади новый сильный удар. Вороны, одна за другой, начали пикировать на него, стараясь побольнее клюнуть обидчика.
– Да вы что, совсем одурели, пернатые! Уже и добра не различаете? – закричал Дукатов в сердцах. – Ну и неблагодарные же вы твари!
Защищая голову и поворачиваясь в разные стороны, Николай начал отмахиваться руками. Но было бесполезно. Птицы его совсем не боялись, а, громко крича, смело налетали одна за другой с разных сторон. Коля почувствовал под руками на голове что-то теплое и влажное. Он отнял руки от головы и увидел, что они все в крови.
– Вот же гады, твари безмозглые! – озлобленно выругался он вслух.
Ни о какой работе теперь нечего было и думать. Закрыв от разъяренных ворон голову руками, Дукатов бросился по направлению к дому бегом, обиженно бормоча на ходу:
– Вот и сделал доброе дело, наивный дуралей! Вот и заслуженную награду в ответ, простофиля, получил!
Вслед ему доносился многоголосый крик птиц и хлопанье крыльев. А люди, встречавшиеся на пути, с испугом шарахались от незадачливого добродетеля в стороны.