Хмурое утро. Такое, что не то, что идти, нет сил встать с постели, как только взгляд падает на светлый прямоугольник окна. Дождь мерзкий и липкий сыпал на лю¬дей свою серую печаль, шептал по зонтам о безысходности и уходил через водостоки в бездну. Ветер старался, как мог, разогнать тучи, но получалось только хуже. Прохожие кутались в одежду, плотнее запахнув курки, затягивали шарфы и стройными рядами шли через стеклянные двери в метро. Словно, как пингвины в Антарктике собирались среди со¬братьев по несчастью и, переступая лапами, по одному исчезали внутри, не конфликтуя, соблюдая очередь.
В фойе станции гораздо теплее. Позади - моросящий дождь. Но улыбок не было видно. Те же запахи, те же звуки и те же лица в одинаково сером дне. Одна мысль в голове у многих — вот только бы дотянуть до выходных и выспаться.
Эскалатор сносит до дна. Люди вокруг толкаются, торопятся схватить несколько минут лишнего времени, если успеют на поезд, который, возможно, стоит на перроне. Самые нетерпеливые прут вперёд, их пропускают. Кто-то успевает запрыгнуть в двери, остальные замирают и ждут следующего поезда.
Под потолком плывет унылый звук саксофона. Звуки путаются и фальшивят. Никто уже давно не обращает внимания на убогого саксофониста – самоучку, сгорбленного мужчину лет сорока пяти, который, как статуя, стоит на одном и том же месте и дует в свой музыкальный инструмент. Пара нудных старых мелодий, заезженных до невозможности, шаркающий звук толпы, мрамор и гул поездов - жизнь этой станции.
Саксофонист встречает и провожает поезда. Люди идут мимо. Большинство не обращают на него внимания. Иногда кто-то из туристов или сердобольных бросит монету в шляпу у ног музыканта. Глаза у него выпучены от напряжения, второй подбородок, покрытый черной щетиной, трясется. Кто он и откуда никто уже не помнит, и когда появился - неважно. Да и плевать. Подъезжает поезд. Люди торопятся сесть на свободные места. Это старт дня. Те, кто прибывает на станцию, устремляются к эскалаторам, чтобы вырваться из метро. Их провожает одна из двух грустных мелодий. И так - каждый день. Словно вечность.
Никто не замечает истинной картины. Скрытое от глаз за границей реального мира темное существо, жадным взглядом провожает каждого, вздрагивает от нетерпения, ищет лакомый кусочек чёрной души. Оно прячется, словно за матовым стеклом, и собирает жатву. Изредка ужасный вой, от которого холодеет сердце, раздается в темных туннелях. Но его никто не слышит в этом мире. Только мелодия плывет над холодным мрамором подземной станции метро и заставляет людей повиноваться.
***
Молодой человек, студент четвертого курса, Артём Ермаков, борясь со сном, и усилием воли разлепляя веки, безразлично смотрит перед собой. Голова мотается в такт движению поезда метро. Музыка из наушников льется в уши, хиты из плейлиста подобраны так, чтобы не проехать свою станцию. В универ Артём не опаздывает, благодаря правильно подобранным песням. Из расчета, когда нужно выходить, начинает играть такой забойный металл, что он живо открывает глаза, вываливается из вагона и бежит на пару.
Дорожка от метро идёт мимо павильона фастфуда через аллею, и вот уже универ виден сквозь желтые шапки деревьев, на которых удерживается пара запоздалых зелёных листьев.
На перекрестке у скамейки сидит завсегдатай этого места - попрошайка. Бомж без возраста. В грязной руке - стакан. Студенты, не самые богатые люди, подают мало. Лучше бы он сидел у метро, но, наверное, оттуда гоняет полиция. Артем на ходу бросает рубль в пластиковый стаканчик.
Сегодня промежуточный зачет. Профессор, принимая работу, удовлетворенно хмыкнул:
— Вы, как всегда, пунктуальны в отличие от своих сокурсников. Хорошее качество в жизни, молодой человек. Хорошее…
Сдав эссе, Артём вышел из аудитории и попался в руки двум приятелям, что поджидали его у двери. Одинаковые по интеллекту и развитию они были даже похожи друг на друга прическами и выражением лиц, впитывая студенческую жизнь по полной с расширенными зрачками.
— Крови отведал? — спросили парни про профессора. Прошлый раз бесился и сказал, что нас сгноит, если не придём и не принесем младенца в жертву ритуалу. Ну, пришли без младенца. Завалил. Теперь пересдавать. Опять.
— Жгите дальше! — ответил Артём.
— А ты всё мутишь? Уже диплом впереди… Забей! И так прокатит.
Артём пнул парня в бок и поморщился.
— Семен, держи интервал! Таким выхлопом несёт, что дышать нечем!
Приятели заулыбались и сомкнули кулаки.
— Была такая туса в ночь, что мы только за полчаса до пары воскресли. Звали же тебя. Что не пришёл?
— Я на работе.
— Забей! Сегодня – продолжение. Новые девочки будут из колледжа - баскетбольная команда. Рост - сто восемьдесят и выше! Сиськи прямо перед глазами прыгают в танце… Ты в теме?
Артём подбросил рюкзак на плече и посмотрел на часы:
— Мне на работу сегодня в шесть.
Приятели махнули кулаками, и потом пальцами показали на него. Жест означал «забились» и нет никаких причин не прийти. Артём с кислой миной следил за кривляньями.
— Туса стартует в одиннадцать. Освободишься - звони! Там одна спрашивала про тебя! Рост - метр девяносто. Трехочковый с тебя!
Они очень громко стали смеяться.
— Да пошли вы в жопу, — ответил Артём.
— А мы про что?!!! Ты же с Ольгой всё уже, а сам всё на воздержании. Воскресни, брат, телки ждут!
Они, как истинные перцы, сделали жест самца, и пошли по коридору, махнув ему рукой. Уже издалека, специально, чтобы слышали первокурсники, прокричали:
— Тёмыч, жесть начинается в 23:00! Ждём!
Между пар удалось нормально пообедать. Он выстоял очередь в столовой к микроволновке и разогрел обед. Макароны с сосисками, когда горячие были, даже очень ничего. Пришла смс из спортзала: «Приглашаем вас в наш фитнес клуб. Рады видеть в списке постоянных клиентов. Сейчас скидка…», и дальше шел ценник.
Артём, жуя, открыл блокнот, в который записывал расходы. Вздохнул, пробежав глазами по суммам. Квартиру снимать было дорого, но своя, хоть и однокомнатная была лучше общаги, и он вытягивал по деньгам на оплату отдельной уже пару лет. В общагу возвращаться не хотел. Денег родители не присылали давно. Абонемент пока пришлось вычеркнуть. Он убрал блокнот и тяжело вздохнул.
Достал телефон, полистал ленту в соц. сетях. Словно невзначай перешел на один аккаунт, в котором невозможно было что-то посмотреть, нужно было добавиться в друзья. С аватарки смотрела девушка брюнетка. Отправить заявку в друзья не было возможности. Его исключили. Так же, как и он. Оля Костина. Закрытый аккаунт.
***
— Артем, ты - ответственный человек, — смотря в пол, говорил хозяин кафе Сергей - мужчина с бородой, лет пятидесяти. Такие работники очень нужны.
Когда слышишь такое, это значит, что денег сегодня не будет. Сергей словно стыдился говорить «нет». Кроме Артема был ещё работник - подай-убери-закрути Толя и кассир-бухгалтер Юля. Были ещё официанты, но постоянно менялись и так часто, что даже не успевали запомнить их имена. Работали по двое в смене. Как правило, ребята из Узбекистана. Все на одно лицо. Толи ли Бухрон, Жасур, Отабек, то ли ещё кто-то.
Если не в пятницу, то в понедельник, раздавая конверты, Сергей уже смотрел в глаза и был доволен. С улыбкой хлопал по плечу и благодарил за работу. Стыдливый такой бизнесмен. Платил налоги исправно, и поэтому никак не мог открыть вторую точку.
Кафе располагалось на проходном месте, недалеко от метро. Стандартный чек «перекусить и выпить хорошего кофе». Из алкоголя - только пара сортов пива, поэтому допоздна не работали. Задачи работников: убери-забей-подкрути, выгрузи, сдай кулер в ремонт и т.п. Всегда полно мелочей, которые нужно сделать.
С 18:30 до 23:30 время пролетает быстро. Уже под закрытие приезжают машины с продуктами и пивом. Усталые водители-экспедиторы торопят, нервно поглядывая на часы.
— На какой ляд ему вечером все это принимать? — поддаваясь настроению экспедиторов, бурчал Толя.
Они сгружали кеги и ящики, переносили их на маленький склад.
— А кто это с утра будет делать? — спросил Артем.
— Пусть официанты разгружают или повара.
— Уволиться хочешь?
Толян всегда молчал, прежде чем соглашался.
— И то верно. С вечера лучше приготовить.
Когда уходили последние посетители и на двери вывешивалась табличка «Закрыто», они начинали поднимать стулья, а Юля снимала кассу. Кухня уходила раньше. Пара узбеков-официантов вышмыгивали в дверь со двора, и на ходу спорили за чаевые. Даже не говорили «до свидания».
Неизменно звонил босс и Юля поднимала трубку.
— Что там сегодня? — спрашивал он.
Они не слышали, но видели по выражению её лица, что дела «не очень» по тому, как закатывала она глаза. Кассир непонятно бубнила в трубку и записывала в блокнот то, что он говорил. Компьютеров шеф не любил.
Толя в этот момент прислушивался, стараясь понять по отрывкам фраз - будет или нет зарплата. Стул зависал в его руках, не касаясь крышки стола.
— Неа, — констатировал он с разочарованием. Точно завтра не будет денег. Забьёмся на сотку?
Артем отрицательно мотал головой.
Юля, поговорив с шефом, как правило, начинала названивать своему парню. Ей было уже двадцать три. Жизнь катилась под откос с её слов, в старость. Она пыталась успеть всеми силами выйти замуж не последней из своих подруг, но делала только хуже и проигрывала эстафету. Эмоционально поговорив по телефону, она, всхлипывая, вытирала слезу. Нервно дергая пальцем, писала в мессенджер гадости. Потом, покусав губу, добавляла смайлик воздушного поцелуя.
Такое часто бывало. Вернее, почти каждый вечер.
Толя вышел со склада, жуя на ходу. Он оценил её вид.
— Опять? — спросил он, плохо скрывая сарказм. Не приедет?
— Не знаю, подожду на остановке, — Юля вздохнула.
— Это который? Вовчик или Лёвчик?
Юля жила в пригороде и до дома нужно было ехать ещё на автобусе. Джентльмены так с любимой девушкой не поступают, сама она так и говорила. Но джентльмены были засранцами и часто опаздывали, сами не звонили, и ей приходилось либо сидеть на остановке, по часу ожидая приезда, либо после очень нудного и странного разговора добираться до дома самой. Это были такие отношения с двумя парнями, между которыми не было конкуренции, но была у Юли странная мучительная борьба выбора. Они словно договаривались кидать её по очереди, но возвращались через неделю, и всё продолжалось уже год. Естественно, не подозревая о существовании друг друга.
— Ясное дело, подрываться среди ночи тебя возить - это нужно отчаянно компенсировать.
Толя языком подвигал по щеке.
— Ты-то откуда знаешь? — огрызалась она и подкрашивала губы.
— Любишь его? — миролюбиво спрашивал Толя.
— Люблю, — вздыхала Юля, поддаваясь на удочки внимания.
— Значит нужно усерднее, — нещадно констатировал Толян, провоцируя бурю эмоций.
Артем не вмешивался.
— Ты мусор приготовил? — спросил он.
— Конечно, сейчас сделаю! — утвердительно железно показал ладонь Толя. Закину в баки. Слушай, займешь 500 до завтра? Получим - отдам.
Артем молча смотрел на него несколько секунд. По взгляду было всё понятно.
— Понял. В другой раз.
— Валите. Закрою.
Юля на прощанье сделала голливудскую улыбку, блеснула глазами, ещё переживая обиду от своего парня и то, что нужно ехать на общественном транспорте, махнула пальчиком, выходя на улицу. Толя исчез в боковом проходе к черному входу и побежал на автобус. В кафе стало тихо.
Рядом с кафе располагалась аптека. Режим работы совпадал, и часто фармацевт занималась таким же делом - закрывала механические жалюзи на двери, минута в минуту. Женщина лет 45, удерживая кнопку, встретилась с Артемом взглядом. Он молча кивнул, она ответила.
Дама была с легкой странностью. Сколько он здесь работал, они встречались ночью, равнодушно приветствовали друг друга и торопились к метро разными дорогами. Артем шел через дворы, срезая путь, а женщина, подсвечивая маленьким фонариком под ноги, шла по освещённой улице до перекрестка и потом вдоль проспекта к автобусной остановке, тоже у метро. Через дворы было короче, но в кварталах было меньше света. И она настойчиво избегала ходить этой дорогой.
Быстрым шагом Артем дошел до метро.
