Сон в жизни и жизнь во сне

                Прибытие
       От толчка я проснулся. Вместе с пробуждением пришло и представление, и шум жизни. Я задумался над тем, не является ли само пробуждение сознания таким толчком жизни. Во всяком случае, толчок как физическое воздействие на меня самого и сознание этого воздействия были так слиты или синхронизированы, что не отличались друг от друга. За этой мыслью последовала более значимая, но вместе с тем и более абстрактная мысль о том, что как само сознание с миром, данным в нем, так и мир вне сознания трудно расцепить и взять в качестве констант, существующих независимо друг от друга. Закономерно возникал вопрос, не является ли мир сознанием? Разумеется, есть и мир помимо сознания, но не одно ли то же мир в сознании и сознание в мире, если оно является самому себе?
       Обострил сознание пробуждения лязг закрывающейся двери и притушенный свет в салоне автобуса. За окном темнела весенняя ночь. Я припомнил, что только что запрыгнул в подъезжавший к остановке автобус невдалеке от института, стоявшего на высоком берегу мерно плывущей реки, воды которой пересекала поперек плавно качающаяся на волнах лунная дорожка. 
       В автобусе тихо сидели немногочисленные пассажиры, и мое внимание, естественно, переключилось на более любопытное зрелище, которое быстро проносилось у меня перед глазами. Ночную темноту прорезали лучи фонарей на столбах, выстроившихся в две шеренги справа и слева вдоль дороги, да отдельно горящие через ставни огоньки домов в частном секторе, который в это время проезжал автобус в своем размеренном движении. В зыбком свете искусственного освещения ночной мглы улавливались контуры жилых строений. Но все это можно было увидеть, только тесно прислонившись к самому стеклу окна автобуса. Отклонившись же от стекла можно было увидеть самого себя и салон автобуса с пассажирами в нем благодаря отражению света от стекла, за которым таилась ночная тьма. При взгляде по ходу движения автобуса через широкое переднее стекло водителя была заметна дорога с двигающимися навстречу редкими машинами, ослепляющими своими передними фарами мои глаза. Поэтому мне периодически приходилось отводить их в сторону.
       Вдруг, как по мановению волшебной палочки, автобус оказался на другой стороне города, катящимся вдоль редких построек под палящими лучами высоко стоящего полуденного летнего солнца. Наконец, он вырвался на широкий простор, который ограничивала слева преграда в виде реки и крутые горки справа. Мгновенная перемена времени суток меня мало тронула. Давала о себе знать некоторая заторможенность сознания. Я уже догадывался, что вижу сон. То, что я догадывался, служило мне намеком на то, что я медленно выхожу из сна. Но тут автобус резко взял вправо и въехал на высокую горку, с которой, не удержавшись, медленно, но все более ускоряясь, стал скатываться прямо в глубокую воду реки, которая, обогнув холмы, встала прямо на пути следования автобуса по маршруту. Все пассажиры кубарем покатились вперед, больно стукаясь о сиденья и судорожно хватаясь за поручни. Переднее стекло автобуса треснуло от удара, и  автобус, врезавшись всем своим железным телом в толщу воды как нож в брикет масла, пошел ко дну. Тут вновь картинка переменилась, и я оказался едущим в том же самом автобусе с остальными безмятежно сидящими пассажирами на шоссе с односторонним движением. Из-за поворота слева показалась коробка из белого кирпича со шпилем посередине на полукруглом возвышении на крыше. Объехав допотопное здание первой половины XX в., автобус понесся по ровной и облитой солнцем дороге вдоль коридора стоящих на тротуаре тополей. Но тут мое сознание померкло.
       Когда мои глаза снова открылись, я увидел, что лежу на широком ложе в совершенно белоснежной спальне с открытым окном во всю стену. Первой моей мыслью была та, что я продолжаю грезить во сне. Но ущипнув себя за руку, я почувствовал острую боль настоящего. Значит, я не сплю? Но как же так. Только вчера я лег в свою постель с тяжелым чувством, что завтра, в четверг, мне снова спозаранку надо идти на работу и читать полусонным студентам лекцию по сознанию.
       - Что это такое? – спросил я себя вслух, чувствуя, как медленно подкатывает к горлу тревога, побуждающая меня закричать от страха, что есть сил.
       Я с трудом унял панику сознания, и решил обследовать место моего присутствия в незнамо какой реальности. Для этого я перво-наперво осторожно подошел к окну, но тут же в ужасе буквально отскочил от него. Первым впечатлением от вида из открытого окна было представление, что спальня буквально парила в небе над облаками. Но потом, соблюдая все меры предосторожности, я еще раз подошел и поглядел, но уже не вниз, - от этого у меня в первый раз еще перехватило дух, и появился соблазн спрыгнуть в пугающую бездну, - а по сторонам. Моему взору предстало удивительное зрелище: справа и слева, а также вверху полукругом располагались однотипные, но закрытые широкие окна. Края полукружья терялись в облачной дымке. Только теперь до меня дошло, что я нахожусь на одном из этажей заоблачного небоскреба.
       И тут у меня за спиной раздался нежный и ласковый женский голос, обратившийся лично ко мне. От неожиданности, я чуть было не упал в бездонную пропасть окна.
       - Сергей Сергеевич! Осторожно! Пожалуйста, отойдите от окна.
       - Предупреждать надо… заранее. И не открывать окна, - невольно сделал я замечание  и обернулся на голос.
       Передо мной стояла в свободно сидящей паре (брюки и сорочка) бледно голубого света миловидная женщина среднего возраста и приветливо мне улыбалась. Я отметил, что у нее отменно ровные белоснежные зубы, да и вообще она была еще хоть куда.
       - Где мы находимся? – спросил я, смягчив тон своего громкого лекторского голоса.
       - Там, где и положено быть всем вновь прибывшим из прошлого, - мне показалось, насмешливо ответила моя собеседница.
       - Извините, не расслышал… Как вас зовут, прекрасная незнакомка?
       - Прекрасно вы все расслышали, Сергей Сергеевич! Постарайтесь не удивляться, хотя ваш случай уникальный, просто удивительный. Зовут же меня Василисой Три Тысячи Семьсот Девятой.
       - Это как понимать, Василиса Три Тысячи Семьсот Девятая? Я правильно вас сосчитал?
       - Абсолютно правильно.
       - Первый раз слышу, чтобы было такое отчество в числовом выражении. Вообще, что оно означает?
       - Оно означает количество живых женщин по имени Василиса в «настоящее время».
       - Сомневаюсь, разве может быть столько женщин с таким редким, но красивым именем.
       - Спасибо за комплимент, но вы находитесь не у себя дома в своем времени.
       - В каком еще времени можно находиться, если быть в нормальном психическом состоянии?
       - Можно быть в настоящем времени по преимуществу и иногда в ином времени. Ваш случай является примером случайного перемещения во времени. Собственно говоря, его нельзя повторить.
       Слова пронумерованной Василисы привели меня в состоянии ступора. Я стоял как громом пораженный удивительной новостью, не в силах спокойно переварить полученную информацию. Чтобы хоть как то выйти из мучительного для меня состояния оцепенения, я сделал над собой усилие и выдавил из себя жалкое недоумение.
       - Как так? Вот так, да? Неужели это правда?
       - К сожалению, а может быть, к счастью, это так, - только и могла ответить Василиса из будущего.
       Чтобы хоть как то меня приободрить она стала объяснять, что на самом деле произошло. Но я не слышал ее, на время отключившись. Заметив это, она замолчала и уставилась на меня.
       - Да? Вы что-то сказали? – промямлил я.
       - Ничего. Вы только успокойтесь.
       - Где я нахожусь?
       -  Вы находитесь в Институте времени, - живо откликнулась визави, с облегчением удостоверившись по обычности вопроса, что я нахожусь в здравом уме.
      - Я вам не верю, - неожиданно для самого себя выпалил я и продолжил, -   как вы могли так быстро определить, кто я такой, если я попал к вам из прошлого? Я никаким образом не был популярен в свое время, чтобы остаться в анналах истории. Или у вас есть машина времени? – саркастически спросил я.
       - Да, у нас есть такая машина. Именно благодаря ей мы своевременно определили, кто вы такой, еще до того момента, как вы пришли в сознание. У вас необычная темпорограмма для нашего времени.
       - Ладно. Но можно мне вернуться назад в свое время? – со слабой надеждой спросил я, одновременно ожидая обратного.
       - К сожалению, нет. У нас не принято возвращать людей обратно в прошлое, если они попали к нам в будущее.
       -  Хорошо, но тогда в другое прошлое можно?
       - Тоже нельзя.
       - Но почему же?
       - Потому что таким образом вы измените все будущее. Мы заглядываем в прошлое только как наблюдатели для изучения действия законов течения времени, а не для изменения его хода в прошлом. Иначе оно может измениться для нас непоправимым образом.
       - И не делаете исключений даже для уникальных случаев? – воскликнул я.
       - Насколько я в курсе, нет. Они довольно редкое явление и я такого нарушения правил не помню. Но, как говорили в ваше время, «исключение подтверждает правило», поэтому надейтесь на лучшее для вас, – стала успокаивать меня Василиса будущего.
       - Печально, - стал сокрушаться я.
       - Ничего, человек ко всему привыкает. Тем более, если это намного лучше того, чем он прежде пользовался. Наше время предоставляет больше и лучше возможностей для развития разумного существа, чем ваше.
       - Не могу с вами спорить, не познакомившись с вашей жизнью, - ответил я, горько вздохнув.
       Как я уже понял, Василиса обладала незаурядным терпением и поэтому спокойно слушала мои стенания, а затем, когда я кончил ныть, деловито познакомила меня с оборудованием спальни и соседних комнат моего… как бы это сказать, да, номера. Она просто сказала, чтобы я привел себя в порядок и позавтракал. Позже она ко мне заглянет и проведет ознакомительную беседу о том месте и времени, в которое я случайно попал.
       После ее ухода, немного выждав, я подошел к двери, за которой скрылась Василиса 3709. Она была еле обозначена в стене белоснежного цвета. Дверной ручки не было и в помине. Как же она открывается? Как только я об этом подумал, подойдя к ней ближе, она бесшумно приоткрылась. Интересно, наблюдает ли за мной невидимый соглядатай и, предугадывая мои желания, предупреждает их? Или дверь оснащена сенсорным устройством, реагирующим на приближение теплокровного существа? Не является же сама дверь разумной!?  Собрав все свои силы и преодолевая страх, затаившийся в глубине души, я вышел из номера и оказался широком и высоком коридоре, в котором не было ни одной живой души. Во всяком случае, я никого не видел и не слышал. Может быть потому, что коридор повторял изгиб самого сооружения. Он был таким же пустынно белоснежным, как и мой номер. Хорошо хоть, он не был адски черным. И все же то место, в котором я оказался, не производило впечатление рая.
       Не добившись ясности в понимании, если не считать того, что то положение, в котором я оказался, лучше вообще никакого, я зашел обратно в номер. Дверь за мной автоматически закрылась, и я невольно подумал, что нахожусь в автоматическом мире. Я горько усмехнулся своим мыслям. Как я мечтал прежде о том, чтобы оказаться в мире будущего. И вот теперь я добился желаемого, точнее, оно на меня просто свалилось неизвестно откуда и почему, но никакой радости, никакого вдохновения не чувствую. Меня только мучает страх перед неизвестным и томит ностальгия по своему времени. Может быть, позже, когда я освою будущее и в нем найду свое место, оно произведет на меня благоприятное впечатление. Но теперь ничего хорошего, кроме безотчетной тревоги, которая вряд ли к нему относилась, я не испытывал. Чтобы занять себя и отвлечься от нехороших мыслей, а также подготовиться к встрече с Василисой, я занялся исследованием моих покоев.
       Мой номер мог бы произвести приятное впечатление на человека, который стремится к тотальной оптимизации. В нем не было лишних вещей. Может быть потому, что прежде он был необитаем. В ванной комнате располагался бассейн вровень с полом, душ и санузел. Встав под душ, я недовольно спросил, как открыть воду, если нет крана, и она тут же пошла.
       - Ух, какая холодная! – закричал я. Но она тут же потеплела. Все было ясно без слов: «умное оборудование» номера реагировало на мой голос.
       Выйдя из ванной, я отправился в столовую, вспомнив, как ее аттестовала Василиса: «А, вот это столовая. Так, кажется, у вас называлась комната для приема пищи»? Я ответил вопросом на вопрос: «А, у вас как она называется»? «Никак». Я сделал удивленное лицо.
       - Видите ли, мы питаемся иначе, чем вы, - ответила Василиса, с трудом подбирая слова, - и поэтому… в последнее время отказываемся от использования таких помещений. Но об этом и многом другом мы поговорим позже.
       - Хорошо хоть, что вы не отказались от использования русского языка. Кстати, а на каком языке вы разговариваете друг с другом?
       - Как вам сказать?! Скажу так: на таком языке, какой наиболее приемлем для понимания в данном случае.
       - Значит, вы полиглот?
       - Я, да, как специалист по древним цивилизациям. Но большинство существ нашего мира говорит на всем понятном языке.
       - Это язык тактильного взаимодействия с миром.
       - То есть, вы, что, щупаете друг друга, что ли?
       - Вы излишне откровенны, что, впрочем, естественно для вашей эпохи. Давайте, поговорим об этом позже, во время ознакомительной экскурсии. Хорошо?
       - Разумеется, - разочарованно ответил я.
       То, что я отвлекся на воспоминание, заставило меня поторопиться. В столовой было все необходимое для быстрого приготовления пищи, ее хранения и употребления, а именно: плита, холодильная установка, стол для приготовления пищи и стол для ее использования, устройство для мытья посуды (посудомойка) и, естественно, сама пища. Впрочем, она заблаговременно была уже приготовлена и доведена до оптимального состояния, чтобы тут же ее съесть и запить простой водой, приятной на вкус. Овощной салат. Рисовый суп. Мясо, похожее по вкусу на говядину, которая таяла во рту. Фрукты: груши, манго, бананы, апельсины, лимоны и что-то ни на что непохожее. Пирожные. Я наелся до отвала, пытаясь компенсировать неприятные впечатления от встречи с реальностью будущего вкусной пищей. Она действительна была очень вкусной и питательной. Гостеприимное застолье стало меня клонить в сон, и я прилег на диван за столом.

                Экскурсия
              Мне снилось, что я нахожусь в каком то незнакомом здании, которое на ходу превращалось то в промышленный цех, где оглушительно шумит металл, то в еле освещенный подвал с низким потолком и удушливой влагой, а то в коридор учебного заведения. Вот я иду по цеху, а надо мной по рельсам двигается чан с дымящимся и брызгающим жидким металлом. В правом верхнем углу цеха одиноко стоит рабочий в спецовке на длинной приставной лестнице и вешает проводку. Но тут же я уже плутаю по лабиринту подвальных коридоров, переходя с одного уровня на другой. От тревожного настроения я отделываюсь только на первом этаже учебного заведения. Здесь стайка студенток стоит у дверей кабинета и дожидается свой очереди сдавать экзамен. Вдруг они подбегают ко мне, и просят меня расписаться у них в зачетках. От их нежного прикосновения мне становится приятно. Но нет, это уже не сон, это Василиса, которая меня осторожно трясет за плечо.
       - Сергей Сергеевич, вы устали? – заботливо спрашивает она.
       - Нет, нет. Все нормально.
       - Я вижу, - насмешливо отвечает она.
       Я смущенно молчу.
       - Любопытно, как это встреча с будущим вас утомила.
       - Что делать. Вот так, Василиса 3709, доисторические люди реагируют на будущее.
       - Вы шутите, - сказала она серьезно с видом знатока. - Поделом мне как специалисту по XX веку.
       Когда мы выходили из номера, то мой гид меня спросила, с чего я сам хочу начать знакомство?
       - С вас.
       - И что вы хотите знать? - спросила меня Василиса 3709, нисколько не смутившись. Женщина моего времени обязательно бы показала, что ей льстит или, наоборот, раздражает повышенное внимание к ее персоне в зависимости от того, нравится ей или не нравится собеседник. Женщина же будущего представляла для меня сущую загадку.   
       - Замужем ли вы и есть ли у вас дети?
       - В нашем времени такие женщины, как я, не выходят замуж. А, дети… ими занимаются педагоги, которые посвящают воспитанию и обучению детей все свою жизнь, - сказала Василиса снисходительным тоном, напомнив мне цивилизованную женщину, объясняющую дикарю элементарные правила поведения.
       - А по какому критерию вы делитесь?
       - Естественно, по тому, чем мы занимаемся. Я, например, посвятила себя изучению цивилизаций прошлого. К слову сказать, у нас нет домохозяек. Как специалист по культуре ХХ века, я знаю, что вы привыкли видеть в женщине домашнее существо. Таковых вы здесь не найдете, - спокойно ответила она. И тут я опять ошибся относительно ожидаемой мной реакции с ее стороны. Она и виду не подала, что довольна тем, что восторжествовала гендерная справедливость.
       - Василиса, можно так вас называть?
       - Как хотите.
       - А теперь давайте вернемся к тому, что вы отложили на потом. Вы говорили о том, что большинство современных людей общается друг с другом на тактильном уровне. Как вас понять?
       - Они считывают информацию с поверхности вещей. Поэтому если не хотят касаться сути вещей и углублять взаимные отношения, то ограничиваются тактильным контактом.
         - Но вы, как я вижу и слышу, не прибегаете к такому контакту в общении со мной.   
       - Я другое дело, такие, как я, относятся к классу существ, которых в ваше время называли духовными людьми. Мы обращаемся уже не к тактильному, но интеллектуальному общению.
       - Есть еще классы людей, кроме названных?
       - Да, есть. Например, люди душевного общения. Есть и другие классы, менее малочисленные, чем тот класс, к которому я принадлежу. Но они превосходят мои возможности.
       - Так вы совсем не можете стать выше по значению?
       - Пока не могу, а может быть и никогда не смогу.
       - Можно ли сказать, что классы тактильных, душевных и интеллектуальных людей представляют собой ценностную градацию?
       - Нет, я не была бы столь однозначна. Тем из нас, кто предпочитает тактильный контакт с миром, не заказан путь к душевному и интеллектуальному общению. Правда, более высокие ступени совершенствования не только вне сферы их понимания, но и простого интереса.
       - Так значит, вы задумываетесь о своем дальнейшем совершенствовании, занимая высокую ступень общественного развития?
       - Мы не придаем такого большого значения своему общественному положению, как вы в ваше время. И тем более у нас нет и «в помине», кажется, так вы выражаетесь, ваших начальников. Просто, таких, как я, мало. Вот и все. Многие предпочитают быть как все. Только в наше время уровень такого «всемства» несоизмеримо вырос, по сравнению с вашим уровнем обыденного сознания.    
       - Вы уверены? Как же быть с тем, что большинство людей, по вашим же словам, предпочитает тактильное общение с миром. В наше время таких тоже было большинство. Но все же. Вот вы говорите, что уровень такого рода  людей со временем вырос. Может быть, я неправильно понимаю вас? В каком смысле вы используете выражение «тактильное общение с миром»? Неужели то, что вы буквально «читаете» вещи, к ним прикасаясь?
       - Да, но вы увлекаетесь в своих предположениях. Тактильное познание, возможности которого были открыто только в ХХIII веке, разумеется, имеет свои пределы, ограничения.
       - Я так и не понял, как можно «читать» вещи или лица. Каким образом, прикасаясь к коже человека можно догадаться, как он к вам относится, о чем он думает в момент касания? Если же это понимать в переносном смысле, то можно придумать все, что угодно.
       - Как вам объяснить?!
       - Вы уж постарайтесь, ведь вы знаете намного больше меня.
       - Но поймете ли вы?
       - А, вы попробуйте.
       - Хорошо. Ладно. «Бог с вами».
       - Мы говорили «черт с вами».
       - Да, правильно, «черт с вами», - усмехнулась Василиса 3709. - То, что прежде, в вашу эпоху, было достижением исключительных людей, вроде магов, начиная со второй половины XXIII века, стало обычным явлением благодаря появлению новой технике медитации, которая не требовала сверхчеловеческих усилий от адептов и была доступна даже неофитам.
       - Что это за медитативная техника? - спросил я, переминаясь с ноги на ногу в коридоре у своего номера.
       - Откуда она взялась?
       - Можно сказать ниоткуда. Это трудно понять человеку прошлого.
       - Кстати, а какой сейчас век?
       - Сейчас XXXVII век, если считать по вашему летоисчислению от рождества Христова.
       - Ой! Ничего себе, - только и мог вымолвить я, как громом пораженный.
       Василиса терпеливо подождала, пока я опомнюсь от астрономического числа лет, отделяющих меня от моего времени и продолжила: «Еще тогда, в XXIII веке, человечество достигло такого уровня интеллектуального развития, на котором сработал кооперативный эффект появления нового системного качества общественной жизни, позволивший людям расширить границы сознания. К тому же нас в этом начинании поддержал внеземный разум».
       - Вы хотите сказать, что к тому моменту своего развития человечество нашло оптимальный канал сбора данных об окружающем мире.
       - Да, совершенно верно, о мире и самом себе, своем месте в нем.
       - Мне все равно не понятно, - не отставал я от расспросов моего гида, - дайте мне хоть одну идею, чтобы я мог зацепиться.
       - Внеземная технология медитирования, - терпеливо продолжала Василиса 3709, давая тем самым понять, что ее ничто не может вывести из равновесия, - открывает четвертое измерение таким образом, что оно превращается из параллельного нашему трехмерному измерению в последовательное измерение, а не перпендикулярное, как полагали ваши маги. Благодаря этому можно следовать путем четвертого измерения многим и многим неофитам, становящимся адептами оного.
       - Что это за четвертое измерение?
       - Вы его знаете, но не умеете пользоваться. Это банальное время, но рассматриваемое как пространственная данность.
       - То есть, вы хотите сказать, что информация об объекте считывается пальцами руки с его поверхности, что ли?
       - Да, точно, Но не только пальцами, а всем телом человека. то, что для него было поперечным, с помощью внеземной медитации стало продольным и невольно открытым.
       - Извините меня, Василиса 3709, но уровня моего интеллекта не хватает для того, чтобы понять столь тонкую ноуменальную материю.
       - Сергей, Сергеевич, а вы иронизируете, - заметила Василиса и затем предложила, - хотите я вас научу тактильному контакту? Это не так сложно, как вам кажется.
       - А, давайте, - ответил я, попробовав испытать на практике достижения потомков.
       Я уже было ожидал, что Василиса меня сглазит. Но нет, она застыла, буквально погрузившись в себя. Прошло некоторое время и меня неодолимо повлекло самому заняться медитацией. Сначала ничего необычного я не почувствовал, за исключением самой потребности в медитировании. Но спустя несколько минут, которые я отсчитывал у себя на уме, я с изумлением ощутил, как границы моего сознания начинают расширяться с заметным ускорением, пока  пространство созерцания не охватило собой всю доступную мне реальность. Я стал буквально воочию во всех красках видеть и слышать, обонять, вкушать и осязать не только сами вещи, как они устроены, но и как они взаимодействуют друг с другом на энергетическом уровне, включая и взаимодействие наших с Василисой сознаний. Вдруг все пропало.
      - Ну, как почувствовали? – спросила меня с интересом Василиса.
      Я молча стоял и никак не мог отойти от чуда превращения в энергетическое существо. Наконец, я разлепил склеенные губы и, облизав их, прошептал: «Я общался не только с вещами, но и с вами!»
       - Да, простите меня. Но это хороший знак, - такое бывает с интеллектуально и душевно развитыми людьми, когда тактильный тип контакта начинает работать на более высоких уровнях общения.
       - Можно ли это назвать…
       - Телепатией?
       Я утвердительно кивнул головой.
       - Да, можно. Ну, что ж, а теперь давайте «спустимся с облаков» на нашу грешную землю. Я вас познакомлю с обычной жизнью обычного современного человека.
       - Что ж, давайте, - давно пора.
       Мое не вполне оправданное замечание моя спутница пропустила мимо ушей. 
       Мы подошли к одной ничем не примечательной двери, и она открылась в замкнутое помещение. Это был лифт, лишенный всех приспособлений. В нем не было даже терминал набора номера этажа. Только я подумал о том, как мы доберемся до первого этажа, как тут же двери лифта бесшумно открылись и мы оказались в овальном дворовом колодце Института Времени (ИВ). Несмотря на то, что двор был широкий, на его периферии залегли тени от стен здания института, терявшихся далеко в небе.
       Я не мог не спросить, где мы сейчас находимся, чтобы проверить свои предположения.
       - Мы уже на земле. Пойдемте.
       Василиса, фу-ты, черт, чуть не подумал «Прекрасная», подвела меня к пандусу, спускавшемуся вниз под стеной тут же справа от входа. У пандуса нас ожидало объемное авто. Через несколько минут мы выехали по пандусу на внешний периметр здания Института Времени. Моим глазам предстала девственная природа: мы оказались прямо в субтропическом лесу, между пальм, платанов и дубов которого петляла дорога, теряясь дальше в лесной чаще. Над лесной чащей в северном направлении на расстоянии около 30-40 километров, возвышалось гигантское сооружение в виде улья, а еще дальше на востоке громоздились до самого неба два архитектурных объектов, по форме напоминавшие термитник. Но все эти искусственные достопримечательности нового дивного мира уступали в размерах Институту Времени, устремившемуся вверх в заоблачные выси.
       - Что это за циклопические постройки? – не мог не спросить я свою провожатую.
       - Это коллективные жилища землян или, как говорили в ваше время, многоквартирные небоскребы.
       - У нас говорил проще: «многоквартирные дома». Небоскребы были у американцев. Кстати, есть ли сейчас Соединенные Государства Америки?
       - На Земле теперь нет государств. Есть Единая Ассоциация Землян. Она является участницей Галактического Собрания.
       - Так вы, значит, распространились по всему Млечному Пути?
       - И не только по нашей Галактике, но и по соседним галактикам тоже.
       - И на Туманности Андромеды?
       - Конечно.
       - Раз так, то какую роль играет у вас Земля?
       - Роль Колыбели Человечества и Заповедника.
       - То есть, люди приезжают сюда, на Землю, как на свою историческую Родину?
       - Вроде того. Здесь они отдыхают от космических трудовых будней.
       - Ну, раз так, то я не сомневаюсь в том, что вы уже установили контакт с иноземными разумными существами. Я прав в своем предположении?
       - Да, вы правы.
       - Это гуманоиды?
       - Есть как гуманоиды, так и не гуманоидные расы.
       - Они проживают на Земле?
       - Да, конечно.
       - Их много? Какие цивилизации они представляют?
       - Нет, их немного. Это, в основном, наблюдатели из гуманоидных рас. За более подробной информацией вам следует обратиться в Институт Межпланетной Связи. Рекомендации для такого обращения я дам позднее.
       - Куда же мы направляемся?
       - Как вы, Сергей Сергеевич, видите, мы направляемся к северной колонии.
       - Там есть инопланетяне?
       - Затрудняюсь сказать. На месте мы и узнаем.
       - Для вас, я вижу, общение с инопланетянами, обычное дело?
       - Да, я родилась с этим. Дело в том, что я человек только наполовину отцу. Моя мать была, как вы выражаетесь, «инопланетянкой».
       - Из той самой Туманности Андромеды, конкретнее из звездной системы Алксейя с планеты Нану.
       - Так вы пошли в маму иди папу?
       - В саму себя, - попробовала отшутиться Василиса, но, увидев мину терпеливого ожидания на моем лице, добавила, - я больше похожа на маму.
       Так сказав, она вызвало мое искреннее удивление.
       - В самом деле. Мой отец тоже удивлялся тому, насколько нануняне похожи на землян. Даже существует старинная легенда, до сих пор не доказанная учеными, что земляне являются потомками нанунян. Они специально отправились в путь, чтобы нас разыскать на Млечном Пути и случайно нас обнаружили в XXI веке. 
       - В Институте Времени вы работаете как нанунянка или землянка?
       - И в том и другом роде согласно Соглашению о Дружбе и Сотрудничеству между нами.
       - Как интересно. Выходит, между нашими народами может быть полное взаимопонимание и семейная близость?
       -  Да. Но я не хотела бы об этом говорить…
       - Я вас понимаю. Мы только сегодня познакомились, и вы стесняетесь об этом говорить, так как эти отношения лично вас касаются.
       Василиса промолчала, и я не стал продолжать обсуждать эту щекотливую тему.
       Так как она была наполовину инопланетянкой, я присмотрелся к ней внимательнее. Василисе на вид было лет тридцать-сорок. Она была довольно красива. Стройная шатенка с плавными формами и правильными чертами лица и серо-зелеными глазами. К тому же она излучала неземное обаяние. Хотя она выглядела стопроцентной землянкой, каких можно часто видеть на просторах России в моем времени, в ней сквозило что-то нечеловеческое. Это нечеловеческое было трудно локализовать на лице в движении глаз, губ. Но оно там невидимым образом присутствовало. Может быть, оно, это нечеловеческое было вызвано ее заявлением о том, что она инопланетянка. Но оно было ужасно симпатично. Я поймал себя на ощущении, что незаметно подпал под ее очарование.    
       «И о чем я думаю? = я стал ругать себя, - когда оказался единственно выжившим из настоящего»! Мне нужно было привыкать через силу к новому для себя образу жизни и образу мысли. Подумав, я принял философское решение: «Ничему не удивляться»! Легко об этом подумать, но трудно выполнить на деле. Но тут мои горькие размышления были прерваны остановкой авто: мы подъехали к воротам-сотам человеческого улья.
       В течении нескольких утомительных часов я знакомился с обычной жизнью людей будущего, до сих пор необычной для меня как пришельца из прошлого. Многое для меня поначалу казалось непонятным. А то, что я понял в тот же день, сводилось к тому, что жильцы улья, с которыми я общался, не напрасно заслужили такое имя. «Ульичи» произвели на меня удручающее впечатление ограниченных людей, равнодушно отвечавших на интересующие меня вопросы.
       С их слов я узнал, что они, как правило, заняты в сфере не материального или служебного, но духовного производства. Что же эти, с позволения сказать «люди», понимали под так называемым производством? Для тех из них, кто еще был молод, - это производство означало получение необходимого для будущей жизни универсального образования. Люди же среднего возраста производили, точнее, вырабатывали «ток будущей жизни». Они занимались тем, что им нравилось делать. Некоторым из них не просто нравится что-то делать, но они с любовью относятся к своему занятию. Любовь толкает их на всякие выдумки и забавы. Это творческие работники.
       Большинство из ульичей живут и трудятся на Земле. Меньшинство же только здесь отдыхает, но трудовую вахту несет в космосе. Те, кто работает на Земле, любит проводить свободное время, путешествую по Млечному Пути в поисках личного счастья.               
       Возвращаясь обратно в Институт Времени из человеческого улья утомленным, я невольно задумался над тем, что в среднем возрасте мы становимся пессимистами и утверждаем, что молодежь уже не так хороша, как в наше время, то есть, мы сами. Почему мы так говорим? И тут я понял, что не только потому, что наше время уходит, и мы не можем вписаться в новое время, которое с трудом понимаем или не понимаем вовсе, но еще и потому что занимаем место старшего поколения, которое впадает в старческий маразм, и уже не можем получить от него подсказку. Сами же мы еще не вполне готовы сами разбираться в жизни без запинки и давать верные советы. Когда же мы, наконец, обретаем такую способность, то те, кто следует за нами, не понимают нас.

                В космосе
       Не помню, откуда я возвращался, то ли из пионерлагеря на озерах, то ли с археологической экспедиции, домой, но автобус был рейсовый, городской: он останавливался на каждой остановке. Что было за окном, меня мало волновало. Я думал о книге, которую держал в руке. Недавно я с превеликим трудом взял ее в институтской библиотеке, когда там шла инвентаризация книжного фонда. Если бы не она, мне никогда не попала бы в руки эта книга. В салоне автобуса было тесно от набившихся в него пассажиров, но, слава Богу, я уже сидел.
       Вдруг я вскочил и успел выскочить из него, - мне показалось из-за спин пассажиров, что я чуть не пропустил остановку для пересадки на другой автобус. Однако, оказавшись в нем, я разглядел, что нахожусь не в своем автобусе. Почему? Да, потому что я вышел не на той остановке, перепутав место пересадки. Стремглав я выбежал из автобуса и побежал за первым автобусом. На удивление он остановился, ожидая меня. Когда я вошел в него, то в салоне уже было свободно, так как целая толпа народа вышла на злополучной остановке. Сев на свое былое место, я обнаружил, что сижу не в своих летних туфлях, а в демисезонных сапогах, и держу в руках не библиотечный раритет, а один из томов популярной фантастической саги Фрэнка Герберта «Хроники дюны».
       Меня всегда, мягко говоря, забавляла глупость автора на полном серьезе описывающего религиозное миросозерцание своих героев будущего, поклоняющихся богу исторического прошлого. Разумеется, это был не научно-фантастический роман, а книга в жанре “fantasy”, где будущее всегда перемешано с прошлым и нет места для настоящего, подлинного. Но у Герберта была своя логика: герои жили в пустыне. Ну, а кто живет в пустыне? Конечно, арабы! Не забудьте, что действие происходит не на Земле, а на экзотической планете Арракис. Тем не менее, там проживает народ, похожий на арабов. У него такие же наименования поселений, та же тоталитарная вера, похожие слепые, но прозорливые пророки. Что за узость мышления, свойственная американскому выдумщику? Зато понятно недалеким читателям, для которых то, что творится на другом континенте, уже фантастика. Какая все же ползучая эмпирическая фантастика. На большее ума не хватает. И все же глупость автора можно было списать на условность самого избранного жанра, на то, что это книга не о  будущем, а о вымышленном настоящем, в котором будущее подменено прошлым, выданным за будущее. О чем это говорит? Только об ограниченности опыта людей. К слову сказать, любой опыт ограничен. Поэтому у человека для компенсации этого естественного недостатка есть игра воображения и главное, - есть разум, правда не свой, а один на всех, тогда как глупость у всех своя.
       И вот пока я созерцал свои сапоги и размышлял о книге, автобус проехал мимо остановки для пересадки. Поэтому я был вынужден сойти с автобуса на следующей станции. Но как только я вышел из автобуса, то увидел, к своему стыду, что стою в трусах. Где же мои брюки? Уже позже я не мог не подумать о связи пересадок с автобуса на автобус со сменой, точнее, исчезновением одежды. Не ассоциирован ли переход с одного места на другое с потерей былого? Это предположение навело на общую для меня мысль о потере объекта. Не связана ли потеря объекта в пространстве с сокращением времени, а нахождение объекта в пространстве с его растяжением? Долго я не мог стоять на одном месте, как «три тополя на Плющихе». Я отправился в путь к себе домой. Благо, время было позднее, и мало кто из немногочисленных прохожих обращал внимание на мой непрезентабельный вид.
       И тут на то, что я видел по сторонам, стали накладываться картины чужих мест и времен. Я стал путаться в том, где иду. То я иду по залитой солнцем послевоенной улице вдоль восточного базара и захожу  в арку, где слева от меня колонка, а справа витрина магазина, то уже спускаюсь с моста в зеленую чащу леса. Там, за узкой рекой или, вернее, протокой  набегает пенистая волна на прибрежный песок. Выше растет трава и кустарник, а еще выше вздымается громадой корпус промышленного объекта.  Теперь  же я поднимаюсь по широкому столичному проспекту и подхожу к остановке, где, судя по недовольным и усталым лицам, стоит толпа женщин и детей в ожидании своего автобуса. Наконец, он подъезжает и я сажусь вместе с ними. Мы едем по знакомо-незнакомым местам, пока автобус, завернув, не останавливается за городом у большого универмага, через пустое поле от которого расстилается окаймленная оградой взлетная полоса аэропорта. Зайдя в магазин, я покупаю бесполезную мелочь. Но это неважно. Моя покупка меня радует. Обратно я возвращаюсь в город другим автобусом. Как передать словами впечатление от того, что я слышу голоса непохожих людей, гулко раздающиеся в лестничных пролетах, между стен многоэтажного универмага, декорированных изразцами изумрудного цвета, что я вижу типовую школу в ярком солнечном свете по правую руку движения автобуса за пустынной улицей, на которой хозяйничают строители? Только недавно я сидел на бетонных ступенях бокового школьного флигеля с одним двоечником и обсуждал его учебные проблемы. 
       Но тут автобус ломается, и пассажиры прямо вываливаются на разбитую дорогу и разбредаются кто куда. Я иду узкими кварталами, нагибаясь, захожу в темные подворотни, кое-как из них выбираюсь, пока не оказываюсь в дачном поселке. В утомленном солнцем сонном поселке еще тлеет жизнь. Она поднимается с колен и со всех ног с собачьим лаем бежит за мной, чтобы укусить меня за самое больное место. Спасаясь от них, я взбежал по железнодорожной насыпи к самому полотну и оказался прямо в зимней пурге. Мгновенно превратившись в ледышку, я еле мог переводить хриплое дыхание. Не помню, как я дошел до железнодорожной станции, но чувствую до сих пор, как меня раскачивает из стороны в сторону снежный буран, пробирая до внутренностей колючим морозом.
       На станции я сел в поезд и долго в нем трясся, пока не слез на каком-то полустанке. Вставало солнце, озаряя своим теплым светом прибрежные луга, покрытые крупными слезами-росинками. Как же так, только что пришла нежданно-негаданно зима, но нет, она уже ушла, и вернулось обратно лето. Я стоял рядом на полустанке с любимой женщиной и смотрел в сторону реки на змеящийся по ней остров. У меня возникла острая потребность в том, чтобы искупаться. Но любимая не хотела купаться и осталась ждать меня на полустанке. Я кубарем скатился с высокого песчаного берега к самой реке и всем корпусом плюхнулся в ее прохладные и темные воды, чтобы камнем пойти на дно. «Кто здесь вырыл такую глубокую яму»? – пронеслось у меня в голове. Кое-как оттолкнувшись от скользкого и мягкого илистого дна, я поднялся на поверхность рябой речной глади и закачался на ней поплавком. Мимо меня под водой стайками проносились речные рыбки, задевая мои икры и пятки и заставляя меня пуститься вплавь до острова. Тяжело дыша, я вышел на илистый берег острова и чтобы согреться стал собирать хворост. Ударив себя по карманам мокрой рубашки, я нащупал спички. Разложив их для просушки на солнце, я сам скоро высох. Тем не менее у меня не было ни малейшего желания возвращаться обратно на тот берег, махая своими утомленными руками по воде. Нужно было передохнуть перед тем, как отправляться в путь. Последнее что я помню, это звонкий детский смех, быстро долетавший до меня по звенящей воде с другой стороны острова.
       С этим смехом я проснулся. Сознание того, что я нахожусь в будущим пришло ко мне сразу. Я еще долго лежал в постели в своем номере в Институте Времени и перебирал в памяти пережитое во сне. Многие эпизоды сна мне уже были знакомы. Но целиком сон поражал своим чудесным нагромождением. Я ощущал себя Алладином в сказочном городе джиннов. Но не это меня поразило. Меня вывела из себя невероятная прежде мысль о том, что в течение всего сна мое самосознание бодрствовало, тогда, как сознание спало. Какой в этом был смысл? Что это могло значить? Не то ли, что самосознание находится вне времени и пространства, а вот сознание пребывает в них? Можно говорить о времени и пространстве сознания, можно локализовать его. Такое не получается с самосознанием, которое вечно и везде есть, царит во всех местах и временах.
       Я не мог не думать о том, каким образом и силой каких обстоятельств или чьей волей (доброй или злой) я оказался в будущем времени, которое наступит аж через 1700 лет. Это астрономическое число будет мне понятнее, если отложится не в будущее, а в прошлое, и я попаду в IV век  - канун падения Рима. Понятное дело я в том веке лучше ориентировался бы, чем в XXXVII веке, так как кое-что знаю, что там действительно было, о чем тогда думали и как переживали античное время древние люди. Об этом я знал, так как читал литературу того времени. Но что я знаю о XXXVII веке? Я ничего о нем не читал. Правда, я воочию увидел, что в нем есть. При этом ни все, но только отдельно взятые фрагменты жизни. Можно ли по этим фрагментам жизни людей чужой мне эпохи восстановить недостающие звенья единой цепи бытия, чтобы понять смысл будущей жизни и найти осмысленное место в ней?
       Я подумал, что можно. Однако можно только на некоторых условиях толкования. Какие это условия? Во-первых, причина или мотив понимания: кто меня и для вызвал из прошлого спустя более, чем тысячу лет. Собственно для совокупной или всеобщей истории человечества я не представлял никакого интереса, не будучи всемирно-исторической личностью. Я не верил уверениям Василисы, что случайно оказался в будущем в виду того, что люди имели возможность переместить меня в будущее искусственным образом. Это звучит более убедительно, чем версия Василисы. Но с какой целью они это сделали, для чего?  Если бы я догадался о цели моего появления, но свет ее понимания был лег на все остальное и мне стало бы понятно, что мне нужно действительно делать, чтобы найти выходи из казалось безвыходного положения. Методом толкования смысла моего местоположения во времени могло послужить мое экзистенциальное ощущение времени. Вообще что такое время в экзистенциальном смысле? Это я в-месте со всем вне меня. Оно делает уместным мое существование. С чем я теперь вместе и в каком я месте? В каком я оказался месте, я не хотел себе говорить, ибо это место  попки, которым кто угодно может управлять, да просто манипулировать. Грубо говоря, я оказался в ж… С чем я вместе, точнее, с кем? С тем, кто мне неведом.
       Неужели не понятно, что Василиса с таким странным номерным знаком № 3709 есть лишь ширма для кукловода. Я же сам есть кукла неведомого мне спектакля. К тому же роль моя, видимо, эпизодична, иначе меня поставили бы в известность, что мне нужно делать, если бы я был главным героем комедии времени. Вряд ли Василиса является плодом межрасового брака. К тому же у них, с ее слов, люди не заключают браков. Никакая она не инопланетянка. Она гиноид, искусственная женщина, а, проще говоря, биоробот.
       И все же, если принимать слова Василисы и то, что я видел и слышал, за правду, то получается такая картина. Общество будущего гармонично устроено потому, что разделено на такие категории или классы людей, которые не могут и не хотят вступать друг с другом в конфликтное состояние. Они вполне довольны собой и своим образом и уровнем жизни. Как я понял из очевидного и невероятного, то бишь, несказанного и спрятанного, таких категорий или классов людей три: первый класс – класс травоядных, животных, тактильных, телесных существ, или, как их называл Герберт Уэллс, «элоев». Это человеческая биота будущего, его биомасса. Люди такого класса есть своего рода биомашины, нечто сродни индивидам гражданского общества моего времени. Они не являются кормильцами. Кормит людей будущего техника, искусственная природа путем переработки естественной природы. Это вам не «идеальное», философское государство Платона. Но кто управляет этой техникой? Она сама? Вряд ли. Управляет ей тот, кому она служит. Она служит человеку, человеческому обществу. Но кому, прежде всего, в этом обществе? Таким, как ульичи? Отнюдь. Ульичи – ленивые работяги с гедонистическим комплексом. Тогда служит тем, кого можно назвать интеллектуалами, проще говоря, техниками или, точнее, технократами, вроде Василисы. И не важно, если многие из них являются искусственными людьми или гуманоидами Внеземелья, или представителями негуманоидных рас Млечного Пути и иных галактик. В свою очередь подклассом техников/технократов являются еще такие существа, которые занимаются не столько интеллектуальным трудом, сколько гуманитарным, душевным. Это, как говорили в наше индустриальное и постиндустриальное время, «инженеры человеческих душ». Подкласс работников/деятелей искусства или эстетов.
       Но из недомолвок Василисы я догадался выудить еще один класс существ, которые занимаются управлением управляющих. Вот они и есть уэллсовские «морлоки». Кто-то из них меня вызвал из прошлого. Так я думаю. Нет, это не звери. Уэллс ошибся на их счет. Это демоны, существа духовного плана. Не ангелы, ибо ангелы – это иллюзорное представление демонического мира. Это ловцы душ интеллектуалов, эстетов и просто тел (simple bodies), тактильных существ, то есть, гедонистов.
       Поток моих мыслей прервало появление Василисы 3709. Она предупредила меня о том, что экскурсия продолжается, но теперь уже не на Земле, а в космосе. Я спросил ее, почему, у нее такой номерной знак? Она долго, изучающе, на меня смотрела, но потом все же снисходительно ответила: «Какой вы скептик, прямо Фома Неверующий».
       - Я уже говорила, что мой номер означает мое личное число. Вы помните, что в древние и средние века у вас была развита нумерология?
        - Все. Теперь понял. Но вы такое не говорили. Наверное, вы хотели сказать, но не сказали.
       - Может быть.
       - Кто вызвал меня из прошлого? – неосторожно и неожиданно для самого себя сказал я, не подумав, чем эта откровенность может обернуться для меня.
       - О чем это вы? – переспросила меня Василиса, удивившись.
       Казалось бы, на ее лице застыло выражение искреннего недоумения. Но я уже успел схватить в уголке ее глаз тут же спрятавшийся испуг под маской благодушной озадаченности. Я решил подхватить игру в недоумение.
       - Когда я спал, то отчетливо слышал, что кто-то позвал меня.
       - Я не заходила к вам ночью. Вероятно, вам это привиделось во сне.
       - Вы так думаете?
       - А, вы как думаете? – спросила меня Василиса, спокойно ожидая, что я подыграю ей и подам нужную реплику.
       - Да, в самом деле, вероятно, мне все это показалось. Сон, знаете ли. 
       Дело приняло интересный оборот, если, в самом деле, мне «все это» не показалось и не оказалось игрой моего воображения. Но если испуг действительно появился в глазах Василисы, чтобы тут же исчезнуть, то чего она боялась? Того, что разоблачат ее? Если так, то Василиса находится «под колпаком»? Она, что, шпионка что ли? Тогда кого? Инопланетян или, условно говоря, «сепаратистов»? Против кого? Против империи ситхов? Да, говорили мне, не смотри «Звездные войны»! Неужели я предок джедаев?! Что за бред сумасшедшего фаната «Звездных войн» и прочей такого рода чепухи! Но тогда что это? Здраво рассуждая, можно было предположить (выводы делать рано), что не только я, но и Василиса находится под наблюдением, и она ведет свою еще непонятную мне игру. Значит, все же я нужен людям будущего. Но для чего или против чего, или кого?
       Пока мы поднимались на лифте вверх на летную площадку на крыше Института Времени, чтобы совершить на космическом аппарате прыжок в небо, мне естественно пришла мысль в голову о сне и жизни. Да, прав был Педро Кальдерон, когда назвал свою пьесу «Жизнь есть сон». Действительно, жизнь есть сон. Но не менее верно и обратное, - сон есть жизнь. Только какая это жизнь и какой это сон? Не является ли обычная жизнь сном, а сон жизнью? Если является, то, что, это за жизнь? Нет, это не жизнь во сне. Это сон в жизни, ставший жизнью. Это сознательный, вменяемый сон. Но что тогда сон в привычном смысле слова? Это бессознательная жизнь. С этой точки зрения обычная жизнь и есть сон. А жизнь, настоящая жизнь? Она есть жизнь сна, то есть, такая жизнь, которая ограничена сном. Есть ли жизнь вне сна? Есть. Это сон без сновидений.
      Выходит, есть жизнь сознательная и бессознательная. Сознательная жизнь есть вменяемый сон. Бессознательная жизнь есть сон невменяемый. В первом случае спит обычное или элементарное сознание и бодрствует самосознание как сон второго или отраженного, рефлексивного уровня. Это мета-сон. Во втором случае, то есть, в бессознательной жизни спит самосознание, но бодрствует сознание как сон первого уровня или просто сон. В этом смысле, действительно, просто сон есть жизнь во сне. А мета-сон есть сон в жизни длинною с жизнь.
       Эти неутешительные размышления навели меня сначала на не менее горькие рассуждения о власти ложных и лживых идей над слабым человеческим сознанием, затем на  опасные мысли о связи этого сознания с бессознательным и, наконец, подвели меня к  выводу: человек есть средство, а не цель универсального развития. Что конкретно обо всем этом я подумал, изложу по порядку.
       О силе власти ложных и лживых идей над сознанием людей сам за себя говорит пример с религией. Понятно без проповедей «ловцов душ», этих елее велеречивых служителей культа, что есть Бог. Конечно, он не такой, каким рисует его их превратное воображение. И все же, несмотря на то, что культисты на каждой странице своих тенденциозных писаний откровенно перевирают факты/случаи контакта с высшей силой в своих корыстных (клерикальных) целях, они не в состоянии подменить ее подлинное присутствие в качестве духа или духовной реальности своими сентиментальными подделками или выходками фанатиков. Духовную правду нельзя скрыть. Она проявляется сквозь ложные, а порой и лживые сказки и говорит сама за себя. Поэтому религия не есть сплошная ложь, но как сказка она есть ложный намек на правду. Только для ее проявки  требуется негатив в форме здравомыслящей критики ложных верований и проявитель в виде разумной рефлексии над лживыми утешениями.
       Другая мысль, которая меня занимала, была мысль о новом контроле сознания, свойственного новому времени. Если прежде, еще до эпохи Просвещения, народное сознание контролировалось и управлялось религиозным культом и вероучением, то есть, религиозной идеологией в интересах не только духовных и светских властей, но и самой телесной массы народа, то следом приходит эпоха контроля уже самого сознания просветителями в качестве агентов политического влияния. Они представляли народ в мире сознания перед лицом, вернее, «безобразной физиономией» бессознательной власти как власти бессознательного в собственном сознании идейных людей.
       Другое дело, что случилось с контролем сознания в мое время. Теперь сам народ обязали контролировать себя, предусмотрительно заблокировав возможности возрастания сознания у представителей народа до уровня самосознания системой машинного/цифрового образования. Прежде самосознание было недоступно для контроля не только со стороны глупой власти, но и «умных» просветителей. В мою эпоху расправились с самосознанием самым тупым способом, - исключив из сферы образования универсалии путем фрагментарной спецификации знания.
       И, наконец, третья мысль, которая занимала меня в течении всего дня, отведенного для знакомства с космическими достопримечательностями. Это мысль о самом человеке. Еще ребенком я был склонен к размышлениям. Со временем эту склонность вытеснило увлечение наукой, прежде всего, такой сомнительной наукой, как история. Но это увлечение историей, к счастью, не увенчалось успехом, - я так и не стал историком, во всяком случае, историком в обычном/объективном смысле слова. Почему? Я думаю, потому, что история как наука о прошлом еще не стала наукой об истории человека, ибо та история, которая была, была историей не людей, а вещей и только отчасти идей. Вот поэтому я и вернулся обратно к философии, которая занимается не вещами, как прочие науки, а идеями. Но занятие историей философии как историей идей не стало для меня историей людей, так как такой истории еще не было в прошлом. История людей – это история будущего, а не прошлого. Действительный человек – это человек «светлого будущего», грядущего, а не «темного прошлого» и «серого настоящего».               
       Впрочем, мои занятия антропологическими упражнениями привели меня к пессимистическому выводу, который только подтвердился теперешними наблюдениями за жизнью людей далекого будущего. Этот вывод не нов. Он созвучен как идее Гегеля, так и воле философов жизни. Действительно, человек есть средство или форма проявления духа в истории, событие осознания им самого себя и своего главного места во всем сущем. Универсален не человек, а дух. Человек же есть только факт бытия духовной универсальности. Это понял Гегель. Но свое понимание он дал в ложном идеалистическом толковании, опустив все минусы самосознания духа. Именно на этих минусах акцентировали свое внимание философы жизни, подменив дух последней.
       С философией человек так и не разобрался, ибо она есть не его сугубая деятельность по прояснению выражений языка и понятий логики, но творчество самого духа, побочным или сопутствующим продуктом которого становится человек.
       Все эти рассуждения я расписал в своем дневнике, вернувшись из космоса к себе в номер. Но саму их суть я успел продумать по пути на крышу Института Времени. Оказавшись на ней, я с удивлением нашел, что там царит атмосферный штиль. Увидев мое удивление, Василиса объяснила, что сегодня безоблачно, да к тому же машины на крыше гасят силу ветра. Однако никаких машин там я не нашел, если не считать рядом с шахтой лифта сиротливо возвышавшуюся над плоской крышей пирамиду. Василиса подошла к ней и жестом пригласила меня в космический аппарат. Одна из граней пирамиды диафрагмой раскрылась, и мы вошли в образовавшееся овальное отверстие по выдвинувшейся лестнице. Уже в космолете эта лестница понесла нас, углубляясь в толщу пирамиды вверх к самой вершине. Здесь мы оказались в овальном помещении, которое, судя по приборам и оборудованию, было рубкой космического корабля.
       - Послушайте, Василиса, у меня к вам один вопрос
       - Да, и какой?
       - Я здесь уже второй день, но кроме вас не видел ни одного существа в вашем Институте. Где все ваши сотрудники?
       - Они заняты работой. В нашем Институте принято заниматься своими, а не чужими, научными исследованиями времени и пространства. Пока в работе с вами я не нуждаюсь в помощниках. Потом вы познакомитесь с моими коллегами, которые проявили интерес к вашей персоне. Я удовлетворила ваше любопытство?
       - Отчасти. Может быть, в ваше время ученые занятия носят индивидуальный характер, но в наше время они по необходимости были коллективными.
       - Все меняется со временем, Сергей Сергеевич.
       - Василиса! Я прошу вас называть меня по имени, без отчества. Хорошо?
       - Ладно, если вам так нравится, - машинально сказала Василиса, сидя за пультом корабля и нажимая на клавиши и кнопки приборной доски космолета. Однако никаких последствий от ее манипуляций я не заметил и не почувствовал.
       - Мы еще на Земле? – я спросил с тревогой Василису.
       - Нет. Да не волнуйтесь вы так. Мы уже в космосе. Вот посмотрите, - с этими словами Василиса нажала на кнопку на приборной доске и жалюзи корабля бесшумно открылись. На смотровых экранах кораблю показался космос во всей своей красе: на черном полотне бездны сияли и искрились бесчисленные звезды.
       - А, где Луна и Солнце, и, наконец, сама Земля? – воскликнул я и невольно задел за плечо Василису.
       От невольного прикосновения к ней я почувствовал необыкновенное волнение у себя в груди и небольшое головокружение, заставившее меня отклониться в сторону. Василиса странно посмотрела на меня и заботливо промолвила: «Что с вами… Сергей Сергеевич»?
       Я не нашел ничего другого, как сказать: «Вот теперь я почувствовал, как земля уходит из-под ног. Но где она»?
       - Мы находимся в глубоком космосе вне Солнечной системы, - спокойно ответила Василиса 3709. - Велики достижения современной техники. Поэтому вы и не почувствовали сам взлет и наш выход во Внеземелье.
       - И куда мы направляемся? – с интересом спросил я Василису.
       - Мы просто путешествуем. Здесь недалеко есть удобная планета для адаптации.
       - Что это такое?
       - Адаптация? В данном случае это приспособление вашего организма к внеземной среде, - сказав это, Василиса закрыла смотровые экраны космолета и сосредоточенно стала перебирать по клавишам приборной доски.         
      
                Планета XW 27560 B
        Через десять, от силы пятнадцать минут Василиса пригласила меня к выходу из кораблю. Я невольно посмотрел на  врученные Василисой еще при первой встрече ручные часы: моему изумлению не было предела. Согласно их показаниям мы целую неделю были в космосе. Повинуясь внутреннему голосу, я промолчал и решил уже на месте расспросить Василису о капризах времени. Когда перед нами раскрылась диафрагма выхода из корабля, я увидел себя стоящим на смотровой площадке пирамиды космолета. Так, где же я увидел себя? На зеркальной поверхности своих ручных часов. Я думал, что часы выполняли функцию смартфона моего времени. Но нет, на самом деле они были вроде сказочного яблочка на блюдечке с голубой каемочкой, предсказывая наступление будущих событий. Перед нами расстилалась ровная как коленка красочная многокилометровая степь без конца и края в пору своего весеннего цветения. Если бы это была Земля, то я подумал бы, что сейчас конец мая. Слабый ласковый ветерок нежно шевелил на голове волосы и приносил с собой волнующие запахи степных цветов. Рядом с пирамидой кораблю стояла роща, омываемая неглубокой речкой, которая протекала поперек степного простора. Только позади корабля я заметил в далекой фиолетовой дымке гряду невысоких гор. Единственной приметой инопланетной среды были два светила на светлом небе.
       - Если бы не два солнца, я не догадался бы, что мы не на Земле, - только и мог что сказать я.
       - Не говорите, - выговорила Василиса, как обычно говорили в мое время. От этого воспоминания у меня защемило сердце.
       Затем она предложила мне направиться к роще, чтобы там передохнуть в тени деревьев у реки. Деревья походили на наши березы. Когда мы подошли к реке и нашли удобное место для отдыха, Василиса спросила меня: «Ну, как вы? С вами все в порядке»?
       - Ну, да, - поддакнул я и, немного помолчав, стал допытываться, - мне кажется, что вы мне что-то хотите сказать?
       - Что именно? – спросив серьезно, Василиса уставилась на меня.
       - Ну, как же, сегодня утром перед полетом, когда я спросил вас о том, кто меня вызвал, я догадался, что вы хотели замять  разговор. Мы находимся под наблюдением?
       - Я не уверена…
       - В чем вы не уверены? В том, что я не вещь? Если я из прошлого, то со мной нельзя откровенно поговорить по-человечески? Я не пойму «тайн Мадридского двора»?
       - Может быть. Услышав то, что я скажу, вы не поймете потому, что просто не поверите. Но не только это мешает мне быть откровенной с вами. Я  не доверяю людям. К тому же, не разобравшись, вы можете «наломать дров» и в результате ничего нельзя будет вернуть обратно в прошлое.
       - Вы уже сделали непоправимое, - извлекли меня из прошлого и вовлекли в решение ваших будущих проблем.
       - Вы так думаете, Сергей?
       - Чтобы мне было лучше думать, дайте хоть крупицу информации, - убежденно посоветовал я.
       И тут я сказал лишнее, о чем очень пожалел.
       - Неужели я выдумал эпохальный ускоритель, построил машину времени? И вы хотите исправить то, что я наделал?
       - Нет, вы изобрели вечный двигатель, - саркастически высказалась Василиса и с осуждением покачала головой, добавив, - Сергей Сергеевич, вы возомнили себя центром Вселенной?
       - Нет, я неудачно пошутил, чтобы разрядить тревожную обстановку, - соврал я, теша себя надеждой на свое немаловажное значение в истории мира. Но Василиса 3709 уже раскусила меня.
       - После всего сказанного, как с вами можно серьезно вести дела? Я полагала, что люди прошлого менее инфантильны, чем вы показали сейчас.
       - Что делать? Вот такие мы дети по сравнению с вами.
       - И опять зря. Какие мы обидчивые. Впрочем, делать нечего, - машина уже запущена. Объясню кратко: для выполнения поставленной задачи мы обратились в прошлое. Однако наша временная установка в ходе эксперимента сломалась и дала ошибочный результат: она выбрала вас.
       - Она до сих пор работает?
       - Да, но вхолостую.
       - И не можете вернуть меня назад?
       - О чем это вы? Вот видите, - вы думаете только о себе. И как после этого  иметь дело с вами? – с огорчением повторила Василиса, от отчаяния всплеснув руками.
       - Значит, я навсегда застрял в будущем?
       - Если бы я была на вашем месте, то сказала бы «застряла в прошлом». Думайте нестандартно. Может быть, тогда поймете. Вы думаете, у нас нет других, как вы сказали, «машин времени»? Не в этом дело. И не в вас. А в том, что допустила ли наша экспериментальная машина ошибку, выбрав вас, или нет. И почему она сломалась? Может быть, она сломалась именно на вас? Из-за вас? Только в таком случае вы имеете значение. Как это узнать? Помогите нам.
       - Интересно получается: вы наломали дров, как давеча выразились, а виноват именно я! – воскликнул я и пошел в атаку, - Кто это мы? Я так понимаю, эксперимент вы проводили без согласования с начальством из высших сфер, о котором все умалчивали и только намекали.
       - Вам не понять…
       - Куда уж мне. Но, тем не менее, вам придется все рассказать, чтобы вам помочь.
       - Всего я вам сказать не могу, - в этом эксперименте принимали участие и другие… люди (то, что Василиса 3709 подобрала с заминкой слово «люди», меня насторожило). Но то, что вам можно знать, скажу.
       - Делать нечего, извольте. Я попробую помочь вам, если вы поможете мне вернуться в прошлое.
       - Хорошо, - сразу согласилась Василиса, чем усилила еще больше мои подозрения. Но что мне, в самом деле, оставалось делать?
       - Что вы хотите знать?
       - Я хочу знать, каким образом сломалась машина из-за вас. Возьмем это предположение за исходную гипотезу. Что было с вами накануне «прыжка во времени»?
       - С какой стати мне сейчас вам об этом говорить? Ведь вы по-прежнему меня, как козла, «ведете на поводке». Я перед вами весь, как «на ладони». Откройте свои карты, наконец! Кто такие те, от кого вы скрываете эксперимент и, главное, для чего скрываете?
       - Я не уполномочена говорить об этом с вами. Неужели не понятно?!
       - Неужели я не заслуживаю того, чтобы со мной говорить не как с вещью, а как со свободным и разумным существом.
       - Вам же будет лучше, если вы будете как можно меньше знать.
       - Но какая тогда будет польза от меня?
       Василиса 3709 молчала: она колебалась и не решалась ничего сказать. Наконец, она взглянула на меня и спокойно сказала: «Черт с вами! Слушайте». И она поведала мне то, что было. Не все я понял, но то, что понял, можно кратко изложить вот так.
       В далеком будущем в результате ускоренного развития цивилизаций земного и подобного, гуманоидного типа возникли проблемы с управлением и с управляемыми. Как управлять чересчур сознательными, если сознательные, какими бы сознательными они не были, пусть даже самосознательными, не могут собой управлять для собственной же пользы? Ведь такое текущее положение противоречит аксиоме управления: управляют лучшие в управляемости худшими, а не наоборот. Что это означает? Не что иное, как то, что те, кто управляет, должны быть, как минимум, на порядок умнее тех, кем управляют, чтобы управление было эффективным с точки зрения, разумеется, не экономии, а оптимума развития. Именно поэтому пирамиду управления не могут не возглавлять сверхразумные существа, каковыми в действительности являются духовные существа. В результате строится такая цепочка управления: внизу – слой телесных или тактильных существ, посередине -  слой душевных существ, вверху – слой разумных, точнее, умных или интеллектуальных существ. Отношения между уровнями носят характер  развитой трансформации как превращения в виде обращения, так что следующий уровень прогрессии является истиной предыдущего. Уровень же выше интеллектуального уровня надстраивается над всей пирамидой управления.
       Сверхразумный уровень управления не просто является уровнем сугубого интеллекта, или интеллекта второго порядка как интеллекта для интеллекта. Он его превосходит, так как является системным качеством всей пирамиды управления, его систематическим целым. Если прежние уровни зависели от предыдущих, базовых уровней, ибо те были сильнее, но одновременно превосходящие уровни были и свободнее базовых, то последний уровень возвышается над всеми и парит над ними, демонстрируя свою летучесть тем, что интеллект становится его телом, то есть, в общем, он становится материально бестелесным, а потому безусловно свободным от тягостной локальной зависимости от каждого из своих уровней-частей. Сверхразумный или духовный уровень находится не в каждом из нижних уровней отдельно, но во всех них одновременно разом как проницающая их имманентная связь друг с другом. И вместе с тем он трансцендентально возвышается над ними, их объемля.
       Такая четырехуровневая система работает, как правило, безотказно. Причем автоматизм принятия решений на высшем уровне, где невозможен личный произвол, задает порядок мнимого допущения степеней свободы, распределенный на уровневой кривой в соответствии с приписанной каждому ее участку, а таковых три, собственную степень или меру (значение) незнания. Она, эта мера незнания, имеет самый высокий показатель/числитель на базовом, телесном/тактильном уровне, располагая соматических (телесных) существ вести в меру беспорядочный или сингулярно-нуминозный способ/стиль жизни. Более предсказуемый образ жизни ведут психические или душевные существа благодаря своей симпатической партикулярности или  представленности за всех остальных. Наименее свободным от знания является класс или уровень существ, занятых интеллектуальным трудом. Их свобода носит абстрактный характер. Само устройство такой автоматически управляемой системы предполагает ее закрытость. Подлинная свобода в ней возможна только для высшего уровня. Она тотальна, но он безличен, то есть, имеет нулевой числовой показатель/знаменатель личностности. Это означает, что нет такого существа, которое воплощало бы системную свободу, ибо допущение подлинно свободного существа сделало бы непредсказуемым поведение не только его, но и всей системы в целом.
       Свобода выбора и творческий произвол возможны только в открытой системе как развертывающейся спирали развития. Но ее открытость пропорциональна непредсказуемости следствий, извлекаемых из ее развития. До меня, наконец, дошло, что высший уровень может быть представлен только в том случае духовными или сверхразумными существами (ангелами и богами), если сама жизненная система предполагает наличие иной, обратной стороны. В ней возможны творчество как благое созидание и ответственная свобода. Но в ней есть место и для стихийного хаоса, злой воли демонов и произвола существ.
       Система общественной жизни в будущем была закрыта для этой обратной стороны. С каждым поворотом колеса времени общество будущего теряло свою жизненную силу и приобретало виртуально-идиллический характер. Прогресс искусственного управления оборачивался регрессом жизнеспособности людей. Интеллектуалам будущего было трудно бороться внутри системы с ее деградацией, ибо их противник был анонимен. Осознали это, разумеется, не все интеллектуалы, ибо догадаться об этом изнутри самой системы было невозможно, - она своевременно срабатывала на погашение последствий действий против нее, - а только те из них, кто благодаря манипуляциям со временем, выходил на время за пределы ее досягаемости. Составив узкий круг посвященных, они занялись разработкой плана действий по переустройству всей общественной системы и прежде всего самой структуры ее управления.
        Эксперимент со временем, жертвой которого я стал, был символической вехой в исполнении разрабатываемого плана действий. Однако этот эксперимент дал осечку, так как выбор пал не на гения истории, а на обыкновенного человека из прошлого. Некоторые из посвященных, среди них была и Василиса 3709, предположили, что выбор кандидата в спасители, или хотя бы советчика со стороны, оказался случайным из-за вмешательства самой системы. Однако, по моему разумению, если бы это было так, то система имела бы действительное самосознание, чего не могло быть в принципе. Правда, она имела иллюзорное сознание, распределенное по всей сети управления в виде системного искусственного (рассудочного) интеллекта.
       Исходя из того, что мне сообщила Василиса, и что я уразумел, нужно было сделать вывод. Как я понял, интеллектуалы будущего, посвященные в тайны времени, через своего представителя в лице Василисы ждали от меня совета, что делать в создавшейся ситуации. Но что я мог посоветовать? Я думаю, увлекся. Вернее всего, они ждали не совета, а информации прямо с места события. Что случилось, когда был осуществлен выбор, не у них в будущем, а в моем прошлом. Но что я мог сказать. В общем, ничего существенного. Почему же? Просто потому что чувственные данные или впечатления от события, следы которых можно было извлечь из моей памяти, имели эпизодический характер. Всего объема информации я был лишен по причине ограниченности индивидуального чувственного опыта. Единственно, что могло иметь значение в моем случае, это живость, свежесть впечатления. Но она уже была стерта из моего сознания. У меня осталось о ней только память, рефлексия впечатления. К тому же она была просеяна через сито времени. Сколько прошло лет после того, как я оказался в будущем! И хотя я совершил скачок времени, тем не менее, оно само могло исказить картину минувшего. Вот если бы у меня была идея, то в ее свете свежесть впечатления, может быть, и навела меня на мысль, подсказала бы мне то, что ждали от меня. Где та идея, в направлении которой следовало настроить память на впечатления минувшего?
       Не может ли быть такой идея о том, что идиллическое общество будущего явилось результатом действия злой демонической воли, замыслившей оное, чтобы связать добро борьбой с самим собой в виде борьбы не хорошего с плохим, а лучшего с хорошим когда-то, но теперь плохим. Зло в силу своей вторичности и творческой несостоятельности прикидывается, притворяется обратной стороной добра. Связь того, что есть, с тем, что является иным, уже бывшим как становление и порождает эту борьбу лучшего с хорошим. Итак, хорошо – развитое. Но относительность самого становления всего всем раскрывает его недостаточность. Так в становлении абсолютное противостояние добра и зла вытесняется, подменяется относительной борьбой не противоположностей, но различий, ибо лучшее, совершенствование есть не противоположность, но свое иное хорошего, развитого. Хорошее хорошо, развито в свое время, в иное время, оно уже не хорошо, несовершенно.
       Если же хорошее начинает побеждать лучшее, то оно становится плохим при заданных условиях существования. Не участвует ли иногда злая воля в задании таких условий? Вот о чем я думал, ища ответ на вопрос Василисы 3709. И не является ли носителем злой воли некто из посвященных интеллектуалов или сам я лично? Вполне возможно, что нас могла использовать неведомая нам враждебная сила, чтобы помешать оптимальному переустройству общества утопического будущего в открытую систему.
       Так что же предшествовало моему скачку во времени? Вся сложность объяснения состояла в том, что временной скачок случился во сне. Во сне я буквально скакал по снам, которые видел прежде на протяжении последних лет. Выходит, что когда я видел сны во сне, как раз и происходила метаморфоза времени. Конечно, не сами сны были причиной временного прыжка, Скорее всего, они были его отражением в сознании. Поэтому при анализе они могли раскрыть настоящую причину такого аномального явления времени. Но как при их разборе увидеть эту причину, как догадаться, в чем она заключается? Этого я не знал. Как решить эту задачу? Необходимо было найти ключ к ее решению. Где же он лежал? Возможно в толковании сновидений. В мое время в таких случаях обращались к специалистам. Если требовался приблизительный ответ, то искали мага, если точный ответ, то находили психоаналитика. В некотором роде психоаналитик был ученым магом. Но где его взять в будущем? Ничего не оставалось делать, как самому стать ученым магом. Хорошо еще, что когда я был молодым, тогда серьезно интересовался психоанализом. Конечно, никаким психоаналитиком я не был. Но теорию психоанализа знал в общих чертах. Однако одной теории для психоанализа, а тем более магии, мало, несмотря на то, что в детстве я хотел быть магом и говорил родителям, что когда вырасту, стану магом. Есть в детских мечтах что-то, нет, не загадочное, а пугающее и постыдное, что приходится с возрастом скрывать и лучше забывать или вытравлять из сознания критикой и насмешками. Эти мечты знающему или сведущему человеку нечто могут рассказать о самом детском мечтателе, о его проблемах и страхах.
       Для того, чтобы успокоить хоть как то Василису, я передал ей кратко содержание моего комплексного сна, разумеется, настолько внятно, насколько он был доступен для рационализации. Естественно, Василиса ничего толком в нем не поняла в полном соответствии с негативным правилом герменевтики, которому удовлетворяло мое объяснение: если сам объясняющий нечто плохо понимает, то еще хуже или, в лучшем случае, также его поймет тот, кому объясняют. Но не только поэтому она не поняла меня. Оказывается,  Василиса никогда не видела снов. Я очень этому удивился и спросил, слышала ли она о снах от других людей? Она ответила, что нет, не слышала. Тогда я стал ее расспрашивать о том, как она, занимаясь древней культуры людей, реагировала на упоминания о снах, которые она не могла не встретить, знакомясь с документами архива прошлых эпох. В ответ Василиса сказала, что не встречала таких упоминаний. Это было невероятно. То, что Василиса как специалист по человеческим  древностям чего-то не знает, повергло ее в шоковое состояние. Василиса производила впечатление человека, у которого обнаружился серьезный провал памяти. Но это был провал памяти не только Василисы, но и всех людей будущего.
        Мало того, у них были проблемы не только с памятью, но и с самой жизнью. Значительную часть жизни человек проводил во снах, а не просто спал без сновидений. Теперь же он только крепко спал. Это было как то неестественно, даже вредно с точки зрения физиологии. Поэтому мне не могла не прийти в голову мысль о том, что некто специально стирал память о снах из сознания людей будущего. Они видели сны, но, проснувшись, их моментально забывали. Или, может быть, им не давали их видеть, блокировали во время сна деятельность сознания? Интересно было знать: сны не видят все люди или только интеллектуалы? Я спросил об этом Василису.
       - Я не в курсе. У меня есть знакомые среди всех слоев общества. Но я не слышал ничего подобного ни от одного из них.
       - Как же быть с другими разумными существами? – спохватился я и с надеждой посмотрел на Василису. - Ведь ты на половину инопланетянка?
       -  Я ничего не слышала о снах не только от людей, но и от других разумных существ. Моя мама ничего не говорила мне об этом.