В голове роились мысли от предыдущих дней, недель. Однообразная лента выживания. Словно тяжкая и беспросветная цепочка туго обматывала его руки и плечи. Только иногда в этом полотне пульсировала маленьким светлым кружком аватарка девушки из ВК. Она сковывала мысли и замыкала их в ускользающую из-под ног дорожку на стадионе. Когда, пройдя круг, все равно достигаешь линии финиша, и вновь мелькает лицо любимой. Чувства вспыхивают импульсом и тут же замирают под жестким прессингом обиды и неоконченного разговора. Кому нужна правда, когда негативные эмоции уже сошли на нет, и непонятно, откуда взялась такая обида с поспешными выводами, что привели к расставанию? Сердце давила тоска и усталость. Он задремал, как и остальные поздние пассажиры и мотал головой в такт покачиваниям вагона.
Поезд отматывал станции. Через полчаса заиграл тяжелый трек из плейлиста и разбудил его. Как раз вовремя. Рюкзак был рядом, он убрал наушники и протер глаза.
Когда двери открылись, и Артем вышел, первое, что он услышал - монотонные тоскливые звуки саксофона. Они плыли по станции, словно невидимый туман. Немногочисленные ночные пассажиры молча следовали к эскалатору. Саксофонист встречал их грустной мелодией. Уже как часть самой станции, на своем законном месте, с одним и тем же рвением надувая щеки и глаза, выдавал он этот нудный мотив. Артём и не хотел замечать музыку, но она противным, липким запахом лезла в голову и угнетала.
***
На выходе из метро встречает мелкий дождь. Невидимый в темноте, щедро увлажняет и без того сырой воздух. Фонари и свет неоновой рекламы словно покрыты маслянистой пленкой. Кто-то со щелчком отрывает зонт. Артем, подняв воротник, подбрасывает рюкзак на плече. До дома ещё идти 15 минут.
Недалеко от входа в метро лежит у стены, прямо на земле, мужчина в черной грязной одежде. Он вялыми движениями пытается встать, разглядывая людей, выходящих через стеклянные двери. С усилием привалившись к стене, провожает каждого взглядом. Отблеск от фонарей мелькает в его глазах. Они блестят. Его лица полностью не разглядеть. Свет от рекламных баннеров то погружает во тьму фигуру, то выхватывает снова и накрывает бледным светом.
Люди равнодушно идут мимо. Вокруг полно пустых пластиковых бутылок и алюминиевых банок. Какую из них он допил последней? Город высасывает из людей души. Артём тоже прошел мимо, но словно что-то не давало ему уйти. Он остановился через десяток метров, подумал, вздохнул и вернулся. Остановился рядом.
— Вам плохо?
Человек в это время смотрел на двери метро, которые закрывал дежурный после того, как последние пассажиры покинули станцию, и не сразу понял, что спрашивают у него. Он обернулся и с тоской уставился на парня.
— Вам плохо? — повторил Артём.
Печальные глаза с ног до головы осмотрели его.
— Что?
— Вам что, плохо? Может вызвать скорую?
Мужчина вскинул брови, стянул капюшон с головы, подставляя бородатое лицо дождю. Было заметно, как судороги не дают ему спокойно сидеть.
— Я очень ослаб, — хрипло сказал он.
Губы тронула улыбка.
— Это не случайно, что ты пришел. Удивительно.
Артём молча ждал ответа. Потом посмотрел на часы.
— Здесь не место, чтобы лежать, не стоит тут отдыхать.
— Это точно, — согласился мужчина.
Его голос звучал неразборчиво.
— Никто же не заставлял так напиваться!
— Что? Не, я не пил. Я не могу идти. Спасибо, что предложил помощь.
Артём вытер мокрый лоб ладонью, и почувствовал, как намокает куртка под дождем. Нужно было достать из рюкзака дождевик.
— Скорую вызвать?
— Не, не надо. Она не поможет.
— Пока не поздно.
— Все просто проходят мимо. Никто не улыбается, — сказал мужчина и словно беззвучно закашлялся. Негде взять сил.
— Вы пьяны. Поэтому все и проходят мимо.
— Я их не виню. Они просто не видят. Но настолько хмурые, настолько злые, что мне всё хуже и хуже. Я пока не могу уйти.
Артём пожал плечами, собираясь уходить.
— Если скорая не нужна…
Мужчина улыбнулся одинокому прохожему, который шел мимо и посмотрел на Артема.
— Наркоманы долбанные! — послышался недовольный голос.
— Кому это он?
— Тебе.
— Мне? Почему?
— Стоишь под дождем перед стеной и разговариваешь сам с собой.
Артем огляделся по сторонам. Рядом больше никого не было. Он нахмурился.
— Если я вам помочь не могу, я пошел.
— Конечно можешь. Если это твой выбор.
— Разве я не подошел?
— Да, — мужчина, слабо ворочая рукой, показал пальцем на карман джинсов Артема.
— Достань свой телефон.
— В смысле?
— Фото умеешь делать? — прохрипел мужчина. Это сэкономит время. Нужно убираться отсюда.
— Короче я понял. Всего хорошего.
— Погоди, парень, не кипятись. Сделай фото. Одно.
— Я не психиатр-нарколог.
— Не уходи. Уже прошу. Слышишь? Уже прошу. А это уже много значит.
Артём подбросил рюкзак на плечах и недовольно полез за телефоном.
— Только одно фото. Сними, как я сижу.
— Ясно, — недовольно скривился Артём, поднимая смартфон и делая горизонтальное фото.
Вспышка на миг высветила капли дождя и заслонила свет неоновых реклам.
— Достаточно?
— Посмотри на фото.
— Добавлю в коллекцию. Даже в инсту залью «Бухайте под дождем». Всего хорошего!
— Просто оцени кадр.
Артем, думая о завтрашнем дне, о том, как тупо он тратит время, хотя мог быть уже дома, открыл галерею. Размазывая капли по экрану, пролистал. Несколько секунд он тупо смотрел на фотографию, потом сделал ещё один снимок. И ещё один. Мужчина прикрывал глаза. Даже поднял руку и показал «V» пальцами.
Забыв про дождь, Артём присел на корточки и хотел ещё раз нажать кнопку.
— Довольно, — попросил мужчина. Вы замораживаете себя в этих капсулах, ещё подхватишь что-нибудь. Перестань. Ничего плохого, но не стоит связывать это с жизнью.
Чувствуя непреодолимый холод, но не от дождя, Артём медленно поднялся на ноги.
Мужчина болезненно улыбнулся и покивал головой, глядя на его лицо.
— Ты слишком много хмуришься, Артем.
— Откуда вы знаете моё имя?
— Ты действительно хочешь мне помочь?
— Я не понимаю… Как?
— Просто ответь: «Да или нет». Только не сомневайся.
На темной улице, ночью, перед входом в метро, под светом неоновой рекламы молодой человек обдумывал ответ. Казалось, дождь размывал мозги под шапкой из волос. Ни на одном из снимков, которые он сделал, не было фигуры человека с усталыми глазами, сидящего у стены. Только стена. Ни тени. Ничего. Он разговаривал со стеной.
— Я не понимаю.
— Мне нужна помощь. «Поможешь?» — хрипло спросил мужчина.
— Да.
Артем не мог отказаться, хотя осознавал, что может пожалеть об этом, и ему было не по себе.
— Тогда вытяни руку.
— Что?
— Просто вытяни руку.
— Зачем?
— Я покажу тебе. По-другому нельзя. Если ты видишь, а твой телефон нет. Твоё сердце сильнее глаз.
Помедлив, Артём, словно подчиняясь этому голосу, медленно поднял руку. Указательный палец человека, дрожа, потянулся к нему. Словно разводной мост, рука приблизилась, и только кончики указательных пальцев соединились.
Всё, что было вокруг, перестало существовать. Растаяли здания, фонари, тротуары. С окружающего мира сняли пленку, под которой обнаружился другой. Словно мгновенно двое перенеслись на планету в непривычный, невероятный, неприятный, совершенно не похожий мир, что в совокупности всего - света, линий, дождя, запахов и людских шагов, формирует восприятие реальности. Это была другая вселенная, тенью следующая за реальностью. Или, наоборот, сама реальность? У Артема перехватило дыхание от такого перехода. Словно сдавили грудь. Возникла паника, страх, но потом стало очень спокойно. Тихо. Жутко. Когда человек замирает на мгновенье перед ударом, и не может почувствовать течение времени. Здесь его не было, хотя все двигалось, подчиненное своим направлением и чудовищным пространственным звукам такой низкой чистоты и высоты, что звук в кинотеатре показался бы мяуканьем котенка рядом с сиреной океанского лайнера. Казалось, зубы ломит и трескается эмаль.
— Что это? — промямлил Артем, оглядываясь по сторонам.
Его голос дрожал от переизбытка чувств. Они нахлынули волной. Он не понимал, где находится, не понимал новых ощущений.
— То, что вы не видите. Миры. И они рядом.
— Где я?
— Нигде и никогда.
Они стояли на выступе, у скалы и смотрели вниз на старый город. Он словно плавился от оранжевого полумесяца пожара, который пожирал многочисленные деревянные строения. Маленькие фигурки людей, держа факелы, бежали между зданий. Дым стеной уходил вверх, словно притягивал мрачное небо вниз.
— Что это за место?
— Когда-то я жил там. Это последние его часы.
Они словно перенеслись в другое место, когда Артём просто моргнул. Мужчина стоял рядом, облокотившись на камни крепостной стены. В глазах мелькали языки пламени. Над головой пролетали искры, свистели стрелы. Предсмертные вопли, лязг железа, треск дерева, ругань, всё сливалось в один гул. Артем аккуратно, опасаясь, подошёл ближе и выглянул между зубцами стены. Внизу было полно народу, солдаты стояли так плотно, что казалось, колыхалась сплошная масса из тел. В неимоверной тесноте люди в доспехах убивали друг друга, скользя по трупам. Свет от пожарища тускло отражался в тысячах доспехов. Мелькали мечи, рубили мясо, пуская кровь. Раненых затаптывали, волоча за собой выпущенные кишки, они на подгибающихся руках старались выползти из гущи боя, но им это не удавалось. Артём заметил какие-то странные темные фигуры. Худые, сгорбленные, высотой, как два человеческих роста. От одного взгляда на них холодело сердце. Они словно собирали свет последнего вздоха, переходя от тела к телу. На них никто не обращал внимания. Обезумев от крови, солдаты, яростно нанося удары, стараясь пробить доспех и попасть в незащищенные места, задыхаясь в жуткой тесноте, стремились только убивать.
— Только три минуты, — вдруг сказал мужчина с тоской и вздохнул, окидывая взглядом место боя.
Артем застонал, когда заметил, что проходящий мимо стены, похожий на дерево демон, протянул вверх свои ветвистые руки.
Мужчина усмехнулся.
Снова всё исчезло. Они оказались среди деревьев. Стало тихо. Только в ушах всё стоял звон. Мимо медленно шла вереница людей. Заплаканные женщины, хмурые мужчины. Они тихо переговаривались, скорбно следуя друг за другом.
— Что это?
— Тебя хоронят.
Артем физически ощутил, что это правда, и вперил взгляд в гроб, который несли на плечах седые мужчины впереди процессии.
— Как это? — у него перехватило дыхание. Я умер?
— Ты думал, что будешь жить вечно? — удивился мужчина
— Нет, но…
— Пока нет.
Артем нервно сглотнул:
— Я что, могу увидеть, когда умру?
— Как ты можешь переключать каналы на телике?
— Это просто.
— Всё относительно. Обернись, — предложил мужчина. Жизнь - словно дорога.
За спиной вдалеке Артем увидел, как мама ведет его за палец. Он сидит в песочнице и играет. На голове - панамка. Потом вдруг увидел уже ближе, как идет в первый класс и линейку. По небу необычно быстро летели облака и менялись между собой Солнце и звезды, словно вручную крутили слайды. Он видел весь отрезок своей прожитой жизни и легко узнавал события, которые были. Но то, что шло дальше, впереди, словно открытие заставляло мозг съежиться. Он словно скачками переходил от года к году, вокруг мелькали знакомые и незнакомые лица, дети, время двигалось вперед или назад только по одной лишь его мысли.
Голова закружилась, стало дурно и его вырвало.
Вытирая дрожащей ладонью губы, он посмотрел на мужчину.
— Я не понимаю. Где я??? Что это???
— Я же сказал: нигде и никогда. Стоишь, где и раньше.
Артем огляделся и заметил, что опять местность изменилась, хоть он с трудом узнал улицу, где ходил уже два года на метро. Реальность, словно поддернутая зыбкой дымкой, в которой двигались смазанные прохожие. За каждым шагом тянулся какой-то вязкий след и через несколько секунд растворялся.
— В этом городе слишком мало огня, — грустно сказал мужчина.
Артем наблюдал за фигурами людей.
— Словно тени сливаются с телами…? Куда делись все здания? А это?
Казалось, челюсть сейчас оторвётся, так стучали зубы, когда Артем снова увидел высокие, черные, сгорбленные тени, такие же, как и у крепостных стен.
— Это химы, пожиратели. Они ждут подходящую жертву, чтобы насытиться страхом, ужасом, болью.
— Как их много! У них пустые глазницы…, но они смотрят на меня.
— Не бойся. Зачем им глаза? Ведь за ними у них души.
Артем смог различить за мутной пленкой очертания улицы, фонарей и зданий. Словно на расстоянии вытянутой руки, под мыльным пузырем, который не проткнуть, между границами был реальный мир и электрический свет. Он не проникал сквозь плёнку, не разгонял мрак, а только делал темноту гуще. В этой тени прятались жуткие существа, провожая пустыми глазницами каждого, кто шёл мимо, за границей мира.