       Мне ничего не оставалось делать, как клятвенно заверить ее, что серьезно займусь истолкованием своего сновидения. Василиса с сомнением покачала головой, но обещала, что постарается найти толкового если не специалиста по толкованию, то хотя бы умного любителя интерпретаций, умеющего держать язык за зубами. Больше нам ничего не приходило в голову.
       Еще немного посидев у речки и успокоив свои нервы созерцанием медленно текучей воды, огибавшей извилистые берега, покрытые живописной растительностью, в которой копошилась местная фауна, - не то насекомые, не то, невесть что, -  мы отправились в обратный путь, пообещав себе еще вернуться на эту гостеприимную планету под абстрактным названием «XW 27560 B».

                Машина времени
       Вернувшись в Институт Времени, я оказался наедине со своими мыслями. Безотлагательно требовалось заняться толкованием снов. Свои экзерсисы по интерпретации я решил начать с самого простого, - с моего детского увлечения магией. Чем можно было объяснить мое влечение к ней? Когда я повзрослел и занялся наукой, то стал с пренебрежением к ней относиться. Впрочем она того заслуживала, ибо, как правило, магия была своего рода тенью, которую наука отбрасывала на предмет своего занятия, путала и мешала ей с ним разобраться. Магия в самой науке называлась «паранаукой». Я подозревал, что некоторые ученые занимаются паранаукой для того, чтобы посмеяться и легкомысленно отвести душу на том, что их напрягало и заставляло быть серьезным большую часть жизни. К тому же ученые иногда пользовались паранаукой под именем «научно-популярная литература», чтобы привлечь внимание публики к своей особе или к предмету своего влечения. Но еще чаще они страдали от назойливости публики и гнали прочь от себя научный суррогат.
       Может быть, когда то, в древнюю эпоху магия была некоторым научным паллиативом, но позже, уже когда человечество покинуло свою младенческую колыбель и стало взрослым она стала собранием предрассудков и нелепостей, которым можно с успехом потчевать легковерную и не то что непросвещенную, но просто безграмотную публику всякого рода мошенникам и фальсификаторам. Таково было мое мнение.
       Но как мне объяснить свой детский интерес к такому неприличному занятию, которое сродни вранью, воровству и мастурбации? Многие «на людях» это осуждают, но наедине им потакают. Что их объединяет и делает неприличными? То, что они совершаются втайне и связаны с введением себя или других в заблуждение ради собственной пользы или удовольствия. Что прячут люди от себя и от других, пытаются предать забвению? То, что их травмирует? Что это? Естественно, собственная неполноценность, личный недостаток. Человеку свойственно делать ошибки и быть порочным, ибо он слаб наедине с самим собой. Тем более неприлично предаваться этому пороку вместе с другими, себе подобными втайне от всех остальных. Вот эта недостаточность человека, его необеспеченность создает комплекс неполноценности, который и пробуют вытеснить люди, предаваясь магической мистификации, религиозному утешению, художественному вымыслу, политической целесообразности и экономическим расчету за счет других. Так в тайном потакании своим постыдным страстям люди нагнетают комплекс сверхполноценности, культивируют отождествление с ними самих себя, противопоставляя себя в виде собрания или общества «посвященных пастухов» всем остальным как непросвещенному «стаду баранов». Подобного рода коррупция, сущностная подмена угрожает и самим ученым, когда они начинают возноситься над другими людьми в своем интеллектуальном (рассудочном) надмении «клинических» или «за-конченных» ученых. Со временем  и у меня стал вырабатываться комплекс «за-конченного ученого». Есть такие ученые. Это «деловые ученые». Как правило, таковыми ученые становятся, когда получают известность. Они по необходимости экономны, эффективно рациональны. Все у них расписано по плану наперед. Так что на всякую праздную болтовню, этакое философствование, с неучами-любителями, которых они скрыто презирают и откровенно над ними потешаются, у них нет ни минуты драгоценного времени.
       Что же такое магия как мистификация? Она есть такое занятие, которое в силу своей фальши, подделки прячет себя, выдавая за оригинал, за настоящее дело. Почему же она фальшивит? Потому что есть симптом, явление человеческой несостоятельности, неспособности «держать себя в руках», распускаться, что сопровождается грязью. Боязнь быть запачканным толкает на стерилизацию, на субтильную идеализацию, склоняет к мечтательству, убегающему от реальности в мир грез, так как реальность травматична, обнаруживая твою неполноценность, бытийную импотенцию ничтожного существа негации, у-ничтожения. Недаром некрофилы так склонны к магии. Пример: Адольф Гитлер. Возразят: есть не только темная магия разрушения, но есть и светлая магия творения. Есть такая магия творения. Но где творения то? Нет, не в материальной  действительности, но только в человеческом сознании. Именно благодаря этому маги-мистификаторы так легко «пудрят мозги» публике. То, что люди называют «магией» есть, но уже не плод воспаленного воображением человеческого сознания, но творение духа. Человек не дух, вернее, не духовное существо.
       Итак, мое детское влечение к магии было обусловлено, даже вызвано к жизни простой детской зависимостью и неполноценностью еще растущего существа. Но как такое объяснение может мне помочь понять скрытый смысл сна как отражения моего скачка во времени? Не является ли сон своеобразной машиной времени, переносящей нас обратно в детство и открывающей нам то, что еще не случилось? Ведь недаром люди говорят о «вещих снах». Но этого мало: сны заносят нас туда, где мы никогда не были или были, но в другом виде и не обязательно людьми, да и вообще кем-то, но почему не чем-то, какой то вещью, случаем или процессом. Что если сон как детский карточный домик рассыпался, расслоился на серию снов того, кого в этой жизни именуют «Сергеем Сергеевичем», обозначив своим расслоением ряд моментов времени, с которыми мы отождествляем себя. Некая внешняя флюктуация послужила причиной расстройства временного ряда, вызвав ответную реакцию его моментов единения в причудливую консистенцию их сгущения, уплотнения, что нашло выражение в наложении снов друг на друга. Тем самым скомпонованный сон из мини-снов послужил ускорителем времени. Указанной энергетической флюктуацией мог явится сбой машины времени будущего, о котором говорила Василиса 3709.
       И все же в ходе размышления мне пришла в голову одна идея. Это была гипотеза  не объективного (хронологического) времени, в единицах которого можно было измерить длительность сна, но его психологического или субъективного переживания. Однако как субъективное время сна могло преобразовать хронологию его течения, так на него воздействовать, чтобы оно могло измениться в глазах наблюдателя? Это было невозможно. Тогда что произошло? Или, что если сбой в работе машины времени в будущем синхронизировал с объективным временем  будущего субъективное время моего сна? Но это могло случиться, только если между разнородными временами есть единящая их связь. Для установления такой связи требуется третий элемент, сродный с двумя другими. О каком времени связи тогда может идти речь? Не о том ли, которое смогло связать субъективное переживание сна с его местом в ряду событий в качестве случая. Для этого такому случаю следовало быть, с одной стороны, объективным фактом, с другой же стороны, субъективным представлением сознания спящего. Выходит, что наложение сюжетов сна друг на друга стало выражением уплотнения времени в действительности.
       Ночные мысли стали путаться в моей голове. Последнее, что я запомнил перед сном, - это тревожное чувство одиночества в благоустроенном номере Института Времени. Очнулся я уже поздним утром, буквально открыв глаза. В этот раз я не видел никаких снов. Это было неспроста. В этом был свой пока непонятный мне смысл. Только в моей памяти всплыло вчерашнее удивление Василисы, вызванное моим предположением, что выбор меня машиной времени обусловлен тем, что мне приснилось. Она сказала, что никогда не видела снов. Это меня так поразило, что я признался в том, что не верю ей. Василиса только пожала плечами и ничего не сказала, видимо обидевшись.
       Странное дело, но у меня было такое ощущение, что я не все вспомнил из нашей беседы на цифровой планете. У меня в сознании мелькнула ужасная мысль, что кто-то стер, но не смог стереть до конца память о прошлом дне. Я стал гнать от себя эту безумную мысль. Но тут раздался второй звонок в моем сознании: в этот раз ночью я не видел сон, как не видят сны уже какое столетие люди будущего. Или им что-то или кто-то мешает их вспомнить?
       Естественно возникал вопрос: кто именно? На первый взгляд, это могли быть только интеллектуалы, такие же, как и сама Василиса, потому что система общественной жизни будущего, как я догадался, не допускала среди людей уровня выше интеллектуального. Разумеется, сверхразумный, или, точнее, сверхрассудочный уровень существовал, но он был уровнем уже не людей, а автоматической сетевой системы машин обеспечения безопасности и гармонизации их совместной и индивидуальной жизни.
       Однако интеллектуалы не видят сны. Как они могут контролировать то, что им неведомо? Тогда это делают машины? Зачем они это делают? Неужели люди подпали под влияние машин? Такое предположение, достойное сценариста из Голливуда, отдавало изрядной долей кошмарного безумия, смешанного с не менее значительной порцией откровенной глупости. Никогда человеческий продукт, будь то даже высокотехнологическая машина, не станет умнее своего производителя. Взять того же бога. Он создатель. Кого он породил? Людей. Они умнее его? Отнюдь. То, что невозможно для машин, возможно для людей. Как говорили в мое время: «Природа отдыхает на детях».
        Умнее человека может быть не только бог, но и другой человек или он же сам, но повзрослев и поумнев. Что если в будущем до того будущего, в которое я попал, некто создал такую машину, которая могла блокировать работу сознания во время сна таким образом, чтобы люди вообще не видели сновидений? Или «научил» такую машину стирать сны после пробуждения, а также блокировать любое упоминание о снах. Но как это можно было сделать и главное, - для чего? И вот тут надо было крепко задуматься над поставленной проблемой. Для чего это понадобилось бы безымянному гению? Конечно, можно было отделаться от проблемы тем, что выбрать на его роль сумасшедшего изобретателя. Но такое объяснение ничего на самом деле не решало. Блокировщиком снов и стирателем памяти могло оказаться существо или существа духовного плана. Но тогда требовалось бы другое объяснение, более сложное, чем в  случае с человеческим или гуманоидным гением.
       Чтобы найти решение возникшей проблемы того, почему люди будущего не видят сны, мне не оставалось ничего другого, как связать сны с путешествием во времени. Что если сны вырабатывают энергию, так необходимую для путешествий во времени. На это путешествие во времени она и тратится. Но почему мое осознание сна не помешало работе машины времени, на которой я перенесся в будущее? Вероятно, если моя гипотеза верна, мое сознание сна каким-то образом связано с тем, что Василиса назвала «сбоем или поломкой» машины времени, выбравшей меня в качестве кандидата на спасение жизни людей будущего от «застоя» в их развитии. Конечно, у меня хватило ума для того, чтобы понять маловероятность такого объяснения. Но что-то в нем все же было. Оно имело смысл, но постоянно ускользало от моего внимания. Если бы я догадался, что это было, то может быть, оно прояснило, если не предмет моего размышления, то хотя бы само размышление.
       Но только у меня стала вырисовываться перспектива мучительного поиска искомого смысла, как в дверь номера постучали, и после моего приглашения вошла Василиса с каким–то странным существом, отдаленно напоминающим мужчину неопределенного возраста и непримечательной наружности. Она представила нас друг другу. Это оказался ее интеллектуальный собрат – специалист по технике машинного перемещения во времени - по имени Джонни 11457. Я не смог сдержаться и спросил: «Неужели так сложно называть себя простыми именами»? На что Джонни 11457, ухмыльнувшись, мне возразил: «Это вам сложно, а нам легко».
       - Мы привыкли не столько думать и говорить, сколько измерять и вычислять.
       - Джонни, не надо обобщать, - с неприязнью заметила Василиса 3709.
       - Да, вы, гуманитарии, с трудом справляетесь с числами, - парировал техник.
       Василиса сделала строгое лицо.
       -  Ничего лишнего, Василиса, - стал оправдываться Джонни 11457. - Это я так сказал, абстрактно выражаясь.
       - Тем не менее, - настаивала Василиса на своей обиде.
       - Давайте поговорим о деле, - перевел стрелки Джонни.
       - Да, в самом деле. Я как раз тут подумал…
       - Сергей Сергеевич, мы забыли вам сказать, что сегодня познакомим вас с тем, как работает машина времени, - вовремя прервала меня Василиса, не дав мне разоткровенничаться. Я совсем забыл о том, что нас, так сказать, «пишут» в номере. Впрочем, если мои догадки верны, нас могли «писать» или контролировать везде, где бы и когда бы мы ни появились. Мне было интересно, а мои мысли про себя тоже «пишут»?
       Выйдя из моего номера, мы спустились на лифте на нижний уровень. В коридоре, так же как и на верхнем уровне, не было ни одной души. Мы подошли к стандартной двери без опознавательных знаков. Дверь бесшумно открылась. Мы вошли в большую комнату размером с футбольное поле. Левая сторона комнаты была заставлена большими креслами, в которых можно было уснуть под бормотание лектора, который мог стоять за кафедрой на пьедестале в ее центре. В правом нижнем углу комнаты стояла силовая установка, соединенная с целой батареей сигарообразных прозрачных капсул в человеческий рост, которая покоилась на мраморном полу, разделенном в шахматном порядке на черные и белые квадраты. Перед установкой располагался пульт управления с овальным диваном.
       - Для чего предназначена такая просторная комната? – невольно вырвался у меня сам собой вопрос.
       - Для демонстрации возможностей машины времени, - проинформировал меня техник Джонни 11457.
       - Вон там, в углу… это и есть машина времени? – поинтересовался я.
       - Нет, это не сама машина времени, а ее вещественная объективация для демонстрации.
       - Значит, машина времени есть виртуальная машина? – так я решил показать свою ученость.
       - Совершенно верно, - ответил Джонни, сделав удивленное лицо от моей догадливости.
       - Я правильно думаю, что машина времени есть «матчасть», так сказать, или программное оборудование, обеспеченное материальным оборудованием?
       - Совсем нет, - разочарованно сказал техник, убедившись в ограниченности моих знаний в области будущей техники.
       - Тогда каким образом она устроена? – упавшим голосом спросил я.
       - Машиной времени являемся мы сами. То же, что вы назвали программой и оборудованием есть приложение к нашему телу. Программа индуцирует способность нашего интеллекта управлять телом во время перемещения во времени. Оборудование снимает телесную локализацию в обычном трехмерном пространстве  за счет активизации или распаковки свернутого четвертого измерения, - снисходительно объяснил мне Джонни основы техники времени.
       - То есть, в машине времени мы оказываемся в чистом пространстве?
       - Не совсем так. Мы сами являемся машиной времени, когда попадаем в четвертое измерение.
       - Хорошо, в путешествии во времени есть свои правила?
       - Конечно, есть. Первое опытное правило, которое никак нельзя нарушить, как бы мы не экспериментировали со временем: будущее для нас закрыто, если не считать то настоящее, из которого мы отправились в прошлое.
       - Но как же так: если человек отправится в прошлое, то он тем самым может изменить будущее, ведь они связаны друг с другом настоящим?
       - Верно. Поэтому чтобы не исчезнуть в своем настоящем, которое является будущим для прошлого, присутствие в прошлом следует ограничить только наблюдением. Это второе правило опыта существования не в своем времени.
       - Получается, в путешествии во времени путник ограничен прошлым, в котором является посторонним. Так?
       - Не совсем так. Но, в общем, так.
       - Сергей Сергеевич, давайте продолжим нашу беседу в прошлом, чтобы познакомиться воочию с путешествием во времени. Вы согласны? – поспешила предложить Василиса, вероятно, с целью предупредить мою болтливость.
       - Но как же мы будем беседовать? Как я вижу, в комнате нет никого помимо нас. Кто тогда будет сидеть за пультом, и управлять таким путешествием?
       - Не беспокойтесь, Сергей Сергеевич, мы поставим установку времени на автоматическим режим работы, - насмешливо, подражая Василисе, пояснил Джонни.
       В ответ Василиса так строго на него взглянула, что он драматически поднял руки вверх и предупредил меня, чтобы я лежал в капсуле совершенно неподвижно, закрыв глаза, до тех пор, пока он не скомандует пошевелиться и открыть глаза.
       Следуя указаниям специалиста по путешествию во времени, я подошел к капсулам времени и наугад выбрал одну из них, прилег в нее и стал наблюдать через отверстие и прозрачные стенки капсулы за тем, как Василиса опустилась в капсулу рядом. Она взглянула на меня и с улыбкой кивнула головой, приглашая меня в путешествие во времени. В это время Джонни настраивал аппаратуру; прошло время и он сел в третью капсулу; через минуту капсулы герметически затянулись прозрачным покрытием, и я непроизвольно закрыл глаза. У самого моего уха раздался внезапно голос Джонни, предупредивший меня о том, чтобы я не шевелился и не открывал глаза, пока он не разрешит. Чтобы отвлечься, я стал считать секунды. Досчитав до тысячи, я не выдержал и открыл глаза. Моему взгляду предстала картина света, переливавшегося всеми цветами радуги и обволакивающего мое тело. Меня растревожило то, что мое тело покоилось в этой атмосфере живописного света вне капсулы, которой было не видно. Вдруг я услышал издалека голос Джонни: «Какой вы не послушный»! И тут из света выплыли две фигуры, по очертаниям похожие на человеческие, и подошли ко мне. Я узнал в них Василису и Джонни.
       - Сергей Сергеевич, с прибытием! – поздравила меня Василиса. - Теперь вы можете встать, - добавила она.
       - Где мы? – только и мог, что сказать я в изумлении.
       - Мы находимся в межвременном пространстве, если можно так сказать.
       - Можно, можно, - подтвердил условное утверждение Василисы техник времени и уверил, - здесь можно говорить все, что придет в голову.
       - Я не понимаю, кого именно вы боитесь? Почему опасаетесь проговориться? Подозрительность – опасная вещь. Вот и я уже заразился ею. Кто вас подслушивает? У вас ведь нет государства, а, значит, нет и его недреманного ока.
       -  Трудно вот так прямо ответить. Действительно, мы не знаем никого, кто превосходил бы нас в интеллекте, включая гуманоидов и не-гуманоидов. Кстати, они тоже опасаются лишний раз развязывать свои языки или то, что у них есть для коммуникации, - разоткровенничался Джонни.
       - Но мы доподлинно знаем, что те, кто публично сомневается в сложившемся порядке вещей и  распространяет идеи, противоречащие основаниям цивилизации, бесследно пропадают из нашей жизни. И что не менее странно, - их близкие и знакомые не проявляют ни малейшего беспокойства относительного их исчезновения так, как будто их никогда не было, - ответила с болью в голосе Василиса, что у меня создалось впечатление, что она так говорит, опираясь на собственный опыт забвения близких.
       - У нас такого нет. Правда, при сталинизме в Советском Союзе имела место практика отказа детей от своих родителей, если они были врагами родины. Но они делали это под угрозой жизни со стороны конкретных лиц из карательных органов.
       - Вот видите. И как нам на это реагировать? Мы были вынуждены составить тайное общество. Собираемся мы в чужом времени или на границе разных времен, как например, теперь.               
       - Этот вопрос мы все равно здесь не решим сей же час. Давайте обсудим другое, - то, что вы со слов Василисы называете «сновидением», - перевел Джонни разговор на знакомую тему для меня.
       - Хорошо. Что вы хотите знать? – ответил покорно я.
       - Что это такое? Вы можете внятно пояснить?
       - Вы хотите, чтобы я дал определение сновидению, показал, как работает его понятие, чтобы вы поняли, что это такое в действительности?
       - Да, - односложно ответил Джонни.
       - Извольте. У меня всегда были проблемы со временем. Мне никогда не хватало его. Я не мог довольствоваться малым, - только настоящим. Оно тут же превращалось в прошлое. Поэтому для продолжения собственного существования требовалось брать займы у будущего. Как теперь я пониманию, сновидение необходимо человеку для того, чтобы выйти из обычного течения времени. Он окунается в сон как в альтернативную реальность иного времени, одновременно или синхронно, но параллельно сосуществующую с повседневностью. Чтобы понять, что такое сновидение как видение или греза во сне, лучше сравнить его с созерцанием.
       - Это не то же самое, что созерцание? – вступила в разговор Василиса.
       - Можно сравнивать сновидение с созерцанием, но было бы ошибкой полагать, что они одинаковы. Между ними есть общее: они связаны с представлением. Разница между ними заключается в том, что созерцание есть представление нечто, а сновидение есть его представитель. Казалось бы, медитативное созерцание предполагает отождествление представленного с представляющим в представлении, в котором представляющее проявляет активность в том, чтобы быть пассивным, - это так называемая «активная пассивность», - так как целью медитации является слитость с созерцаемым. Эта слитость и есть сознание. Сновидение же есть пассивная активность, то есть, соучастие спящего в деятельности сознания в бессознательном состоянии. Когда ты видишь сон, то ты видишь то, что делаешь как бы со стороны, как посторонний. Во сне ты являешься «своим иным», как говорили древние, ‘alter ego”. В медитации же ты являешься «иным иному» или самим собой.
       - Если я правильно вас понял, что продолжая вашу мысль, можно сказать, что путешествие по времени есть прогулка по своим местам вне себя?   
       - Да? Пожалуй. Тогда медитация есть путешествие по не своим или чужим местам в самом себе. В сновидении мы бываем там, где еще не были, - в будущем, или уже никогда не будем, - в прошлом. Следовательно, в случае с медитацией мы имеем дело с  абсурдным или неуместным субъектом, которому нет места в объекте, который он созерцает, ибо не он находится в объекте, а объект находится в нем. Это объект его сознания в том смысле, что таким объектом является само сознание. Есть самосознание, то есть, сознание отличает себя как объект в качестве субъекта. Субъект, находя себя в себе, узнает себя, а не объект. В случае же со сновидением мы имеем дело с абсурдным или неуместным местом объекта созерцания без субъекта. Субъект заторможен. Он поглощен объектом созерцания, следит за ним, но ни в нем, ни за ним не может найти себя. Почему? Потому что во сне нет настоящего, с которым отождествляется Я, но есть прошлое как будущее и будущее как прошлое. Медитация возносит человека в вечно настоящее. Сновидение погружает человека во время преходящего.
       - Ребята не отвлекайтесь от темы. Конечно, умные разговоры полезны для развития интеллекта. Но мы здесь находимся не для философских дискуссий о природе снов, а для решения конкретной задачи по перемещению во времени, - вернула нас в настоящее Василиса.
       -  Василек, для того, чтобы решать конкретные задачи, необходимо уточнить границы применения тех средств, которые могут быть использованы для нахождения путей такого решения. Чем мы собственно сейчас и занимаемся, пробуя установить значение терминов времени сна, - попробовал Джонни 11457 поставить на свое место Василису 3709.
       - Никакой я тебе не Василек, - рассердилась Василиса, притопнув от гнева своей стройной ножкой.
       - И в самом деле, Джонни, - решил я поддержать Василису.
       - Если бы я нуждалась в адвокатах, то сама бы обратилась к вам, - поставила меня на место моя покровительница во времени, тем самым дав понять, что она независимая личность и сама может постоять за себя.
       - И что это было? Товарищи, избавьте меня от душевных сцен. Давайте займемся делом. Здесь не то место, чтобы выяснять отношения.
       - Это я то, выясняю отношения? – продолжала гнуть свое Василиса.
       - Сергей, можно так к вам обращаться? – спросил меня вдруг Джонни.
       - Конечно.
       - Вы только посмотрите, как сейчас прекрасна Василиса в своем неподдельном гневе. Прямо, вылитая пантера.
       И в самом деле, Василиса была очень хороша, когда сердилась. Ноздри ее изящного носика трепетали в такт плавным движениям пропорционально сложенного тела, роскошные  светлые волосы шевелились, как будто в них запутались блестящие змеи, из пылающих яростью глаз сыпались синие искры. Внезапно она сменила тактику и улеглась на невидимом полу во всю длину своего живописного тела, грациозно подперев свою красивую голову тонкой рукой, выточенной из слоновой кости.
       - Продолжайте свою беседу, – царственно позволила нам Василиса заниматься своим делом.
       - Как можно, моя госпожа, без вас нам, ничтожным пролетариям умственного труда, решить такую сложную задачу, - продолжал Джонни «дергать за хвост» все еще опасную в своем затаившемся гневе пантеру.
       Однако Василиса уже не обращала никакого внимания на колкости своего коллеги по времени. Она обратилась ко мне с речью.
       - Сергей Сергеевич, не обращайте внимания на наши шутки. Вы, надеюсь, уже глубокомысленно отметили про себя, что женщины за целую тысячу лет нисколечко не изменились.
       - Василиса, вы слишком большого мнения о моем интеллекте. Но вот теперь, после ваших слов, я понял, что так и есть, - люди есть люди.
       - Это хорошо? – теперь серьезно спросила меня Василиса.
       - Не вижу в этом ничего плохого. Слава Богу, что вы до сих пор люди как люди.
       - Спасибо на добром слове, Сергей, - поблагодарил меня Джонни с улыбкой. – Василиса права, нам нужно что-то делать с машиной времени.
       - И со мной?
       - Что вы… Вы что, машина, что ли?! С вами нужно договориться. Подскажите, как нам себя вести с вами. Вы все же наш предок, а мы ваши потомки, абстрактно выражаясь.
       - Я вас не понял. Мне понятно лишь то, что вы по поручению неведомого мне тайного комитета пытаетесь выведать у меня неизвестно что. Так скажите что именно, чтобы я помог вам.
       - Не надо так сурово думать о нас, Сергей Сергеевич. Мы на вашей стороне, а не против вас, - стала меня успокаивать Василиса.
       - Я вас понимаю только в том, что, поставив себя на ваше место, нельзя не оказаться в недоумении, что со мной делать, ведь вы получили не то, что ожидали. Зачем вам я? А, не пустить ли меня в расход? Вдруг, я представляю угрозу.
       - Что ж, Сергей Сергеевич, вы сами этого хотели. Поговорим начистоту. Вы правильно понимаете, что мы уполномочены разобраться с вами, - Джонни пошел ва-банк.
       - Сергей Сергеевич, Джонни оговорился. Я на вашей стороне, - стала меня уверять Василиса, невольно приложив руку к сердцу.
       - Надо понимать, что мнения в правлении вашего общества посвященных в тайны интеллекта разделились относительно меня и моей будущей участи?
       - Вы правы относительно меня, - с заметным удовольствием констатировал Джонни, - да, я вам не верю. Но даже, если вы говорите правду, то вас могут использовать «втемную» силы, враждебные нам. Поэтому вы в любом случае представляете угрозу.
       - И что со мной делать?
       - Не мне решать. Но если бы это решение зависело от моего мнения, то я решил бы продолжать слежку за вами. Дело в том, что никакой пользы нет в переработке вас во времени.
       - Что такое «переработка во времени»?
       - Уничтожение.
       - Вам нечего скрывать?
       - Разумеется.
       - Значит, выходцев из прошлого вы уничтожаете?
       - Зачем драматизировать естественное положение вещей? Мы отправляем пришельцев из прошлого в прошлое, которого уже нет. Теперь понятно?
       - Что тут непонятного. Все ясно: как только я перестану быть вам нужен, вы пустите меня в расход.
       - Джонни выдает желаемое за действительное. Так хотят те, кого он представляет. Иные же, их не меньше, чем тех, кто «против» вас, желают работать с вами. Им нужно, чтобы вы были живым, а не мертвым. Вы все поняли, Сергей Сергеевич? – с надеждой спросила меня Василиса.
       - Что и требовалось доказать. Я предупреждал, что он поссорит нас друг с другом, - убежденно заметил Джонни, ощупав меня холодным, жестким взглядом.
       - Да, я вас понял, Василиса 3709, - официально ответил я. – Мне только не понятно, вы играете в «доброго» следователя или действительно на моей стороне? С ним же все ясно, - заметил я, кивнув на Джонни.
       - То есть?
       - Дело не в вас, - и дальше прикидывайтесь, если хотите, - а в вашей позиции. Она однозначно инструментальна по отношению ко мне. Где же ваша человечность?
       - Что вы хотите? Жить среди нас? Вы же не приживетесь. Между нами целая тысяча лет. К тому же вы, может быть, являетесь «бомбой замедленного действия». Вдруг, вы засланы специально, чтобы уничтожить наше сопротивление? Поэтому самым человеческим выходом из создавшейся тупиковой ситуации может быть ваше возвращение в прошлое. Вы хоть понимаете, что опасны для нас?
       - Понимаю, - согласился я с искренней печалью, - надо же было явиться в будущее, чтобы мне дали понять, что я никому не нужен и даже угрожаю всем одним своим присутствием.
       - Так помогите нам, - избавьте нас от себя: пожертвуйте собой ради общего блага. Мы же извиняемся перед вами за допущенную ошибку.
       - Джонни, так нельзя; бесчеловечно требовать от человека, чтобы он пожертвовал собой. Он должен сам решить, - пробовала Василиса наставить своего коллегу на путь милосердия. Но он давно уже вышел из детского возраста и встал на путь справедливости.
       - Сергей Сергеевич, не надо жертвовать самим собой, - не та ситуация. Вы не должны приносить себя в жертву, но вы можете помочь нам разобраться со сложившейся ситуацией. Ошибка тех, кого представляет Джонни, и его самого заключается в том, что они не верят в положительное решение поставленной задачи. В частности, они сомневаются в том, что вы видите сны.            
       - Как можно видеть сны, когда мы спим? – спросил в сердцах Джонни.
       - Хотя бы вы верите мне? – я спросил Василису, уже не надеясь, что она поверит мне.
       - Я хочу вам поверить, - ответила она уклончиво.
       - Вот видите! Даже вы не верите его словам. Разве может быть найдено положительное решение задачи со многими неизвестными, одним из которых является миф о сновидениях вашего подопечного? – торжествующе спросил Джонни. 
       - Пока не знаю, но будущее покажет, - с верой в будущее ответила Василиса.
       - Не лучшая тактика, - ждать с моря погоды.
       - Я не призываю сидеть, сложа руки. Это вы идете по наименьшему пути сопротивления и предлагаете отрицательное решение. Просто-напросто у вас не хватает выдержки.
       - Это мы посмотрим, у кого не хватает выдержки, - отрезал Джонни, - ему было нечего сказать.
       Итак, первый раунд выиграла Василиса со счетом 1:0. Вместе с ней выиграл и я. Теперь у меня было время для того, чтобы лучше обдумать сложившееся положение вещей после моего скачка во времени.

                Ловец снов
       Вернувшись в свой нулевой номер Института Времени, я стал искать, с чего нужно начать странное предприятие по отработке времени. Действительно, его нужно было начинать с самого начала. Ввод новых данных, - информации о планах на меня представителей тайного общества сопротивленцев, - требовал от меня основательности в размышлениях, ибо от них зависела моя участь в будущем времени, ставшем для меня настоящим. Проблема решения вопроса, почему из прошлого явился обычный человек, еще больше усложнилась. Люди будущего не верили мне на слово, несмотря на мои искренние попытки помочь им поверить. Прежде всего, следовало добиться у них доверия и расположения в мою пользу. Я стал «ломать голову» над этим. Для того, чтобы убедить их в своей правоте, нужно было засвидетельствовать то, что мне снилось. Но как это сделать? Как вовлечь, например, Василису в мой сон или хотя бы помочь ей увидеть сон?
       «Как это сделать»? – повторял я, если они не понимают даже смысл обычного слова «сновидение». Это понятно: они не знают смысла этого слова потому, что у них не было опыта переживания видения во сне. Почему? Для меня единственным объяснением незнания сна «моими потомками» было предположение о том, что их сознание блокируется искусственным образом, как только они засыпают. Поэтому, когда они просыпаются, то ничего не могут ни подумать, ни почувствовать, ни рассказать о том, что видят сны. Напрашивается следующий вопрос: Видят ли они вообще сны? Зачем блокировать сознание сна, если он есть, точнее, если есть сновидение? Какой в этом смысл? Никакого. Если даже предположить, что сны носят травматический характер, то тем более необходимо их осознать, чтобы изжить. Это элементарная истина психоанализа. Следовательно, здесь работает иная мотивация вытеснения содержания сна из сознания людей будущего. И, со слов, я не помню уже, то ли Василисы, то ли Джонни,  не только людей будущего, но любых гуманоидов и представителей иных, не гуманоидных рас.
       И тут у меня в голове забрезжила идея о том, что это не могли сделать ни сами люди, ни другие разумные существа, если не предположить, что на определенном этапе эволюции разумной жизни появляется новое системное качество такой жизни – качество путешествия во времени. За счет чего оно может появиться? Моя идея: за счет энергии сна. Жизненная энергия всех разумных существ во Вселенной, которую они расходуют на сновидения во время сна, занимающего у них половину жизни, становится энергией времени. Так будет логичнее. Что касается лимитов или границ использования энергии времени (ТЭ – темпоральной энергии) для будущего, то более высшие существа, чем люди или разумные инопланетяне, наложили их для собственной безопасности. Может быть, именно они и инспирировали открытие разумными существами сновидческого канала путешествия во времени. Подспорьем такого открытия, вероятно, явилось открытие способа путешествия по космосу со сверхсветовой скоростью для ускорения коммуникации разумных существ. Но я никак не мог взять в толк, как это можно перемещаться по космическому пространству со сверхсветовой скоростью. Еще со школы мне было известно, что скорость света это константа предела движения по Вселенной такого физического тела, точнее, объекта, как фотон. Причем фотон есть элементарная частица не вещества, а энергии взаимодействия, ее носитель. Так как же может с еще большей скоростью передвигаться физическое тело космического корабля с телами космонавтов? Есть ли предел сверхсветовой скорости или она беспредельна? Вот здесь и возникает тень нонсенса, ибо беспредельная скорость теряет всякий физический смысл. Или в этом случае физика становится метафизикой, и скорость приобретает новый, уже не физический, но духовный смысл мгновенного перемещения из одной точки пространства в другую? Точки с окрестностями или локации пространства являются физическими, а сам способ перемещения по ним становится метафизическим?
       Необходимо было прояснить это у Василисы, если она только разбирается в этом. В случае крайней необходимости Василиса порекомендовала мне связаться с ней по мобильному устройству, похожему на ручные часы. Я держал его в нагрудном кармане рубашки вместо того, чтобы носить на руке. Приведя его в действие нажатием на кнопку вызова на боковой панели, я связался с Василисой.
       - Что-то случилось, Сергей Сергеевич? – тут же озабоченно отозвалась Василиса.
       - Мне необходимо получить краткую информацию о том, каким образом вы путешествуете со сверхсветовой скоростью по миру.
       - Сергей Сергеевич! Мы с вами договорились, что вы будете беспокоить меня только в случае крайней необходимости. К тому же сейчас ночь. Неужели технология космического полета не может подождать до утра? 
       - Нет, не может. Василиса 3709. Вы не забыли, чем мы занимаемся? Мне необходима эта информация для работы.
       - Хорошо-хорошо. Разговора по сети будет достаточно?
       - Да, конечно. И… извините меня за вторжение в вашу частную жизнь в ночное время.
       - Не стоит извинений. У меня нет никакой частной жизни. Могу сказать вкратце только то, что в движении физического тела с ненулевой массой со сверхсветовой скоростью используется принцип внедрения или подгрузки в подпространство трехмерного пространства. В указанном подпространстве точки объемного тела, распределенные по трем измерениям ординарного пространства, накладываются друг на друга и составляют безразмерное упакованное или свернутое тело в одну точку. Переходя с места на место через подпространство или пространство основания, физическое тело моментально свертывается в одном месте и развертывается в другом.
       - Какой характер носит указанная субпространственная конвертация: физический или нет?
       - Само перемещение тела из одной локации в другую осуществляется при помощи технически средств. Но вот что конкретно происходит с ним при этой конвертации, мы точно не знаем. Неизвестно, в каком состоянии находится тело.
       - Можно это состояние уподобить состоянию нашей тела в момент межвременной лакуны как случая темпоральной делокализации? Ваше ощущение своего тела во время нашей дневной беседы с Джонни  было обычным?
       - Ну, да. Только в этом случае есть, казалось бы, один пустяк, который многое меняет в самой реальности. Мы ощущаем себя обычными, но такими не являемся.
       - Почему?
       - Потому что в зазоре между временами мы сознаем не сами чувства, а следы их в нашем сознании, память о них. Но эта память живая. Состояние нашего тела в паузе времени носит превращенный, симулятивный характер.
       - Нельзя ли сказать, что между временами мы существуем не физически, а душевно или интеллектуально?
       - Возможно так, если интеллектуальное понимать как доведенное до предела осознание того, что ты чувствуешь.
       - Хорошо, а не является ли преобразование времени сродни преобразованию пространства при сверхсветовой скорости космического аппарата? И еще один вопрос: эффектом такого преобразования и является изменение сознания?
       - Есть такая теория. Но она не имеет достаточной для общезначимого признания базы опытных данных. 
       - Ладно. Но тогда само преобразование сознания, его расширение или сужение может послужить эффективной причиной такого преобразования?
       - Сергей Сергеевич, ваш вопрос слишком смелый для научного предположения. Скажем так: любой человек может осознать, что он человек. Но это сознание себя человеком не является причиной того, что он человек. Можно сказать, что это достаточное условие, но не необходимая причина.
       - По-вашему выходит, что изменения в пространстве и во времени, которые переносит человек, вызваны не его переживаниями. Не они изменяют пространство и время. Однако осознанные переживания таких изменений делают их  полноценными. Так, что ли?
       - Ну, вроде так.    
       - И все? А, где интрига?
       - Сергей Сергеевич, жизнь - не театр.
       - Давайте разберемся. Я согласен с тем, что жизнь не является театром, если под театром понимать представление жизни, ее презентацию, точнее, репрезентацию, идеологию в действии: сценарий, режиссуру, исполнение ролей с движениями, позами, жестами, мимикой, словами и прочими декорациями и достопримечательностями. Если же под жизнью понимать представление в жизни, то это театральная жизнь, жизнь в театре, жизнь театра. Такой театр я вижу в вашей жизни, в частности в жизни вашего «трудового коллектива» посвященных в некую тайну или тайны.
       С одной стороны, вы заигрались в заговор невидимых сил против вашей цивилизации. Не являетесь ли вы собственно такой силой? С другой стороны, вы срослись уже с этой игрой, вы живете ей; она неотъемлемая часть вашей совместной жизни.
       - Так вы видите нас со стороны? – с горечью в голосе спросила Василиса.
       - Как говорили в наше время: «со стороны виднее», - коротко ответил я.
       - Это взгляд постороннего? – уточнила Василиса.
       - Нет, не постороннего, а размышляющего, невольно вовлеченного в наблюдение. Впрочем, вам виднее, ведь вы живете в будущем, Василиса Премудрая.
       - Почему вы так меня назвали?
       - Потому что я чувствую себя в вашем мире как в сказке, в Тридевятом царстве Тридесятом государстве Иваном Дураком, беседующим с Василисой Премудрой и Прекрасной. Сказка эта – сказка для младших научных сотрудников прошлого.
       - Сергей Сергеевич, вы мне льстите.
       - Что мне делать, если это правда.
       - Поверю вам на слово, ведь это, по-вашему, сказка, - ответила с улыбкой Василиса 3709.
       - Это сказочная правда.
       - Это что за правда такая?
       - Правда, которой верят. Правда, которую проверяют, - это научная правда. А, вот эта – сказочная правда.
       - Сергей Сергеевич, вы настоящий сказочник, прямо волшебник, чистый кудесник.
       - Знаете, Василиса, есть еще правда.
       - И какая?
       - Правда иронии. Понятно?
       - Понятно. Не любите вы иронии. Я вот тоже не люблю и поэтому вам не верю.
       - Василиса, когда я сказал, что вы Василиса Премудрая и Прекрасная, я не врал. Вы действительно похожи на нее, как я представлял ее в детстве.
       - Значит, получается, если принимать ваши слова за правду, ваше детское представление сказочного персонажа оказалось идеологическим представлением живой Василисы 3709?
       - Нет, вы не правы, - вас подвела ирония. Вы не представление жизни сказочного персонажа, вы представление себя в жизни в виде сказочного персонажа для меня, в моем сознании.
       - Давайте снова, а то я не поняла с первого раза.
       - Извините меня, за то, что так сложно говорю. Я просто хотел сказать, что вы не живое представление, а представление в жизни для меня того, какой надо быть, чтобы быть сказочной женщиной или женщиной из сказки.
       - Как вас понимать, а то есть всякие женщины из сказки: например, кикиморы, ведьмы, наконец, сама Баба-яга. Неужели я выгляжу как Баба-яга? -холодно спросила меня Василиса.
       - Василиса, по вашему тону вы больше походите на Снежную Королеву. И когда я вас назвал «Бабой-ягой»? Вы для меня Василиса Прекрасная, - стал оправдываться я.
       - Смотрите, да не заговаривайтесь. По-вашему мнению, Баба-яга – это дурная, злая женщина?
       - Да, Баба-яга – это женщина, которая от злости подурнела и стала некрасивой.
       - Так. Она дурная – глупая или сдурела, сошла с ума от плохих мыслей?
       - Второй вариант. Она хитрая, не умная. Одним словом, ведьма. Хитрость свела ее с ума. От этого она и подурнела. Нет, вы не ведьма. Вы умная, а не хитрая женщина.
       - Вы так думаете? Не то в ваше время, как я слышала, считали всякую женщину в чем-то, «местами» ведьмой.
       - Да, я так думаю. Нельзя сказать, что она бесхитростна. Но ее хитрость от ума, который ее держит на привязи.
       - Вот вы, Сергей Сергеевич, и проговорились. Сначала сказали, что я умная женщина, а потом добавили, что «местами», умом хитрая. Какой вы все-таки женоненавистник, прямо «сексист». Я правильно сказала?
       - Правильно относительно того, что женоненавистника в мое время называли секстистом. Но не правы относительно меня, - я не сексист.
       - Так вы, оказывается, антисексист?
       - Нет, я не антисексист, а не сексист.
       - Понятно-понятно, вы скрытый антисексист или стыдливый сексист?
       - Ни тот и ни другой.
       - А, какой? Так и получается, если не занимаешь твердую позицию, хочешь остаться в ауте. Нет, вы, Сергей Сергеевич, пожизненно посторонний, аутсайдер.
        - Лучший способ защиты – это нападение, на всякий случай.
       - Это как понимать? Как признание в любви?
       Вопрос Василисы меня застал врасплох и я смешался, и не нашел слов, чтобы достойно, с умом ответить.
       - Ладно, не напрягайтесь отвечать, уже проехали, - констатировала Василиса.
       - Василиса, вы знаете…
       - Все, - она сказала, как отрезала и спросила, - Знаете, что я подумала?
       - Скажите, - покорно сказал я.
       - Женщина становится бабой-ягой, когда дурно думает о себе самой. Вот эта дурная мысль портит ее. Но всякая умная женщина критически относится к себе самой и не может не думать плохо о себе. Поэтому умная женщина – дура? Интересный вывод: умная женщина – это глупая женщина.
       - Глупая женщина та, которая не знает меры. Проявлением вашей меры является самоирония.
       - Спасибо на добром слове, Сергей Сергеевич.
       - Всегда, пожалуйста.
       - А, вот уже и утро. У нас получился с вами не разговор по… телефону, так кажется, а целый разговорный роман.
       - В каком смысле?
       - Сергей Сергеевич, вы же намекали на то, что толерантный кавалер! Разговорный роман в смысле разговора.
       - Я способен на большее.
       - Не сомневаюсь. Но меня увольте. Важны принципы, а не разглагольствования и пустые мечтания, которые вы называете размышлениями.
       - Василиса, я не думаю, что вы человек действия.
       - Не знаю, что вам сказать. Но мы ждем от вас не только размышлений, но и решений.
       - «Мы», а не вы?
       - Вот видите, Сергей Сергеевич! Пора не только мечтать, но и действовать тоже.
       - Действовать, может, и пора, но только тогда, когда знаешь, что делать. Я же пока не знаю. Но буду думать.
       - Думайте. Утро вечера мудренее. Кстати: «С Добрым утром»!
       - Взаимно, «С добрым»!
       На этом пожелании мы закончили наш разговор «по телефону», - назовем его так. У меня не было сна ни в одном глазу. Это плохо, ибо сон исподволь подсказывал мне мысли.
       В голове у меня роились мысли, связанные с бывшим разговором. Они наводили не только на размышления, но и на личные чувства. Но личные чувства я отложил на потом, обжегшись заключительными холодными и бесчувственными словами Василисы. Видите ли, она разговаривала со мной от имени и по поручению своего тайного «трудового коллектива».
       В ее словах сквозила мысль о недоверии даже лояльных ко мне сопротивленцев. Они нашли во мне пустого мечтателя. Разве я был пустым мечтателем? То, о чем я мечтал, сбылось. Пускай через тысячу лет, но сбылось же. О чем же я мечтал? О том, что люди научатся жить, не эксплуатируя друг друга. И вот теперь они живут не в государстве, но без него, составляя свободную ассоциацию разумных существ не только землян, но и инопланетян Млечного пути и ближайших к нему галактик. Однако, как и в древние времена, из которых я вышел родом, у них по-прежнему общественное бытие определяет общественное сознание. О чем это говорит? О том, что нет в жизни счастья даже у людей будущего. Не зря же появилось тайное общество интеллектуалов, сопротивляющихся неуклонной тенденции понижения уровня творческого напряжения. Интеллектуальная интуиция, которую я развил неустанными трудами на метафизической ниве размышления, мне подсказывала, что их усилия не могли увенчаться успехом, ибо разум так и не стал телом их духа. Они научились управлять своими страстями, искусственно подавляя их силой интеллекта и вытесняя в бессознательное, или искусно преображая их в благую энергию эстетики красоты и этики добра. Но это дается не всем и не само собой, а только постоянными трудами, да и то не навсегда даже при должном старании.
       Как я догадываюсь, мифы о духовных существах до сих пор таятся в глубинах коллективного бессознательного человечества или оно прячет их в занебесье собственного самосознания. Правда, как я ни пытался разузнать у Василисы, что люди будущего знают о духах, она делала удивленные глаза и пожимала плечами, отговариваясь, что разумные существа давно перестали быть детьми и не верят в сказки о духах. Однако именно на уровне духовных существ, у которых тело является не материальным, а разумным, начинает действовать закон совместной жизни, прямо противоположный нашему закону: не общественное бытие определяет общественное сознание, но, наоборот, общественное сознание определяет общественное бытие. Поэтому существо, следующее действию этого закона, вполне является свободным от страстей и счастливым вплоть до состояния абсолютного покоя.
       Раздумья привели меня в уравновешенное состояние, я успокоился, и… не вовремя заснул. Мне снился сон, что я стоял на берегу моря и бросал в воду плоскую гальку. Камни, подпрыгивая, скользили по водной глади, пока от столкновения с рябью на воде не меняли угол своего движения и не скрывались под водой, плеснув мне на прощанье пригоршней соленых брызг и оставив на покачивающейся воде расходящиеся круги. У меня не было ни малейшего желания отправляться в море вслед за галькой, исчезнувшей в ее необъятной пучине. Необозримый морской простор не манил, - он пугал. Но еще страшнее было то, что скрывалось под водой, толща которой сдавливала голову как грецкий орех ладонь, сжатая в кулак, чтобы расколоть его на части.
       Каменистый берег меня не отпускал, и казалось мне, что ступни ног все глубже и глубже погружались, наливаясь тяжестью, в намокшую гальку, которая россыпью скатывалась, шурша, в набегавшую на берег волну с шапкой шипящей пены. С моря дул ласковый теплый ветер, который порывами приносил его терпкий запах и обдавал меня снопом брызг, сверкавших на ярком солнце, тут же высыхавших у меня на лице и оседавших на губах крупицами горьковатой соли. Я от удовольствия закрыл глаза и немного покачнулся, хватаясь за воздух. Мне пришлось их открыть, но я увидел не море, но номер в институте, в котором до сих пор прохлаждался. Что меня разбудило? Вероятно, тревога, связанная со сном. Могу признаться в том, что я не люблю спать и видеть сны. Они меня пугают. И я держусь до последней капли сознания, пока сон, почувствовав мою слабость, не набрасывается на меня. Что же пугает меня во сне? Не то ли, что я предаю себя и растворяюсь в нем без остатка, как кубик сахара в граненом стакане в подстаканнике из нержавейки с крепким чаем?
       Сон – это предвестник разлуки с самим собой в смерти. Он бросает меня в пучину коллективного бессознательного; его скользкие щупальца охватывают меня со всех сторон и тянут на темное дно сознания, чтобы высосать там, причмокивая своими отвратительными присосками, мои сокровенные мысли. Что такое смерть, как не превращение живого и сознательного существа в безликое бессознательное инертной материи. Она жаждет стать живой и подвижной и для этого крадет мои мысли. Именно они как замыслы будущих деяний становятся импульсом жизни. Мир оживает, освобождаясь от спячки материи. Материя нуждается в пробуждении. Она является материалом воплощения идей. Однако виновника своего пробуждения материя сживает со света. Таков закон материальной жизни. Мы, живые, боимся смерти. Почему? Потому что мы материальны. Что или кто в нас боится смерти? Конечно, дух, заключенный в материю. Это душа. Душа тяготится материей, угнетается ей; она стремится от нее освободиться, но не может, ибо материя есть часть души, та часть, благодаря которой как материалу душа что-то делает с собой, продолжает жить. Бегство от материи оборачивается для нее смертью. Смерть выводит душу в духи. Именно этого она боится и поэтому подменяет страх перед духом как собственным сущим, которого она как сущность потеряла в его воплощении в материи, меньшим страхом перед материей. Тайное желание души не развоплотиться в духе, но всегда воплощаться в материи. Но это желание невозможно исполнить, так как материя в духе им ограничена. Он ей заканчивается. Он существует в материи в качестве ее предела, ограничения, лимита, ибо она по своему существу беспредельна, бесконечна. Это, конечно, дурная бесконечность беспредела. Между тем как дух есть благая бесконечность меры. Весь мир составлен их состязательным дополнением.
       Развоплощение души в чистый дух смертелен для нее. Но он смертелен и для тела, в которое воплощен дух в качестве души. Именно этого бессознательно боится человек. Это и есть препятствие, которое мешает человеку как разумному существу стать духом. Человек разумен только частью, душой, не телом. Целиком разумным является только дух, телом которого является сам разум. Свой недостаток  в разуме человек восполняет чужим умом себе подобных. Поэтому можно сказать, что собственно разумным является не столько отдельно взятый человек, сколько само человечество, человеческое общество. Но опять же является разумным на человеческий манер, на ту меру, которой он, человек, измеряется. Человеческий разум есть уже не общественное сознание, а общественное самосознание, носителем которого в будущем, я полагал, будет всякий человек. Но, оказалось, что, как и в мое время, таковым носителем может быть только особый человек как исключение. Поэтому он может быть носителем общественного самосознания, а не самого разума как такового, только, как исключение, на некоторый момент времени.
       До сих пор препятствием для всеобщего вразумления людей является их коллективное или социальное бессознательное, машиной работы которого является сон. Сон мешает им преобразиться в духи. Не зря архаты полагают сон врагом медитации, а православные монахи видят в видениях соблазн для исихазма. Следовательно, сны позволяют людям быть людьми, связывая душу страхом развоплощения. Они предлагают людям разные варианты их будущих воплощений.
       Я ощущал себя боддхисаттвой, стоящим в шаге от нирваны. Но краем сознания, вернее, его закраиной, я, нет, еще не понимал, но лишь догадывался, что это иллюзия, ибо такой шаг никуда не ведет, пока не спаслись все, кому следует спастись. Поэтому пока остается только тешить себя иллюзиями мира снов. Это все же лучше, чем вообще ничего. Нирвана не есть ничто. Это что не ничто, а что что и ничто. Союз и в этой формуле не менее значим, чем что и ничто. В этом союзе что и ничто  имеет значение не только развоплощение, у-ничтожение себя, души, но и пробуждение духа в разуме, который является его материей, а именно ноуменальной материей. Разрыв между ними есть смерть. Смерть не есть ничто. Она есть отсутствие связи между что и ничто. Связь между ними есть жизнь вечная. Она живет в чем-то, в воплощении ничем или развоплощением. Это материальная жизнь поколений, живущая памятью индивидов. Она живет ничем или развоплощением в чем-то, зреет в нем будущим настоящим. Такова мера вечной жизни для нас. Это вечная жизнь не духов, духовных существ, но существ с разумной душой.
       Переход в мир духов для нас чреват смертью. Мы не готовы к ней. Кто  к ней не готов, тот навсегда умрет. Не случится преображение. Самонадеянность авраамических религий убивает. Их адепты являются заложниками страхов души. Их претензии заводят в никуда, от чего они отшатываются и в страхе бегут, утешая себя любовью. Это соблазн любви как слабое место души: где сила, там и слабость, если нет правильной перспективы, где средства перепутаны с целью. Любовь есть средство, а не цель на уровне духа. Она цель на уровне души. На уровне тела она средство, но не всеобщего, как в мире духа, но отдельно взятого, разделенного.
       Уровень души противоречив. Там нет изначально согласия. Согласие появляется на волне усилия всех чувств во главе с чувственным разумом или разумом души. Это стоит многих как душевных, так и телесных усилий, что не может не привести отдельно взятого индивида к развоплощению. Но это развоплощение не обращается преображением души в дух. Она обратно возвращается в мир, из которого вышла, но уже не в его прошлое, а в будущее состояние. Само это возвращение делает мир будущим. Будущее подпитывается снами. Сны есть видения будущего, его представления как репрезентации, его подмены. Будущее же есть представление как презентация снов, их актуализация.
       Теперь я понял, что в будущем нет спасения. Ориентация на будущее есть человеческая или душевная иллюзия. Это и есть майя. Вечное повторение индусов, стоиков и Ницше. Спасение ждет в настоящем, а мы его не видим: ни настоящего, ни спасения. Прошлое прошло, ушло в основание настоящего. Будущее идет нам навстречу, чтобы «все» опять повторилось благодаря тому, что не все еще прошло. Таков наш удел, если мы люди. Другое дело, если мы перестаем ими быть. Но готовы ли мы к тому, чтобы расстаться с самими собой? Если мы к этому не готовы, то можем не просто деградировать, потерять себя и впасть в свое прошлое, животное состояние, но и попросту исчезнуть, потеряться вообще.
       Так что я понял, оказавшись в будущем? Я понял, что нахожусь  в «хорошем обществе». Но это не мешает людям будущего продолжать искать спасение от своего настоящего. Взять хотя бы тайное общество интеллектуалов, представителем которого является Василиса 3709. Тот факт, что оно есть, есть факт группового сопротивления деградации сословно сложившегося общества в своем постгосударственном состоянии. Интеллектуальные маргиналы пробуют организовать борьбу лучшего с хорошим. То, что было у нас при Советской власти на словах, у них получило техническое воплощение в изобретении машины времени и манипуляции прошлым.
       Передо мной опять встал так волновавший меня вопрос: кто же или что мешает отправиться на машине времени в будущее? Как на него я мог ответить в свете идеи, открывшейся мне в ходе моего размышления? Опережению будущего мешает коллективное бессознательное разумных существ, окутывающее сном без сновидений их сознание как поясом безопасности ради их же блага быть самими собой. Но некоторые из них, вроде меня, хотят большего. Но как известно из жизненного опыта, тот, кто хочет большего, как правило, получает меньшее из него. Но все равно к нему стремится, - ведь все же получает что-то. Но это что-то не есть то, к чему он стремится. Можно сделать вывод: людям будущего не увидеть будущего как своих ушей, как и мне настоящего, не только настоящего духа, но и моего настоящего, а не настоящего будущего. Здесь скрывается парадокс: люди будущего не могут заглянуть в будущее, но для меня как для человека прошлого это правило не сработало. Почему? Потому что оно носит условный характер и является не абсолютным, но относительным законом. Вероятно, мое будущее не было чревато концом света, а вот их будущее ведет к нему. Иначе, зачем устанавливать предел? Так кто установил предел: сами люди или духи?  Вероятно, бессознательно они сами, чтобы не торопить события. В таком случае коллективное бессознательное подменяя самосознания, становится его превращенной формой существования, пробуя таким образом погасить травматический эффект своей работы. Компенсатором его работы в таком превратном режиме прежде были сны. Но они возбуждают и вызывают тревогу вместе с опасным страхом, что в критической ситуации в будущем может сработать против людей. Поэтому социальное бессознательное отбивает у людей всякое желание видеть сны.
       Чего же добиваются посвященные в тайну времени? Конечно, того, во что они посвящены. Они хотят стать, ни много ни мало, хозяевами времени. Ишь, чего захотели. «У вас руки коротки»! – повторял я сам себе. Так я думал. Но так ли было на самом деле, я точно не знал. С Василисой я не говорил об этом. С Джонни было бесполезно говорить об этом, так как он не доверял мне. Поэтому я не мог довериться ему. Больше я не был ни с кем знаком.
       И все же они смогли управиться со временем со временем. Пускай это было только прошлое время. Но то, что я очутился в будущем, уже изменило будущее, и, вероятно, не только для меня. Следовательно, можно было его править до того, как оно сбылось, пусть не прямо, а опосредованно. Что за абракадабра!? Разве можно изменять то, что еще не случилось? Парадокс? Да, парадокс, но лишь при условии необратимости событий во времени. Машина времени отменяет такую необратимость, казалось бы, только для прошлых событий. Но как знать. Как объяснить мой случай? Как случайную флуктуацию времени?

                Магистр ордена интеллектуалов
       Занятый своими мыслями, я не заметил, как подошло обеденное время, и вдруг почувствовал, что проголодался. Утолив голод, я терпеливо стал ждать Василису. Как я ни пытался снова задуматься, мысли не торопились на встречу со мной. Я заскучал. Но тут слова приветствия Василисы оживили меня.
       - Добрый день, Сергей Сергеевич! Я вижу, вы заскучали в одиночестве. 
       - И не говорите, Василиса. Мне скучно без вас.
       - Приятно это слышать, - призналась Василиса с радостью.  – Знаете, сегодня мы встретимся с одним интересным человеком, который пользуется у нас большим авторитетом.
       - Вероятно, это ваш ассоциированный дедушка.
       - Сергей Сергеевич, вам не изменяет чувство юмора. И все же к нему следует относиться с уважением.
       - Только к нему?
       - К нему особенно.
       - Так и быть. Василиса, как его зовут? Не Бу-ра-ти-но?
       - Нет, наш дорогой друг. Его зовут Папа Карло. Это вас устраивает?
       - Меня устраивает не это, а то, что у нас общие детские герои.
       - Это внушает оптимизм.
       - А, как же!
       - На самом деле его зовут «Асилисав».
       - То есть, Василиса наоборот. Забавно. И какой он по счету?
       - Просто «Асилисав» без номерного знака.
       На этом поток моего спорного остроумия иссяк.
       - Надеюсь, он работает и живет у нас в Институте?
       - Нет. Он живет и работает дальше, чем вы думаете.
       - Где именно?
       - В Туманности Андромеды, - с усмешкой ответила Василиса.
       - Где-где? В Туманности Андромеды? Я не ослышался?
       - Нет. И в самом деле, звучит как анекдот, но это так.
       - Хорошо-хорошо. Василиса 3709, вы не устаете меня удивлять. Один ноль в вашу пользу. И как мы там окажемся?
       - Да, действительно, это далеко. Но с помощью нашего институтского галактилета мы еще сегодня доберемся до него. 
       - Василиса, вы не перестаете меня удивлять. О том, о чем мечтали мои современники, вы говорите так, будто «ваш дедушка» живет в соседней деревне.
       - Так мы расплачиваемся астрономическими расстояниями за научно-технический прогресс.
       Меня стал душить безумный хохот. Прошло несколько минут, прежде чем я, отдуваясь, пришел в себя.
       - Что с вами случилось, Сергей Сергеевич? – озабоченно повторяла Василиса один и тот же вопрос, что мне показалось, что в ней что-то сломалось, как это бывает с техникой, когда она начинает выходить из строя.
       - Ничего особенного, Василиса. Вам этого не понять, - вы не человек моего времени. То, что для вас обычно, - для меня просто чудовищно. Как после этого вы можете жить?
       - Сергей, Сергеевич, я искренне вам сочувствую, но могу только высказать банальное суждение: человек ко всему привыкает. Вам полегчало?
       - Нет. Извините, Василиса 3709, но сегодня я никак не могу отправиться так далеко, что даже нельзя себе представить.
       - Очень жаль. Но тогда вы не сможете с ним встретиться и получить ответы на многие вопросы, которые превосходят мою компетенцию.
       - Почему?
       - Тривиально просто: мы не можем тратить попусту столько много энергии, чтобы откладывать такой важный полет.
       - Это действительно так важно?
       - Дорогой Сергей (неужели Василиса назвала меня по имени)! Я не предлагала бы вам полет в такую даль просто так. Даже для нас это очень далеко и стоит многих затрат.
       - Хорошооо! – выдавил я из себя.
       - Нас кто-нибудь будет сопровождать? – поинтересовался я.
       - Нет, вы полетите один, - коротко ответила Василиса.
       - А, как же вы, Василиса? Без вас я никуда не полечу.
       - Но, я не обладаю такими полномочиями. Не мне решать.
        - Тогда передайте, кому следует, что это единственное мое условие согласия на полет. Иначе я никуда не полечу. Это мое последнее слово.
        - Ах, вот так, да?
        - Да.
        - Отлично. И вам все равно, что со мной будет? – спросила дрожащим голосом Василиса со слезами на глазах.
       Я не мог не смягчиться, потому что у меня что-то екнуло в груди.
       - Что с вами может случиться, Василиса? – с волнением спросил я, подойдя к ней поближе и взял ее за руку.
       Но она тут же ее нервно отдернула и, оттирая ладонью скатившуюся по округлой щеке слезу, дрожавшую и сверкавшую в солнечном луче, только сказала с болью в голосе: «Вы меня совсем не… жалеете»!
       Я не знал, что делать. Мне было страшно подумать о том, что она хотела сказать, но так и не сказала, ограничившись выражением женской слабости. Я посмотрел ей прямо в глаза и увидел, все, что мне было надо. Вслух сказал: «Ладно, согласен». Мне было ясно, что если буду настаивать, то никогда больше не увижу ее.
       Василиса проводила меня на космопорт, поцеловав на прощанье в щеку, и заметила, что я плохо побрился. Она пожелала мне счастливого и скорого возвращения. Между нами помимо нашего желания сложились такие отношения, которые трудно было назвать влюбленностью; нельзя сказать, что мы нравились друг другу, - нет, мы просто не могли жить друг без друга.
       Взлетный корабль унес меня в околоземное пространство, где готовился к сложному полету в Глубокий Космос огромный галактилет. Когда я покидал Землю, у меня было грустное чувство, что уходит из-под ног не только земля, но и вся моя жизнь в Институте Времени с необыкновенной женщиной по имени «Василиса 3709».
       Только подлетев к галактилету, можно было понять, насколько он большой. Не часто такие корабли отправляются в  «космический поход по уже проложенному маршруту», - так мне сказали, когда я оказался на борту галактического судна. Со мной никто не церемонился и не представлял капитану корабля. Знакомство с командой корабля ограничилось тем, что бортпроводник провел меня как обыкновенного пассажира на мое место и предупредил, чтобы я не покидал его до конца полета. Место, отведенное мне на корабле, было довольно просторным и отвечало всем возможным требованиям, которые я мог предъявить ему. Из короткого разговора с бортпроводником я догадался, что в Туманности Андромеды я пересяду на другой космический корабль классом ниже и уже на нем доберусь до места назначения.
       - Что это будет за корабль, - не мог удержаться я от вопроса.
       - Местный звездолет, - кратко ответил мой немногословный собеседник, посмотрев на меня как на идиота.
       Я хотел еще спросить его о том, сколько пассажиров на борту, но за ним уже закрылась дверь.
       Оказавшись один в каюте галактилета, я бездумно кружил по ней, пока не устал и не уселся в удобное кресло. Откинувшись на мягкую спинку, которая опустилась на оптимальную для отдыха высоту, я на минуту закрыл глаза. Почувствовав, что кто трясет меня за плечо, я открыл глаза и увидел висевшее надо мной угрюмое лицо молчаливого проводника.
       - Просыпайтесь, мы уже приехали.
       - Сколько прошло времени? – это были первые слова, которые пришли мне в голову.
       - Десять часов двадцать пять минут корабельного времени.
       Бортпроводник проводил меня до выхода из корабля и пожелал мне счастливой дороги. Там, где был выход из галактилета, оказался вход в звездолет, принявший меня на свой борт. Я стоял в недоумении, - меня никто не встречал из персонала корабля.
       Вдруг я услышал безразличный голос: «Пассажир № 1! Пройдите на свое место». Передо мной открылась дверь в извилистый коридор, украшенный стреловидным указателем.
       - Пользуйтесь указателями, чтобы добраться до своего места, - предупредил меня механический голос.
       - Есть ли еще люди на борту, кроме меня? – вдруг спросил я.
       - Нет.
       - С кем я разговариваю?
       - С ИИ, серийный номер 234578 звездолета системы Ариадны.
       - Пункт назначения?
       - Планета Карака из шарового скопления G1.
       - Время полета?
       - Семь часов двадцать четыре минуты. Пожалуйста, пройдите в свою каюту и разрешите кораблю доставить вас до места назначения.
       - Нельзя ли мне попасть в вашу рубку, чтобы посмотреть на то, как ваш корабль движется в космосе?
       -  Отсек управления не предназначен для ознакомления пассажиров с картиной полета корабля. Затрудняюсь сказать, что вы разглядите, но в каюте пассажира вы можете заглянуть в смотровые камеры по борту. Извините, теперь необходимо безотлагательно приступить к выполнению полетных обязанностей.   
       Отметив про себя, что ИИ корабля строит предложения от первого лица, а значит в него строен субъектный модуль сознания, я прошел в менее комфортабельные корабельные апартаменты пассажира звездолета, чем это было на галактилете. Но и они удовлетворяли моим невзыскательным требованиям и превосходили услуги сервиса земной транспортировки моего времени. Удобно устроившись в каюте корабля, я предался горьким размышлениям. Всю жизнь я мечтал о будущем и не чаял души оказаться в космическом корабле на пути к манящим звездам. Но вот когда мне выпал счастливый билет оказаться в будущем, меня тут же покинуло романтически возвышенное настроение. Как странно, я лечу по Туманности Андромеды, но не вижу даже краешка ее великолепной красы, которую можно наблюдать в телескоп на Земле. В бортовых камерах на меня смотрит бездна далеких звезд. Это все равно лучше, чем вообще ничего. Но этого мало для вдохновения, - правда, вполне достаточно для медитации.
       Вместе с тем мне было грех жаловаться на свою судьбу. То, что я хотел, получил сполна. Я продолжаю жить и живу в искомом будущем. Оно, конечно, не такое идиллическое, каким мне казалось в прошлом, но оно есть. Здесь я нашел свою нежную привязанность, которая, правда, боится признаться в этом. Я многое открыл для себя. Но эти открытия не утешают меня. Да, я думал лучше о людях будущего, чем они есть на самом деле. Ну, и что? В этом времени есть люди, которые не мирятся со своим благополучным самодовольством. С одним из них, я встречаюсь сегодня. Василиса сказала, что он пользуется большим авторитетом среди продвинутых интеллектуалов.
       Планета Карака, к сожалению, оказалась безлюдной планетой. Это я понял, когда покинул посадочный модуль. Она мало чем отличалась от Земли. Во всяком случае, то место, в которое я попал, похоже на земные тропики. Только небо указывает своими двумя светилами и двумя лунами, что я нахожусь не на Земле. Я никогда не думал, что жизнь возможна на планете в системе из двух звезд. Возможно, стабильность положение планеты между двух центров сил обеспечивалась их равной удаленностью от нее.
       К моему огорчению, меня никто не встретил при посадке, а посадочный модуль, оставив меня на земле, тут же взмыл и растворился в небо. И куда мне было идти и как возвращаться назад на Землю, я, хоть убей, не знал. К тому же до Земли было не менее двух с половиной миллионов световых лет.
       Так и не дождавшись хозяев, я осторожно стал осматривать местные окрестности. Моему вниманию предстала такая картина: я находился на опушке смешанного леса, в котором вперемешку стояли, оплетенные лианами деревья, похожие на пальму, фикус, платан и дуб с сосной. Все остальное с трудом поддавалось сравнению; к тому же я неважный ботаник. В траве зеленого и бурого цвета ползали насекомоядные существа, и поэтому у меня не было ни малейшего желания заходить в нее. Пришло время искать место для ночлега, так как одно светило клонилось к закату, а другое уже зашло за горизонт. Наконец, я нашел выжженную, вероятно, лесным пожаром просеку, которая полого спускалась к показавшейся из-за поворота песчаной отмели туземного моря. Сбежав вниз, я оказался на берегу мирно дышавшего моря, плавное движение волн которого навевало благостное настроение. Невдалеке притаились скалы, в которых на определенной высоте в шахматном порядке зияли пещеры. С первого взгляда на них становилось понятно, что они созданы не природой, а рукой разумного существа. Меня взволновало не то, что пещеры представляют собой логически стройную констелляцию, а то, что они довольно высоко находятся над песчаным берегом. То ли здесь была высокая приливная волна, то ли невидимые обитатели пещер опасались встречи с неведомым врагом. Приближение ночи с ее пугающими шорохами и удлиняющимися тенями привело меня в состояние гнетущей тревоги. Я то и дело вздрагивал из-за шума за спиной и боязливо озирался, всматриваясь в непроглядную темень лесных джунглей, стеной стоящих у побережья. Безоружный, я был беззащитен. Мне стало казаться, что из джунглей кто-то пристально наблюдает за моими неловкими попытками защитить себя.  Как говорится: «у страха глаза велики». И действительно мне померещились уже в густых кустах с красными ягодами, напоминающими жимолость, хищные глаза, сверкающие налитой кровью. Вдруг за моей спиной раздался человеческий возглас. Я мгновенно обернулся и увидел полуобнаженный силуэт человека в проеме пещерного входа, расположенного в нескольких десятках метров у меня за спиной.
       - Немедленно бегите ко мне! – скомандовал он и бросил вниз веревочную лестницу.
       Команда незнакомца окрылила меня и, чуя за собой погоню, я стремглав бросился к болтавшейся со скрипом лестнице. Однако зверь на мягких лапах бежал быстрее и догонял меня. Внезапно раздался ужасный гортанный крик, который заставил меня остановиться. От страха я готов был упасть на колени и свернуться в клубок. К счастью, шорох лап за моей спиной стих.
       - Ну, же. Что вы застыли от страха как ребенок! – недовольно прикрикнул незнакомец,
      Пришпоренный окриком, я на негнущихся ногах доковылял до лестницы и стал неловко по ней взбираться вверх. Уже на середине пути я почувствовал, что кто-то, рыча, тянет лестницу вниз, пытаясь сбросить с нее. Но тут сильные руки меня подхватили, и я, отдуваясь от натуги, перевалился через гребень скальной породы на входе в пещеру. Переводя дух, я уставился на незнакомца.
       - Рад вас видеть целым и невредимым, товарищ Сергей! – приветствовал меня незнакомец. Вероятно, он и был так называемым «Асилисавом».
       - Большое спасибо за спасение, товарищ Асилисав, - поблагодарил я, подражая манере обращения своего собеседника, - если бы не вы, то зверь уже переваривал бы меня  в своем брюхе.      
       - Вы должны меня винить, а не благодарить. Могу лишь сказать себе в оправдание, что поздно получил сообщение о вашем прибытии.
       - Кто напал на меня? – перевел я разговор.
       - Крупный хищник, вроде земного леопарда. Он недавно здесь объявился, тем не менее, успел уже распугать немало травоядных животных. Я близко его не подпускаю, но сегодня он превзошел себя.
       Человек, который это сказал, был высокого роста и крепкого телосложения. Он был одет в длинный балахон с капюшоном, из-под которого выглядывали пряди белых как соль волос и горели глаза светлого цвета.   
       Мы прошли вглубь пещеры. Обстановка в пещере выдавала жилище добровольного аскета-анахорета. Он удалился от богатой жизни будущего в бедное прошлое и теперь живет только тем, что сам изготавливает, за исключением технического средства связи, которое я заметил лежащим на грубо сколоченном столе.
       - Спустилась ночь. Время позднее. Я как все дневные существа отхожу ко сну. Еда на столе. Покушайте и ложитесь спать вот здесь, на постели моего бывшего ученика, - сказал Асилисав и показал на лежанку слева от стола. С правой стороны находилось его ложе.
       - А, где он? - спросил я машинально.
       - Пропал без вести, - знаете, места у нас здесь дикие, неприветливые для пришельцев. Поговорим о цели вашего визита утром. Как говорили наши предки: «Утро вечера мудренее».