— Кто-то идёт, — Артём присмотрелся к силуэту. Женщина?
— Да.
— Что это тянется за ней, густое и черное?
— Вся тяжесть плохих поступков, вы этого не видите, а жаль...
— А это что…? Что за фигуры...? Серые?
— Только тени. Это просто тени, без души. Они уже умерли давно. Не понимают или прокляты. Не могут уйти.
Артем, широко открыв глаза, с ужасом следил за всем происходящим вокруг. Мимо прошла женщина, на которой практически не была видна одежда, а только контуры, как бы словно смазана акварель. Краски поблекли и расплылись под дождём, но четко обозначился контур тела, и едва заметные черты лица стали расплывчаты. Ярко обозначается женское начало, пульсирует жизненная сила, и то, что видно в реальном мире, является несущественной маской, размыто, удалено, словно остается за матовым стеклом, срывает покровы и оголяет суть. Нет костей, нет мышц, всё несущественно. Какая одежда, мимика! Он вдруг почувствовал, что видит всю суть. Он чувствовал, словно оголенный нерв, любое прикосновение к ауре. Ореол играл неповторимым светом, цвет которого сложно было описать. Можно было узнать всё, мысленно прикоснувшись к радужному свечению. Именно этот свет немного разгонял тьму.
Женщина, мельком взглянув на парня, который указывал на стену, как ей показалось, и, фыркнув недовольно что-то пробормотала. Но разобрать несущественные слова было трудно. Её фигуру, контуры облепляли какие-то густые бесформенные пятна, которые свисали вниз, словно жирные пиявки, разбухшие от жажды крови и эксгумирующие черную слизь на асфальт. Вокруг её головы словно возникла дымка, когда она что-то проговорила про себя. Было даже слышно фон её мыслей. Видимо, оценила его поведение и странную позу. Дымка сгустилась и выпала черным дождем. Жирные капли сползли сквозь полупрозрачную оболочку и словно задержались, повисли слизью внутри её невесомого тела. Где-то под толстым слоем этой дряни пульсировала светлая точка. Свет не пробивался сквозь грязь, только редкие всполохи осветляли закостеневшие сталактиты грязи.
— Она осудила тебя, что ты - странный и, походу, наркоман. Осадок теперь остался в ней - подпитка для тварей.
— Что это за свет внутри?
Артём следил за тем, как удалялась смазанная фигура.
— Её душа.
— Это же всё нереально. Что со мной? Я умер? — повторил он вопрос.
Артем не чувствовал такого знакомого и привычного стука сердца, которого никто не замечает, но стоит исключить его ритм и дыхание, как становится жутко и овладевает паника. Увидев женщину в таком виде, он понял, что выглядит так же. Он видел всё вокруг не глазами, и начинал это осознавать.
— Истина всегда страшней.
— Какое странное небо, словно можно достать рукой, но в то же время…
Артём рассматривал какие-то руины невдалеке.
— Какое-то здание здесь было и провал в земле. Что это за вход?
— Сейчас мы не будем говорить об этом. Не смотри в ту сторону. Только не убирай палец.
Над котлованом дымился черный туман. Он стоял буквально на краю. Павильона и входа в метро, словно не было, только странные старые стены.
— Здесь раньше был погост и часовня. Давно, — уточнил мужчина. Всё исчезло, но тепло осталось, оно привлекает многих. Последствия кровавой резни…
Артём взглянул на него, потом на серые тени, которые молчали, не двигались и смотрели на черный дым. Их было до жути много. На месте лиц клубился такой же черный смог и медленно рассеивался над очертаниями голов. Иногда доносился тоскливый стон, и тени начинали раскачиваться медленно, словно колосья в поле под дуновением ветра.
Артем, с ужасом оглядываясь, перевел взгляд на мужчину, который вытянув руку, указательным пальцем прикасался к его указательному пальцу и с ухмылкой наблюдал за его реакцией на окружающий мир. Глаза человека горели странным свечением в глубине радужек. Сквозь черную одежду проглядывала другая, странная, очень старая.
— Что это вокруг меня? — испуганно спросил Артём, заметив рядом с ногами черную слизь.
— Не бойся, — хрипло попросил мужчина.
— Эта дрянь присосалась ко мне! — с ужасом завопил Артём, извиваясь.
Его голосок терялся в гуле небосвода.
— Ты только заметил, хотя живешь давно с этим. Это всё, что ты накопил в себе дрянного.
— Нет! — закричал Артем, заметив, что от его спины тянется след и, переступая, он всё больше пачкает обувь о жирный нефтяной развод какой-то слизи.
Он похлопал себя по спине, но ничего не почувствовал, хотя словно видел себя со стороны. Жирные пиявки по полметра длиной мелко вибрировали, присосавшись к ауре. Юноша посмотрел на левую руку и с ужасом заметил, что сквозь еле видимую одежду растекаются зловещие черные пятна, которые не смыть и не отряхнуть.
— Выпусти меня! — закричал он. Пожалуйста!!!
У него словно сдернули наушники с головы, и привычные звуки вернулись. Первое, что он услышал, это свой вопль. Дикий крик на пустой улице рядом с метро.
Мужчина медленно опустил руку, и на секунду прикрыл глаза.
— Что ты сделал со мной? — дрожа всем телом, в отчаянии спросил Артём.
Он быстро снял рюкзак, посмотрел на свои руки, потер шею. Ничего не заметил, но панически двигал руками, словно сбрасывая паразита, заползшего к нему под куртку, крутился, стараясь нащупать мерзкого огромного таракана с семенящими ножками. Усики щекотали шею, искали уютную теплую норку под мышкой. Сегментированные лапки ковырялись в пупке. Он начал колошматить себя рукой, боясь услышать противный хруст и брызнувшую слизь под свитером.
— Пожалуйста, прекрати, — усталым голосом попросил мужчина, не открывая глаз. Если хочешь помочь, перестань. Иначе прохожие вызовут тебе скорую и полицию. Проведешь ночь в наркологии. Так бывает. Ничего у тебя нет под одеждой.
— Нет, так не бывает! Это всё просто бред!
Артём не чувствовал времени, но физически ощущал прикосновение липкой грязи. Он смотрел на свою чистую левую руку и ничего не понимал. В отчаянии студент ещё раз ощупал себя.
— Пожалуйста, помоги мне, — попросил мужчина.
— Я не знаю, — пробормотал Артём в шоке от того, что почувствовал.
Он озирался по сторонам и видел и павильон метро, и фонари. Всё вернулось на свои места.
— Что это было? — он не мог унять дрожь во всем теле.
— Прости, другого выхода не было.
— Дрянь всё ещё на мне?
— Сейчас всё пройдет. Ты в своем мире, успокойся.
— Но что мне делать теперь?
Артём, ощущая, что всё приходит в норму, одел рюкзак. Он отшатнулся, когда человек протянул к нему руку. Он все также беспомощно сидел у стены и слегка улыбался.
— Нам нужно уйти отсюда.
— Куда?
— К тебе домой.
— Ко мне домой???
— Лучше поступить так. Ведь ты не против?
Артем просто промолчал. Голова кружилась, словно он спрыгнул с карусели.
— А сейчас подумай о чем-нибудь хорошем. Вспомни.
— Я не понимаю.
— Хорошее воспоминание. Оно сейчас нужно, как никогда.
— Что происходит? Кто ты такой?
— Успокойся, — глаза мужчины словно приковывали к себе.
И, действительно, так стало спокойнее. Артём подчинился, успокоился и стал внимателен.
— Я попробую.
— Просто мысленно протяни руку и поделись хорошими чувствами. Только не руками. Обними сердцем. Прояви милосердие, помоги встать на ноги.
— Я не уверен…
— Ну же, Артем, уже поздно… нужно уйти отсюда. Где бы ты хотел сейчас быть?
Мужчина посмотрел на него тоскливыми глазами. Сложно стоять под дождем и пытаться вспомнить что-то хорошее, когда кончики пальцев исходят нервной дрожью... Всего лишь на мгновенье он провалился в один из солнечных летних дней. Увидел волны и песок. Услышал голоса. Затем её: цветной сарафан, её смех, прикосновение руки… Закат был тогда просто фантастический. Полнеба полыхало великолепием жизни и любви.
— Отлично! Ты - молодец! Спасибо, друг. Только протяни мне руку, поддержи и мы пойдем.
Артём вдруг вспомнил детство и мамин голос, который звал его обедать. Оставив самодельный лук, он побежал мыть руки. На большой тарелке дымились только что испеченные пирожки.
Потянув за руку, он поднял с земли мужчину. Тот с благодарностью кивнул и повис на плече.
— Я ещё вижу, как сквозь пленку, что происходит вокруг, — справляясь с ужасом, сказал Артем.
— Я прикоснулся к тебе, теперь так и будет. Но не всегда. Нужно привыкнуть.
— Но я не хочу видеть этого, — Артём осматривался по сторонам.
Теперь серые тени были почти не видны. У проходящих мимо прохожих, словно ярче, через пленку пробивался свет и прозрачная сфера оболочки. Но остальное, то, что он видел только что так четко и пугающе, скрывалось словно под матовым экраном его привычного мира. Не слышно было страшного гула, и, подняв голову вверх, он увидел обычное ночное небо. Дождь падал на лицо. Кожа словно горела.
— Так надо, поверь.
— Я не могу больше видеть эту дрянь.
— Я не могу закрыть всё вокруг. Это пройдет. Нужно уйти отсюда.
— От вас сильно воняет.
— Это поправимо.
— Нужно помыться и сменить одежду, — пробормотал Артём.
Они шли, медленно удаляясь от метро. Каждый шаг мужчине давался с трудом.
Неожиданно, словно через мутное стекло, в свете фонаря, из темноты к ним двинулась тёмная фигура. Нечто высокое с ветвистыми руками, с телом, наполненным черной дымкой и размытыми краями, с пустыми глазницами. Фигура пугающе приблизилась. Артём в ужасе закрыл глаза, но вдруг понял, что, закрыв веки, продолжает видеть всё вокруг. Всё, кроме привычного мира.
Он хотел заорать, но мужчина спокойно поднял голову и посмотрел на темную фигуру. Та остановилась, сгорбилась и начала отступать.
Поневоле открыв глаза, Артем наблюдал, как удалившись в темноту, чёрная тень растворяется.
— Что это? — щелкая зубами, спросил он.
— Хим. Его привлекает страх и, тем более, ужас. Перестань дрожать. А то я трясусь вместе с тобой.
— Ты видишь то же, что и я?
— Конечно, нет. Я вижу всё. Но только в этом мире мне не помешала бы твоя помощь.
— А что это за свет рядом с нами?
— Пожалуйста, давай уйдем отсюда. Мы будем в безопасности у тебя дома.
Придерживая своего нового знакомого за плечи, Артём медленно шел к дому. Казалось, неимоверно тяжелая броня давила вниз. Стараясь не смотреть вокруг и вспоминая только хорошее, он почувствовал, как лучше двигаются непослушные ноги у мужчины. Он перестал висеть у него на плече и, хромая, пошел сам.
— Спасибо, — поблагодарил он.
Прошло минут сорок. Именно столько времени потребовалось, чтобы дойди до парадной и подняться на пятый этаж. На площадке было темно. Выключатель давно был сломан, лампочка не работала. Стараясь не звенеть ключами, юноша открыл дверь. Маленькая однокомнатная квартира встретила тишиной и сумраком.
— Не зажигай свет. Не надо.
Увидев кресло в комнате, человек направился к нему и сел. Артём не без сожаления смотрел на это. Теперь всё провоняет, и нужно будет стирать чехол. Его любимое кресло. В нем так уютно и хорошо читать вечером в выходной. Когда он делал это в последний раз?
Он смертельно устал, словно был опустошен, и устало прислонился к косяку.
— Можно на «ты»?
— Конечно.
— Скажи хоть, как тебя зовут, и кто ты такой?
Мужчина поднял лицо к потолку. Слабый свет из окна очертил контуры. Мелькнула искра в зрачке.
— Пётр, — он улыбнулся. Давно меня не спрашивали, как меня зовут. Но больше никаких вопросов. Ложись спать.
— Но что мне делать?
— Поговорим, когда встанет солнце. Я поживу у тебя несколько дней, пока мои раны заживут.
— Ты ранен?
— Спокойно ночи, — ответил Пётр, закрыл глаза и стал дышать ровно и глубоко.
Ничего не оставалось, как раздеваться и идти в душ. Он долго смотрел в зеркало и ему всё мерещились серые тени. Паника, тем не менее, проходила, страх исчезал. Словно в квартире возникли невидимые барьеры, и он не видел больше ничего, кроме привычных вещей. Постелив и укладываясь спать, Артем взял в руки будильник. Удивленно сравнил время на телефоне. Прошло минут десять с момента, как он поднимался из метро на эскалаторе. Наручные часы тоже не врали. Время совпадало. Это было странно. Ведь они так долго шли от метро! Мысли путались. Он провалился в бездну на подушку, успев только мельком отметить силуэт в кресле.
Всю ночь ему снились кошмары. Ворочаясь, он постоянно просыпался и переворачивал мокрую подушку. Черные тени тянулись к нему, и их невозможно было отогнать. Но, когда становилось совсем туго, словно свет рождался внутри комнаты, и они уходили, чтобы вскоре опять медленно возникнуть из всех предметов и жадно тянуться, извиваясь и меняя форму, хотевшие утопить его в черной слизи.