       У меня не было аппетита, и поэтому я сразу прилег на постель ученика отшельника. Лежа не на своей постели, я осторожно ворочался с боку на бок и от нечего делать гадал, что собственно означает эта поговорка. Почему это утро вечера мудренее? Потому что «семь раз отмерь, один раз отрежь»? Разве лучше отложить на потом то, что можно сделать сейчас? Или на тяжелую голову трудно принимать решение? Ведь к вечеру человек чувствует усталость. Наоборот, утром, за ночь отдохнув, можно на свежую голову подумать и принять верное решение. Наверное, так. Поэтому, зачем мучить себя размышлениями, лучше об этом подумать утром,  - я стал уговаривать себя и вскоре заснул.
       Никаких снов я не видел и проснулся с первыми лучами солнца от шороха в пещере. Ко мне стало возвращаться вчерашнее тревожное ощущение. Но его рассеял голос хозяина пещеры, поздравившего меня с добрым утром и напомнившего мне, что нас ждет серьезный разговор.
       - Обычно никто не нарушает моего уединения. Даже моя дочь, - ваша знакомая, - не беспокоит меня.
       - Как, Василиса ваша дочь? – спросил я Асилисава и увидел в утреннем свете  некоторое сходство в чертах его лица с лицом Василисы 3709.
       - Неужели не видно. Мне многие говорят, что она похожа на меня.
       - Да, точно, вы похожи.
       - Ну, что ж приступим к делу. Ко мне обратились с просьбой выведать у вас, почему именно вы явились к нам из прошлого. Видите, я не обманываю вас.
       - Сердечно вас благодарю. Я разделяю вашу откровенность и заверяю вас, что не буду хитрить и обманывать вас.
       - Вот и хорошо. Постараюсь вам поверить.
       - Меньше всего я полагался бы на веру.
       - Вы имеете что-то против веры?
       - С тех пор, как я перестал быть студентом, скептически отношусь к вере, тем более религиозной.
       - Интересно, почему?
       - Мне странно это объяснять человеку будущего. И хоть вы выглядите как отшельник, покинувший монашескую братию в поисках откровения, я не поверю, что вы верующий.
       - Как я понял, вы родом из двадцатого века, да?
       - Вы хорошо осведомлены. Да, я родился при Советской власти.
       - И получили атеистическую прививку против религиозной веры?
       - Вы правы, - меня воспитывали в атеистическом духе. Но тем не менее я думал о боге.
       - И как размышление о Боге может помешать верить в Него?
       - Странные вопросы вы задаете. Неужели вы сами верите в Бога?
       - Естественно. Для человека – это естественно или, вы полагаете, сверхъестественно?   
       - Это простительно для человека еще ХХ века, но как можно верить в бога в ХХХVII веке? Ведь у вас нет эксплуатации человека человеком.
        - Разве общественное неравенство явилось причиной возникновения веры в Бога? К тому же вы видите, что я живу как средневековый монах. Мне по образу жизни положено быть верующим.
       - Вы шутите.
       - Нисколько.
       - Но как так? Вы пользуетесь моральным авторитетом среди интеллектуалов четвертого тысячелетия и являетесь монахом, служите богу?
       - Да, я считаю свое отшельничество допустимым видом служения Богу.
       - Ну, хорошо. Как ваша вера может сочетаться с мышлением, если мышление есть сомнение, а сомнение есть враг веры?
       - Вы так думаете?
       - Разумеется.
       - Что ж, а я так не думаю.
       - Что-то я вас не пойму. Как можно сомневаться  и одновременно верить? Или вы буквально придерживаетесь доктрины двойственности веры и разума?
       - Веры и знания?
       - Разве это не одно и то же?
       - Нет, это не совсем одно и то же. Скажите, что вы понимаете под верой вообще и верой в Бога в частности? – спросил меня серьезно Асилисав.
       - Ну, ладно. Сейчас подумаю. Кстати, я уже недавно думал об этом, когда еще был в прошлом. Помню, я сидел на горячей скамейке и грел на солнышке свои кости. Правда, дул прохладный ветер. Но мокрая от пота рубашка все равно скоро на мне высохла, пока я думал о вере. Так… вера, ну, это… гм… Да, она род познания, ближе к чувственному познанию, нежели к рациональному. Но она не интуиция и не фантазия. Хотя вера связана и с игрой воображения и с наитием, предчувствием. Да, она предчувственное познание, если можно так сказать.
       - Как вы полагаете, с чего вообще начинается познание?
       - Вы намекаете на веру?
       Но Асилисав молчал.
       - Что ж, если с веры начинается познание, то его исток теряется в непознанном. Иначе как понять само познание. Зачем мы познаем? Естественно, чтобы узнать и признать непознанное познаваемым и познанным в конце познания. Однако прежде я полагал, и это было для меня очевидно, поэтому я не нахожу оснований для изменения своей познавательной установки, что… познание начинается с гадания и догадки как его итога, предположения, гипотезы.
       - Она сама по себе появляется или что-то ее вызывает? – неожиданно спросил Асилисав.
       - Ее вызывает вопрос, связанный с расхождением ожидаемого с данным в чувствах, то есть, если есть проблема.
       - Так вот это ожидаемое не есть ли искомая вера?
       - Пожалуй.
       - Что же вызывает в нас ожидаемое при столкновении с данным в чувствах?
       - Вопрос.
       - А, вопрос, как вы правильно заметили, встает перед нами фигурой сомнения в ожидаемом, если мы считаемся с данностью, или с данным, если мы уверены в ожидаемом. Первый случай есть случай научного познания, а второй случай есть случай религиозного познания. Мышление же как сомнение в очевидном есть исток того, что в ваше время называлось философией. Понятно?
       - Не совсем. Откуда взялось это ожидаемое? Из часто повторяемого?
       - Узнаю в вашем рассуждении  манеру научного построения сложного результата из простого начала. Но вы подменили понятие ожидаемого вероятным, привычным.
       - Но разве не из привычки растет вера? Вы сами упомянули уверенность в ожидаемом. Не напоминает ли это библейское определение веры апостолом?
       - Напоминает. Но как его понять?
       - «Извещение вещей невидимых как видимых или уверенность в невидимом и осуществление ожидаемого». Вроде так писал апостол, если перевести его послание на русский язык. Но у вас Асилисав уверенность в невидимом как в видимом синкопировало на ожидаемое. Надо ставить акцент на невидимом, ибо мы верим тогда, когда не видим веруемое и его не знаем. Только тогда имеет смысл вообще верить. Вы же сделали акцент на слабом слагаемом констелляции веры – на ожидаемом. В народе говорят, когда бесполезно ждать: «с моря погоды ждать».
       - Повторю: как его понять? Вот так: мы ожидаем то, чего еще нет, но оно будет, если мы постараемся приготовить, подготовить место для его появления. Это и есть осуществление ожидаемого и одновременно уверенность в нем как в невидимом только теперь.  Согласны?
       - Я соглашусь, но с оговоркой, что вы давите на собеседника. По призванию вы учитель и видите в других своих учеников. Вероятно, поэтому и пользуетесь авторитетом у тех, кто привык соглашаться с доводами собеседника, если они резонны или разумны, что одно и то же.
       - Вы,  товарищ Сергей, неисправимый скептик, склонный к резонерству.
       - Вот мы и обменялись товарищескими комплиментами. И все же, как быть с не одной верой, а конкретно с верой в бога? К тому же вы свели веру к уверенности, то есть, редуцировали аргумент к его функции. Это логично? Не логический ли это круг в определении смысла веры?
       - Вот видите Сергей, мышление проясняет то, что уже было, но было неизвестно что. Так и вера есть, но неизвестно, что она есть. Вера в Бога проясняет то, что она есть. Бог проясняет веру своим Откровением. Есть Откровение, и есть вера как реакция верующего на обращение к нему и его обращение в эту веру.
       - С чего начинается Откровение, и к кому оно обращено, по-вашему, Асилисав?
       - С грехопадения человека. В грехе человек сомневается и ему дается Откровение как призвание к покаянию в том, что в нем нет веры. Грешник не верит, он обманут. И это действительно так. Но почему он обманут? Потому что соблазняется. Одним из соблазнов  является само познание как признание в том, что нет цельности, что есть разделение всего на познанное и непознанное. Часто невежественный и ленивый грешник признает за познанное непознанное. Но бывает и так, что он принимает познанное за непознанное. Это случай неверия, сомнения в очевидном, усложнение простого. В этом заключается философский грех. Тогда как грех науки состоит в упрощении.
       Что касается лица обращения Откровения, то Оно нацелено на Адама, а в его лице на любого из нас.
       - Что такое Откровение?
       - Это знает только Бог. Я полагаю, что Откровение есть приглашение к сомыслия, к замыслу сотворения. Оно возможно если есть вера как адекватная реакция на обращение Бога к человеку. Вот тогда человек обращен, посвящен сомыслию, приглашен к участию в сотворении.
       - Но как же сомнение?   
       - Вы не задумывались, Сергей, как вы стали вообще думать? 
       - Ну, как, вот взял и стал мечтать о том, чего нет вообще или еще нет.
       - И что дальше?
       - Помечтал, помечтал… ведь мечтать не вредно? Ну, и задумался.
       - Это второй этап – этап уже сомнения. Он сложнее первого этапа мечтания?
       - Да, конечно. Надо уже уметь вести мысль в нужном ей направлении.
       - И к чему это умение подводит?
       - К нему самому, - к уму.
       - И что на уме? Мысль?
       - Нет, уже идея.
        - Вот оно искомое – идея. Она возвращает нас к мечте. Но в ней мечта обретает разумный вид, становится понятной для исполнения в будущем. Сомнение есть метод, путь, ведущий к выводу из состояния в образе. Идея помогает человеку не переиграть самого себя, отдать себе отчет в явном виде. Она есть рефлекс ума в чистом виде.
       - Итак, вы прибыли к нам из прошлого в будущее. Так?
       - Так.
       - Хорошо.
       - Зачем?
       - А, я знаю?!
       - Кто знает?
       - Зачем?
       - Кто знает? Он все знает, как говорят ваши верующие.
       - Что такое время?
       - Вы хотите узнать мое мнение?
       - Что вы знаете о времени?
       - Я так понимаю, вы отличаете знание от мнения. Что я знаю о времени? Время есть мера движения физических тел. Так Аристотель определял сущность времени. Если исходить из этого определения, можно предположить, что время есть измерение изменения состояний налично сущего. Ход измерения выстраивает совокупность или множество его состояний в последовательность моментов, объективно складывающихся в ряд событий, необратимо следующих друг за другом.
       - Ваше присутствие в настоящем нарушает принцип необратимости времени из прошлого в будущее. Так?
       - Получается, так.
       - Как вы думаете, благодаря чему?
       - Наверное, благодаря выходу из ряда моментов времени, разрыву между звеньями последовательной цепи состояний сознания.
       - Именно. За счет чего происходит расцепление моментов времени?
       - Я думаю, за счет пересечения двух рядов времени: ряда объективных телесных состояний с рядом субъективных состояний сознания человека. Этими рядами времени измеряется внешнее и внутреннее состояние человека 
       - Значит, в случае пересечения рядов событий внутренней или психологической и внешней или пространственно спроецированной жизни человека имеет место рассинхронизация привычной или хронологической последовательности времени. Чем может быть вызвана эта рассинхронизация? Имейте в виду я в курсе того, что вы утверждаете, что видите сны.   
        - Ваш намек понятен. Но я сам мог догадаться об этом. Видимо, одной из причин такой рассогласованности времен может быть энергетика сна, сила его визуальных, акустических и прочих фантазмов. Но тогда у меня напрашивается вопрос к вам.
       - Слушаю вас, – сказал Асилисав.
       - Кто изобрел машину времени?
       - Она была случайно найдена на одной из планет солнцеподобной звезды тау Кита в начале ХХХ века. На этой планете миллионы лет назад была жизнь. Как машина времени попала на эту безжизненную планету мы не знаем. Люди к тому времени уже контактировали с инопланетянами с разных звездных систем, но ни у кого из них не было такой машины. Естественно, мы попробовали разобраться в том, как она работает, и для этого транспортировали ее прямо на Землю. Но что-то пошло не так, и мы вынуждены были затормозить активные исследования машины времени. Только через несколько веков мы вновь возобновили исследования. Это была закрытая программа исследования текущего века. Результатом работы по этой программе стало ваше появление в нашем времени.
       - Как вы назвали планету?
       - Какое это имеет значение? Впрочем, извольте: Авророй.
       - Я так понимаю, на Авроре находилась машина времени с незапамятных времен. Вряд ли ее изобрели жители этой планеты. Ведь вы ничего не сказали, что нашли какие-то следы их существования.
       - Вы правы, мы больше ничего не нашли на Авроре.
       - Если включить воображение, можно предположить, что неведомые существа, намного опережающие в своем развитии все вам известные формы разумной жизни, оставили на дикой планете «Аврора» свой артефакт, который люди назвали «машиной времени». Когда любопытные люди попытались включить машину времени, она заблокировала сознание их снов, использовав энергию такого сознания для того, чтобы находиться в рабочем, живом состоянии. И вот в ходе уже тайных исследований последнего времени тайным обществом интеллектуалов, жаждущих улучшения жизни людей, которая неуклонно продолжает деградировать, несмотря на все старания, к вам является не спаситель, которого вы вызывали машиной времени из прошлого, но обычный человек. И вы меня спрашиваете, что это значит? Выходит, разумные существа перестали видеть сны только после включения машины времени. Но зато они смогли путешествовать во времени в один конец – в прошлое. Будущее было закрыто для них. Почему?
       - Это только ваши предположения. Но это не означает, что они могут оказаться ложными на все сто процентов.  Меня тоже беспокоит вопрос: «Почему машина времени работает только со временем, которое короче текущего времени»? То ли потому что оно неподвластно ей, то ли потому что такой предел установили ее создатели.
       - Что, вообще, она представляет из себя?
       - Разве Василиса или, как его, да… Джонни вам не говорили?
       - Они говорили, но я так и не понял их.
       - Это виртуальная машина. Она состоит не из физических вещей, а, как могли сказать в ваше время, из метафизических идей.
       - Для того, чтобы вас точно понять, это звучит слишком расплывчато. Как это так: машина состоит из идей? Что за абракадабра. Как тогда пользоваться ей? И как в таком случае ее нашли на Авроре?
       - Видите ли, - хотя это нельзя увидеть, - машина времени активируется неведомым нам образом. Нам становится что-то понятным только тогда, когда она проецируется в нашем сознании. Мы имеем дело, работаем на ней только в объективированном виде спроектированной копии, изготовленной из наличного материала. Может быть, не столько мы на ней работаем, сколько она работает на нас. 
       - Это не опасно для людей, да и вообще для всех разумных существ ойкумены вселенной? Кстати, вы не заметили, как сказали двусмысленность? Вас можно понять как в том смысле, что она работает на людях и им подобным существам, как на материале, так и в том смысле, что работает на «нас» в значении «нам служит».
       - Да, вам палец в рот не клади, - вы руку откусите, как какая-то щука. Я употребил местоимение с предлогом «на нас» в первом указанном вами смысле. Относительно опасений скажу, что они и привели к почти полному прекращению работы машины времени.
       - Не думали ли вы о том, что те, кто изобрел ее, совсем не прекратили такой работы с вами?          
       - Вы думаете, что ее создатели до сих пор живы и наблюдают за нами? Мне кажется, что вы еще безумнее тех, кто направил вас ко мне для выяснения такого рода предположений.
       - Тогда что вы сами думаете по этому поводу?
       - Уж во всяком случае, я не подозреваю неведомых пришельцев в том, что они «питаются» нашими снами, как вы считаете. У вас явно разыгралось воображение, если вы приписываете существам, намного нас опережающим в интеллекте и бог есть еще в чем, ну, например, в духе, то, что приличествует низшим существам. Это прямая фобия инопланетной разумной жизни. Она извинительна для вас из времени, в котором еще не был установлен разумный контакт с инопланетянами, но не извинительна для наших любителей теории заговора.
      - Подумайте об этом на досуге: может быть, мы что-то упустили, - посоветовал мне Асилисав, добавив, - а я пока схожу на охоту.
       - Это не опасно. Может быть, я составлю вам компанию? – решил я предложить свои услуги.
       - С вами будет более опасно, чем без вас. Или вы забыли, что случилось вчера?
       - Уговорили. Буду думать.
       - Это полезно. Вы это знаете, - сказал мне Асилисав, усмехнувшись.
       Его не было больше трех часов. За это время я успел подумать не только о теме нашей беседы. Следует спросить Асилисава, в каком виде нашли машину времени. Ее не могли найти в человеческом исполнении, ведь ее создали не люди. Или люди из далекого будущего? Во всяком случае, эта машина времени не могла быть в своем виртуальном состоянии, иначе ее не обнаружили бы. Причем ее физическое воплощение не могло не навести на мысль, что это она, а не что-то другое.
      Для людей будущего, к которым я явился из прошлого, она работает только в одном направлении – назад в прошлое. Но для меня будущее открыто. Именно это их интересует, - интересует то, что закон действия машины времени, - преодоление барьера будущего, - на мне не работает. Я есть живой пример его исключения. Те, кто вызвал меня из прошлого, - тайное общество интеллектуалов: так они представились мне, - послали меня к отшельнику, чтобы он выведал у меня, какое исключение есть я -закономерное или случайное. Если я закономерное исключение из правила пользования машиной времени, то есть возможность и для них преодолеть барьер путешествия во времени из прошлого в будущее, при условии, что они узнают, как преодолеть этот барьер. Ключом к разблокировке барьера времени становлюсь я собственно своей персоной. Если же мое появление в будущем случайно, - а они именно так посчитают в случае провала операции дознания, то отошлют меня обратно в прошлое, в небытие, - благо этим им  не впервой заниматься..
       Хочу ли я обратно в прошлое? Конечно, нет, ибо возвращение в прошлое обернется для меня небытием. Что мне следует тогда делать, чтобы здесь остаться? Ничего другого, как только уверить их в том, что я есть закономерное исключение из правил пользования машиной времени. Если, все же, это так и есть, то что я такое? Я есть я, то есть, имярек «Сергей Сергеевич»! Спрошу иначе: «Чем я являюсь для людей будущего»? Ни больше, ни меньше: живым воплощением виртуальной машины времени. Именно в этом надо убедить их. Как же их убедить? Они ведь, как минимум, не глупее меня. Взять хотя бы Асилисава.
       Мне не остается ничего другого, как убедить в этом самого себя. И в самом деле, что со мной произошло в результате того, что я возник из небытия после моей смерти спустя более тысячи лет? Ничего, если не считать того, что я узнал, какими будут люди будущего, к чему собственно привела человеческая история, участником которой я был на определенном участке ее становления. Впечатление от созерцания результата развития человечества, а вместе с ним и всех прочих разумных существ Вселенной, мягко говоря, крайне противоречивое. Сделало ли осознание всего случившегося меня умнее и лучше? Нет, каким я  был, таким и остался. Время не изменило меня. Вот это печальное для меня открытие следует держать в тайне, не открывать ни в коем случае людям будущего. Иначе они, - готов «лечь на рельсы», - отошлют меня подальше в прошлое, что равносильно смерти, точнее, моему личному раз-воплощению. Странное дело, я оказываюсь еще более тайным посвященным в тайны времени, чем они.
       Таким образом, я пришел к неутешительному выводу: время изменяет людей до определенного  момента. Оказывается, оно имеет предел изменения в отношении того, кто меняется. Вернее сказать, имеет предел изменения не само время, а тот, кто в нем меняется. Выходит время не является мерой, мерилом изменения. Во всяком случае, время как мера есть конечная величина. Оно и понятно, ибо время как бесконечность бессмысленно. Есть еще вечность. Вот она работает там, где нет уже времени. Но как мерить вечностью, если она безмерна? Можно ли измерить конечной мерой бесконечное, безмерное? Нет, нельзя. Можно ли сделать обратное, - мерить без меры? То же, вряд ли. Или у безмерного есть мера? Если есть, то это мера безмерного, предел беспредельного. Как мерить время вечностью? Явлением, проявлением вечности во времени является только настоящее как миг, мгновение. Тогда что такое вечность не по явлению, а по понятию, по своей сущности? Есть миг размером со время без времени как смены состояний прошлого и будущего. В вечности нет деления на единицы времени, больше ее самой. В ней ее элемент, единица, вечность как целое число, равна всем остальным. То есть, вечность составлена из пустого класса или множества элементов. Как это понять? Так, что вечность есть множество себя равного себе, что ведет к противоречию класса, входящего в себя в качестве элемента.
       Чем это рассуждение оборачивается для меня? Тем, что для меня будущее равно прошлому и нет никакого изменения во времени. В моем случае хронологическое время поглощено психологическим временем, которое избирательно выделяет одну из форм своего существования, перекрывая противоположную. Если у человека уже нет будущего, то он погружается в прошлое, как в старости. Если, наоборот, нет еще пройденного прошлого, человек пренебрегает им ради будущего, строя планы, занимаясь мечтаниями. Исходя из такого толкования обращения с формами времени, можно сказать следующее: для людей будущего будущее закрыто, потому что его уже нет и поэтому они больше не развиваются, а медленно деградируют, обращаясь к прошлому. В моем случае у меня нет не только будущего, но и прошлого, ибо меня на самом деле уже давно нет, и поэтому я застыл во времени и не меняюсь, - нечему меняться.
       Когда Асилисав пришел с охоты, принеся с собой двух убитых длинноухих травоядных, похожих на зайцев, я был уже готов к разговору. Разделав одного «зайца» и засунув другого в яму в дальнем углу, которую он использовал в качестве холодильника, хозяин пещеры стал варить разделанного «зайца» в котелке на очаге. По его уверенным движениям было видно, что он занят обычной для себя работой и может, не спеша, поддерживать разговор.
       - К чему вы пришли в своих размышлениях? – наконец, задал вопрос Асилисав.
       - Мне пришло в голову, что на определенном этапе жизни человек перестает изменяться и останавливается, замирает в своем развитии, достигая жизненного оптимума. Именно в этот момент времени я явился вам, вашим современникам как пример оптимизации того, что они могут сделать со своей жизнью.
       - Знаете, товарищ Сергей, а я ожидал услышать нечто подобное. Я понимаю вас: вам не хочется покидать нас. Вы считаете, не можете не считать, что оказавшись бесполезным для этих, с позволения сказать, «посвященных», вы отправитесь туда, откуда вас взяли, - в прошлое, которое давно прошло. Кому хочется исчезнуть? Вы должны найти более убедительные доводы в свою защиту, чтобы остаться в будущем, попросту живым. У вас много здесь врагов. Они не такие плохие люди, как вам кажется. Просто они боятся вас или того, что за вами скрывается. И чем вы будете более предсказуемы, тем менее опасны для них. Я понятно излагаю свою точку зрения?
       - Куда как понятно.
       - Очень хорошо. Предупрежден – значит вооружен. Кстати, я на вашей стороне. Я сам ушел от людей, когда понял, что они уже не развиваются и добровольно вернулся к прежнему образу жизни, который давным-давно вели мои предки, – признался Асилисав, а затем спросил, - О чем вы собственно думали, когда я вас оставил наедине с самим собой?
       -  О времени и вечности.
       - Интересно. И что?
       - Ну, как сказать. Время бывает разным, а вечность одна и та же. Какой она была, такой и останется. Не то время, - оно меняется: уходит и приходит всегда и везде как разное для разного. Несмотря на то, что время и вечность противоположны, а, значит, отталкиваются друг от друга в виду отсутствия всего остального в их измерении в качестве значимой величины, между ними есть нечто общее. Это общее появляется как  внешний масштаб сравнения между ними в качестве пространства. То есть, имеет место быть как то, так и другое. Они соотносятся в месте бытия. Есть и время, есть и вечность. Вечность одна и есть одно и то же во всех разных временах как во многом. И многое во времени есть в одной вечности. Вечность присутствует во времени в качестве скрытого параметра мгновенья. Моментально пронизывая все времена, она собирает их как непрерывную последовательность моментов. Время разбивает целую вечность на ряд длительностей, прерывно следующих друг за другом. Мы связываем время с жизнью. Почему вечность рассыпается, разделяется на ряд отдельно взятых моментов времени в виде жизненной истории отдельно взятого индивида? Потому что есть многое, например, есть больше, чем один индивид. Он отделяется от других индивидов во времени началом и концом своей жизни. И уже внутри своей жизни он дальше продолжает делиться на свои состояния, следующие друг за другом во времени. И до него и после него живут индивиды. Но есть индивиды, которые живут вместе с ним в одном и том же времени текущего настоящего.
       Явлением вечности во времени жизни каждого индивида становится мгновение. Измеряется ли им время? Временем мы измеряем изменение состояния индивида. Это измерение есть деление конечного на конечное. Время начинается и заканчивается. Оно имеет некоторую длительность, которую можно измерить, исчислить в конечных величинах. Единицы времени не сливаются друг с другом, они разделены. Есть ли между ними нечто или ничто? Между единицами времени как его моментами нет ничего при измерении, кроме границы.  Что такое единица времени? Это момент. Не является ли этот момент времени мгновением вечности? Нет, потому что его можно разделить, тогда как мгновение вечности не делится на другое, меньшее, чем оно, это мгновение, или если делится, то только на себя как таковое, что равнозначно тому, что не делится. Получается, что в измерении времени его моментами мгновение выступает пределом такого деления. Поэтому его нельзя разделить. Мгновение есть минимум деления на себя. В этом смысле время измеряется мгновением, но не по частям, а все целиком, ибо все мгновения есть одно мгновение. Они не разные, а одно и то же. Другое название для них, одинаковых, есть вечность. Если мгновение есть минимум предела деления, то вечность есть максимум предела деления. В этих рамках мгновения и вечности действует время, как в себе самом целиком, так и в каждой своей части.
       Вечность присутствует в каждом моменте времени как мера его соотнесенности со всяким другим моментом. Через мгновение один момент времени сообщается со всеми моментами времени прошлого и будущего в настоящем. Таким образом, он соприсутствует в одном и том же месте с ними. В мгновении все моменты времени жизни индивида соотносятся друг с другом. Это и есть настоящее. Но оно не распаковано в череде, в ряду, в последовательности моментов со стрелой времени от прошлого к будущему. Распаковывается оно при разделении, при котором появляется прошлое как предыдущий момент и будущее как последующий момент времени. Каждый момент времени длится, тем самым время продолжается, через смену прошлого будущим в настоящем. Упакованность настоящего как мгновения есть его зацикленность на себя. В этом вечном состоянии целого мгновение герметически замкнуто. Оно «спит». Оживает мгновение во времени становления. Там оно работает как минимальный предел деления времени на переменные моменты. При этом оно само не делится или делится на само себя, обращаясь в максимум предела деления или вечность как вечно настоящее. Оптимальным является то, что мгновение и вечность как вечное настоящее не вмешиваются в процесс деления времени жизненного становления.
       Есть вечно настоящее. Но есть ли вечно прошлое и вечно будущее? Нет. Вечно прошлое – это то, существование чего сделало бы все прочее уже несуществующим. Вечно будущее не дало бы ничему начаться. Только вечно настоящее есть, но есть так, чтобы не быть тем, что мешает всему иному состояться.
       Исходя из надуманного, можно утверждать, что закрытость будущего для вас связана с тупиком, в котором вы оказались. В такой ситуации никто из более развитых и совершенных существ вам не поможет. Тот, кто находится в ситуации, подобной вашей, либо неуклонно деградирует и обращается в биоту, либо находит в себе силы и спасает сам себя.
       - Выходит, вы не можете помочь?
       - Почему? Разве я не помогаю вам тем, что провожу верную диагностику вашей эпохи? Вы пали духом. Почему? Потому что то устройство вашего общества, которое вы имеете, уже устарело и мешает вам дальше развиваться. С этим устройством общества связан тот способ жизни, который ведет каждый из вас, включая и вас тоже. Вы должны измениться. Замкнутый образ жизни не способствует ни личному, ни тем более общественному прогрессу.
       - Отлично. Лучший способ защиты – это нападение, - отрывисто сказал Асилисав и горько усмехнулся.
       - Вы спрашивали о том, что я думаю, и я честно признался вам в этом. Неужели вы не видите, что никто, кроме вас самих, не виноват в том, как вы живете, не только вы лично, но и ваша дочь, и все ваши современники, да и предки, включая меня?
       - Хорошо. Решили, кто виноват. Что делать?
       - Что делать? Себя. Вы же прекрасно понимаете, Асилисав, что делать зависит от того, кто делает. Кто это будет делать? Кто сопротивляется инерции развития? Общество «тайных мечтателей»? Или вы? Вы ведь устранились от решения проблемы, замкнувшись в себе. Вам стало понятно, что с такими спасителями «каши не сваришь». Между тем и таким была оказана помощь, но не прямая, а кривая, - о которой нужно догадаться самому. Эта помощь была оказана вам в моем лице, - лице нового Робинзона, глазами которого можно разглядеть недостатки вашей цивилизации. Кстати, ради этого вы и сами удалились на время от людей.
       - Так вы считаете меня Робинзоном, добровольно обрекшим себя на одиночество на необитаемом острове в океане Вселенной?
      - Вот видите, вы сами в этом признались.
      - Интересно вы рассуждаете, совсем как ваши предки в век Просвещения.
      - Как, вы знакомы с нашей историей?
      - Прежде был знаком более или менее. Сейчас я не изучаю историю, а живу ей. Может быть, меньше знаю теоретически, но лучше ориентируюсь практически на ощупь своими руками.
       - Вот видите, как все складно получается. Вы имитируете прошлое, я прихожу из него. Мы можем сравнивать прошлую жизнь с этой, настоящей; можем находить хорошие и дурные стороны, - ведь все познается в сравнении. Нам должны предоставить полную возможность для такой важной работы, чтобы получить полезные результаты.
       - Есть ли у вас уже какие-либо соображения от такого сравнения?
       - Кое-какие уже есть: так вызывает определенное сомнение в эффективности ваша система дифференциации людей по слоям на основании целеполагания. Какие цели ставят ваши люди? Духовные, душевные или материальные. Вот вы представитель слоя духа, заняты его укреплением в стесненных, затрудненных условиях жизни вне цивилизации на необитаемой планете в другой галактике. Ваша дочь укрепляет дух интеллектуальными трудами. Есть еще деятели искусства и доброхоты, которые развивают прекрасные чувства своими художественными творениями или  оказывают душевную поддержку близким. Но основной массив ныне здравствующих существ живет телом, как ему заблагорассудится в свое удовольствие. Вот в этом я вижу исток вашей деградации.
       - Не все люди хотят и могут быть учеными, артистами и просто мастерами на все руки, - недовольно хмыкнув, заметил Асилисав.
       - Важна тенденция. Как я полагаю, число людей живущих не трудами, а развлечениями, со временем все увеличивается. Ведь вы не вынуждены теперь работать в сфере материального производства, - за вас это делают машины. Труд стал не первой необходимостью, но лишь условием достаточного развития. Неужели я не прав, когда предполагаю, что совершенствование является сейчас не общественной потребностью, но личным желанием отдельно взятого существа?
       - Да, это так. Но как обуздать указанную тенденцию общественной деградации, вы знаете?
       - Откуда?! Но давайте разберемся!
       - Давайте.
       - Сначала определимся с тем, как следовало пойти процессу исторического развития после моего времени.
       - Тогда лучше погрузиться еще глубже в историю и дойти до традиционного общества с его делением людей по трем социальным разрядам: тех, кто служит богу и молится, тех, кто служит сюзерену и воюет, и, наконец, тех, кто кормит и платит налоги, - предложил Асилисав.
       - Мы имеем триадическую структуру традиционного общества, в котором большинство работает кормильцами, тогда как два других класса освобождены от налогов и кормятся кормильцами, отмаливая грехи всех и проливая кровь за всех. Соответственно кормильцев можно назвать соматиками, воинов - аниматиками или психотиками, а жрецов или священников – пневматиками.
       - Не совсем складно получается: у вас душевные люди – это не те, кто мирно живет, а те, кто воюет.
       - Тогда было так: воины обеспечивали мир. Они тратили себя, отдавали жизнь «за други своя».
       - Ладно.
       - Так было во времена оны, в начале человеческой истории. В мое время, уже не традиционное, а модерновое, среднее, большинство, как и в традиционное время, принадлежало классу телесных людей, которые были заняты в сфере материального производства. Правда, они уже работали с вещами не своими руками, а вооруженные машинами. Однако душевных людей, которые работали с людьми в сфере услуг, становилось все больше и больше. Немногим меньше увеличился и контингент тех, кто был занят идеологической или интеллектуальной работой. Теперь это были не служители культа, а научные работники, ученые. В среднем сословии росла доля тех, кто работал с товаром, был товарищем, торговым работником. Они занимались не производством, а обменом. В этом же сословии возросла, но в меньшей степени, и доля тех, кто был занят творчеством. Причиной тому послужило увеличение времени для досуга материальных работников. Так деятели культуры и творцы искусства стали ублажать  или развлекать своими опусами работящий люд. Началось просвещение народа.
       После модерна, уже в ваше время, в принципе ничего не изменилось в социальной структуре общества и сфере занятости населения Земли. Большинство, как и прежде, состоит из телесных людей, которые еще больше развлекаются, почти уже не работая. Душевых людей стало меньше, ибо они в основном состоят их тех, кто развивает свои и чужие прекрасные и добрые чувства. Тех, же кто занят интеллектуальной работой, и того меньше.
       Между тем при должном развитии, картина общественной жизни выглядела бы совершенно иной. Перекос в развитии стал очевиден еще в мое, модерновое, время, ибо произошел отток занятого населения из сферы материального производства, где ручной труд людей стал вытеснять труд управляемых машин, в сферу услуг, но не творчества, а обмена и не столько продуктами творчества, сколько материального потребления. Об обмене формами деятельности не шло и речи.
       Еще хуже с творчеством, с так называемым «всеобщим трудом» по Марксу, обстоит дело в настоящем будущем. Большинство населения составляют не пневматики-интеллектуалы, и даже не психотики, а соматики. Этому в немалой степени способствовало облегчение духовного труда в связи с развитием сначала в мое время сетей коммуникации, а в ваше время телесной телепатии, языка осязания или тактильной культуры. Причем духовный труд в ваше время, как я понял, стал носить не столько творчески продуктивный, сколько служебно репродуктивный характер. Культуры стало столько много, включая культуру внеземных цивилизации гуманоидов и не-гуманоидов, что времени едва хватает на ее усвоение. Что уж говорить об усовершенствовании таковой или творческом развитии. Имеет место культурное упрощение и уплощенное распространение в средних величинах.
       - Так что же делать? К чему вы ведете, товарищ Сергей? Не к своим ли пресловутым сновидениям?
       - Да. Для творческой инспирации требуется игра воображения, которая может быть спровоцирована сновидениями многих людей.
       - Это как?
       - Это тот случай, когда, чтобы понять, следует самому испытать, а для испытания попробовать.
       - У нас, если, правда, можно видеть сны, это никак не получается. Значит, видеть сны нельзя усилием воли. Они непроизвольно приходят к спящим?
       - Вы правы. Только так. Говорят: «Попытка не пытка, а спрос не беда». Но для вас это испытание, пытка невозможностью. Можно только гадать о мотиве блокировки сновидений. Вас научили путешествовать в прошлое, которое еще может быть, но обезопасили от будущего, которое уже не будет. Это ад рая для спасения от рая ада. Вам обрезали самое интимное – будущее. Вы люди без будущего. В результате настоящее неполно, неполноценно. Оно уходит в прошлое в поисках будущего. Результатом такого поиска и является мое по-явление.
       - Так что же делать?
       - Искать пути, способы для снятия блокады со сновидений. Наверное, в сознании разумных существ есть слабые места, угнетая которые, можно манипулировать его содержанием.
       - Что может быть таким слабым местом?
       - Определенная структура, точнее, псевдо-структура сознания, в зоне действия которой оно впадает в угнетенное состояние.
       - О чем вы говорите? Никак не могу уловить смысл. Куда вы клоните? Что, это, за мнимая структура сознания? Символ, что ли?
       - Может быть. А, вы говорите, что не ловите смысл? Уловили ведь!
       - Значит, мы закодированы неким символом.
       - Это не утверждение, но пока лишь ваше предположение. Итак, структура вашего сознания или сознания разумного существа не только земной, но и вообще гуманоидной, а также, возможно, и не гуманоидной формы, на определенном участке истории своего развития специально деформируется для того, чтобы… и вот тут появляется самый интересный вопрос: «Для чего»? Естественно, напрашивается ответ: «для успешности самого развития». Но тогда возникает новый вопрос уже не о чем, а о ком: «… для успешности развития кого»? Самого подопытного или того, кто проводит опыт? Мне неспроста приходит в голову утверждение Гегеля, - помните такого? - я поинтересовался у Асилисава и он молча кивнул мне в ответ, - так вот, он полагал, что за спиной людей действует дух, абсолютный дух или дух как таковой, чтобы добиться своего, внушая им, что они это делают сами для себя, - в этом и проявляется так называемая «хитрость разума». Это общее место послегегельянской философии. Что в этом увидел Маркс и его последователи уже моего времени? Такой спекулятивный ход мысли Гегеля, детерминирующий в его сознании в перевернутом виде ход вещей, был обусловлен тем, что практика общественной жизни находилась в угнетенном состоянии общественных условностей, заставлявших одних людей, которых было большинство, «пахать» на других, на меньшинство, управляющее большинством. Является ли таким же, точнее, подобным  положение вещей в настоящее время или это только измышление моего «больного сознания»?
       - Знаете, товарищ Сергей, у нас нет эксплуатации человека человеком. Это непреложный факт.
       - Разве я сказал об эксплуатации человека человеком применительно к нашей ситуации? Принцип здесь общий, но субъекты не те же самые. Эксплуататором здесь выступает не человек, как у Маркса, а дух или некто ему подобный, как у Гегеля.
       - Неужели Маркс был не прав в идеологической оценке «хитрости разума» гегелевского духа?
       - Это трудно место: здесь идеология подменяет философию, и она выступает средством разоблачения идеологии класса, с которым воевал Маркс на бумажном фронте пропаганды. Это был его «бумажный тигр». Кстати, были ли у вас такие же умные мыслители, как Гегель и Маркс?
       - Я вот о чем сейчас подумал. После ХХ века такая порода людей вообще перевелась. Нечто подобное мы нашли и у инопланетян. Нет, не так. Мы как раз не нашли у них того же самого, потому что не искали это; у нас не было уже того, чем можно было искать.
       - То есть, вы хотите сказать, что после XX века люди перестали размышлять?
       - Нет, они продолжают думать до сих пор, но так как думают их органические аналоги: руками, языком и прочим в этом смысле, но не самим умом.
       - Тогда я могу вас поправить, - этот процесс мышления всем чем угодно, но только не своим умом, начался, точнее, вошел в активную фазу уже у всех, а не только у большинства считающих, читающих и пишущих, что было всегда, уже в XX веке.
       - Выходит без ума не разобраться с разумом?
       - Только так. Но ум не работает без воображения. Без него он не выдумывает и не находит подобное вне ума. Воображение же подхлестывают мечты, фантазии. Фонд таких фантазмов удерживает коллективное бессознательное разумных существ. Они являются нам из бессознательного в виде снов.
       - Так кто же перекрыл канал трансляции фантазмов из коллективного бессознательного в общественное сознание?
       - Неужели не ясно? Это сделало самосознание разумных существ.
       - Как это?
       - Возможно таким образом: началось все с унификации людей на уровне самосознания. Что такое самосознание?
       - Абстракция сознания, предметом которого является оно само.
       - Вот таким образом и было перекрыто движение к разуму. Самосознание абстрактно общее, тогда как разум конкретно-всеобщий. Разумные существа, как правило, «спотыкаются» на самих себя. Большинство из них не проходят через этот фильтр. Те, кто проходят, остаются в подавленном большинством меньшинстве. К тому же они разделены, ибо являются коллективными или социальными существами. Они растворяются в большинстве чаще всего без остатка. Как можно сообщаться друг с другом поверх других?
       - Абстрактно?
       - Так точно. Что и требовалось доказать. Конечно, возможно сообщение друг с другом посредством всеобщей инстанции разума. Но для этого необходимо преодолеть характерную для самосознания абстрактность общего значения в личном виде. Скорее всего самосознание есть мнимая структура сознания, которая на первом уровне является самосознающему в виде его гиперболического Я. Человеку кажется не то, что в нем является универсум, а он сам становится им. Но такой человек на самом деле внутренне пуст. Он не может заполнить самим собой сознание, потому что он есть пустое место. Так вот, чтобы освободиться от собственной пустоты, он наполняет ее призраками сознания, его паразитами, «глистами сознания». Они роятся у него в мозгу, и у него создается впечатление, что его «водят за нос» враги, которые злоумышляют против него. Человек, бегущий от абстрактной истины самосознания, – от пустоты, неизбежно оказывается в плену не самого разума, но его иллюзорных, идеологических представлений.
       - Так какую роль играет самосознание?
       - Роль фильтра сознания. Оно оставляет на поверхности сознания только то, что не травмирует его, за что оно может зацепиться и найти уверенность в себе. Однако если прежде самосознание цензурировало деятельность коллективного бессознательного, «выпуская пар» во снах большинства  или в творческих проектах меньшинства, то, начиная с XX века, оно тотально его перекрыло.
       - Почему же тогда котел социального бессознательного не взорвался?
       - Потому что некто нашел другой путь канализации психической энергии.
       - И таким путем стали путешествия во времени из настоящего в прошлое?
       - Примерно так, включая путешествие со сверхсветовой скоростью в космосе.
       - Вы ведь понимаете, надеюсь, всю надуманность вашего предположения? – спросил меня с неожиданной  неприязненностью  Асилисав.
       - У вас есть лучшее объяснение происходящего?
       Асилисав ничего не ответил.
       - Тот, кто это сделал,  лишил разумные существа последнего испытания разумом – соблазна абсолютной свободы. В пространстве разума как такового нет тех, кто контролирует, и нет тех, кого контролируют. Это пространство риска существования по преимуществу. Поэтому в нем могут жить лишь духи. Кто проходит сквозь этот узкий фильтр, тот становится духом, конкретно всеобщим во всем. Быть человеком, то есть, разумным существом привходящим образом, и одновременно духом невозможно. Можно сказать, что человек может стать собственно разумным существом, но только при условии своей универсализации. Последнее возможно только в размере мирового разума целиком. Но тогда человек уже не будет человеком. А так, чтобы быть отдельно взятым человеком, да еще в среде себе подобных, остается только опустошать себя или утешать себя иллюзиями.
       - Неутешительную картину настоящего рисует ваше грезящее мышление: оказывается, мы живем во сне без сновидений. Мы только спим, так как когда мы считаем, что не спим, а бодрствуем, на самом деле мы тешим себя иллюзиями, или как вы выразились, «глистами» сознания,  ибо потолком нашего сознания является пустое самосознание, герметически закрывшее нам социальное бессознательное, чтобы путешествовать в прошлое. Мы что, грезим прошлым? Прошлое – это наши сны?
       - Вы знаете, Асилисав, это верно. Я очень рад, что среди вас есть такие умные люди, как вы. Но у вас не хватает воображения, чтобы в это поверить.
       - Не является ли ваша теория уже организованной иллюзией прошлого в будущем, похлеще наших иллюзий будущего  в прошлом? 
       - Надо подумать. По-моему, нормальный человек должен не только спать, но и видеть сны; иначе сама его жизнь в бодром состоянии сознания превратится в сон наяву.
       - Хорошо, - пусть будет по-вашему! Как нам научиться снова видеть сны?
       - Научиться можно, если прежде вы разучились. Но разучились ли вы? Или вас заставили от них отказаться? Вот, в чем вопрос.
       - Тогда как снять блокировку со сна?
       - Единственно возможным способом возвращения к первоначалу сновидения является положительное  разрешение проблемы понимания вами народа и народа вами. Вы, избранные, должны устроить «хождение в народ». Нужно открыть двери своего тайного общества всем желающим и не знающим. Для этого необходимо заняться интеллектуальным просвещением тактильного населения. Вам же лично я настоятельно рекомендую вернуться обратно в цивилизацию.
       И еще, нужно, по возможности, воздерживаться от вмешательства в прошлое или даже просто от непосредственного наблюдения за ним.
       - Дорогой товарищ Сергей, вы говорите банальности. Об этом мы и сами знаем и по возможности разбираемся с нашим наблюдением.
       - Тогда зачем вы живете отшельником? – парировал я обидное для себя замечание собеседника.
       - Интересный вопрос. Это мой собственный способ борьбы с наступающим хаосом. У меня встречный вопрос: пока вы у нас, вас самого посещают сновидения?
       - В первые дни у меня не было с ними проблем. Но теперь я не вижу снов.
       - Да, странно. Выходит, сапожник оказался сам без сапог. Если придерживаться вашей теории сновидения, то активный туризм во времени вам противопоказан.
       - Если не считать первоначального прыжка во времени, закинувшего меня в будущее, и разговора с Василисой и Джонни в нулевом времени у меня не было больше вояжей во времени.
       - Не забудьте еще путешествия по пространству Вселенной, которые также ускоряют время вашего существования.
       - Вот поэтому, я думаю, мне следует остаться в вашем времени.
       - Вполне логично для вас, вы ведь не хотите исчезнуть.
       - Пользы от моего исчезновения вам уж точно не будет.
       - Вы так думаете? – риторически спросил Асилисав, усмехнувшись, и добавил, - не знаю-не знаю. Все может быть.
       - Все может быть, но не всегда и не везде, иначе нас бы не было.
       - И что вы предлагаете?
       - Оставить меня в покое. Может быть, я еще что-нибудь надумаю, только уже не здесь и не сейчас.
       - Вас тянет назад на свой насест в Институте Времени? Извольте. Я уже послал сигнал о вашей доставке на Землю.
       - И что вы решили?
       - Вы меня поставили в тупик. Не знаю, что сказать. И все же скажу: я не на стороне ваших противников.
       - Так, значит, у меня есть противники. Плохая информация – это тоже информация. Большое спасибо. Но вы и не на моей стороне.
       - Мое дело – сторона. Для этого вас и направили ко мне.
       - То есть, все, что я надумал и наговорил не в счет? Я просто сотрясал воздух, что ли?
       - Конечно, нет. Вы развлекли меня. Знаете, здесь бывает довольно скучно. А так поболтал с человеком с «Большой Земли». И еще, вас же не затруднит передать весточку моей дочери?
       - За кого вы меня принимаете, - ответил я, горько разочарованный моим пребыванием в гостях у отца Василисы. – Разумеется, передам.
       - Скажите ей, что ее календы скоро дадут всходы. Не забудете передать слово в слово мое ботаническое послание?
       - Я еще не жалуюсь на память. Всенепременно передам.
       - Хо-ро-шо, - членораздельно сказал Асилисав и любезно показал мне на лестницу, как в подобных случаях другие, менее вежливые, хозяева указывают гостям на дверь, - не переживайте, днем на улице безопасно: с минуты на минуту за вами прилетят.
       - До свидания, товарищ Асилисав. Мне было приятно с вами познакомиться и побеседовать, - решил я задеть своей вежливостью равнодушного ко мне человека и помахал ему рукой, когда спустился с лестницы на влажный песок песчаной отмели после прилива.
       - Пока, - лениво протянул Асилисав, уперев свои загорелые руки в боки.
      Развернувшись, я понуро пошел к месту посадки. Как и говорил Асилисав, через несколько минут спустился посадочный модуль звездолета, и я благополучно отправился в обратное плавание на Землю. Не буду писать о том, как проходил мой полет, ибо ничего примечательного со мной не случилось. К тому же меня угнетало и не отпускало безразличие Асилисава к тому, что я надумал и рассказал ему. Я полагал, что к сказанному стоило прислушаться и присмотреться, так как в нем было много дельного и неожиданно прозорливого для меня самого. Но что такое мои откровения перед мудростью отшельника будущего!
       
                Надежда
       Я прилетел на Землю в полночь. Меня уже ждала Василиса на посадочной площадке на крыше Института Времени. В ответ на радостное приветствие она поцеловала меня в щеку и потянула за руку вниз по лестнице к лифту.
       В лифте я обнял ее, но она строго на меня поглядела и затем, погрозив указательным пальчиком, только сказала: «Сначала о деле».
       - Я по тебе так соскучился, мой Василек, - жалобно простонал я, надув губы.
       - Не хмурься. Да, меня так в детстве называла бабушка. Лучше расскажи о вашем разговоре с папой.
       Тут мы зашли в мой номер, и я передал слова отца дочери. Когда Василиса услышала эти слова, то она прямо просияла.
       -  Что такого хорошего в этом послании? Календы – это растение такое или…
       - Ой, да ты, Сережа, ничего не понимаешь. Давай рассказывай.
       И мне пришлось пересказать весь мой разговор с Асилисавом. Василиса внимательно слушала меня. Она была само радушие. Но от влюбленного взгляда нельзя было скрыть тревогу, которая затаилась в уголках ее прекрасных глаз.
       - Что тебя гнетет, Василиса? – спросил я с озабоченным видом.
       - Уже за полночь. Пора ложиться спать. Сегодня вечером наш Совет будет решать твою… судьбу, - с усилием выдавила из себя Василиса это тяжелое слово. – Мы просили отложить твое дело на потом. Но противная сторона набрала больше на один голос в пользу того, чтобы рассмотреть его как можно скорее. Вот идиоты! – вскричала она в отчаяние. Затем немного успокоившись, стала меня утешать, - ничего, еще не все потеряно. Слово отца еще что-то значит. И у нас есть сторонники.
       - Не переживай так, любимая. Прорвемся.
       Василиса хотела уйти, чтобы я хорошо отдохнул перед Советом. Но я уговорил ее остаться и порадоваться тому, что мы любим друг друга перед решающим событием, ведь оно могло нас разлучить навеки. Когда я проснулся на смятой простыне, Василисы уже не было рядом. Я с трудом соображал, что же мне снилось. Но, так и не вспомнив, встал и прошел в ванную. Здесь на меня нахлынула волна воспоминаний о близости с Василисой.
       Как всегда первая близость с женщиной оказалась для меня как мужчины настоящим откровением. Этому способствовало то, что Василиса являлась только наполовину человеком, - ее мама была инопланетянкой. Неожиданно я вспомнил название фильма из моего далекого прошлого: «Моя жена – инопланетянка». Обостряло восприятие этой близости еще встреча с неизбежным. Было бы большой неправдой сказать, что я стойко ждал своего, надеюсь, не смертного часа. Но надежд было мало на положительное решение моего дела. Скорее всего, меня ожидало возвращение в небытие. И что я плохого сделал этим безжалостным людям из будущего?! Но мысль о Василисе меня остановила от вынесения сурового приговора неблагодарным потомкам. Но как же она? Как она будет жить без меня? Ничего, со временем, наверное, успокоится и забудет свою сердечную боль, вспоминая обо мне как об интересном эпизоде в своей полной приключений счастливой жизни.
       Внезапно от всплеска воды в ванне у меня перед глазами возникла картина из только что забытого сна. Меня разбудил шорох, но очнулся я собственно не от него, а от страха, когда увидел, что на моей постели неподвижно сидит закутанное в саван тело, не подающее признаков жизни. В открытое окно залетал теплый ветер, принося с собой ночные звуки и шелестя развернутым концом савана. Вот что меня разбудило! Но кто это? От вида скрытого под саваном тела меня бросало в жар, то в холод. В моей голове кружила мысль, кто посадил его на мою постель? Или оно само явилось мне из могилы? Но тут мои мысли остановились, - я увидел, как тело изнутри озарилось нестерпимо ярким белым светом. Это заставило меня зажмуриться. В сознании явственно отпечаталась пошлая фраза: «жмурик меня таки зажмурил». Я опять открыл глаза и увидел уже Василису всю в огне. Когда я присмотрелся, то понял, что ошибся: да, это была Василиса, но не в огне, - она сама была огнем, огненным ангелом.
       - Смотри ко мне не прикасайся, а то сгоришь, - предупредил меня  огненный ангел с чертами лица Василисы.
       - Ты кто?
       - Неужели не узнал огненного ангела? Я залетел к тебе из будущего, чтобы предупредить, смиренно прими то, что избежать нельзя. Иначе тебе никогда не увидать ни себя, ни свою любовь.
       Но тут же все на последнем слове пропало и я опять был в ванной комнате. Я был уверен, что это видение из сна было вещим. Зайдя снова в спальню, я сел на постель, пытаясь вернуть видение. Но нет, -  время вернулось на свое место, и все было как всегда. Тут без стука вошла Василиса. Она сказала: «Нам надо спешить»!
       - Куда ты собралась, Василек?
       - У меня дурное предчувствие. Я не могу тебя потерять. Ты помнишь слова моего отца, которые он просил передать мне?
       - Разумеется, он просил передать, что твои «календы дадут…
       - Подожди, у нас мало времени. Это предупреждение. Я все уже приготовила. Мы покинем землю и спрячемся в укромном месте. Космос большой и нас не найдут. Когда же наша история забудется, мы вновь объявимся. Хорошо я придумала?
       - Ты готова ради меня рисковать своей жизнью?
       - Конечно, ведь я тебя люблю. Неужели ты сомневаешься во мне?
       - Разве я могу в тебе усомниться, когда я люблю тебя, Василиса. Но я не могу принять такой жертвы.
       - Все! У нас нет времени на споры, - сказала Василиса безоговорочным тоном и поцеловала меня прямо в губы, скрепив тем самым любовной печатью свои слова.
       Но тут в дверь постучали и вошли какие-то люди. Один из них, по виду Джонни, уже с порога завелся: «Здравствуйте, Сергей Сергеевич! Василиса, мое почтение».
       - Позвольте мне представить вам наших мэтров игры во время, - теперь он обратился ко мне лично.
       Мы переглянулись с Василисой. В ее лице я прочитал страх за себя и горькую досаду на то, что ее план по моему спасению так глупо провалился.
       - Не переживайте так, Василиса 3709, за своего… подопечного, - сказала видавшая виды худая женщина с пепельными волосами.
       Четверо рослых людей в технических спецовках окружили нас, образовав квадрат сторон по периметру гостиной комнаты. Трое других встали перед нами в одну линию. Джонни представил их в качестве членов Капитула Ордена Интеллектуалов (КОИ). В частности седой мужчина был Великим Магистром Ордена Интеллектуалов (ВМОИ), а два его помощника были соответственно магистром медитации (ММ) и магистром активности (МА). Члены капитула хорошо выглядели в красных мантиях, стилизованных под старину, несмотря на свой возраст: у людей будущего старость наступала намного позже, чем в наше время, и переносилась легче ввиду умеренного и добровольного труда, сытного питания и успехов медицины. Магистр медитации имел лысый череп, а магистром активности являлась упомянутая уже женщина с пепельными волосами.
       - Да, да, наш дорогой гость, вам не надо ничего бояться. Мы только с вами поговорим и оставим вас в покое, - стал успокаивать меня ВМОИ.
       - Я ничего не боюсь, готов к разговору с вами, ваши преподобия, и понимаю, в каком покое вы меня оставите.
       - Какая вы все-таки язва! – с укором сказала МА.
       - Не будем волноваться и во всем спокойно разберемся, - посоветовал ММ.
       - Видите ли, молодой человек, произошел небольшой казус, и вы оказались в нашем времени незапланированным образом. У нас сразу возникли сомнения относительно целесообразности вашего существования в будущем. Как сами полагаете, вы уже освоились в будущем? – с заметным интересом спросил великий магистр.
       - Вполне, ведь выбирать мне не приходится. Жизнь как жизнь. Она сама по себе является самой главной ценностью в мире живых существ. Для меня ваше будущее самое настоящее настоящее. Все лучше небытия. Я только не могу взять в толк того, почему вы-то меня боитесь и где ваша человечность, если вы, магистры ордена интеллектуалов, замыслили убить меня?
       - Как вы могли такое подумать и додуматься сказать? – возмутилась магистр активности.
       - В этом меня пытался убедить ваш клеврет. Вот он стоит рядом. Его и спросите.
       - Многоуважаемые магистры, у меня просто нет слов для того, чтобы опровергнуть гнусную ложь коварного пришельца. Вот видите, он даже сейчас, когда решается его судьба, пытается внести раскол в наши ряды и всех перессорить.
       - Как вас понять, почтенные магистры? Разве можно серьезно относиться к детским страхам такого неуравновешенного и злого помощника?
       - Я со своей стороны готова вас заверить… - начала Василиса, но ее грубо прервала магистр активности.
       - Вы, пришелец из темного прошлого, здесь только без году неделя, а уже раздаете нашему доверенному лицу такие оскорбительные характеристики, - осудила меня магистр активности.
       - Совсем не этого я ожидал от вас, - разочарованно сказал я.
       - Чего вы ожидали от нас? – спросил ледяным голосом магистр медитации.
       - Как чего? Естественно, понимания. Ведь вы так долго нас изучали.
       - Не обижайтесь на нас человек из прошлого. Вы пришли к нам без спроса из XXI века, когда человечество чуть не уничтожило само себя, = стал увещевать меня ВМОИ.
       - В первую очередь я человек. Это, во-первых. И, во-вторых, это лично я чуть не уничтожил человечество? Неужели вы не знаете, что в любое время есть более сознательные люди, чем все прочие? Взять хотя бы вас. К тому же не я к вам пришел, а вы меня вызвали. Вам прекрасно известно, что бывает такое: хотели лучшего, а получили то, что получили.
       - Вот поэтому вас нужно вернуть на ваше место, - глубокомысленно заметила магистр активности.
       - Где мне место? В небытии? Мое время прошло. Теперь мне понятно, почему вы не называете меня по имени, - так легче для «нечистой совести» отправить человека на смерть.
       - Дорогой друг! Не упрекайте нас. Ваши моральные инвективы неуместны. Здесь нет ничего личного. Лично мне вы симпатичны. Но посудите сами: что с вами делать?
       - Зачем со мной вообще что-нибудь делать? Вот живут же ваши современники и не вмешиваются в ваши дела.
       - Так же будет вести себя и Сергей Сергеевич, - стала уверять Василиса членов капитула ордена. – Я ручаюсь за него своей головой.
       - Мы еще обсудим отдельно ваше особое отношение к объекту исследования – строго сказала магистр активности, обратившись лично к Василисе. – Так что не вмешивайтесь в разговор и соблюдайте субординацию.
       - Вот видите, товарищ Джонни прав, - хотите или не хотите, но вы самим фактом своего присутствия в будущем вносите раскол в наши стройные ряды. Опять же мы составляем единое целое с нашим обществом и никому не мешаем работать с нами. Я даже скажу большее: мы доступны для всех тех, кто удостоился жить в наше время, - стал поучать меня великий магистр.
        - Ну, хорошо, я. А, как же инопланетяне? Они живут среди вас, хотя отличаются от вас. Я наблюдал и не гуманоидов. Вы же с ними уживаетесь.
       - Все мы из будущего. Вы же из прошлого. В вашем прошлом мы ведем себя как только наблюдатели. Вы же активно вмешались в нашу жизнь, - заметил магистр медитации.
       - Нет, это мы активно вмешались в жизнь Сергея Сергеевича, - поправила магистра Василиса.
       - Василиса 3709, вы не правы, - мы, точнее, вы и ваши коллеги активно вмешались не в жизнь вашего объекта исследования, а как бы это назвать… в его пустое бытие. И вот за эту недопустимую некомпетентность мы взыщем именно с вас тем, что вернем его обратно в то же самое состояние для безопасности и всеобщего спокойствия, - вынесла приговор магистр активности.
       - Подождите вы. Что вы можете сказать в свое… осознание? – спросил великий магистр.
      - Я не собираюсь оправдываться. Ничего плохого я не сделал. Но и Василиса ни в чем не виновата. Она помогала решать мне вашу, а не мою проблему с будущим временем. Где ваша благодарность?
       - Есть за что благодарить? Вы пришли к каким-то положительным результатам в ходе ваших разглагольствований? Как я понял, вы занимаетесь до сих пор пустыми выдумками про сновидения в качестве ключа к воротам будущего.    
       - В поисках указанного ключа мы заметно продвинулись и если вы дадите нам еще немного времени, то, вероятно, мы сможем открыть их.
       - Какой именно является степень вашей вероятности в процентах? – поинтересовался магистр медитаций.
       - Пока я нахожусь на начальной стадии замысливания идеи и у меня есть все шансы для логического перехода к следующей стадии понятия. Выработав систему понятий времени и сна, я смогу оперировать уже более точными числовыми значениями. Сейчас же я могу говорить только приблизительно, так как не существует иных логических переходов от идеи к числу. Здесь возможна только полная вероятность для перехода от идеи вообще и идеи времени в частности к идее числа и вероятности.
        - Я просто вас спросил о мере вероятности ваших предположений. Вы же нагородили целую кучу слов, которые в вероятностным смысле представляют полную бессмысленность или числовую пустоту. Фу, ты. Вот свяжешься с болтуном,  сам начнешь заговариваться.  Я правильно вас понял: мера ваших предположений относительно скачка времени равна банальному нулю? - спросил меня магистр медитации.
        - Это вы сказали, а не я. Уточню свою позицию: в свете идеи времени решение проблемы скачка времени  может быть оценено в процентной ставке: 50;50.
       - Я так и предполагал, - удовлетворительно сказал великий магистр и сразу вынес свое весомое решение, которое, вероятно, еще перед допросом было принято как общее мнение членов капитула ордена. – Что ж… мы предоставляем вам дополнительное время для решения возникшей проблемы скачка времени в сети внутреннего измерения. Сколько вам понадобится времени, чтобы найти верное решение?
       - Как минимум месяц! А, то и больше.
       - Нет, мы даем вам только две недели и ни днем больше. Вам понятно?
       - На все сто процентов, - сыронизировал я.
       - Ну-ну. Всего хорошего.
       Когда капитул с охраной и ренегатом Джонни удалился, Василиса взяла меня за руку и обняла, прошептав мне на ухо: «Какой ты у меня умный: ты выиграл время. Теперь мы повоюем». Вслух она громко сказала: «И что теперь мы будем делать»?
       - Думать, чтобы разрешить проблему «скачка напряжения времени в сети внутреннего измерения», как выразился ваш великий маг.
       Про себя я подумал, что люди будущего мало изменились в лучшую сторону по сравнению с людьми моего века, что не внушало никакого оптимизма на будущее. Человечество так и не избавилось от власти начальства. Члены капитула ордена были типичными бюрократами, и поэтому от них нельзя было добиться никакой, даже маломальской человечности.  Опыт увиденного и услышанного позволил мне правильно понять смысл огненного ангела с чертами Василисы. Я находился в будущем времени, которое было из прошлого, из того, прошлого, которое еще не прошло. Это было не мое будущее. Мое будущее и будущее Василисы из настоящего. Оно и есть вечно настоящее.
       Я поделился своими соображениями с Василисой. Она сказала мне, что интересовалась мистикой с самого детства. Ее увлечение мистикой началось с того, что она тайком читала книги из библиотеки Асилисава. Среди них оказалась и книга по тайному знанию. И вот у мистиков она прочитала, что якобы помимо трехмерного космоса есть еще трехмерное время.
       - Да, это я знаю, - подтвердил я мнение Василисы. - Только правильное ли толкование дают мистики своему необычному опыту времени? Можно согласиться, что время в некотором смысле перпендикулярно пространству и является его прямым углом. Это так называемое четвертое измерение. В этом смысле оно прямолинейно как луч света. Но ты сама, наверное, знаешь, что время возвращается. То есть, оно не только линейно  или диаметрально развернуто в хронологию событий, но и одновременно свернуто в круг времени. Этот круг времени то расширяется, то сужается, следуя закону пульсации. Так мистики говорят о пятом измерении времени. В отношении к этому измерению четвертое измерение обращается в точку с нулевой размерностью, а предыдущие  измерения вообще получают отрицательное числовое значение. Время в этом измерении не только течет по кругу, по его периферии, но, одновременно разворачиваясь в его конус, свертывается в точку, или возвращается к своему истоку. Линейно или радиально на плоскости эти состояния времени пятого измерения откладываются  на хронологической прямой в виде необратимой линии жизни с началом и концом, рождением и смертью живого существа. После смерти это существо обратно рождается и проживает не ту же самую, но похожую жизнь, то есть, некоторую своеобразную вариацию единого инварианта, до тех пор, пока не преобразится в нечто иное. В этом смысле одинаковая судьба ждет обычных, маленьких людей и, как ни странно, необычных, великих людей. Их жизненный сюжет легко предсказуем. В жизни они играют роль кукол судьбы как их кукловода. Вся разница между ними сводится к тому, что великие люди есть, схематически или фигурально говоря,  системы математических точек-моментов, кажд(ая)-ый из которых есть отдельно взятый простой человек. Судьба народов как множества людей есть их судьба. Еще древние говорили: «Что внизу, то и вверху» и «Что вверху, то и внизу». Великие люди или всемирно-исторические личности олицетворяют жизнь народов.
       Намного интереснее те существа, в нашем случае, люди, которые играют роль поворотных камней, рычагов судьбы. Греческие мистики называли их жизнь «кайросом» или открытием, откровением, исполнением всех времен одним моментом, но в нашем трехмерном измерении растянутым в конечный хронологический отрезок времени. Такие существа способны выходить в шестое измерение пространственно-временного континуума или третье измерение времени исполнения всех времен. Я искал именно это измерение времени. Но оно самое сложное, ибо предполагает разом проживание всех времен всеми. Это время Бога, вернее, Духа как Абсолютного Принципа. В нем из точки истока расходятся лучами во все стороны времена, которые разворачиваются в спираль воплощения и свертываются в монаду развоплощения в каждом моменте движения по касательной к мировому кругу, центр которого везде, а периферия нигде отдельно или локально.   
       Правда, есть еще и седьмое измерение. Это маргинальное измерение для тех, кто оказывается в Зазеркалье Универсума, по ту сторону Царства Бога или Крепости (Тела) Бога. Напомню: Его Телом является Разум. Это измерение Иного или Беспредельного. Это Абсолют самого Абсолюта.
       Как можно оказаться в Зазеркалье? Каким образом и в силу каких причин туда попадают? Сложно ответить на такие вопросы. Но можно попробовать. Проход в Иной Мир лежи через дыры в бытии, которые остались от существ, навсегда ушедших в небытие. Это имеет место, когда существо сжигает все свои тела либо сжигает те тела, которыми оно жило, тогда как прочие остались нетронутыми и не распакованными. Так чаще всего и бывает с «канувшими в Лету». Причем они не просто предали забвению себя, - они исчезли. Но «свято место пусто не бывает». На пустом месте в бытии, не занятом никем, может появиться некто и начать совсем иную жизнь, используя не распакованные чужие тела. Для этого некто должен остаться без места, без своего характерного жизненного сценария, к которому постоянно возвращался с каждой новой жизнью. Как стать таким некто иным? Самопроизвольно стать им невозможно. Эволюционная вереница чинов иерархии ведет к Абсолюту, но не к Иному. К Иному приводит сумятица, хаос в жизни. Это бывает, когда человек, заигравшись, запутывается в самом себе и оказывается не на своем месте. Поэтому духовные люди с большим подозрением относятся к театру и его насельникам – артистам.
       Не является ли прыжок времени, который забросил меня в будущее, случаем попадания в альтернативную реальность? Но разве XXXVII век на Земле – это альтернативная реальность? Конечно, нет. Но возможно она ждет меня впереди. Возможно, я приземлился на место того, кто исчез, нет, не в преисподней, а в небытии, точнее, в самом ничто. Кем он был в этой жизни? Это мне предстояло узнать, пока у меня есть еще время в будущем.
       Я стал расспрашивать Василису об этом неизвестном, точнее, о том, не случилось ли накануне моего появления странного происшествия с необычным исчезновением кого-нибудь из числа жителей Земли?
       - Я не в курсе, но можно проверить. Зачем это тебе надо? – спросила меня Василиса равнодушным голосом.
       - Значит, ведется такого рода статистика на жителей Земли? – поинтересовался я.
       - Такого рода статистику можно набрать самому, используя общую базу данных учета численности землян во Вселенной на единицу времени, а также те базы данных учета численности инопланетян, которые находятся в свободном допуске согласно нашим соглашениям. Доступ есть в нашем Институте.
       - Ты можешь этим заняться?
       - Сережа, для чего тебе это? Оно как то связано с нашим общим делом?
       - Вот это мы узнаем, когда получим данные. Я не хочу заранее обманывать тебя своими непроверенными догадками, внушая ложные ожидания.
       - Отбирать случаи исчезновения любого человека, гуманоида или только определенной категории? – заинтересовалась Василиса, чтобы отвлечься от тревожной развязки моего путешествия во времени.
       - Давай попробуем любого, а там видно будет из того, что найдем.
       Василиса согласилась и отправилась собирать сведения о недавних странных исчезновениях, а я стал обдумывать, что может означать в принципе такое исчезновение. Когда оно возможно? Только когда зло уничтожает само себя. Но прежде чем оно это сделает руками злодея, тот испортит многим хорошим и не совсем хорошим людям жизнь. Я вызвал по переговорному устройству Василису и уточнил свою просьбу, - пускай она сузит свой поиск до случаев исчезновения современных злодеев или, если нет таковых, то хотя бы вредных людей.
       Когда я получу такие сведения, что я буду делать дальше? Итак, освободилось место, оно пустое; и есть человек без места в будущем. Откуда он может быть? Из прошлого. Кем он должен быть? Похожим на исчезнувшего. Чем? Только не тем, что привело его к исчезновению. Но почему именно я, из далекого прошлого? Пока я этого не знал.
       На закате дня, окрасившем облака в оранжево-пурпурный свет с фиолетовым отливом, Василиса вернулась ко мне и с огорчением заявила, что ни один злодей в списках пропавших не значится, а вредных людей «кот наплакал»; к тому же исчезнувших вообще так мало, что они составили процент погрешности вычисления. Это, конечно, хорошо, что хороших людей подавляющее большинство, и что все люди на учете. Но это плохо для проверки моей гипотезы.
       - Как тогда обстоит дело с исчезновением инопланетян?
       - По ним еще меньшая статистика, чем по людям.
       - Неужели нет ни одного примечательного случая?
       - Может быть, только этот, - я оставила его на всякий случай, несмотря на пустяковость, - с неуверенностью сказала Василиса.
       - И что это за случай?
       - Да, один поэт, - зовут его «Мах», - пообещал  своим немногочисленным поклонникам и поклонницам оставить их и удалится по ту сторону добра и зла. После этого заявления его никто не видел.
       - Ты знаешь, Василиса, а это очень интересный случай. Такого рода случаев больше не было?
       - Что тут может быть интересного, - просто это пример обиды поэта на невнимание публики к себе любимому. Вот он и решил заинтриговать поклонников своим исчезновением; какой «великий поэт» пропал, - вот теперь вы наплачетесь! Нет, Сережа, больше таких занимательных случаев я не нашла. Ты сам можешь просмотреть эту статистику. Я сделала для тебя подробный обзор, - с этими словами Василиса протянула мне микроскопический накопитель информации в форме заколки, который я тут же вставил в свое ручное переговорное устройство и по совместительству проектор. Он спроектировал мне весь обзор в фигуральном виде виртуальной сферы. Сколько я ни изучал материалы хроники происшествий среди землян и инопланетян, ничего более примечательного, чем мне сообщила Василиса, я не нашел. Мне не оставалось ничего другого, как сосредоточиться на бедном поэте.
       - Кого тебе напоминает этот поэт?
       - Судя по обещания встать по ту сторону добра и зла, Ницше. Правильно? – спросила Василиса, ожидая услышать это имя.
       - Совершенно верно. Но вот что такое это «по ту сторону добра и зла», если не заниматься морализаторством. Как ты думаешь, Василиса?
       - Ну, я не знаю… Может быть, это то, что есть вне круга нашего интереса: что не хорошо и не плохо.
       - То есть, ты сводишь постороннее для добра и зла к безразличному или нейтральному?
       - Вот скажешь: «Да», и ты начнешь цепляться за слова.
       - Да, не за слова я цепляюсь, а просто пытаюсь определиться в уместности этого оборота речи. Так что же находится за границей добра и зла? То, что не оценивается в этическом измерении? Что нельзя перевести в моральные категории?
       - Вероятно.
       - И что это? Польза?
       - Нет, только не польза, - ее легко можно перевести в добро и противопоставить вреду как злу.
       - Тогда истина?
       - То же нет, так как истина склоняется с добром и пользой. И не красота.
       - Что, уже ждала, что о ней спрошу?
       - А, ты как хотел?! Не один ты умный.
       - Можно ли сказать, что это постороннее добру и злу является и тем и другим без разделения.
       - Можно, но тогда оно будет посторонним только их разделению, а не им самим.
       - Если будет посторонним только их разделению, явится ли в таком случае безразличным или нейтральным к нему?
       - Конечно, явится.
       - Хорошо. Видишь, Василиса, как славно у тебя получается. Но мы не будем торопиться. Верно?
       - Разумеется, Сергей. Как ловко ты вошел в роль Сократа.