Под самое утро приснился давно покойный прадед. Он хмуро смотрел на правнука, а Артём ничего не мог сказать во сне, хотя был удивлен и рад, не чувствуя никакой преграды. Ведь во сне всё открыто для чувств. Он сильно горевал, когда прадеда не стало. У них всегда были хорошие взаимоотношения, и это было одним из замечательных воспоминаний детства, когда он приходил в гости. Прадед воевал, прошел всю войну, никогда только ничего не рассказывал. От него пахло земляничным мылом. Мозолистая рабочая рука крепко держала детскую ладонь, пока они вместе часами гуляли в парке развлечений. Несмотря на солидный возраст, тот не любил сидеть дома. Артем вдруг почувствовал этот день – солнечный и жаркий, когда мороженое тает в руке, и капли падают на асфальт, потому что он не успевает облизывать рожок. А они идут с ним по дорожке между высоких деревьев, и дети смеются на карусели. Дед поздно женился и был рад и внуку, и правнуку, хотя и был суров со своими детьми, а правнука баловал и любил.
— Плечо подставил раненому? — сказал прадед и одобрительно покивал. Помог в трудный час. Правильно. Выручил, значит. Меня тоже так вынесли однажды с поля...
— Дед…— начал было Артём и почувствовал, что готов разрыдаться, вспомнив детство.
Протянув к нему руки, он хотел обнять, но старик отстранился.
— Не время ещё…
Звеня медалями, прадед, усмехаясь, зачем-то погрозил пальцем, наигранно хмурясь и, покачав головой, ушёл не оглядываясь.
***
Артем проснулся от звонка и посмотрел на будильник. По коже гуляли мурашки. Он потер руку и увидел, что уже утро. Потом услышал равномерное щёлканье.
— Что? — сонно спросил он. Что ты сказал?
— Ничего.
С удивлением приподняв голову над подушкой, Артём осмотрел комнату. Вспомнил то, что произошло вчера.
Пётр сидел на полу так близко от плоского телевизора, что голова почти соприкасалась с экраном, и переключал каналы пультом. Всего несколько секунд паузы - и следующий канал. Иногда с экрана слетала странная невесомая дымка и, мелькнув золотистым облачком, вытягивалась, чтобы исчезнуть в глазах.
— Доброе утро, — сказал он. Отличное кабельное у тебя.
Артем сел на постели и потер глаза. Картинки на экране мелькали не переставая. Он со стоном опустил глаза, вспомнив, что всё это не сон.
— Голова не болит так близко смотреть? Без звука?
— И так понятно.
— Ясно, — Артём ощутил нервную дрожь и окончательно проснулся.
Он вспомнил все, что было вечером, и очень надеялся, что всё это было кошмарным сном. Но в его квартире на полу сидел реальный человек, и при этом в его тренировочном костюме.
— Я одолжил. Ты не против? — словно догадываясь, заявил Петр. И полотенце. Искупался. Ты просил. Это приятно, когда тело чистое.
— Да, пожалуйста, — безразлично констатировал Артем, понимая, что жутко не выспался, и новый день наступил с прежними проблемами, с которыми прибавился этот человек.
— День сегодня прекрасный! — сказал Пётр, не отвлекаясь от мелькающих картинок.
За окном был всё тот же серый полумрак непросветного утра.
— Удивительно.
— Тоже заметил?
— Да уж, — Артём встал на ноги, продирая глаза.
Он сам удивлялся тому, как позволил сыграть с собой в плохую шутку и что-то там нафантазировал. И что теперь делать с мужиком в его комнате, когда нужно быстро собираться и лететь?
— Не думай так. И, кстати, первой пары не будет.
— Ты что, читаешь мои мысли? Сидя спиной?
— Не обижайся. Это непроизвольно.
Артём зевнул.
— Только не делай этого, когда я буду в душе. Откуда ты знаешь?
— Что ты делаешь в душе? Не заставляй меня описывать.
— Да нет, блин, про первую пару.
— Сам послушай.
— В смысле?
Артем услышал, как гудит телефон, и посмотрел на Петра, который даже не повернул голову, а потом медленно поднес смартфон к уху.
— Алло.
— Тёма, привет, — сказала Лена, староста. Если ещё не вышел из дома, не парься. Первую пару отменили. Семёнов заболел, звонили из деканата. Кому смогу - наберу. Замены не будет.
— Ясно. Потом физ-ра?
— Сам смотри.
— Намёк?
— Никого не будет, сам же знаешь...
— Ладно, понял.
— Привет!
— Понял, давай. Спасибо, что позвонила.
Артем положил трубку. Петр только пожал плечами.
— Даже не хочу ничего спрашивать. Пойду в туалет и опять завалюсь спать.
Шаркая тапочками, он добрел до клозета, по пути мельком глянув на кухню. На столе что-то было накрыто чистой салфеткой. Стараясь содержать свою берлогу в чистоте, он прекрасно помнил, что и где лежит. Но он точно ничего не оставлял. Артем медленно снял салфетку. На тарелке был приготовлен завтрак: яичница, сосиски и тосты.
— На здоровье! — донесся голос из комнаты.
— Спасибо, — пробормотал Артем неуверенно.
После завтрака и душа, убирая постель и чувствуя себя уже гораздо лучше, он сел на диван и задумался.
— Дед приснился, — зачем-то сказал он, словно хотел поделиться с Петром своими чувствами.
— Я знаю. Он просил. Хотел помочь. Ты любил его, знаю.
Артем молча уставился в его спину и открыл было рот, но решил больше ничего не говорить об этом.
Пётр отвлёкся от телевизора и повернул к нему голову.
— Если вечером я ещё буду здесь, то всё объясню.
— То есть я поеду в универ и на работу, и оставлю здесь какого-то Петра без паспорта?
— Зачем мне паспорт?
Артём задумался.
— А разве у тебя его нет?
— Ты займись делом. Вечером поговорим.
— Каким делом-то?
— Выключатель сделай на площадке и вкрути лампочку.
Артём, не понимая, склонил голову, подбирая слова. Слишком пугали эти глаза мужчины, которые смотрели словно в душу.
— Ну, допустим. Это что, загадка какая-то?
— Да просто сделай, чтобы свет был. А то спотыкаются все.
— Кто все?
— Люди. Соседи.
— Да им всем плевать.
— А тебе?
— Чушь какая-то, — не понимая, выпалил Артём.
Пётр вздохнул и, молча, протянул ему отвертку и пассатижи, которые лежали у его ног, и протянул лампочку.
— Вот, нашел у тебя в ящике. Не забыл, как пользоваться? — он улыбнулся.
И так естественно, что стало хорошо на душе от его улыбки.
Артём почему-то на автомате, совершенно неосознанно улыбнулся в ответ и, помедлив, взял инструменты.
— Хорошо, я сделаю, хотя не понимаю зачем.
— Поставь именно эту лампочку, нужно, чтобы был свет. Прежде чем открыть дверь, смотри в глазок.
— Нам что-то угрожает?
— Этот свет нужен, чтобы лишний никто не пришёл, а людям в парадной будет приятно.
Артем внимательно посмотрел на вроде бы обычную лампочку у себя в руке.
— А причем здесь лампочка в подъезде?
— Свет, — пожал плечами Пётр.
Артем, чувствуя, что голова идёт кругом, пошел к двери, но вернулся.
— Зачем ты сидишь впритык к экрану и переключаешь каналы постоянно?
— Ловлю положительные эмоции. Мне нужно залечить раны.
— На телевидении?!!
— Иногда бывает, что мелькает настоящая толика того, что действительно греет душу.
— Не я один сошел с ума.
Петр улыбнулся и повернулся к нему, перестав щелкать каналы.
— Я понимаю, это заложено в вас: внутренняя борьба желания что-то объяснить. Не требуй этого мгновенно. Просто поступай по-совести. Например, лампочка в подъезде будет гореть и это будет правильно.
— Я не понимаю, что ты сделал со мной, но это мой подъезд. Лампочка не горит не потому, что ты здесь. Она в этом мире не горит просто потому, что выключатель не работает.
— Да. Так сделай!
— Меня всё это пугает до усрачки! Лампочка поможет оградить мою квартиру?
—Ты согласился мне помочь.
— Как? Чем?
— Сам увидишь. Почини лампочку в подъезде.
Артём с непониманием смотрел на него. Внезапно ухо уловило далекий гул. Словно сполох прошла по стенам какая-то волна, которая на мгновенье растворила их. Потом все встало на место и вновь стало непроницаемым.
— Что это? — испуганно спросил Артём.
— Самолет.
— Почему так всё изменилось?
— Люди не должны были забираться так высоко, но они там, а их мысли несутся вслед за ними по Земле.
Артём справился с дрожью, посмотрел на инструменты в руке, и молча вышел, хлопнув дверью. Потом вернулся за табуреткой и повторно вышел, тихо прикрыв дверь.
Петр покачал головой с ухмылкой и продолжил мотать каналы, чуть ли не носом прикасаясь к экрану.
***
Тусклый свет проникал сквозь окна в пролетах лестницы. Разобраться в поломке было нетрудно, починить свет можно было давно. Но с нежеланием справиться сложно. К чему это всё? Артём, стоя на табуретке, пыхтел, как медведь у дупла с назойливыми пчёлами, которые никак не хотели войти в положение и отдать весь мёд.
Пока искал причину, заинтересовался решением и увлекся, решительно размотав клубок проводов. Стараясь не прикасаться к зачищенным концам кабеля, он пытался понять, какой из них куда идёт. Сходил за изолентой и взял фонарик. Провозился полчаса. Нашёл. Свет несколько раз мигнул. Лампочка оказалась годной. Нужно было просто правильно запитать. Кто так сделал, и почему всё перепутали, подсоединили неправильно, непонятно. Напортачили и бросили. Он выкрутил лампочку и поставил ту, которую дал Пётр. Щурясь, он смотрел на вроде бы обычный свет.
Снизу послышались шаги. По лестнице кто-то поднимался. Артём обернулся и узнал соседа с верхнего этажа. Они никогда не здоровались. Пленка мира словно истончалась теперь на людях. Видна аура, свет, и в то же время - черная слизь. Уже не так пугало, что он видит всё насквозь. Студент вдруг заметил, что света в этом мужчине в возрасте было гораздо больше, чем он видел вчера отрывочно в других прохожих. Словно пробиваясь через размытые контуры оболочки, огонек тускло освещал серый сумрак вокруг. Легкая дымка, словно пар от дыхания на морозе, окутывала грудь, где неприкрытое, оголенное, ничем не закрытое, билось импульсами хранилище души. Человек молча прошел мимо, и ничего не изменилось в его ауре. Он словно не заметил Артема на табуретке, застывшего с отвёрткой и изолентой. Ему было всё равно. Артём вздрогнул, когда увидел, что следом неотступно следовали две серые тени. Они стонали и протягивали вперед руки, поднимаясь по лестнице.
Артём вспомнил, что слышал от кого-то в парадной, что у этого мужчины умерла жена и почти сразу же больная взрослая уже дочь, за которой ухаживала мать. Видимо не выдержала утраты и просто угасла от горя. Невероятным показалось, что в этих бесцветных фигурах он увидел очертания двух женщин, сопровождавшие страшными тоскливыми стонами идущего к себе в пустую квартиру нестарого ещё мужчину.
Едва тени вошли в свет от лампочки, как сразу же остановились и повернули назад, впервые за многие годы оставив в покое сгорбленного мужчину. Их тоскливые стоны затихли внизу на лестнице, а он пошел выше, словно встрепенувшись от невидимого груза, который слетел с плеч.
Шаги умолкли вверху, хлопнула дверь этажами выше, а Артём все пытался справиться с дрожью в коленках.
Вдруг защелкал замок на двери у соседей. На площадке было три квартиры. Одна была всегда пуста, никто там не жил, а рядом в квартире проживала женщина, которую он видел только изредка и ещё реже они удостаивали друг друга хотя бы кивком головы в качестве приветствия. Артём не помнил за собой никаких дебошей и гулянок посреди ночи, такую неприязнь объяснить не мог и не хотел. Плевать ему было на соседей.
Дверь открылась, она испуганно выглянула, оправляя халат, и нахмурилась. Площадка непривычно освещалась стоваттной лампочкой. Сразу стало светло и уютно. Соседка увидела знакомое лицо.
— Здравствуйте, — выдавила она из себя удивленно. А я думала электрик из ТСЖ пришел по старой заявке. Хотела высказать. Вот так чудеса! Горит?
— Добрый день.
Артём поздоровался, сматывал остатки изоленты, и пряча хвосты проводов в сетевую коробку в стене.
Она посмотрела на лампочку и прищурилась.
— Горит!
Она словно удивилась чуду техники, и первый раз увидела электрическую лампочку.
— Угу.
Артем заметил, как у неё едва колеблется аура, словно слабый уголек прорывается через черную завесу.
И вдруг от слабого источника света оторвался маленький, еле заметный лепесток, как от костра взлетают вверх язычки пламени. Не растворяясь в воздухе, он устремился к Артёму. Он вздрогнул, но ничего не смог сделать, и эта светлая частица словно растворилась в нем.
Соседка не видела этого, хотела что-то ещё добавить, но слова повисли на её языке и не успели слететь. А он вдруг увидел эту благодарность, но не услышал, а почувствовал и понял, что такой простой поступок, как ремонт выключателя, оказывается так важен для других. Свет на площадке в парадной никогда бы не мог быть таким важным для него, но это не значит, что освещенная лестница не может быть важна для других. Странно и приятно было видеть, как она просто рада тому, что теперь на площадке горит свет, и можно увидеть ступени. А так гораздо спокойнее. Но не решилась поблагодарить и закрыла свою дверь.
Артём вернулся к себе.
— Просто? — спросил Пётр.
— Моя жизнь закончится в сумасшедшем доме. Мне будут делать насильно уколы и ставить клизму. Как это быстро! Даже не заметил, что крыша съехала. Жизнь - странная штука.
Артём устало сел на диван и уставился в одну точку.
— Вот чудак! Мне стало лучше. Ты помогаешь. Спасибо.
— От чего?
— Сделал доброе дело.
— Ты это серьезно? Доброе дело - лампочка в подъезде? … Там были тени, свет пугает их…
— Не будет непрошенных гостей. Разве ты не поучаствовал? Она об этом думала постоянно. А ты думал, что милостыню раздавать - хорошие дела? Для тебя вроде как фигня, но для неё теперь - спокойствие. И для мужика сверху - тоже. Он устал и вчера чуть не повесился. Теперь для него свет - как лекарство. Добро быстро возвращается. Нужно только видеть.
Артем откинулся назад на подушки, и молча уставился в потолок. В тишине квартиры отчетливо слышался раздражающий своей частотой тихий звук перещёлкивания каналов. Мысли его спутались. Он подумал о том, что действительно теперь вечером не нужно подсвечивать ступени и можно бежать вверх по лестнице к свету, который сам починил, и никто ему в этом не помог.
— Как её зовут?
— Кого? — переспросил Артём. Соседку?
— Нет. Сам знаешь. Вчера ты вспомнил о ней. И сегодня уже раз десять.
Артем посмотрел в окно. Мелкие капли от бесконечного дождя оставляли сотни следов.
— Оля.
— Почему вы не вместе?
— Она против.
— Разве?
Артем разглядывал капли на стекле. К горлу подкатил комок из обид, который было сложно сдержать. Но он ничего не стал говорить. Начал собираться в университет.
— Пора на учёбу?
— Угу.
Пётр на секунду отложил пульт и повернулся к нему, склонив голову на бок, как любопытный пёс, и с интересом разглядывая книги.
— Я чувствую себя лучше.
— А у меня башка гудит, как генератор. Только больше не надо мне показывать ничего.
Артём почувствовал жуть, которая настолько реально отпечаталась в памяти, что даже самые яркие воспоминания не могли быть настолько четкими. Черные источники слизи, странное свечение неба, словно пленка-негатив. Мелкая дрожь скатилась от шеи вниз. Он поднес кисть к глазам и увидел, как дрожат кончики пальцев.
— Не езди пока на метро, — попросил Петр.
Он смотрел не моргая. В глубине правого глаза опять сверкнул золотой ободок.
— Не спускайся в подземелье. Это сейчас опасно, пока я слаб.
— Метро? Почему? Это лишний час в пробках!
— Время относительно. Ты ещё не понял?
— Ты, вообще, с этой планеты?
— И это относительно.
Артем пожал плечами.
— Это, конечно, бред. Ну ладно.
— День будет длинным. Я постараюсь задержаться и не уйти.
— Уйти?
— Да. Теперь мы связаны твоим выбором. Многое зависит от того, смогу ли я вылечить раны.
— Что ты вылечишь?
— Ты видишь теперь. Можешь закрывать глаза от страха. Но то, что окружает тебя в этом мире, гораздо страшнее, и деньгами тут ничего не исправишь.
— Я что, попал в кому? — Артем словно слышал голос внутри себя.
— Ты оказался рядом в нужный момент. Вряд ли это случайность. Теперь я тоже верю, что смогу закончить начатое. Ты сможешь, и я смогу.
Петр сказал это с таким доверием, и посмотрел вдохновенно и настойчиво, как на старого друга с такой искренностью, что Артему впервые за многие годы стало хорошо и спокойно. Если рядом с тобой такой друг, то любые проблемы по плечу. Он вдруг поверил окончательно, что не спятил и глупо улыбнулся. Петр вдруг встал с пола, подошел и положил руку ему на плечо. Артем инстинктивно сделал то же самое. Он ощутил, что под спортивным костюмом прощупывается что-то очень жесткое. Доспех? Или что-то другое, непонятное, сложенное на спине?
— Мои раны будут заживать быстрее, если ты будешь думать о хорошем, поступать, как считаешь нужным, по совести, обретать спокойствие сердцем, а главное, верить в лучшее. Воспоминания — вот ключ. Не оставляй себе плохих.
— Как это сделать? Я не понимаю! Мне что-то угрожает теперь?
— Но разницу ты же понимаешь между добром и злом? Один человек как-то сказал: живи так, чтобы страх смерти никогда не смущал твое сердце. Никому не мешай верить в то, во что они верят, уважай других и их взгляды, и требуй такого же уважения к себе. Люби жизнь, делай жизнь лучше, украшай все вокруг себя…
— Где-то я уже это слышал.
— Ну вот видишь! — ты, оказывается, слышал, но не понял. И, кстати, позвони родителям. Давно не звонил.
— Да, вроде.
— Деньги у тебя есть на телефоне – двести четырнадцать рублей.
— Откуда ты знаешь?
Пётр вернулся к телевизору, сел на ковер, скрестил ноги и продолжил щелкать пультом.
— Зайди за продуктами, а то холодильник пустой.
Артем вздохнул, собрался, вставил в уши наушники и поехал на учёбу. Не без внутреннего сопротивления он закрыл дверь, наблюдая за человеком, сидящим на полу в его комнате. Это было странно, но что-то заставило его подчиниться.
По привычке дорога вела в метро. Ноги сами отматывали маршрут. Вокруг были люди, которых он видел насквозь и уже стал привыкать к этому. Стараясь не смотреть по сторонам, он поднял капюшон на кепку, размышляя о странном госте, о ситуации, в которую попал. На автомате, как привык, дошел до павильона с буквой «М».
Вдруг, словно сварка, яркая вспышка ослепила глаза. Остановившись, он интуитивно загородился ладонью. Студент вздрогнул от неожиданности, когда услышал чей-то душераздирающий крик. Чувствуя опасность, он обернулся и со страхом посмотрел по сторонам. Прохожие шли мимо всё так же понуро, прибитые холодным дождем. Они торопились в метро. Никто не увидел света и не услышал этого крика.
— Вы слышали? — спросил Артем у женщины, которая шла мимо, когда вопль повторился.
Та лишь отшатнулась от него и пошла дальше.
Он посмотрел на метро, откуда входил и выходил людской поток, и заметил, как перед глазами, словно исчезла пелена, настолько явственно проявилась картинка.
Словно провалившись во времени, он увидел горящие жутким пламенем бревна десятки убитых людей, всадников с кривыми мечами и оскверненные кресты. Потом всё повторилось вновь через столетие, и опять, словно это место не могло очиститься от пролитой крови со сменой эпох.
То, что скрывалось за пленкой, весь вид реальности, таял кусками, как лёд, а за ним он вновь, как и вчера ночью, с нарастающим ужасом увидел, как люди вокруг преобразились в контуры, опустилось небо вниз и возник монотонный гул, прерываемый воплем страдания и боли. Множились серые тени, шагая в этот мир, печальными стонами дополняя шарканье. Люди, не замечая их, с искаженными дымящимися лицами, облепленные черными слизняками, гнулись под тяжестью проблем, и, не излучая света, шли в метро и обратно. На самом деле - в провал в земле, рядом с которым высились старые стены с осыпавшейся почерневшей штукатуркой. И где-то из глубины пришел сквозь гул и стоны отдаленный, еле уловимый нудный звук саксофона.
Артём почувствовал, как его тянет назад какая-то сила, подальше от разрушенной старой часовни. Он в панике сорвал капюшон, краем глаза заметил черные силуэты с ветвистыми руками. Они, выбирая жертву - человека, в котором совсем нет света, следуют с ним рядом, впитывая волнообразные дуги стылого полупрозрачного вещества, в котором блестят последние светлые огоньки. А под ногами чавкает черная слизь, которую выделяют паразиты.
— Я же говорил - не лезь туда!
Перед глазами на мгновенье возникло знакомое лицо: нахмурившись, Пётр толкнул его, и мир словно сжался, и тугая волна ударила по ушам. Всё пропало.
— Ааа! — вскрикнул Артём, мотнув головой, и наушники повисли на проводах.
Всё исчезло, и люди, которые шли мимо, с испугом отшатнулись от него. На лице Артёма запечатлелся неприкрытый ужас. Его осуждали. Он видел, как чернеет у них аура и выпадает черный дождь, застывая внутри. Но вокруг был реальный мир и, взглянув на небо, он уже порадовался мерзким серым облакам и понемногу успокоился, ощущая мелкий дождь. Руки дрожали. Сжимая и разжимая пальцы, он сосчитал до десяти.
Накинув капюшон, он поспешил в сторону от метро на автобусную остановку. Руки тряслись, когда он убирал наушники в карман. Пару раз Артём обернулся, опасаясь, что за ним последует хим, привлеченный ужасом, но ничего не заметил. Зубы долго клацали, словно от холода. Ощущения, что к нему кто-то присосался, он не испытал, но с паникой пытался себя ощупать так, чтобы не было видно со стороны.
На остановке стоял нужный ему микроавтобус. Увидев, что дверь уже закрывается, он прибавил шагу.
— Простите, вы не подскажете? — с этими словами его тронули за локоть, пытаясь остановить.
— Нет, — сказал он, одергивая руку и торопясь успеть на транспорт.
Но пройдя вперед несколько метров, Артем остановился. Словно почувствовал, как вслед ему бросили комок разочарования. Обернувшись, он внимательно посмотрел на пожилую пару, которая держала бумажку в руках, и растерянно смотрела по сторонам.
Он вернулся назад.
— Добрый день. Вы что-то хотели? — спросил он.
Они принялись, извиняясь, объяснять, что совсем не могут понять, как пройти к нужному адресу. Старики действительно были ему благодарны за потраченное время. Не понимая, как пользоваться картами на смартфоне, по старинке испытывая необходимость верить просто запискам и не ориентируясь в чужом городе, они схватились за вежливого парня, как за соломинку. Он проводил их до перекрестка и показал на ориентиры. Мужчина лет шестидесяти пяти все порывался приподнять свою потасканную шляпу, а его жена улыбалась и кивала с благодарностью. Они даже помахали ему. Словно искры срывались с их светлых сердец и устремлялись в его сторону. Серые тени сторонились этого огня. Новое странное ощущение.
Следующий автобус пришел через десять минут. Чувство какого-то удовлетворения от того, что помог людям, не отпускало. Словно грел теплотой огонёк внутри. Зашла беременная девушка, от неё полыхало жаром, который не обжигал, но был настолько светел, что Артем непроизвольно сощурился от пламени двух сердец: одного большого и маленького внутри. Это была счастливая будущая мать, которую обожал её молодой муж. Они ждали первенца. Это был мальчик. Было видно, как он сосет палец, и ему было очень хорошо. Он улыбнулся Артёму сквозь ауру и даже помахал ручкой, когда тот встал и уступил ему и матери место. За это юноше подарили улыбку две женщины среднего возраста, которые ехали в этом автобусе. Маленькие светлые сполохи мелькнули к нему. Через пару остановок одна выходила и потянула его за рукав на свое освободившееся место. Артем почувствовал, что ему хочется улыбаться. Сколько раз он уступал кому-то место и ничего за это не просил, и сейчас не требовал, но за этим действием теперь открывалась такая простая истина и накопление чего-то более важного, что нельзя определить метрической системой. Он, как собака с её обонянием в шесть раз лучше человеческого, стал больше ощущать добро и зло.
Сейчас ему было хорошо. И чем больше он начал обращать внимание на свет в окружающих, подавляя чувство отвращения от черной слизи, тем больше его внимание совпадало с желанием это самое добро отдавать. Словно обострились какие-то скрытые рецепторы, о которых он раньше не знал и не догадывался. Но теперь в реальности увидел, как выстраивается эта самая цепочка добра, передаваемая от одного к другому. Словно в сейф под сердцем он собирал этот огонь, понимая, что будет полезен Петру. И понемногу начал понимать, о чем тот просил.
Ехать было дольше, чем на метро, но, слушая музыку, прислонившись к стеклу, он погрузился в самые приятные воспоминания, которые сами вдруг возникали из темных ячеек души: лето, море, девушка, любовь, детство, спокойствие, надежды. Так много можно было ожидать хорошего и главное верить, что так и будет!
Хмурое утро в действительности уже и не было таким мерзким. Любимый город был прекрасен. Он очень давно не ездил поверху и наблюдал сейчас за людьми и проспектами, испытывая маленькую радость от того, что является частью всего этого огромного мегаполиса.
Единственное огорчение, которое портило всю новую шкалу ощущений, было то, что словно живой пульс возникал вопрос, как можно не замечать простых, но в то же время важных вещей, и почему человеку нужно самому портить себе жизнь, отталкивая от себя любимых, прикрываясь какими-то надуманными обидами, и не вникая в суть, принимать мир во всей его главной простоте? Экзистенция…
Пока он размышлял по-новому, заметил, что, как ни странно, они обогнали тот автобус, на который он не успел сесть, когда помог старикам. Водителя остановил полицейский, и они что-то выясняли на повышенных тонах. В салоне сидели грустные пассажиры и ждали, пока страж порядка отпустит водителя, выписав штраф.