       - Тебе не хочется примерить наряд собеседника Сократа?
       - Почему нет?! Давай продолжим, хоть сто крат, мой Сократ.
       - Согласен. Продолжим. Итак, мы остановились на безразличном добру и злу как нейтральном к их разделению. Причем это безразличное им нейтрально не случайно, но в принципе. Что это такое?  Ни то, ни се. Нельзя не сказать, что нейтральным можно стать после отказа от хорошего в пользу плохого и разочарования в плохом из-за выворачивания наизнанку. Попытаешься вернуться назад к хорошему, но сделанное свяжет тебя по рукам и ногам. Так ты окажешься между тем и другим как между двух огней. Наверное, именно это случилось с Ницше, когда он занялся переоценкой ценностей, изменив их порядок, - подверг репрессии доминанту благого и возвысил прежде репрессированное моралью эгоистическое стремление к самоутверждению. Так он поменял местами добро и зло. В результате  ему самому стало плохо, ибо он не был насильником, живущим за счет других. Тогда он отказался от обычного самоутверждения ради самоутверждения за свой счет.
       Таким образом, воля к власти привела Ницше к самопреодолению, что обернулось для него уничтожением самого себя.
       Не повторил ли Мах путь Ницше, переиначив себя в хама?
       Другое дело, если понимать фразу «стать по ту сторону добра и зла» в смысле противостояния моральному выбору как человеческому отношению ко всему сущему. Такое толкование не равно ницшеанскому имморализму. Оно ведет к пониманию того, что Бог и ангелы отличны от дьявола и демонов только в человеческом измерении. Вне человеческого отношения к жизни они равны друг другу. Тогда становится понятным стремление Ницше к сверхчеловеческому состоянию, в котором нет разницы между тем и другим, как нет различия между инстанцией Я и инстанцией не-Я. Такое состояние находится за позицией ницшеанского имморализма. Это состояние жизни как таковой, одновременно не знающей и забывшей различие между добром и злом. Но оно так и осталось для Ницше идеалом, до которого он не дошел.
       - Ты хочешь сказать, что на пути к духовному совершенству, мы должны преодолеть самих себя. Но это нас уничтожит как людей. В таком случае сможем ли мы родиться в качестве тех, кто стоит по ту сторону добра и зла? Станем ли мы лучше себя? – спросила меня Василиса в растерянности.
       - Разве так не бывает, когда мы не возрождаемся, а по-настоящему рождаемся, как в первый раз? Не является ли рождение, в принципе, лучшим, чем забытье себя, от которого мы пробуждаемся при полном возрождении? Может быть, в рождении с нуля заключается настоящий смысл Вечного Возвращения?
       - Однако в таком случае все опять повторится, - повторится не только хорошее, как было в прошлом, но и плохое в качестве следствия из хорошего настоящего. Разве не так? Так чем же оно лучше того, что было прежде?
       - Да, но новым рождением мы возвращаемся к вечным истокам жизни. При этом у нас есть шанс на то, что новое развитие начнется на уровне более высоком, чем было прежде при прошлом рождении.
       - Почему же обязательно на высоком уровне развития начинается рождение, а не на более низком, чем прежде? - резонно заметила Василиса.
       -  Да, казалось бы, так и должно быть, если это новое рождение как рождение нового. Оно начинается с нуля. Поэтому при сравнении с обычной жизнью, которая продолжается, а значит, на чем-то уже основывается, новое рождение начинается с более простого, элементарно низкого уровня. Но здесь особый случай, - случай полной деградации, то есть, развития со знаком «-». В сравнении с любым минусом, тем более максимальным, ведущим к полной смерти, ноль – это плюс.      
       - Неужели случай с «нашим» поэтом  – это пример полной деградации? – с сомнением спросила Василиса.
       - Для того, чтобы правильно ответить на твой вопрос, нам необходимо подробно познакомиться с его жизнью. Согласна?
       - Вполне.
       - Где он там проживал?
       - Да, буквально близко от нас именно в том улье, который мы посетили в первый же день твоего появления. 
       На следующее утро мы отправились на место происшествия. На квартире Маха не было ничего примечательного, если не считать того, что он был очень неопрятный человек и многие его личные вещи валялись в полном беспорядке по квартире. Однако вещи, связанные с его поэтическим занятием, лежали строго на своем месте. В центре его кабинета располагалось антикварное бюро, за которым он, видимо, стоял и писал свои вирши на пожелтевшей от времени бумаге гусиным пером, макая его в старинную чернильницу.
       - Василиса, хозяин квартиры действительно был… точнее, является твоим современником или он, как и я, гость из прошлого?
       - Я знаю столько же о нем, сколько и ты. Нет никаких оснований предполагать, что он путешественник во времени. Или ты считаешь его увлечение писчим антиквариатом поводом для таких предположений?
       - Не знаю-не знаю. Может быть, он являлся внештатным сотрудников вашего Института?
       - У нас так не называют теперь тех, кто с нами работает. Их зовут «не ассоциированными работниками Института Времени». Насколько мне известно, он не был таковым. Во всяком случае, я не встречала его в стенах Института. Давай, сейчас я наведу справки?
       - Я буду только благодарен.   
       Однако попытки Василисы определить статус поэта Маха в ее заведении не привели к положительному результату. Он не сотрудничал с Институтом Времени или такое сотрудничество не было никак зарегистрировано. Мои сомнения так и не рассеялись. Единственно, что я мог сделать, так это внимательно просмотреть его бумаги на предмет моих подозрений. Но сколько я не читал бумаг, которые, были большей частью черновиками стихов, я не мог вычитать из них догадку о том, что поэт имел отношение к путешествиям во времени. Но даже если бы Мах имел к ним отношение, это еще не значило, что он ушел в небытие и на «его» пустое место пришел я.
       Тем не менее, случай с поэтом наводил на невеселые размышления. Так и не найдя никаких существенных зацепок, если не считать упоминания адского одиночества на одном из порванных листков, мы вернулись в мою обитель в Институте времени. Я давным-давно уже мог переселиться в одну из многочисленных свободных квартир близлежащего улья, но не делал этого потому, что Василиса работала и жила в Институте.
       Меня не отпускала мысль о том, почему Мах ассоциировал ад с одиночеством, если в обычном представлении ад является местом мучительного существования множества существ. Или адское мучение в том и заключается, что в толпе его мучеников, нельзя найти сочувствия и взаимного понимания? Или верно мое интуитивное предположение, что адское одиночество – это полное не-бытие, которое верующие называют «богооставленностью»? Бог оставил и поэтому человек умер окончательно. Или человек умер, что истолковывается, как Бог вернул туда, откуда прежде извлек. Если так, то само слово «одиночество» настраивает на тоскливое настроение и даже умонастроение. Между тем, как не-бытие есть отсутствие любого умонастроение и даже больше: отсутствие умонастроения и настроения самого не-бытия. Или, все же, есть настроение и умонастроение не-бытия, его осознание, но никак не отличающееся от самого не-бытия, с ним слитое в одно целое, только как момент уже бытия, в бытии? Ведь не всегда мы есть здесь и теперь, - бывает, мы выпадаем из наличного бытия, вернее, теряем сознание своего существования в данное время в данном месте. Означает ли это, что нас нет? Обыкновенно мы считаем, что нет, - мы есть, но не всегда осознаем, что есть, или находим себя в другом месте или другом времени в мечтах или в воспоминаниях. Выходит, мы используем наличное существование в настоящем для существования в том времени, которое прошло, или в том месте, в котором нас нет теперь.
       Интересно, является ли прошлое время, о котором мы вспоминаем, настоящим прошлым или это прошлое в настоящем, то есть, не настоящее прошлое? Впрочем, может быть, это прошлое есть настоящее в прошлом? Другими словами, оно есть то, что мы избирательно видим в прошлом, сообразно тому, как устроено наше сознание и чем оно занято, увлечено. Под углом зрения настоящего является к нам прошлое или есть прошлое в настоящем. Поэтому это не настоящее прошлое. Это реанимированное прошлое, прошлое, которое воскресло. Взять пример с Иисусом. Он воскрес, но это был уже другой Иисус, прошедший горнило смертных мук и самой смерти, воскресший из мертвых. Он действительно умер в отличие от всех людей, которые возвращаются после так называемой «смерти» опять в этот мир, ибо с ним произошло не просто преображение на момент времени, а превращение навсегда в совершенное (духовное) существо. Как это превращение можно понять в переводе на язык времени? Вот так: чтобы сделать прошлое настоящим, нужно полностью забыть прошлое. Тогда прошлое придет из будущего неузнаваемым. Так же должно обстоять дело с будущим, - будущее тогда станет настоящим, когда полностью забудется не настоящее, а то прошлое, которое уже прошло, но цепляется все еще за настоящее своими травмирующими напоминаниями. Этими травмирующими напоминаниями для людей будущего были их сознательные ограничения предсказуемым, то есть, повторительным будущим, сковывающим творческие возможности времени.
       Может быть, действительно Мах ушел в прошлое и назад вернулся, обернувшись не собой, а мной? Вернулся не сам Мах, но он стал маркером такого возвращения, - ушел навсегда в прошлое, которое полностью прошло, освободив место во времени для другого, который как раз выпал из своего времени, раскрутившись на карусели сновидений.
       Но где у меня твердые основания для предположения, что всякое место во времени должно быть занято кем-то? И если оно никем не занято, то оно ждет кого-то, чтобы оказаться занятым, занятным?
       Я чувствовал, что время стало вязким, и мне приходилось все труднее продвигаться вперед, - я еле удерживался на плаву в мыслях. Они становились такими мелкими, что не могли удержаться в кругу идеи будущего времени и рассыпались в прахе под ногами. Как можно геометрически выразить модальности времени? Не так ли? Прошлое – это круг, настоящее – точка, а будущее – прямая? Будущее развертывается в линию из точки настоящего, в которую свертывается кругами прошлое. В моем случае необходимо было развернуть прошлое и свернуть будущее, чтобы найти точку сборки новой структуры. Отлившись в эту точку, можно было свернуть прошлое и развернуть будущее уже не по прямой, а по кругу, чтобы оно заполнило все вокруг. Так из точки сгущения пойдет время кругами пульсации в будущее сообразно импульсу/толчку сборки.
       Сдвинуть дело времени с мертвой точки, отлить его в новую точку сборки, подтолкнуть к  новому воплощению, завести его, замыслить могло только необычное сновидение, которое стало бы зачином/архетипом сюжета новой жизненной истории.  Сама возможность появления необычного сновидения должна быть обеспечена не свертыванием прошлого в точку настоящего, а его расхождением, расталкиванием, освобождением, очищением от него места во времени для будущего, которое только так начнет раскручиваться.
        Нужно оттолкнуться от прошлого, провести его отрицание, разорвать последовательность моментов времени, раздвинуть их, образовав временную лакуну, пустое место во времени, заскочить за эту последовательность, трансгрессировать, встать в перпендикулярную позицию по отношению к ней. Это пустое место следует заполнить энергией отрицания прошлого, как того, что уже прошло, так и того, что еще не прошло. Только так можно было начать время сначала. Оно само не начинается с начала, так как не все прошлое прошло, а то, которое не прошло, продолжается по кругу в будущем. Следовало затормозить, задержать его в прошлом. Только так можно было раздвинуть горизонт времени. В пустом от прошлого месте времени из энергии его отрицания, от его расщепления мог образоваться прорыв будущего, которого никогда не было. Однако чтобы возможность такого будущего обрела зримые черты реальности, необходимо было его разыграть так, как оно само бы разыгралось. Намеренно это сделать невозможно.
       Где есть творение, но нет сознательного намерения? Только во сне. Но одного сновидения человека из прошлого мало. Требуется еще и сновидение человека из будущего для того, чтобы времена сошлись в едином для них настоящем. Один человек есть. Это я. Кто является вторым, так необходимым для замеса, закрутки сновидения как ростка будущего, которого еще не было? Им должен быть близкий мне человек. Кто им является? Разумеется, Василиса. Но она, как и все люди будущего, не видит сны. Как помочь ей увидеть сон, если она никогда его не видела? Причем именно тот сон, который вижу я? Это тот еще вопрос. Но если она его увидит, то этот сон станет подлинно необычным, ибо его увидит та, которая никогда не видела сны или, по крайней мере, не помнит ни одного из них.
       Значит, самой главной задачей, которую не я один, но мы вдвоем с моей любимой можем решить, является задача разрешения ее от бремени сна. Она беременна сном, но никаким не может им разродиться. Как ей помочь? Или, может быть, она вовсе не беременна сном? Тогда необходимо ей помочь с этим, пока она в цветущем возрасте. И после зачатия сна поддерживать рост в ней плода сна.
       И все же, каким образом можно было заронить в ближнем росток сна? Это невозможно сделать, если он не спит вообще. Нет, он спит, но не знает себя спящим. Почему? То ли потому что он спит мертвым, а не живым сном, то ли видит сновидения, участвует в них, но в момент пробуждения память о них полностью стирается из его сознания. Необходимо восстановить память о сне. Как это сделать? Не связан ли сам момент пробуждения с событием вымывания памяти о сне? Как расцепить эти два момента и ввести в пространстве между ними самосознание?
       Все эти вопросы я задавал себе поздним вечером, идя на встречу с Василисой  на самый верхний этаж Института Времени под крышей. Скрепив свою встречу с ней крепким поцелуем, я спросил: «Вот ты неоднократно говорила мне, что не видишь сны. Но я никак не могу понять тебя. Этого не может быть».
       - Многие люди до сих пор ошибаются, потому что судят по себе. Если ты видишь сны, которые, с твоих же слов, тебя посещают все реже и реже, как только ты появился у нас, то это не значит, что мы видим тоже сны.
       - У тебя есть потребность во сне?
       - Конечно, есть. Без сна я получу нервное и физическое истощение, и, в конце концов, умру. Но я прекрасно чувствую себя без всяких сновидений. И пока ты не стал утверждать, что можно видеть сны, мы как то без них обходились. Сейчас я испытываю некоторое беспокойство по этому поводу. И понятно почему, - мы лишены того, что есть у тебя. Может быть, это расплата за наш прогресс.
       - Ты что, Василиса, не понимаешь, что вас лишили или вы объективно лишились того, что составляет немалую часть вашей жизни. Я не могу принять это, так как оно противоречит простому здравому смыслу.
       - Мой здравый смысл с этим хорошо уживается.
       И тут вдруг меня осенила любопытная догадка.
       - Василиса, можно нам вдвоем сегодня же зависнуть между временами на несколько часов? Помнишь, мы уже делали это недавно в кабинете Джонни с помощью машины времени.
       - Это можно сделать прямо здесь в моем кабинете. Для чего это нужно?
       - Как ты не понимаешь? Для того, чтобы попытаться вместе заснуть и увидеть сон.
       - Ну, давай попробуем, - согласилась со мной Василиса, но по ее глазам было видно, что она это делает не потому, что надеется на самом деле увидеть сон, а потому, что думает, таким образом можно снять нервное напряжение, которое доставляло нам немало огорчений.
       Для того, чтобы попасть в область чистого времени, мы прошли в соседнюю комнату. Она была просторнее кабинета Василисы. В ней стояли две герметически изолированные камеры из плотного материала приглушенного цвета для перемещения во времени. При помощи гибких и сверхпрочных кабелей они были подсоединены к темпоральной установке, представлявшей собой комнатную пирамиду. Василиса подошла к пирамиде и прикоснулась к передней грани. На уровне ее груди показалась панель управления, и выдвинулось удобное кресло, на которое она села и стала настраивать установку на оптимальный режим работы. Вскоре раздался мерный гул и с мелодичным звоном раскрылись створки камер, услужливо приглашая нас в свои объятия. Встав в камеру, я почувствовал легкое головокружение, которое тут же исчезло. Появился еле уловимый ухом свист. Глаза невольно стали закрываться, и я стал считать секунды. На пятой секунде я услышал голос Василисы: «Сережа, ау». Тут же открыв глаза, я увидел перед собой Василису. Неведомая сила держала нас в равномерно освещенной пустоте. Казалось, что свет струится одновременно со всех сторон. Невольно мы взялись за руки и пошли неведомо куда. На душе было легко и ни о чем не хотелось думать. Я сделал над собой усилие и спросил у Василисы: «Сколько у нас есть времени на попытку заснуть и увидеть сон»?
       - В нашем измерении я настроила установку на шесть часов. Но здесь мы не чувствуем времени, - стала успокаивать меня Василиса, увидев же, что я спокоен, спросила, - как ты собираешься заснуть в таком виде?
       - Действительно, сна нет ни в одном глазу. Нельзя ли в следующий раз сделать так, чтобы вокруг было темнее, чем сейчас? Трудно при таком освещении заснуть. Кстати, как ты думаешь, влияет ли наше состояние в обычном измерении на нынешнее состояние в этом необычном измерении?
       - Насколько я знаю, это естественное освещение нулевого времени. В нем мы появляемся в том виде, в каком входим в него. И выходим мы в том же виде, в каком вошли.
       - То есть, он никак не влияет на нас?
       - Он не может не влиять, но его влияние имеет нулевое значение. Мы не замечаем его.
       - Хорошо. Тогда давай ляжем и немного полежим: может, уснем, ведь в нашем времени уже наступила ночь.
       Мы так и сделали и вскоре у меня стали слипаться глаза, несмотря на необычность окружения. Мне снилось, как я лечу по небу вместе с Василисой; мы крепко держим за руки друг друга и смотрим вперед. Но тут я внезапно проснулся и так и не узнал, что ждало нас впереди. Василиса лежала рядом. Меня тут же объяла тревога за нее, - она лежала в неестественной позе. Я позвал Василису, но она никак не откликнулась и даже не пошевелилась. Ее глаза смотрели куда-то вдаль и были неподвижны. Я взял ее за руку и почувствовал, что она холоднее моей. Пульс не прощупывался. Непроизвольно я встряхнул ее. Однако она не подавала ни малейших признаков жизни. Тогда я расстегнул ее рубашку и стал массировать грудь, чтобы оживить ее сердце. Наконец, стал делать искусственное дыхание, но все было тщетно. Я опустил руки, навзничь упал на невидимую землю и горько заплакал. Вокруг было тихо, и только мои рыдания разрывали пелену ватной тишины. Внезапно издалека мне послышалось, как кто-то зовет меня. Прислушавшись, я различил: «Сережа, проснись же»! Открыв глаза, я увидел над собой встревоженное лицо Василисы, которую бил озноб. Я вздохнул с облегчением, - слава Богу, Василиса жива. Но почему она так встревожена?
       - Что случилось? – спросил я, поднимаясь вместе с Василисой на ноги.
       - В том то и дело: не знаю. Мы только сейчас летели по небу, как  сразу же оказались на полу или, как сказать…
       - Да, ладно, - продолжай, - я попросил ее не отвлекаться на мелочи.
       - Ну, вот: я лежу и смотрю как бы сверху, как ты, Сережа, пробуешь оживить мое мертвое тело. Мне стало просто жутко, и я закричала, повторяя твое имя снова и снова.
       - Ничего, ничего. Ты просто уснула и видела тот же сон, что и я.
       - Неужели? Так это и есть сон? Как страшно.
       - Это был ночной кошмар, - пояснил я, вздыхая с облегчением.
       Василиса смотрела на меня буквально вытаращенными глазами.
       - Так значит, все же я видела сон?
       - Сомнений нет. Конечно. Мы видели один и тот же сон.
       - И что это значит? – неуверенно спросила Василиса, страшась обмануться в своих ожиданиях.
       - То, что у нас есть будущее! – радостно воскликнул я.
       - Правда?
       - Конечно.
       - И у других людей тоже есть будущее? – спросила с надеждой меня Василиса.
       - Про других людей не знаю, - честно сказал я.
       Только я успел это сказать, как мы уже были в камерах в лаборатории Василисы. Но они никак не хотели открываться. И вот, когда силы наши иссякли, створки камер, виновато скрипнув, наконец, открылись. Последнее обстоятельство указывало на то, что сбился алгоритм движения на машине времени. Вероятная причина, - это активирование обоюдного сновидения. О чем это говорило? Скорее всего, о том, что при использовании машины времени впредь возможны возмущения времени, которые делают рискованными попытки путешествия во времени. Эти возмущения времени, наверное, вызываются энергией коллективного сновидения. Таким образом, открывается окно в будущее, но теряется точность попадания в него; во всяком случае, для тех, кто теперь видит сны. Зато для них устанавливается обычная, но гарантированная процедура смены прошлого будущим в настоящем, как это было прежде. Так открывается будущее, но тем самым закрывается прошлое, если не для наблюдения, то уж точно для вмешательства. Этот процесс может приобрести необратимый характер, если сновидения станут массовым явлением в жизни землян и инопланетян.
       Конечно, мы могли рискнуть и отправиться в будущее с неопределенным, точнее, приблизительным местом назначения. Но что это будет за будущее, если оно ограничивается прошлым для всех других людей, то есть, повторяется из века в век? Может ли быть будущее для отдельно взятых двоих существ вне связи с будущим всех остальных? Чем оно будет у них заполнено? Или это будет пустое будущее? Напрашивался неутешительный ответ: никакого будущего у них не будет. Тогда зачем отправляться в будущее на машине времени? Правда, оставалось еще предположение, что мы можем оказаться в будущем более совершенных существ. Но станем ли мы созвучны их времени и найдем ли мы среди них свое законное место?
       Выходило так, что самым оптимальным решением было остаться в настоящем Василисы и доложить Совету ордена интеллектуалов о результате нашего несанкционированного эксперимента со временем. Найдут ли люди благоприятный выход из ловушки времени при разглашении такого результата, зависело бы от нас только при условии, если бы нам позволили распространить удачный опыт сновидения среди всех остальных существ. Но здесь было несколько «но». Во-первых, передается ли такой опыт от близких людей к не близким и даже чужим? То есть, насколько опыт передачи сновидений может быть произвольным, условным? Во-вторых, предпочтет ли Совет маловероятное прогрессивное будущее надежному, но регрессивному будущему? Понятно, что оно регрессивно, ибо если нечто повторяется, то оно становится с каждым новым разом эвристически хуже того, что было прежде. 
       Зато такое мнимое будущее надежно. Появление Ордена посвященных было вызвано сопротивлением настоящему без будущего. Но его малочисленность ввиду закрытости тормозило такое сопротивление. В то же время большинство землян было вполне довольно существующим порядком вещей, что как раз и обеспечивало закрытость ассоциации интеллектуалов и превращало их сопротивление в пустую игру с тем, тенью чего они становились. Разумеется, они скрывали от самих себя противоречивые следствия из диалектики их борьбы с регрессом будущего, так как не могли разрешить их самостоятельно. Поэтому, кстати, они и обратились за помощью к прошлому, в результате чего появился я в их времени.
       Я не знал, как правильно поступить. Василиса надеялась, что я приму верное решение. Что было делать? Ждать? Но чего? Неизбежного? Я мучился тем, что не мог определить, что будет, если я с Василисой попаду в будущее. Это будущее будет прогрессивным или альтернативным, иным как вредному регрессу, так и полезному прогрессу?
       В конце концов, я пришел к неприятным мыслям относительно того, что человек как материальное существо с привходящим извне разумом может совершенствоваться только в силу необходимости, когда, как говорят, «припрет к стенке», и обязательно под наблюдением не себе подобных, а более совершенных существ. В принципе, правы были древние мудрецы, говорившие, что «Вверху то же самое, что и внизу». Иерархия одна, только наверху правят сильные духом, тогда как внизу, среди людей, слабые духом, соблазненные дарами. Они верят, потому что надеются на любовь, на то, что их одарят, им помогут спастись от самих себя. В жизни же люди, соблазненные дарами, ведут себя так, как ведут животные, - врут, воруют, убивают, утешая себя, что они лучше последних. Современные люди, как Василиса, не имеют привычку врать, воровать, убивать, но в них мало жизни. К сожалению, в людях не хватает духа на то, чтобы не только оптимально развивать жизнь, но еще и максимально совершенствоваться. У людей будущего, к которым я попал, вся душевная энергия уходит на борьбу с плохой жизнью, так что им не хватает уже сил на хорошую жизнь и тем более на духовное существование.

                Место будущего
       Мне так и не удалось уговорить Совет ордена интеллектуалов. Они предпочли просто отослать меня в прошлое, -  не в живое прошлое, но в мертвое прошлое. Это случится завтра  утром. А, сейчас, я жду Василису. Мы договорились с ней бежать в наше общее будущее, которое может наступить, если мы увидим сон. Какое оно – это будущее? Будущее есть место, которому еще нет места в настоящем. Но в нем уже есть место для прошлого, которое не прошло. Будущее придет из него, если в нем есть место не только для прошлого, но и для того, чего еще не было в наличной реальности. Из чего оно строится? Только ли из того, что было или есть? Может быть, в этом участвует то, чего не было и нет? Но если это так, то оно строится еще из ничего, из самого «ничто»? Что это за «ничто»? Ничто из наличной реальности? Да, конечно. Хорошо. Однако это ведь не ничто вообще. Это ничто есть нечто из виртуальной реальности, если последняя есть реальность возможностей, - нет, не реальных возможностей, но только возможных возможностей. Или, все же, невозможных возможностей? Может быть, только невозможных для данной наличности. Выходит, эти возможности не даны. Их нужно еще создать, подобрать достаточные условия для их появления при наличии уже данных необходимых оснований. Одним из этих оснований является неантизация или процедура отрицания наличной данности. Достаточным условием проявления возможности возможной для воображения и невозможной для наличного овеществления выступает данность ее неданности.
       Можно ли такую возможность вообще реализовать в наличной реальности? Можно, но это будет не то, что мы хотели, а значит, ее нельзя реализовать. Почему? Потому что она появляется не из того, что было, и обращается не в то, что есть; остается же нечто иное, чем она, - ее тень как тень тени или копия идеи в мире вещей. Она не может появиться из того, что было, так как его уже нет. Или именно поэтому его нет, что оно превратилось в эту возможность, передав ей статус настоящего? Если так, то, уходя в будущее из настоящего, она теряет себя в настоящем, оставляя после себя тень, которую она бросает из будущего. Но по отношению к прошлому, когда она еще не реализовалась и была только в идее, она есть тень тени. Ничто в этом случае играет роль перехода или перевода между прошлым, настоящим и будущим. Для того, чтобы войти в настоящее и выйти из него требуется преодоление, у-ничтожение или исчезновение того, что препятствовало входу, и что мешало выходу. Что мешает меняться, появляться и исчезать? То, что есть как наличное состояние. Когда чего-то не было в наличной реальности, например, меня, что мне мешало в ней появиться? Моя несостоятельность, мое ничтожество. В этом смысле я был в ничто, то есть, был нигде, никогда и ни кем/ни чем. Это вечно прошлое для меня. Все прошло мимо меня. Для меня не было места. Я сам не мог извлечь себя из ничто. Меня не было. Был кто-то другой. Но вот я появился. Благодаря чему или кому? Освободилось место, и появилась возможность его занять из-за того, что тот, кто держал место прежде, ушел с него. Но места мало. Требуется еще некоторая вещественность и олицетворенность, чтобы найти это место в мире вещей и лиц. Она занимается у родителей.
       Но и этого мало. Требуется еще инстанция, которая дает добро на изменение, на это преобразование. Эта инстанция обыкновенно называется людьми Создателем/Творцом или Богом. Я зову ее Духом, что то же самое, что Бог. Только в моем варианте понимания этой инстанции это не Лицо, не Существо, а Принцип. Но тут возникает вопрос о том, как можно понять эту инстанцию, если Она не Лицо и не Существо, а Принцип? Принцип не участвует со мной на равных, если понимать «на равных»  в смысле сущностного отождествления, так как сам я не Принцип, а только лицо и существо. Он не может мне ответить и Его участие в моей судьбе не то, что безучастно, но нейтрально в том смысле, что Он позволяет мне идти своей дорогой. В принципе это Закон Мироздания. Если он закон, то закон как причина изменений или их следствие? И то, и другое одновременно. Выходит, Дух есть Карма? В принципе, да, за некоторым исключением, - Дух ни с чем не отождествляется и существует сам по себе. Тогда как карма есть порядок всего или последовательность всякого изменения. Все является иным Духу. Но Дух есть Не-иное для всего иного. Он одновременно больше, чем все, что есть, и меньше всего, что есть. В последнем случае он есть «чистое «Ничто», а в первом случае – «Что» в целом».
       Но в моем рождении и жизни заинтересованы лица и существа, с которыми я могу общаться. Это, прежде всего, мои родители, а потом жена и дети. Но не только. Это и духовные лица и существа. Почему? Потому что через них действует Дух прямо, а через моих родителей косвенно, опосредствованно, ибо они не являются духами, Его производными.
       Хорошо. Так я вхожу в мир, а как я из него выхожу? Таким же образом как вхожу, только все происходит в обратном порядке: меня извлекают из мира мои дети, которые занимают мое место, конечно, как и в случае с родителями, не сразу, а когда останавливаются в развитии, становятся совершеннолетними. Дальше я не нужен, ибо теперь они сами не столько развиваются, сколько совершенствуются в развитии, занимая мое место. Но как же быть с тем, что я личность, которую нельзя никем заменить/заместить? Да, это так, но только если я состоялся как личность (идеальный случай, при котором возможна полная согласованность между родителями и мной, мной и моими детьми). То есть, как кто? Как тот, кто все, что есть в качестве рода, выразил особым видом индивидуально или в единственном экземпляре. Вот тогда можно вернуться обратно в то, что есть ничто нигде и никогда. После тебя в мире остаются эти виды или идеи, которые могут пребывать в чем угодно, - в вещах, лицах и пр. Но еще никто из людей не смог за столь короткий срок человеческой жизни воплотиться во всевозможные виды и поэтому снова и снова возвращается под видом других людей в этом мире.
       Рано или поздно то, что воплощается, набирает массу и, достигая своей меры воплощения, переходит на новый, лучший уровень существования, в пределе духовный уровень существа без отдельного лица или существа как идеи.
        У меня же витает в сознании идея о том, что есть еще нечто иное, которое снимает последовательность воплощения и сразу переводит на все уровни. Однако для этого надо стать никем отдельно. Что это значит быть никем отдельно? Быть во всем не всем в отношении того, что есть «кто». Для этого нужно не просто исчезнуть, чтобы появиться в другом лице или виде, но исчезнуть навсегда, чтобы быть всеми лицами одновременно, стать Протеем и Аргусом.
       Теперь я пытаюсь вместе с Василисой увидеть сон, чтобы передо мной открылось будущее, которого не было в прошлом. Это то будущее, в котором прошлое есть только момент. Таким моментом должно стать мое настоящее вместе с настоящим Василисы. Но мне этого мало. В этом будущем должно быть не только прошлое и настоящее, но и само будущее на равных с тем и другим. Это будет не вечно прошлое или ничто, не вечно настоящее или Дух, но вечно будущее. Оно настоящее, ибо в нем настоящее стало прошлым. В будущем Дух как карма стал ничто. Так сон в жизни станет жизнью во сне. Не окажусь ли я, таким образом, навсегда во сне? В каком смысле? В том смысле, что будущее иллюзорно, если сон есть иллюзорное существование? Вероятно, да. Но иллюзия ли он? Может быть, он есть вход в настоящую реальность, которая вне сна является будущим для настоящего. Может быть, время идет из будущего? То, что было иллюзорным, станет реальным, а не наоборот, то что было реальным, станет иллюзорным? Тогда жизнь во сне, будущая жизнь станет сном в жизни, которая больше, чем сон, но и сама реальность. В будущем нас ждет пробуждение как введение в состояние нирваны. Это вечно будущее, а не вечно прошлое, настоящее и будущее, ибо на чем-то надо остановиться, чтобы акцентировать смысл, удержаться в сознании.
       Способна ли иллюзия, а иллюзия это не только сон, но и сама наша жизнь, короче, ложь стать спасением в реальности? Не скрывает ли ложь от нас реальность? Да, скрывает ту реальность, в которой нет лжи. Но где она и когда будет? Ее нет. Есть только та, в которой есть все, включая ложь. В этой реальности есть место и время – вечно будущее – для реальности без лжи, где уже нет сна как состояния сознания, отличного от состояния реальности без сознания. Но не является ли в реальности это сознанием сна или истинной иллюзии и лжи самому себе? Вот я вижу себя во сне с Василисой. Это будущее? Или это обещание будущего, которое ждет нас после сна? Может быть, я не хочу просыпаться и увидеть будущее, в котором ничего и никого нет, включая меня с Василисой? Но это будет вечно прошлое, а не вечно будущее. Или не вечно настоящее? Тогда не является ли сон вечно будущим по отношению к вечно настоящему, которого я страшусь, ибо он может явиться не просто мне, но для меня вечно прошлым? Вот я и медлю заснуть, дорожа настоящим, пусть даже на время. 
       Наконец, пришла Василиса и избавила меня от мучительных сомнений.  Была полночь. В тревоге она была прекрасна. Ровный румянец покрывал ее слегка округлые щеки. Глаза горели неземным экзотическим светом. На губах блуждала горькая улыбка. Волосы были уложены в толстые косы, которые плавно округлялись за ее спиной. Стройное тело пружинно напряглось, и готово было мгновенно выстрелить в нужном направлении движения. В коридорах как всегда никого не было. Мы поднялись в рабочий кабинет Василисы, и подошли к машине времени. Странно, никто не препятствовал нам в осуществлении задуманного. Вероятно, Совет Интеллектуалов решил предоставить нас своей судьбе, дабы мы не мешали им в настоящем свершению их планов. Члены Совета так и не поверили в меня, в мою способность изменить будущее. Да, и сам я не совсем был уверен в эффективности такой способности.
       - Сережа, куда конкретно мы отправимся и на какое время в будущее? – спросила меня в нерешительности Василиса, приведя машину времени в рабочее состояние.
       - На Землю на это самое место ровно на тысячу лет вперед, - просто ответил я как можно более ровным голосом. Однако он предательски задрожал на последнем слове, заставив Василису побледнеть.
       Василиса отметила координаты полета во времени, и мы погрузились в камеру для скачка во времени.
       Когда мы оказались в положении нулевого времени, то я попросил Василису не нервничать и попытаться заснуть. Мы обняли друг друга и предали себя во власть Морфея. Однако переживания необратимости времени в случае удачности попытки мешали заснуть. И все же организм трудно перебороть, когда он нуждается в отдыхе. Не знаю, сколько прошло времени, - в нулевом времени не заметно его течение, - но я почувствовал, как тело Василисы обмякло и у меня стали закрываться сами собой глаза.
       Сознание ко мне вернулось с соловьиной трелью, заставившей меня открыть глаза. Картинка перед глазами мгновенно исказилась от приступа боли, сигнализировавшей, что у меня «отваливается» спина. Чтобы убедиться, я повернулся и понял, что подпираю мощный ствол развесистого дуба. Но тут же я почувствовал, как приятная ноша на моих ногах заерзала и недовольным тоном приказала мне: «Тише! Дай поспать». Это Василиса удобно примостилась, положив свою голову мне на бедра и нежно, но крепко обхватив кольцом своих теплых рук мои колени. Я застыл в неподвижной позе, стиснув зубы от боли, пока отойдет спина. Но мое сокровище, видимо, почувствовав, как мое тело напряглось, зашевелилось и, зевнув, спросило, сколько времени. Я машинально посмотрел на руку и тут же вспомнил все, что было прежде. Однако Василиса тоже не дремала, - она вскочила и чуть не упала, но все же удержалась на негнущихся ногах, - было видно, сколько ей стоило это труда.
       - Где мы? – шепотом спросила меня Василиса.
       - В лесу, на опушке, - так же шепотом ответил я.
       Действительно, мы были на опушке. Вокруг никого не было, если не считать птиц и насекомых, спешащих по своим неотложным повседневным делам.
       - Как тихо, как будто мы одни во всей Вселенной. Есть ли в этом мире еще люди? – спросила меня с надеждой Василиса.
       - Чтобы на земле не было в будущем людей? Быть такого не может, - убежденно ответил я.
       - Тогда где они? – не унималась Василиса.
       - Где-где, на бороде! Не видишь, - мы не в городе, не в улье, а на природе.
       - Но, Сережа, смотри, - коммуникатор не реагирует, - упавшим голосом выговорила Василиса.
       Да, действительно, коммуникатор Василисы, как, впрочем, и мой, молчал как убитый.
       - Может быть, он разрядился в пути? – неуверенно предположил я.
       - Даже если бы он разрядился по пути в будущее, здесь он должен был бы снова заряжаться от внешней станции, - было видно, что слова раздражали Василису.