Дорога заняла больше времени, и он поспешил к университету, как только вышел на нужной остановке. Бомж на аллее, как всегда, протянул руку. Артем на ходу порылся в кармане и бросил два рубля. Монета с глухим стуком упала в пустой стакан. Но ничего не произошло. Странно.
***
В универе Артём почти сразу столкнулся в коридоре с профессором. Тот остановился, посмотрел на него поверх очков.
— Здравствуйте, здравствуйте, Артём. Вижу, вы хотели мне что-то сказать.
— Профессор, я очень благодарен за предложение, но откажусь, поскольку мои планы по учебе и работе совсем другие. Спасибо.
Преподаватель, как ни странно, был удовлетворен ответом.
— Выбор и ответ взрослого мужчины. Что же, похвально. Своя точка зрения — это хорошо.
— Пусть место достанется действительно человеку, который видит себя на этой работе.
— Конечно. Я рад, что поговорили и всё выяснили.
Пожав руку, профессор кивнул головой и пошел дальше.
Артём выдохнул, что словно снял с себя какой-то невидимый груз с плеч, и вопрос, который висел на нем уже полгода. Отказать было страшно, согласиться и торчать на кафедре - невыносимо. Но теперь вдруг всё разрешилось, и оказалось, нужно было сделать это давно.
У аудитории стояли хмурые сокурсники - любители тусовок. Оба были озабочены и молчаливы.
— Хай, бро!
Поздоровались, но были совсем не в настроении. У одного на лице виднелась свежая ссадина.
— Профессор влепил? — разглядывая, спросил Артем. Скоро вы позеленеете от бухла и плохих девочек.
— Да лучше бы он влепил мне и поставил зачёт. Всё проще. Где брать материал? Написал кучу вопросов.
— В деканате объявили, что через него только теперь учеба дальше. За ним слово или капец.
— Жескач! Зажал и всё. Сдавайте так, не прокатит.
— Я, блин, бате позвонить не могу, что отчислили, мне тогда кранты и служба.
— Я тоже в жопе. Дома повесят и денег больше не будет.
Один из парней усиленно ковырял в носу. Вытер о проходящего мимо первокурсника палец, и рассказал эмоциональную историю их попыток сдать зачеты и накопившиеся за полгода долги.
Артём молча выслушал грустные истории, наблюдая за черной аурой у обоих, отвлекся на первокурсницу, которая буквально осветила коридор диким светом, проходя мимо. Запахло лугом в солнечный день. Свежая роса, пение птиц и детский смех следовали за ней. Парни словно по команде повернули головы, тоже проводили девчонку глазами, недоумевая, что он увидел в такой замухрышке, серой, как моль.
Понимая, что с этим преподавателем так все не пройдет, тем более, если тут же заниматься организацией и обсуждением очередной вечеринки, Артём заскучал. Он похлопал их по плечу и пошел дальше, оставив со своими размышлениями, и с удовольствием отметил, что просто визжал бы от ужаса, если бы увидел обилие слизи вокруг этих парней и тучи присосавшихся паразитов. Хорошо, что его взгляд сейчас был не настолько четким, как вчера вечером. Словно отголоски мелькали через ауру у каждого, на кого он смотрел. Он физически ощущал присутствие хима с парнями рядом, хотя и не видел. Невидимая стена отгораживала всё, что было в том мире. В душе родился страх, но он быстро отогнал это чувство. Холодок в груди предупреждал, что нужно что-то сделать и как-то помочь. Но чем?
Парни повздыхали, рассматривая проходящих по коридору девушек, но тупо не могли придумать выход. Они встрепенулись, когда он вернулся и протянул толстую тетрадь в девяносто шесть листов.
— Всё, что нужно, с пометками. Даже его замечания на полях. Отдаю на неделю. Просрёте тетрадь, не расплатитесь. Моя работа - мои правила.
Тетрадь они держали так, словно в ней было не менее килограмма разных бодрящих веществ. Они толкали друг друга локтями, просматривая страницы.
— Чел, мы в активе! — они забились кулаками. Ты что тут все лекции размазал?
— Там много чего. Но долги - не вопрос сдать. Переписывайте. Ему покажете и устно можно сдать.
— Брат, мы в долгу 100%.
Показав каждому на нос, он подкинул рюкзак на плече и ушел. Вслед ему полетели маленькие сполохи света от каждого.
***
На работу Артем приехал чуть пораньше. Хозяин кафе в это время собрался уезжать. Вышев с кожаной папкой с черного входа, он открыл машину, ожидая, когда Артем подойдёт, первый протянул ему руку, поздоровался, и нервно посмотрел на часы.
— Я же не доплачиваю за лишнее время. В курсе?
— В курсе. Просто приехал пораньше. Дела есть.
— Что?
— Кассир жалуется - провода кучей под ногами. Я брошу кабель-канал, уберу в короб.
— Странно, мне она не говорила.
— Мы обсудили. Зачем беспокоить?
— Я не плачу за лишнюю работу.
— Я и не просил.
Хозяин кивнул и открыл дверь машины. Сев на сиденье, он подумал и неожиданно, даже для себя самого, сказал:
— Ну и зря. Я знаю, что ты приходишь раньше и уходишь позже. А друг твой Толя - лентяй и засранец, филонит, а получаете вы у меня одинаково.
— Я за себя работаю.
— Считаешь, справедливо?
— Жаловаться не буду.
— Ты сколько у меня работаешь?
— Почти год.
Хозяин завел двигатель и, несмотря на него, сказал:
— Артем, ты - ответственный работник!
Осталось только вздохнуть. Эти слова означали только задержку денег в пятницу, и Толя был прав.
Босс заметил краем глаза скепсис на его лице и задумался.
— С этой недели повышаю тебе зарплату на пять тысяч.
Артём нахмурился, приняв всё за шутку, но потом понял, что это сказано серьезно. Он, вообще, ни разу не слышал, чтобы кто-то говорил слово «прибавка», поэтому не понял сути сказанного, но потом обрадовался и удивился.
— Спасибо, — сказал он недоуменно, но искренне, отмечая маленький факел света, который перешел к нему.
— Это будет правильно, — сомневаясь, сказал босс, словно сам не понимал, что говорит и, махнув рукой, поспешно закрыл дверь.
Машина отъехала, а Артём так и стоял, смотря вслед, словно за рулем был Дед Мороз, а в руке остался подарок.
Когда он ковырялся под стойкой с отверткой и прятал провода в короб, Юля - кассир с недоумением несколько раз посмотрела на него и спросила:
— Ты, что такой странный сегодня?
Артём молча поднял глаза и пожал плечами, улыбнувшись.
Она улыбнулась в ответ, хотела ещё что-то спросить, но подошел очередной покупатель и разговор не продолжился. Только через полчаса после начала смены пришел хмурый Толя, и, буркнув ему и Юле в качестве приветствия что-то вроде «опять вы здесь», переоделся в рабочую одежду и присоединился к работе. Они, стоя на коленках, вдвоем залезли под прилавок так, что торчали только зады, и пыхтели в узком пространстве среди проводов, пряча их в короб, закрепленный на скобах. Осталось закрутить только пару шурупов. Отдав напарнику шуруповёрт, Артём наблюдал, как тот с ожесточением наискось вкручивает их в дерево.
— Глазомер сбил что ли, Толян? — спросил Артем, кривясь от такого бестолкового усердия.
— И так сойдёт. Держит ведь.
— Сделай по-нормальному.
— Забей.
— Нет, — Артём сказал это очень четко и посмотрел на него, не мигая.
Толя разочарованно выкрутил винты и сделал по- нормальному, приложив усилие над собой.
— Здесь закончили. Что дальше?
Юля цокала по кафелю каблуками, ходила мимо от кассы до кофеварки, передавала официантам заказы.
— Устал? — ехидно спросила она у Толи.
— А ты пробовала поработать?
Артём покачал головой и разогнул спину. Начиналась обычная смена.
— Босс уехал. Говорил что-нибудь? — спросил Толя, надеясь услышать хорошие новости.
— Сказал, тебе зарплату не выдавать.
Толя побагровел.
— Что ты меня постоянно подкалываешь?
— Ты такой милый, — огрызнулась Юля и посмотрела на смартфон. Вот, кстати, и он звонит.
Она подняла трубку и заговорила в полголоса, покивала головой, посмотрела на Артема, чуть улыбнулась и опять закивала. Что говорила - не разобрать.
— Хорошо, — сказала она и положила трубку.
— И что? — спросил Толя обеспокоенно.
— Пошли дальше? — попросил Артём, собирая инструмент и сверяя список дел. Устал от ваших трепок. Никто ничего не говорил, всё выдадут.
— А что она тогда?!
— Не ори, всему залу слышно.
Артём махнул рукой и пошел в подсобку. Толя пошёл следом. Он что-то бухтел и всё оглядывался на кассира. Она разговаривала с покупателем, проводила оплату, не обращая на него никакого внимания.
— Ключ возьми. Повара говорят, что кран течет.
— Достает меня, — не унимался Толя.
Он взял ключ так, словно собирался вернуться и проломить им Юле голову.
— Что случилось?
Напарник словно очнулся и покусал губы.
— Зарплата будет завтра? Деньги нужны.
— Будет.
— Слушай, одолжи тысячу.
— Вчера просил пятьсот.
— Дела такие, что жопа!
Артём внимательно посмотрел на него, увидел тусклый свет, оценил внутреннее состояние человека и просто попытался понять, что им движет.
— Что ты все время лажаешь, Толян? Куда ты летишь всегда и не посредствам?
— Знаю, что нет. Так просто, спросил.
— Вот и я просто спросил. А мусор не вынесешь ещё раз, получишь в ухо.
При этих словах Артём залез в кошелек, вынул тысячу, сложенную пополам, которую берег, и протянул её. Толя удивился, словно увидел фокус, и взял купюру, улыбнувшись.
— Отдам завтра. Железно.
Артём в этот момент попрощался с деньгами, понимая, что уже не увидит их никогда и напоминать не будет. Толян, как обычно, забудет про данный разговор, как и все прошлые разы, но почему-то не расстроился. Даже сам удивился и не понял, зачем так поступил снова.
Они провозились с кранами и бойлером на кухне до самого закрытия, словно устраняли течь на подводной лодке. Течёт, казалось, со всех стыков. То там, то здесь появлялась слеза. Они наматывали, перематывали, пока не устранили капли. Сгребли мокрые грязные полотенца с пола. Уже в спешке разгрузили товар и приготовили зал к следующему дню. Толян усердно собрал мусор, тщательно упаковывая мешки. Артём домывал зал.
— Шеф мне все сказал, — мельком заметила Юля. Он хоть и жмот, но и то совесть достала. Работаешь ты больше. Повысил и хорошо. Сказал - завтра выдать.
Артём посмотрел на неё и сказал:
— Думаю, тебе не стоит звонить.
— Что? Не поняла.
— Парню своему не звони.
— Скоро ехать.
— И что? Вот и не звони.
Она недоумевала, не понимая сути разговора.
— Как?
— Так. Мне кажется, он тебя не достоин.
Он наблюдал, как меняется у неё сквозь ауру чернота тревоги, словно поддернутая дымкой и растворяется мутная густая жижа, пробивается свет, а переживания и тревоги развеиваются.
Сомнения, словно сполохи, гуляли на её лице. Она справилась. Маленькая искра метнулась к нему.
— Пожалуй, ты прав. Я только что думала об этом.
Но в голосе у неё сквозило отчаяние.
— Он сам позвонит.
Юля сомневалась. Её рука непроизвольно потянулась к сумке, где лежал телефон. Артём отрицательно покачал головой.
— Ладно, — сказала она и решительно закрыла замок на сумке.
— Вот и хорошо.
— Ни фига он не позвонит, — констатировал Толян, услышав окончание разговора.
Он выкинул мешки и снимал уже перчатки.
— Не жди. Дурак он что ли сам переться? Ты же не обещала.
— Ты бы так и поступил? — спросил Артём.
Он хотел помочь напарнику. Рядом с ним было полно черной слизи, а убрать её так же, как тряпкой этот кафельный пол, было нельзя. Тени стали гуще, света меньше. К концу этого длинного дня Артём словно привык видеть мутное свечение и тени, и уже не боялся их. Граница была крепка. Всё, что оставалось ужасного там, не пугало теперь до печёнок, до жуткого холода не саднило в горле. Он просто отмечал детали и концентрировался на помощи, а не на жалости к тем, кто, как и он раньше, был в плену собственных страхов. Стоило только раз увидеть и понять, как можно было решать либо вопить от ужаса, либо искать выход, как освободиться от этого. За ним был выбор. Об этом и говорил Пётр.
— Я? — переспросил Толя. Да незачем ему ехать, когда девушка не хочет.
— Почему, Толя? Разве только ты - мне, я - тебе? — спросил Артём, пытаясь разглядеть у него свет.
— Нужно больно! Я буду от всей души, а она ещё с кем-то. Ты бегаешь за ней, даришь подарки, стремишься сделать всё для неё, а там только расчёт. Что миллион рублей, что миллион долларов. Им всегда мало.