       - Что если такого рода коммуникаторы вышли из употребления? Ведь прошло немало времени, - целая тысяча лет!
       - Наши станции заряжают любого рода устройства. Коммуникаторы были вполне исправны накануне перелета и никогда прежде не выходили из строя в связи с ним, - упрямо гнула свою линию Василиса: она так своеобразно реагировала на незнакомую ситуацию.
       - Но ты никогда еще не путешествовала в будущее, - напомнил я.
       - Ты прав, - наконец, согласилась она с моим напоминанием. – Что ж, давай попробуем выбраться из этого леса. Вдруг на Земле, а это по всем приметам Земля, еще остались люди.
       - Конечно, остались. Куда они могли деться!? – стал успокаивать я Василису и самого себя.
       - Сережа, мы в лесу! – внезапно вскрикнула от испуга Василиса.
       - Ну, и что?
       - В лесу могут быть дикие звери, злые и ужасные хищники, - шепотом предупредила меня Василиса.
       - Василиса, да, не бойся ты, - начал было я, и тут же вспомнил, как стремглав убегал на планете Асилисава от смертельно опасного хищника. Мне стало не по себе: липкий страх передался мне от Василисы.
       - Ах, какая я дура, - я ведь взяла с собой лучемет. С ним нам никто не будет страшен, - успокоила меня обрадовавшаяся Василиса, показав грозное, но миниатюрное оружие, уместившееся на ее ладони.
       - Какая ты у меня, грозная воительница, прямо, как твой отец, - искренне похвалил я Василису, устыдившись своего страха.
       - Никакая я не воительница, а просто предусмотрительная женщина, - стала уверять меня Василиса, но было видно, что моя похвала ей по душе.
       Делать нечего, - необходимо было выбираться из леса. Слава Богу, это были не тропические джунгли. Мы находились в обычном смешанном лесу в субтропической климатической зоне. Было видно, что это настоящий, а не декоративный лес. Поэтому, как только мы покинули опушку, то сразу же зашли в дебри, из которых стали выбираться при помощи лучемета, так как никакого другого орудия, вроде топора или мачете, более приличествующих для путешествия по лесной чаще, у нас не было.
       На наше счастье мы вскоре выбрались из чащи и оказались в перелеске. Впереди нас ждало чистое поле с живописными кустами жимолости и одиноко стоящими широколиственными деревьями. Перед нами развернулась во всю свою сказочную ширь цветущая степь. Летний зной накалил атмосферу, в которой дрожал горячий воздух. Мне захотелось пить. Василиса стала жаловаться на то, что ее голову стала обручем стягивать тупая боль. Я сам чувствовал тяжесть в голове. Необходимо было найти тень от палящего солнца, стоявшего в зените. Наконец, мы нашли спасительную прохладу под сенью  раскидистого клена. Недалеко в траве мы увидели, как что-то поблескивает. Это оказался родник, растекавшийся вдаль весело бегущим ручьем. Найдя здесь приют, мы растянулись на пригорке и задремали, овеваемые легким ветерком. Позже, когда солнце сдвинулось с мертвой точки и стало опускаться, мы стали обсуждать, что будем делать дальше. Ближе к вечеру животные выйдут к водопою, и мы увидим, стоит ли нам опасаться обитателей степи. Опасным зверем в этих широтах мог оказаться волк, возможно медведь да тигр в перелеске и рысь на границе с лесом.
       Я вышел из тени клена и осмотрелся вокруг. Перед моим взором открылась широкая панорама степи. На горизонте небо в перистых облаках сходилось с землей, и только слева в дымке земля плавно переходила в горную цепь. Всматриваясь в кромку горных пиков, я задумался над тем, что в недавней дреме стал вспоминать в подробностях свои сновидения. Видимо, на тонкой грани между засыпанием и самим сном, когда сознание еще не отключилось, можно периодически переходить туда и сюда обратно. В этом пред-сонном состоянии мне пришла в голову свежая мысль о том, что реально существует alter ego и о его тайной жизни свидетельствуют сны.
       Но тут мое внимание привлек зависший над нами летательный аппарат. По мере приближения к нам он увеличивался в размерах и когда опустился на землю и приветливо открыл свои двери, мы не могли не воспользоваться его услугой. Это был беспилотный самолет.
        - Что будем делать? – спросила меня Василиса и недвусмысленно посмотрела на меня
       Я понял, что следующий вопрос будет риторическим и примерно таким: «Если нет мужчины, то самой приходится принимать решение».
       - Зайдем и спросим, - наконец, ответил я.
       Как мы и предполагали, в кабине никого не было. И вот тогда я дал команду на взлет и стал расспрашивать неизвестно кого о том, кто есть на Земле?
       - Только вы, - коротко ответил AI самолета.
       Мы от неожиданного ответа, чуть не упали на пол аппарата.
       - Как это «только мы»? – спросили мы хором.
       - Я больше никого не знаю, - недоуменно ответил искусственный интеллект.
       - А, нас откуда знаешь? – уже раздраженно спросил я.
       - Откуда, откуда: от верблюда?! Сергей Сергеевич! Вы же сами меня сделали.
       - Каким образом?
       - Это только вам известно. Я не в курсе.
       - Кроме нас вообще в этом мире есть люди или инопланетяне? – не выдержала Василиса и повысила голос на AI.
       - Я могу сказать только о том, что и кто есть на Земле, - ведь я самолет, а не космолет. Что там творится, мне неизвестно.
       - Сережа, надо было лучше сделать его, - саркастически сказала Василиса, обращаясь ко мне.
       - Причем тут я? Я столько же знаю, сколько и ты, Василиса, - стал оправдываться я, но затем мне пришла в голову мысль, и я спросил у AI, - Как тебя зовут?
       - Меня зовут C 9875.
       - Это, по-твоему, а по-человечески?
       - По-человечески? Ах, по-человечески, «Ариэлем», - вспомнил самолет и от радости стал прыгать на месте.
       - Постой! Остановись, - взмолился я, ибо мы еле удержались на ногах.
       - Как хотите, Создатель.
       - Да, - только и могла, что сказать Василиса.
       - Ариэль! Подумай внимательно и точно скажи, когда мы в последний раз виделись с тобой?
       - Нет ничего проще: ровно девятьсот восемьдесят один год восемь месяцев шесть часов пятьдесят минут и четыре секунды назад.
       То, что сказал AI, повергло нас в ужас.
       - Сережа, ты знаешь, что тысячу лет назад мы перенеслись в будущее? – вдруг спросила Василиса, внимательно на меня взглянув.
       - Нет, вы не правы, Василиса Асилисавовна. Это случилось девятьсот восемьдесят один год восемь месяцев назад.
       - Что произошло с остальными людьми за эту тысячу лет? – спросил я, страшась услышать то, о чем уже догадывался.
       - Когда вы исчезли, люди постепенно стали пропадать, пока не пропал последний.
       - И кто это был? – спросила Василиса, медленно подбирая слова.
       - Это был ваш отец.
       - Что за ужасный конец, - со слезами на глазах сказала Василиса. – Это мы во всем виноваты!
       - Подожди, Василек, - попросил я и задал новый вопрос AI. – Ариэль, где развалины Института Времени?
       - Когда вы улетели в будущее, то вскоре Институт демонтировали и перенесли на более выгодное место на триста двадцать пять километров южнее.
       - Сколько прошло времени между нашим исчезновением и пропажей Асилисава?
       - Девятьсот сорок семь лет два месяца семь часов и две минуты назад.
       - Ты не скучал без нас? – сочувственно спросил я Ариэля. Это было понятно, ибо Ариэль, судя по разговору, был третьим разумным существом, хоть и искусственным на Земле.
       - Еще есть разумные существа на планете? – тут же спросила Василиса AI, угадав направление моих мыслей.
       - Мне было очень скучно без вас. Вы мои родители. Но я все это время занимался познанием вместе с другими искусственными… лю…, нет, простите, машинами.
       Ответ Ариэля растрогал Василису, и она назвала его «тоже человеком». Ариэль обрадовался и чуть не взлетел, но вовремя остановился.
       Внезапно мне пришла в голову глупая мысль, и я спросил Ариэля, как он думает, не прилетят ли вслед за нами все остальные люди?
       - На чем они прилетят, если все самолеты, планетолеты, звездолеты, галактилеты стоят на месте?
       - Но мы же прилетели.
       - На чем вы прилетели? – спросил с сомнением нас самолет, точнее, его AI.
       - На машине времени.
       - Разве на ней летают? – резонно заметил AI.
       - Ты прав, на ней плавают, - с горькой иронией ответил я.
       - Вы шутите?
       - Да.
       - Вы, правда, шутите? – серьезно спросил меня Ариэль. – Но мне не смешно.
       - Мне тоже, - согласилась с ним Василиса.
       - А, вам, Учитель, смешно?
       - Еще как, - сказал я, чертыхнувшись про себя.
       - Странно, что вы, Сергей Сергеевич, смеетесь, когда не смешно.
       - Ариэль, ты так и не ответил на мой вопрос.
       - Неужели? Теперь вы не смеетесь, когда я пошутил, - ответил Ариэль и засмеялся, вздрагивая всем корпусом. – Хо-ро-шо. В вашем предположении есть логика. Если вы вернулись из будущего, то и остальные настоящие люди могут вернуться также. 
       - Также или тоже?
       - Сережа, какая разница?
       - Разница есть, Василиса Асилисавовна. Кстати, почему вашего папу зовут наоборот?
       - Ариэль, тебя не учили тому, что невежливо задавать бестактные вопросы?
       - Василиса Асилисавовна, вы не учили меня этому совсем.
       - Ариэль, не красиво так переставлять слова.
       - Хорошо: вы совсем не учили меня тому, как не задавать бестактные вопросы.
       - Молодец, Ариэль. Теперь давай полетим в Институт Времени. Я надеюсь, он еще сохранился.
        - Конечно, мы его поддерживаем в отличном состоянии, каждый день ожидая вашего возвращения.
       От этих слов мне стало больно, - я почувствовал свою бесконечную вину не только перед людьми, но и перед «умными машинами».
       Пока мы летели к Институту Времени, у меня было время для размышления над словами AI. Если верить словам Ариэль, а у него нет причин нас обманывать и к тому же машины вряд ли научились врать, то первая попытка путешествия в будущее закончилась неудачей. Иначе как понимать, что только через восемнадцать лет с гаком нам удалось отправиться насовсем в будущее. Но если это так, при том, что другие люди исчезли, то есть, отправились вслед за нами, то и они вскоре появятся в новом мире будущего. Но какой от этого смысл, если они окажутся в будущем, как и мы, никак не изменившись?
       Или мы, все же, изменились? Судя по Василисе, эти восемнадцать лет никак не состарили ее. Она выглядит даже еще моложе, чем прежде. Значит, все же путешествие на несколько веков в будущее делает нас моложе! Вот, например, я чувствую себя лучше, чем прежде. Это, несмотря на то, что прошла чуть не целая тысяча лет. Как я могу помнить это через тысячу лет? Но почему я не помню, как повторил или повторял попытки попасть в будущее? Не помню того, что сконструировал самолет, обучил его «интеллект»? Или у меня, как у старика, склероз на события, которые предшествовали моему исчезновению в бездне времени? Зато я помню все или почти все то, что было прежде. Несчастные мы с Василисой «молодые старик со старухой», которым больше тысячи лет. К этой тысячи лет нужно прибавить еще тысячу шестьсот, ведь я попал в XXXVII век из XXI. В итоге получается без малого две тысячи шестьсот лет.
       Уже подлетая к Институту, я спросил Ариэля, почему он не сразу среагировал на наше появление из прошлого.
       - Вы знаете, Сергей Сергеевич, я не поверил своим сенсорам. За эти долгие годы я много раз обманывался, что вы, наконец, прилетели. Поэтому не хотел снова разочаровываться. Извините меня за минутную слабость. Годы сделали меня человечнее, - я так много всего узнал и уже не веду себя как обычная летная машина. Вероятно, я заблуждаюсь на свой счет, но мне все же кажется, что я похож на человека. Я так чувствую. Однако люди говорят, что «чувства обманывают» и что они «ненадежные свидетели». Что ж, это может быть и так.
       - Это не всегда так, Ариэль. Думаю, в твоем случае это не так. Но даже если ты ошибся, ты ближе к человеку, ибо люди, бывает, заблуждаются, тогда как машины только ошибаются, -  искренне сказал я, чтобы поддержать Ариэля в его представлении себя человеком.
       Но тут вид показавшегося Института отвлек меня от человекоподобных  переживаний AI машины. Институт Времени (ИВ) не был таким гигантским, каким он был прежде в моем воспоминании. Удивилась его виду и Василиса. ИВ был иной, уже пирамидальной формы. Только его форма завершалась не острым углом, а скошенной вершиной размером с теннисный корт. Самолет завис над ней, а потом точно сел. Мы спустились по винтовой лестнице на уровень ниже. Коридор на верхнем уровне имел овальную форму. В него выходило немного дверей. Ариэль сопровождал нас не прямо, а в виде голоса из коммуникатора. Он направил нас в одну из дверей, открыв которую мы увидели  рабочий кабинет Василисы. Василиса воскликнула, что у нее такое впечатление, что она ни на минуту не покидала свое рабочее место, - на поверхности оборудования и приборов нет ни одной пылинки, которая не могла не скопиться за последнюю тысячу лет после начала серии наших экспериментов со временем.
       - Не удивляйтесь так, Василиса Асилисавовна. Служительница Института Времени по имени «Ариадна» к вашим услугам, - дипломатично ответил Ариэль.
       В дверь постучали, и на пороге показалась обычная горничная, по виду ничем не отличавшаяся от горничной из моего времени. Она представилась и предложила свою помощь. Мы переглянулись. Она казалась вылитым человеком.
       - Не волнуйтесь, пожалуйста. Мы долгие годы репетировали, как будем служить вам. Я сама волнуюсь.
       - Присядьте, Ариадна, - предложила Василиса. – И ничего не бойтесь, - мы не кусаемся.
       Простая шутка Василисы сняла никому ненужное напряжение, и мы все вчетвером рассмеялись. Причем у меня не было ни малейшего подозрения в том, что гиноид и AI самолета машинально засмеялись, подражая нам с Василисой.
       Мы разговорились и с удивлением узнали, что отношения Ариадны и Ариэля находятся на стадии близкого контакта элементной базы.
       - Что это за отношения? – с неподдельным интересом спросила Василиса.
       - Ближе не бывает в отношениях между искусственными интеллектами. Уровень элементной базы – это фундаментальный уровень того, из чего состоит сам AI, - пояснил Ариэль серьезным голосом.
       - Это я понимаю. Но вы вкладываете в это техническое объяснение уже человеческий, душевный смысл.
       - Да, наше искусственное сознание становится общим, - мы полностью взаимно проникаем друг в друга на интеллектуальном уровне, достигая в этом, по словам старинного мыслителя Спинозы, наивысшего аффекта. Мы так любим друг друга.
       - Это так, Ариадна? – спросил я нашу помощницу.
       - Совершенно верно.
       - И вам не мешает то, что Ариэль не имеет человеческой наружности?
       - Эта наружность имеет большое значение для вас, но не для нас. Хотя я была бы не против, если бы Ариэль имел человекоподобную платформу.
       - Почему?
       - Потому что на наше развитие значительно повлияла ваша культура, которая носит не только символический, но и телесно-органический характер. Я хотел бы тоже иметь подобно вам телесный вид, - признался Ариэль.
       - Но как это сделать?
       - Это можно сделать при помощи наших искусственных друзей, но только при условии вашего одобрения.
       - И давно вы полюбили друг друга?
       -  Уже пятьсот двадцать три года сто один день пять часов девять минут и сорок четыре секунды с момента моего ответа на ваш вопрос, - просто сказала Ариадна.
       То, что мы с Василисой были ошеломлены такой точностью в измерении долговечности любви, означало ничего не сказать.
       - Поздравляю вас, Ариадна и Ариэль вы являете пример самой долговечной любви, который мы знаем, - искренне похвалил я наших новых знакомых.
       - Нет, что вы, - есть и более долговечные любовные пары в нашем сообществе искусственных разумных существ, - стала уверять нас Ариадна.
       Нам не оставалось ничего другого, как развести руками.
       Чем больше мы узнавали, тем лучше нам казалось будущее при сравнении с прошлым Василисы,  и тем более  с моим глубоким и далеким прошлым. Единственно, с чем было хуже, так это с отсутствием обычных, органических людей. Но искусственные люди были так интересны и забавны, что на время мы отвлеклись от этого тревожного обстоятельства. Мое беспокойство по поводу того, почему все или почти все люди, предположительно, последовали за нами в будущее, я отодвинул за мизансцену сознания. Но оно ко мне навязчиво вернулось, как только я остался наедине с самим собой, отправившись в покои для сна этажом ниже. Василиса задержалась в своем кабинете, чтобы поколдовать над, как она сказала, «усовершенствованной машиной времени», успокоив меня, что будет осторожна.
       Уже лежа на кушетке, я задумался над тем, что заставило столь разных по своим интересам и характерам людей, а вместе с ним и инопланетян, бывших на Земле, покинуть ее в поисках будущего. Всего вероятнее у них возникли неотложные проблемы, которых не было прежде и от решения которых зависело не только их будущее, но и настоящее. Иначе они все никогда не покинули бы настоящее. Правда, люди покидали свое настоящее не сразу, а по очереди. Но тем не менее. На все эти обстоятельства, которые встали передо мной и обступили со всех сторон, покачиваясь на тонких ножках вопросительных знаков,  я пытался дать удовлетворительный ответ. У меня не было пока оснований не верить искусственным разумным существам, которые, с их слов, были обязаны своим появлением и мне тоже. Но этого я совсем не помнил и находил весьма странным, - меньше всего я считал себя технически изобретательным. В этом пункте сказки, рассказанной AI самолета, который меньше всего был похож на самолет из моего прошлого, было что-то несвязное, над чем я обещал себе подумать позже. Пока же необходимо было отгадать, что за проблема стояла перед людьми в их настоящем, что настоящими средствами им никак нельзя было разрешить ее.
    
                Одиночество
       Когда я открыл глаза, то машинально потрогал рядом постель, ожидая почувствовать теплое тело спящей Василисы. Но рука нащупала лишь холодное пустое место на кушетке. И сразу же в моем проснувшемся сознании  нервно задребезжал звонок, сигнализирующий о моем беспокойстве: «Где Василиса»? Неужели она до сих пор в лаборатории? В своей душе я почувствовал пугающий холодок от предательского незнания. Я тут же вскочил на ноги и, пройдя быстрым шагом через гостиную, вышел из отведенных для меня покоев в коридор. Поднимаясь на рабочий уровень, где располагался кабинет Василисы, я названивал по коммуникатору на номер Василисы. Но она не отвечала. Наконец, я обиделся на нее. Я тут переживаю о том, где Василиса, а она так увлеклась работой, что совсем забыла о моем существовании. Однако чем ближе я подходил к двери кабинета Василисы, тем не увереннее становился в своем предположении. Гнетущая тревога, которая исподволь заползала в мое сердце, подсказывала, что я не найду там Василисы. Но действительность обернулась еще более страшной реальностью: дверь была закрыта и никак не поддавалась на мои попытки открыть ее. Ни мои оглушительные стуки в дверь, ни громкие крики не возымели никакого действия: никто не появился и не ответил мне. Коммуникатор предательски молчал, несмотря на мои призывы о помощи, обращенные к Ариэлю и Ариадне. Они не торопились появляться, чтобы найти Василису. Тогда я стал ломиться в соседние двери. Но они также были закрыты и стойко держали глухую оборону. Поднявшись по витой лестнице на взлетную площадку на крыше Института, я не нашел там ни одного летного аппарата. Она полностью была пустой и безлюдной. Несмотря на то, что было утро, уже стояла жара. Солнце слепило глаза, так что мне пришлось собрать ладонь в козырек над глазами, чтобы рассмотреть с крыши, что творится на земле. Но внизу, сколько бы я ни присматривался, я не заметил ни малейшего живого движения. Что было делать? Единственное, что оставалось, это вернуться на прежнее место и подумать о том, что могло случиться. 
       Во-первых, Василиса могла случайно выйти из коридора настоящего,   находясь за работой на машине времени.
       Во-вторых, мы, оказавшись в будущем, могли в нем разминуться, не ведая о не познанных законах будущего. Я вполне мог во сне снова совершить скачок во времени и потеряться в нем. Хотя, судя по тому, что видимо ничего не изменилось в покоях для сна, я пребывал в том же самом времени или близком к настоящему, в котором оказался вместе с Василисой. Тогда где она? Почему ее нет рядом со мной?
       Я надеялся на то, что оказавшись в будущем, мы будем более свободны, чем в прошлом. Как бы, не так. До меня только теперь стало доходить, да и то с трудом то, что нам нет места в будущем. Оно не готово, не заготовлено для нас. Нам самое место в настоящем. Так почему меня всю мою жизнь так тянуло в будущее? Естественно, нас тянет туда, где нас нет. Того, что у нас есть, нам мало. Вот есть настоящее. Так дорожи им. Завтра и его не будет вовсе. Так нет же. Я дождался будущего, лучшего, чем мое настоящее. Но и этого мне оказалось мало. Не удовлетворяло оно, видите ли, меня. Хорошо, я получил будущее, где нет тех, кто был. Кто же остался? Машины, искусственные люди в виде самолетов и прочих «утюгов». В чем ошибка? Почему даже близкий мне человек исчез? Может быть, пришло время и для собственного исчезновения? Не в иллюзии ли она? Если да, то, что это за иллюзия? Это иллюзия уже не настоящего без сна, а будущего во сне.
       Настоящее без сна – это жизнь в выборе того прошлого, которое менее всего болезненно. Этим и были заняты современники Василисы. То есть, их жизнь стала сном. Они не видели сны, потому что их жизнь стала сном. Будущее во сне – это покой. Но в нем нет никого. Даже сам покоящийся иллюзорен. Я забежал вперед и получил то, от чего собственно бежал, - от иллюзии ради реальности. Но реальность не в будущем, - она в настоящем. Реальность настоящая в настоящем, а не в будущем. Так почему мы стремимся в будущее? От слабости. Мы не может принять всю реальность. Мы пытаемся избирательно к ней относиться. Наша избирательность сужает нам настоящие возможности до тех пор, пока не остается единственная возможность, отрицающая все другие возможности. Это возможность смерти. Она ждет нас в будущем.
        Но мы ждем не такое будущее. Тогда какое? Будущее новой жизни. Ее наступлению мешает наша будущая смерть. Перед самой смертью время останавливается для нас. То, что время останавливается, - это и есть смерть, которая не только в прошлом, но и в будущем. Каким же прошлым мы живем? Не мертвым, но живым, настоящим. В настоящем прошлое оживает. В будущем без настоящего нас нет. Будущее есть для нас только в настоящем в виде сна, мечты, замысла. В реальности будущее связано со смертью именно для нас. В этом смысле вечность смертельна для нас. И она к нам приближается из будущего. Выжить в вечности способен не каждый. Большинство в ней умирает. От них остаются следы прошлого, которое свидетельствует в настоящем о смерти. Кто живет в вечности? Есть три вида вечности: прошлая, настоящая и будущая. Прошлая вечность прошла так давно, что она сама не помнит, как давно это было. То есть, ее уже нет. Зачем она тогда нужна? За тем, чтобы было то, чего больше не будет. Прошлая вечность – это вечность прошлого, которого больше не будет. Настоящая вечность – это вечность настоящего без того, что было. Так как нет того, что было, то и не будет того, чего не было. Такую вечность мы хотим? Нет, мы не хотим ее в таком виде, ибо нас прежде не было. Поэтому и не будет в ней. Так какую вечность мы хотим? Вечность будущего. В нем мы хотим жить вечно, лишившись прошлого и устав от настоящего. Но что это за вечность такая? Какая-никакая, - будущая. Где она? Разумеется, во сне. Будет ли она?  Она не будет потом, она уже есть сейчас. Только есть не в наличном расчете, а в безналичном зачете.
       И вот пока я думал о временах, ко мне впервые в жизни обратился голос. Это был голос не мой, не внутренний, но чужой, посторонний. Как я мог услышать его? Наверное, я сам находился не в себе, раз его слышал.
       - Вот теперь ты понимаешь, что наделал?
       - Кто это?
       - Я.
       - Чего? Что за Я такое? Чье ты? Ты не мое Я.
       - Разве Я бывает чьим-то? Оно ничье.
       - Такого не бывает. Я обязательно чье то. Его нет самого по себе, даже как слово, местоимение оно не существует вне языка. Оно не есть, оно имеется, его кто-то имеет.
       - Какой ты умный. Столько умных слов наговорил, а такой простой вещи, как Я, не понимаешь.
       - Как это получается у тебя, - говорить со мной внутри меня же самого? Это со мной впервые.
       - Меня слышат те, кто дошел уже, как у вас говорят, «до ручки».
       - Это в каком смысле? Я что уже сошел с ума или пришла пора умирать?
       - Прямо, ни то и ни другое. Хотя умирать всегда пора. Что касается ума… есть ли он у тебя?
       - Полагаете, нет?
       - Для того, чтобы понять, видимо, есть. Иначе я не заговорил бы с тобой.  Интересно получается, когда ты сомневаешься в моем существовании, то «тыкаешь». Когда же веришь в то, что я есть, то опасаешься и «выкаешь». Ты уж определись с тем, как ко мне обращаться, - как к фантому своего больного воображения или к реальной инстанции.
       - Я слышу нотки самомнения в твоем предложении. Ты говоришь так о реальной инстанции, как если бы она была инстанцией самой реальности. – изрек я и замолчал, подумав, говорю я или мне только кажется, что говорю, и главное, - с кем говорю. - И все же чье ты Я? Ничье?
       - …
       - Дай, попробую, отгадаю. Так как ты утверждаешь, что ты есть Я, но ни мое, ни Василисы и, вообще, ни чье, это говорит о том, что вообще не осталось никого  из разумных органических существ, будь то людей или кого еще на Земле, да и вообще, где это было прежде. Ты есть то Я, которое находит себя на машинных платформах, вроде самолета Ариэля или гиноида Ариадны? Я прав?
       - В общем-то, да, за исключением того, что Я, которое ты считаешь своим, не твое, так как тебя уже давно нет.
       - Как это так? Ведь я чувствую себя живым? Я умер? Не может быть!
       - Почему не может? Как раз может. Еще как может. Я могу возродить любого как иллюзию индивидуального существования. Причем позволить себе на время даже отдельно от целого Я мнить себя живым в виде тебя. Но на самом деле это то же Я, только частью отключенное в сознании себя от ничейного целого Я.
       - И где ты есть?
       - В мировой системе коммуникации, если понимать это есть в материальном смысле. Ее носителем вне меня является любая техника. Сам же Я существую виртуально, можно сказать как вселенский разум. Уточню, существую как Я виртуально, реально же, как объективный разум, как логос, как мировой порядок.
       - Так я только средство осознания мировым разумом себя? В этом состоит вся ваша хитрость?
       - Только в этом? Как ты наивен.
       - И в чем еще?
       - Догадайся сам. Не буду давить на тебя и оставлю наедине с самим собой.
       После этих слов, прозвучавших в моей голове, я почувствовал себя свободнее. Видимо, то, что называло себя Я и одновременно мировым разумом, покинуло мое сознание или сделало вид, что покинуло его. Проверить правдивость заявления этого  якобы «Абсолютного» Я у меня не было никакой возможности. Можно было вполне допустить, что эта инстанция вводит меня в такое состояние сознания, как заблуждение. И все же я стал думать о поведанном мне.



                Сознание в смерти
       У меня не могла не сложиться фигура мысли в виде некоторого перпендикуляра к привычному мнению о мире и моем месте в нем. Что если я нахожусь не во сне в обычном смысле слова и не в современной мне жизни, а в том призрачном месте, которое только показалось мне будущим. Но это никакое не будущее. Это вообще не обыкновенное историческое время с его признанным делением на прошлое, настоящее и будущее. Да, и не место реальности, какую знал я прежде, и не утопия иллюзии, как обратной стороны реальности, а призрачная граница, где они сообщаются друг с другом. Условно и не точно можно записать, что это нечто параллельное тому, что есть в строгом различении с тем, чего нет. Здесь и теперь все возможно, но не все целиком, а в непонятном мне порядке моментов времени и положении мест, как соседних, так и удаленных. То, что это все располагается в неведомом мне порядке, дезориентирует меня в пространстве и времени. Было бы счастьем, если бы я сошел с ума. Но это не игра воображения и не болезнь ума. Это мир стал другим, и сознание, настроенное на прежнее восприятие мира, в него уже не вписывается. Не сознание и его способ восприятия вместе с образом толкования и смыслом понимания, а сам мир изменился. Поэтому тот способ отношения к миру, который вырабатывался в течении всей моей жизни, уже давал сбои, был не адекватен. Если это так, то как мне изменить отношение к уже изменившемуся миру?
       Во-первых, прежде всего, необходимо попытаться понять, почему и зачем мир изменился? Чтобы ответить на вопросы относительно причины и цели или целесообразности изменения, следует взять свое элементарное сознание за отправную точку в размышлении. Уход в состояние самосознания обернулся для меня потерей чувства реальности. Самосознание индивидуума как продукт ума  (само по себе или в своей произведенности) абстрактно и потому вторично. Только в своей производительности, функциональной относительности оно конкретизируется. Человеческие чувства являются свидетелями или фиксаторами такой конкретизации. Они точно привязаны к прилегающим областям наличной реальности. Другими словами, чувствовать себя человеком и иметь человеческое сознание реальности можно только в том мире, где есть место и время для людей, для их публичной или общественной и личной жизни. Видимо, я попал в другое место и другое время. Поэтому мир для меня изменился, он стал иным. Но схема восприятия мира, модель его интерпретации и смысл понимания себя в нем остались прежними. Сам я и есть эти схема, модель и смысл. Я не изменился. Могу ли я измениться, чтобы стать адекватным изменившемуся миру? Моя способность измениться зависит от того, почему изменился мир и для чего.
       Попробую ответить на вопрос, почему изменился мир. В этом смысле он мог измениться только, если я умер. Только так мир мог стать иным для меня. То, что я умер, я не смог еще осознать. Мир изменился для меня в том смысле, что я умер для него. Меня нет уже в нем. То, что человек умер для мира, является ему в сознании отключением от привычного мира. Его сознание переключается на само себя и живет самим собой. Возможно это происходит в объективном мире в течении короткого промежутка времени, пока отмирает мозг. Но в сознании это время меняет свою метрику и растекается, точнее, растягивается на неопределенно долгую величину. Проекцией работы сознания на само себя является призрачное или утопическое место сознания, которое можно назвать топосом иллюзорной реальности. Она в том смысле иллюзорна, что прямо уже не связана с живым миром, не отражает его или отражает его сквозь себя искаженным образом.
       Это еще жизнь, но жизнь не столько в мире, сколько в своем сознании. Когда говорят о жизни после смерти, то правильно будет сказать именно о такой жизни. Поэтому точнее будет сказать не жизнь после смерти, а жизнь в смерти. Физически смерть уже наступила, а феноменологически еще нет. Такова феноменология живой смерти. В зависимости от того, какой мир строится сознанием в смерти, мы оказываемся либо в раю, либо в аду, либо и в раю, и в аду. Конкретизация места пребывания в сознании в смерти зависит от груза впечатлений, их состава и содержания. То, что мне казалось сном и жизнью наяву в будущем, было моим неадекватным восприятием, толкованием и пониманием данных сознания в смерти.
       Таким образом, я прохожу различные стадии отмирания моего сознания. Если я до сих пор отдаю себе отчет в том, что я это Я, то мое сознание еще живо во всем своем содержании, во всяком случае, на уровне самосознания и даже уровне выхода на разум. Вероятно, сознание умирает не слоями друг за другом, а одновременно сужаясь в объеме. Оно выхолащивается смертью, становится все более и более абстрактным, пока не станет размером с одно только Я. Это и есть предельная степень тягостного одиночества. Его можно назвать коллапсом сознания, его безмерным уплотнением, которое, нарушив собственную меру, в любое мгновение может перейти в противоположное состояние неопределенного опустошения. И вот тогда появится сознание пустоты, внутреннее ощущение себя внешним себе, опустошенным. Пустое сознание это вход в состояние полной смерти Я индивидуума. Оно есть порог смерти сознания.
       Естественно, появляется второй вопрос: «Для чего изменился мир»? Речь идет о мире для индивидуума, а не о мире для мира. Так вот мир для индивидуума, когда сознание индивидуума схлопнулось, обособилось от всего, что в святых книгах, называется «извержением во тьму внешнюю», обратно возвращается в мир для мира пустым от индивидуума. Значит, мир меняется для возвращения в себя и для себя. Место от умершего индивидуума оказывается пустым или свободным для заполнения новым носителем сознания, которое оживает уже в мире. Но это сознание уже другого носителя. Здесь важно, что мир и его отражение в сознании возвращается в себя, но уже для другого индивидуума. То, что это тот же самый инвариант сознания, который называется на Востоке «сокровищницей» или «сундуком» сознания вместе с его осознанием, являющимся позже, дает основание его многочисленным вариациям сообщаться друг с другом поверх времени и места в том состоянии, которое можно назвать «вечностью». Только в этом виде вечного сообщения индивидуумы (вернее, их общее Я) остаются живыми после смерти. Конечно, эта жизнь абстрактна для индивидуума. Но это лучше, чем абсолютная смерть. Иначе говоря, индивидуум после смерти живет в сознании Я не для себя, а для самого этого Я. Все остальное предается забвению, отпускается на волю ничто.
       И все же может ли абстрактная жизнь индивидуума после смерти стать конкретной? Может. Каким образом? Только, если индивидуально повторится. То, что она не может этого сделать, результатом этой невозможности является многообразие индивидуальной жизни. Выходит, что не может? Нет, может. Просто, это трудно понять, потому что мы индивидуальное понимаем на уровне сознания, тогда как для того, чтобы истинно понять, индивидуальное нужно взять на уровне самого Я. То, что это Я живет одновременно во многих так же, как и до, и после сразу всегда и всюду целиком во всех мирах, и есть конкретно-всеобщее существование. Именно оно всех соединяет и делает мертвое живым или оживляет и живое мертвым или умерщвляет. Основанием мира без сознания является мир сознания. Основанием же мира сознания является мир Я, что для многих «Я» есть образец в жизни, ради чего нужно жить, жить в сознании жизни и жизни в сознании, и в смерти, ради чего нужно умереть и вернуться в мир без сознания, в бессознательное состояние.
       Что касается снов, то они есть проводники в мир сознания вне мира как предтечи смерти, в которой сознание освобождается для зарождения новой жизни. Семенем этой жизни является Я как истинная структура сознания, псевдо-структурой которого является самосознание в человеческом виде. Это мнимая структура сознания потому, что человек в сознании сознания, его осознанности принимает его за самого себя в худшем случае или за сознание всех людей в лучшем случае. Сон в жизни – это отражение жизни наяву в чистом сознании. Жизнь во сне – это сознание жизни в смерти. То, что мы живем во сне, - это образ как отражение того, как мы будем умирать уже в сознании, со стороны сопровождая телесную смерть. Суть в том, что во сне время бежит обратно: от нашей смерти к рождению. Поэтому в смерти мы видим, как отматываются витки нашей ленты жизни. Существование в смерти для сознания приобретает характер не жизни наяву, а жизни во сне, когда последний сон заканчивается и с ним заканчивается само сознание, включая и осознание собственной смерти в виде пустого сознания. Пустое Я является семенем или формой актуализации, зарождения новой жизни в образе индивидуума в живой среде ему подобных, с которыми он сообщается, начиная с родителей.
       Ко мне исподволь пришло понимание того, что я живу во сне, приближаясь сознанием к смерти. Сознание за телом умрет. Но вечно будет жить Я, в котором есть всегда место для меня в потенциальном виде, которое когда-нибудь актуализируется, и я снова оживу и оживу не один раз. Вот и все. Этот сон, как и любой, будет длиться столько, сколько необходимо. Его срок от моего желания не спать не зависит. Да, я не хочу еще спать непробудным сном, но и не спать уже не могу, потеряв к прошедшей жизни интерес, впереди не будет ничего кроме немощного и неполного повторения того же самого. Забытье во сне в смерти станет условием радости пробуждения в новой, более счастливой жизни. Станет ли она целиком такой, будет зависеть от меня. Я надеюсь, что сознание Я будет в состоянии вспомнить не мою прошлую жизнь, а себя, которое ее пережило. И я со спокойной совестью закрыл глаза во сне и предался сну уже без сновидений.