Юля хотела что-то сказать в ответ, но Артём предупредительно поднял руку и улыбнулся, приложив палец к губам и показав ей жестом, чтобы молчала. Толя махнул рукой разочаровано.
— Все такие!
— Просто промолчи, — тихо сказал Артем кассиру. Хотя бы раз. Разомкни ты этот круг.
Они проверили список дел на завтра, Юля опечатала кассу, подписала журнал выручки, парни убрали инструменты и выключили свет. Прошло минут пятнадцать. Уже стали собираться закрывать, когда загудел телефон в сумке. Юля слишком поспешно ответила, но через секунду уже справилась с собой.
Артём только пожал плечами на взгляд напарника. Тот махнул рукой, бормоча что-то, и пошел к черному входу.
— Ладно, я погнал, - сказал Толян, посматривая на Юлю, как та сдержанно, не так, как обычно, говорит по телефону со своим парнем. Спасибо за деньги. Завтра отдам.
— Не вопрос, — ответил Артём, провожая его до двери.
— До завтра.
Юля махнула рукой, продолжая говорить что-то тихо по телефону. Артём оделся и, позвенев ключами, показал, что пора закрывать. Она положила трубку и удивленно подняла брови.
— Ну?
— Да плевать, приедет или нет. Пойду на автобус, ждать не буду.
— Собирайся, я закрою.
— В туалет только сбегаю.
Артём, выжидая, стоял у двери. Постучали снаружи. На пороге, держа руки в карманах, стоял Юлин ухажер. Рядом на обочине была припаркована машина.
— Сейчас она выйдет.
Парень пошел к машине.
— Что ты ему сказала, что он примчался? Рядом что-ли ехал? — поинтересовался Артём, когда Юля выпорхнула из туалета.
— Что сегодня занята и меня проводят.
— Соврала?
Она пикнула и подняла глаза к потолку.
— Я - девушка интересная.
— Только не переигрывай.
— Спасибо за поддержку.
Она чмокнула его в щеку и вышла. Парень нетерпеливо ждал у дороги.
Выключив дежурное освещение, Артём вышел на крыльцо. Они стояли у машины и выясняли отношения. Пока жалюзи опускались, он уже по привычке махнул рукой фармацевту из аптеки рядом, которая также закрывала вход. Замок щелкнул. Пора было идти на остановку. Он только сейчас вспомнил, что на метро не доберется. Нельзя. Взгляд сам метнулся к фонарям, в свете которых высвечивались серые фигуры. Женщина из аптеки пошла по улице, от светлого пятна к светлому пятну, подсвечивая тротуарную плитку фонариком. Нужно было тоже идти следом за ней на автобус.
— Тёма! — позвала Юля. Иди сюда!
— Сейчас. На охрану поставлю.
Он подошел и пожал руку парню.
— Мы тебя отвезем, садись, — сказала кассир.
У неё был очень довольный вид.
— По пути?
— Да, недалеко, — парень посмотрел на Юлю, и было видно, что это не его идея. Поехали.
— Спасибо.
Довольная собой, она села на переднее сиденье, Артём - на заднее. Машина, рыча, рванула с места, водитель был тот ещё. Столбы мелькали мимо. Улыбка не сходила с её лица. Они ехали молча. Каждый думал о своём, но искры из ауры беспрестанно вспыхивали, и тьма отступала.
***
Лампочка на площадке горела очень ярко. Щурясь на свет и стараясь не звенеть ключами, Артём открыл дверь и сразу же услышал голоса на кухне. Это было очень неожиданно. Гостей вроде не ожидалось. А главное, он почувствовал, как вкусно пахнет пирожками. За столом на маленькой кухне сидели Пётр и соседка, и пили чай.
— Вот и он, — не закончив фразы, театральным жестом показал рукой Петр.
Соседка обернулась и загадочно оценила Артёма с ног до головы с удивлением на лице.
— Добрый вечер.
— Знакомься, это Антонина Сергеевна, — сказал Пётр.
Артём вежливо кивнул, диагностируя не соседку, а горку румяных, домашних, очень завлекательных пирожков.
— Очень приятно.
Он инстинктивно сглатывал слюну. В желудке усталого студента заурчали все шестеренки от запаха на кухне.
— Да тоже всё как-то недосуг было поговорить, — она торопливо допила чай, встала, посмотрев на часы, и засобиралась. Время то уже - полночь почти. Ну и засиделись мы с вами, Пётр Владимирович!
— Время летит в хорошей компании быстрее.
— Верно, — она улыбалась так откровенно, как девочка, которой купили сладкую вату в парке. Пойду к себе. Надо же, как время бежит! Не заметила.
— Спасибо за пирожки, — Пётр встал, провожая соседку, и пошлепал себя по животу. Давно так не лакомился. Жена приревнует теперь. Она давно у меня не печёт.
— Спасибо, — пробормотал Артем вслед.
— Всего хорошего, — сказала она от двери и вышла, скользнув взглядом по Петру.
Тот помахал рукой, закрыл дверь и, шаркая тапочками, вернулся на кухню. Попробовал чай - не остыл ли, и откусил ещё один пирожок. Жуя, посмотрел на Артёма. Тот молчал, недоумевая.
— Вид у тебя какой-то пришибленный, — сказал Пётр, прожевывая и отпивая чай. Есть-то будешь?
Артём хотел что-то сказать, но его перебили:
— Руки помой и садись. Что стоишь-то столбом?
Они, молча, сидели друг напротив друга, и ели классные пирожки, запивая их чаем. Петр молчал и улыбался, смотря сквозь Артема. Тот, словно чувствовал, что с каждым пирожком, сделанным от души, его наполняет энергия теплоты и добра человека, сделавшего это тесто тем продуктом, который не по фактуре, а по смыслу имеет большое значение.
— Как? — спросил он, наконец.
— Ты ж лампочку сделал, вот она и решила поблагодарить.
— Как она видит тебя? Ты сказал, что это - редкость.
— Я захотел, вот и увидела.
— Но…
— Пока я здесь, я помогаю всем.
— Но ты просил помочь тебе!
— Пирожки обалдеть, правда? - спросил Пётр.
— Ты же сказал, что не ешь, а сам уже пятый пирожок уминаешь.
Пётр, внимательно рассматривая начинку, поднял глаза.
— Чем дольше я здесь пробуду, тем больше буду принимать всё, что дает этот мир.
Он кивнул.
— Спасибо за то, что принёс.
— Не понял.
— Огонь, который тебе отдали за хороший поступок. Большее или меньшее зло губит этот свет.
Артём откинулся на спинку стула, посмотрел на него, опасаясь глаз, в которых мелькали искры.
— Ты не ушел. Опасность ещё есть?
Пётр отложил пирожок, вытер губы и облокотился на стол.
— Даже есть план.
— Как вернуть меня к нормальной жизни?
— Для этого нужно немного твоего времени.
— Боюсь, я поседею раньше, чем пойму, что происходит и как вернуть всё назад, — Артем покачал головой.
Пётр не реагировал на этот сарказм и чуть улыбался:
— Ты даже не представляешь, с чем имеешь дело.
— Думаешь, мне не страшно? Я второй день трясусь!
— Если ты так настроен, я тебя не виню, но я должен объяснить, с чем мы имеем дело. Лучше покажу.
Пётр протянул руку и прежде, чем Артём успел отдернуть её, накрыл своей тяжелой холодной ладонью.
Стены исчезли, растворился пол, они провалились и понеслись, не соблюдая законов физики. Но всё это длилось только мгновенье. Артём инстинктивно зажмурился, чувствуя, как содержимое желудка подкатывает к горлу, словно он катался на американских горках. Голова наполнилась гулом, и голос Петра стал звучать очень громко, словно говорил в мегафон.
— Смотри! — приказал искаженный голос.
Артём посмотрел. Впереди виднелась разрушенная часовня. Он опять был с другой стороны границы. Привычный мир был за плёнкой мыльного пузыря, и еле угадывался за радужными разводами. Только контуры. Невозможно было протянуть руку, остановить идущего мимо человека, почувствовать дуновение ветра, и воспринять все привычные и естественные для того мира атрибуты со стороны живых. Здесь же совершенно не было ничего, что могло бы дышать, ощущать жизнь бьющимся сердцем. Артём дважды посмотрел через приоткрытую дверь. Теперь уже он вошел.
— Не выпускай мою руку, — предупредил Петр. И не смотри на меня! — приказал он строго.
— Что это? — спросил Артем таким тихим и жалким голосом, что стало жалко самого себя. Сердце бешено колотилось. Он нервно сглатывал липкую слюну.
— Провал, о котором мы говорили раньше. Это сгоревшая церковь, а был просто погост. Ставил кто-то из наших. Он осквернен кровью во время нашествия. Теперь здесь всё погибло и вход построили. В метро. Плохое место.
— Кричит кто-то.
— Это отголоски тех, кого убивали и насиловали в церкви. Невинные. Потом их сожгли. Они всегда будут здесь.
— Когда это было?
— Давно.
Они переместились вниз и оказались на станции. Кафель, мрамор, свет, рельсы, поезда и тысячи людей. Все словно нереально, словно следы на смазанном старом полотне, выстиранном и поблекшем. Сквозь пленку появлялись и исчезали из поля зрения фигуры, бредущие по мрамору. Сложно было понять, кто ещё жив, а кто уже стал тенью.
— Видишь, там - около лестницы играет на саксофоне?
—Да, — кивнул Артём. Я видел его не раз. Он давно здесь стоит.
— Даже не представляешь сколько. Просто в разном обличии. Только секунду здесь, но поверь, что там, кажется, что очень давно.
— Он играет здесь часто, плохо и нудно. Раздражает.
— Не без причины ты это чувствовал. Только посмотри, как мимо идут постоянно сотни людей. Они не видят.
— Что это такое? — с ужасом спросил Артём, наблюдая как из саксофона тянутся темные щупальца и хватают светлячков в ауре у проходящих мимо, а потом уносят с собой, словно кормят ненасытное существо.
— Это очень темный предмет. И очень старый. Он может приобретать любую форму. Главное - содержание и то, как его используют.
Человек, играющей на саксофоне, был лишь оболочкой, под которой словно за зеркалом пряталось чуждое всему живому существо. Блестя жуткими глазами, надувая морщинистые щеки, нечто надувало в рог, словно выпуская из широкого раструба ветвистые черные изгибающиеся пряди, которые ощупывали серые смазанные фигуры людей, идущие вниз и вверх.
Сквозь гул этого мира прорывался заунывный мотив саксофона. Он плыл пеленой по станции, угнетал, блокировал волю и заставлял безвольно подчиняться. Щупальца, подчиняясь хозяину и рогу, метались в разные стороны, высасывали свет из душ, и живительной силой подпитывали ненасытного демона.
Они стояли и смотрели на эту страшную процедуру, и было видно, как процесс чудовищного взаимодействия не останавливал поток, а словно подгонял. Поезда приходили и уходили, а щупальца брали свою дань с каждого, кто проходил мимо.
— Им нужно помочь, — вырвалось у Артёма.
Он двинулся, а Петр поспешно обхватил его пальцы и потянул назад. Внезапно музыка перестала играть. Существо резко повернулось в их сторону, заметив две фигуры за колоннами. Что-то темное и огромное, расправив ребристые кожистые крылья, метнулось в их сторону. Пётр щелкнул пальцами.
Артёму показалось, что он завопил, увидев огненные глаза и изогнутый рог. Он вскинул руку, чтобы закрыть себе глаза, но понял, что не может двинуться, словно окаменев от ужаса и только так зажмурился, что казалось лопнули глаза и вытекли на щёки кровавыми сгустками. До него докатилась волна могильного холода и мрака от движения крыльев. Всё длилось только мгновенье и резко исчезло.
Ему казалось, что сердце вылетит у него из груди. Гул внезапно исчез. Он снова почувствовал этот резкий переход и воздух колыхнулся.
Артём почувствовал на коже прохладный воздух из кондиционера, голоса и музыку. Осторожно приоткрыв один глаз, а затем другой, он удивленно открыл рот и, ошарашенно, огляделся вокруг. Он был уже в другом месте.
Ещё пригибаясь в ожидании чего-то ужасного, застыл в неизвестном баре и привлек внимание людей, сидевших за столиками. Бармен, усмехнувшись, наблюдал за ним, словно понимая, откуда он тут взялся. Впрочем, люди приходят и уходят, за всеми не уследишь. Бармен равнодушно продолжил работать за стойкой.
Мимо прошли две девушки, оглядели Артема, перекинулись парой слов. Послышалась иностранная речь. Посетители бара наслаждались спокойной атмосферой, общались и пили пиво, стараясь не обращать внимания на странного типа. Артем выглядел глупо, и пока ничего не понимая, принял вид, будто ничего необычного не делал, а беспомощно топтался на месте.
Внезапно он увидел Петра за столиком. Тот сидел на высоком стуле, перед ним стоял высокий бокал с темным пивом. С равнодушным видом он отпил глоток и, просматривая сообщения на телефоне, даже не поднял голову, когда Артем осторожно взгромоздился на стул напротив.
— Пиво будешь? — как ни в чем ни бывало спросил Пётр, не отвлекаясь от экрана.
На нем был стильный пиджак, на голове - модная прическа, а на руке - часы и куча браслетов. Даже серьга в ухе. Отложив в сторону телефон, он посмотрел на Артема и прищурился. Цвет глаз поменялся с карего на зеленый.
— Пиво будешь? — повторно спросил он. Светлое или тёмное?
— Где это мы? — хрипло спросил Артём.
Пётр поднял бокал и посмотрел на цвет напитка.
— Слушай, ты вроде не еврей. Постоянно вопросом на вопрос отвечаешь. Да наслаждайся ты жизнью. Она и так коротка. Ты пойми, на самом же деле это и не важно, где ты сейчас. Но если тебе будет легче, мы в Праге, на Мустеке. Легче? Хммм… Хорошо сварили, как и раньше. Пятьсот лет, а качество держат.
Он улыбнулся и показал бармену большой палец. Тот кивнул в ответ. Они, видимо, были давно знакомы.
Артём посмотрел через плечо. Парень кивнул ему тоже, натирая полотенцем стойку.
— Это невозможно.
— Не парься. Думай о деле.
Артем осматривал бар и ничего не мог понять.
Пётр спокойно пил пиво и наблюдал за ним.
— Прости, но ты должен был увидеть. А сейчас я подумал, что смена обстановки поможет тебе.
— Мы что действительно в Чехии?
— Думай о более важном. Он как-то нашел способ задействовать предмет из вашего мира. И пока он у него, я не смогу его победить. Первый раз я совершил ошибку - бросился в бой без оглядки. Но пока мы бились там, предмет был здесь - в этом мире, и я не смог достичь успеха и победы. Называй, как хочешь. У нас свои правила и я так же, как и он, не могу ничего с этим поделать. Но сейчас у него преимущество и решить это можешь только ты.
Мимо прошел официант
— ;;;n;ku, pros;m dal;; pivo (официант, ещё одно пиво, пожалуйста) — сказал ему Пётр.
Парень кивнул и спросил.
— Tmav; nebo sv;tl; pivo? (Тёмное или светло пиво?)
Пётр вопросительно кивнул, глядя на Артема. Тот, не понимая слов, и того, что от него хотят, не понимая сказанной фразы, переводил взгляд то на одного, то на другого.
Не дождавшись ответа, Петр улыбнулся официанту и сказал:
— Tmav;.
Артем пришибленно сидел, не шевелясь, а когда принесли кружку темного пива, и он осторожно отпил глоток, то с удивлением чувствуя вкус, сказал:
— Я никогда не был в Чехии. У меня и загранпаспорта нет.
— Ты, вообще, слышал, что я сказал? Не об этом сейчас разговор. Ты мне помог. Уйди я сегодня, если бы не нанесенные раны, невозможно было бы ничего решить. Тысячи лет порой зло заполняет места, подобно этому, и ничто не способно убрать его оттуда.
— Саксофон?
— Это предмет очень темный, ты видишь только то, что видишь своими глазами. Но ты видишь и сердцем, Артём. В этом сейчас твоя сила.
— Я видел, как у людей срываются искры и как много черноты вокруг.
— Всем ты не поможешь. Я сейчас не затем здесь. Ты можешь помочь мне в битве.
— Но как? Что я могу сделать с этим?
— Мы вместе решим, но завтра. А пока нужно поспать. Завтра ещё один день. Но дальше нельзя. Он становится сильнее.
— Ты хочешь убить… это… ?
— Не сейчас. Завтра день решит.
— И что делать?
Петр отпил полкружки и облизал губы. Сразу он не ответил, оглядел людей в баре, которые общались на разных языках мира.
— Оля, — повернувшись к Артему, сказал он.
Тот подавился пивом и долго кашлял.
— Эта девушка несет для тебя самый сильный свет. И я знаю, ты любишь её.
— Что ты в этом понимаешь?!
Петр ничего не ответил, только покачал головой.
— Да мы рассорились вдрызг! — Артем, сильно волнуясь, попытался ему объяснить.
— Знаю.
— Да она видеть меня не хочет, я и сам ей сказал.
— Знаю.
— И говорить-то не о чем, всё кончено.
— И это знаю, — подтвердил Пётр, скучая.
— Ну и …
Артём хотел послать его, но увидел искры в глазах и не посмел ничего сказать.
Он, молча, стал пить пиво большими глотками. Поймал официанта за руку и показал на пустой бокал. Тот понял и мягко освободил руку, а затем принес ещё.
— Даже воспоминания о ней не дают тебе спокойно дышать. Она важна для тебя больше всех на свете. Вне зависимости от твоих выводов. Так какой смысл убеждать себя в обратном?
Артем вспомнил, как они ругались, отчаяние в её глазах, страх от его крика. Простая банальная ревность. Потом какие-то упреки. Словно из сосуда в душе вырвался комок ненависти и воспламенил всё, что было дорого обоим. А пока пламя пожирало всё, что было дорого и обращало в пепел, нельзя было остановиться и потушить эту ненависть ни здравым смыслом, ни аргументами. Он обидел её безосновательно и знал это. Она была неправа и понимала это, но промолчала, поступила чисто по-женски. Они вместе топтали и рвали, подбрасывали в огонь исписанные листы своих отношений и крушили все, что связывало их души. Ненавидели! Только он со всей мощью мужского эго, а она по инерции, уже пугаясь собственной ошибки, и безумно страдая от каждого своего слова в ответ на поток его упреков, и принимая только то, что никогда уже не сможет первая начать просить о примирении, рыдая и обвиняя себя в душе за то, что не промолчала, а тихо удалилась от него, склонив голову, и не решаясь обернуться. И когда он выдохся, и время неделями сгладило собственную обиду, он увидел только лучшее, что у них было, и стало стыдно и невыносимо. Он не мог оправдать своего гнева, найти причину разговора, с которого начался конфликт и понимал, что этот опыт подсказывает, как отчаянно хочется жить и держать руку любимого человека в руке, и как стыдно по отношению к ней, к той, которую он впервые в своей жизни так искренне и беззаветно любил.
— Я не могу, — сказал он, тихо смотря на бокал и вспоминая её лицо.
— Она тоже.
Артем встрепенулся, словно его ударили током.
— Она звонила? Ты говорил с ней?
Петр искренне был удивлен.
— У меня и номера то её нет. Я, конечно, могу… А зачем?
— Ну, да… Откуда знаешь?
— Зачем тебе объяснения? Просто поверь.
Артём облокотился на стол и обхватил голову.
— Если знаешь, подскажи.
— О, нет. Здесь в людских делах вы сами определяете свой выбор.
— А вдруг она не захочет говорить?
— А ты пробовал спросить?
— Легко сказать. Всё очень сложно. Тебе не понять.
— А что просто? — спросил Пётр, подмигивая, и допил пиво. Сам решай, только не головой, а сердцем. Мысли то у тебя, в основном, дурные.
Артем чувствовал, что хмелеет и ему вдруг захотелось посидеть тут ещё.
— Не задерживайся, — сказал Пётр. Пора спать.
— Ты куда?
Петр смотрел на него жутким взглядом, не моргая и словно проникая насквозь. Разительные перемены в выражении лица были столь стремительны, что казалось, будто механическая программа дает сбой и не может подобрать правильное выражение эмоции.
— По делам. Посиди. Сползешь со стула, будешь дома. Бармен присмотрит за тобой.
Артем не заметил, как он ушел и остался один пить пиво, которое приносил заботливый официант. Он молча грустил, думая только о своей любви и периодически через плечо оглядываясь на бармена, который каждый раз вежливо кивал, встречаясь с ним взглядом.
Решив сходить в туалет, он встал со стула. Мир словно перевернулся. Он не помнил, как оказался в своей постели, и заснул тревожным сном.
***
Ночь прошла ужасно: в полубреду с такими жуткими кошмарами, от которых хотелось выть безудержно и тоскливо, как вурдалак на луну. Они и гонялись за ним всю ночь, а он бегал по древнему кладбищу среди могил и никак не мог найти выход. Небо бесконечно было черным, а опасность настолько реальной, что не было ни малейшего сомнения в происходящем.
Уже на рассвете Артём словно выбрался из этого длинного кошмара, проснулся и сел на постели со стоном, посмотрев на часы. Было ещё очень рано. Пётр сидел, не шевелясь в кресле и, казалось, не дышал, а только немного покачивался. Вздохнув тяжело, он опять опустился на подушку. Снились уже не кошмары, а сполохи света, которые перемещались по комнате. Словно высасывая из него пламя, частицы совершали круг по комнате, выстроившись воронкой, и исчезали в темной фигуре, сидящей в кресле.
Он проснулся с будильником в семь часов с дикой головной болью. Сел и увидел, что Пётр уже сидит на полу, наклонившись вперед и уперевшись носом в экран телевизора, перещёлкивая каналы.
— Мне снился свет. Паршиво себя чувствую. Тело болит. Как же неохота никуда идти! Вчера было лучше. Почему? Что случилось?
— Ночью вы более беззащитны.
— К чему?
Петр не ответил.
— Почему мне хуже, чем вчера?
— Я же говорил, что благодарен тебе. Спасибо.
Артём задумался. Его вдруг поразила простая догадка.
— Если ты опустошаешь из меня всё, что приходит доброго и светлого, то какая разница с тем, что эти черные тени-щупальца делают с людьми в подземелье? В метро?
Петр обернулся и хмуро посмотрел на него.
— Потому что у тебя был выбор, и ты согласился добровольно. Им такого выбора никто не предоставил.
Каналы мелькали, словно пулемётная очередь. Морщась от щелканья кнопок, Артём пошел умываться. Когда он зашел на кухню, то удивился количеству пирожков, накрытых салфеткой. Горка была почти целая, кроме тех, что он съел сам. На столе стоял только его стакан.
Он поставил тарелку в микроволновку и смотрел, как крутятся румяные пирожки. Потом медленно жевал их, словно усталая корова, глядя в одну точку и запивая чаем. Он забыл даже положить сахар.
— Сегодня третий день, — сказал Петр, не отрываясь от экрана, когда Артем уходил в университет.
По лестнице соседка стаскивала коляску с ребенком.
Артём помог ей. Ребенок, мальчик месяцев восьми, сначала беспокойно себя вёл, увидев малознакомого мужчину. Но взглянув ему в глаза, он вдруг замер и на чистом, детском и наивном лице вдруг возникла такая лучезарная улыбка, что его накрыло волной радости и светлого чувства, будто они были когда-то давно очень знакомы и встретились вновь. Мать воспринимала это, как детскую радость, а Артём почувствовал себя лучше. Она поблагодарила его, и когда Артём пошел в другую сторону, ребенок все пытался вывернуться в коляске, чтобы обернуться и посмотреть ему вслед. Несколько лучиков света перешли Артему.
Стало гораздо легче. Он почувствовал это сразу. Улыбка ребёнка долго сопровождала его бликами светлого приятного ощущения. Серые тени сторонились этого огня почти до самого универа, и это было начало отличного дня. Как же быстро менялось настроение!
Проходя по аллее, он бросил, как обычно, два рубля в пустой пластиковый стакан у ног бездомного. Но ничего не произошло. Никакого света. Монета глухо стукнулась о дно. Бомж привычно пробурчал что-то нечленораздельное, изображая благодарность, как делал это уже тысячу раз, не различая лиц. Он почесал лодыжку и, увидев, что Артём с задумчивым видом не уходит, посмотрел уже с интересом на странного студента.
— Минутку, пожалуйся, — попросил Артём, словно тот собирался куда-то уйти со своей картонки, на которой сидел уже года два и зимой, и летом.
Артём вернулся к автобусной остановке. Здесь, на площади, полукругом выстроились павильоны с фастфудом. В одном из них он заказал обед и попросил упаковать с собой, добавив большой кофе.
— С вас пятьсот двадцать рублей, — сказала заспанная кассир, пытаясь натянуть улыбку на зевок.
— Держи, — сказал Артём, вернувшись и протягивая бомжу контейнер и кофе. Горячий. Осторожно.
Тот спокойно взял еду, недоверчиво понюхал ее и с благодарностью закивал. С невозмутимым видом и непоколебимым достоинством он сел поудобнее, вынул из кармана вилку и даже салфетку, оценил содержимое, и начал есть не торопясь. Осторожно отпивая из бумажного стакана кофе, он причмокнул, вытер ладонью и показал большой палец.
— Возьми, — Артём выудил из кармана пакетик с солью.
— Не, у меня своя, и потом, соль — это вредно, — хрипло заметил бомж.
Он задумчиво посмотрел на небо. Только дождь видимо волновал его сейчас, но небо было чистое, в руке горячая пища и кофе, а остальное не стоило его внимания.
— Спасибо, — сказал он, жуя с аппетитом.
Артём усмехнулся, махнул рукой и пошел в сторону университета, отметив, как сполох, прозрачный, невесомый, словно мотылек, сорвался с человека и метнулся к нему.
— Погоди-ка, парень. Вернись.
Бережно отложив контейнер и поставив кофе, пошарив по многочисленным карманам трех курток, которые были на нем одеты, бездомный вдруг выудил пятьдесят евро, и протянул слегка опешившему Артёму деньги.
— Зачем? Не надо.
— Вот чудак, — хрипло отметил бомж. Нафига они мне? Не берёт никто, только отнять пытаются, а хорошему человеку они пригодятся.
Он жевал плов редкими зубами, пытаясь разжевать мясо. Одна щека бугрилась, как у хомяка.
— Дала тут краля одна. Мимо шла, бросила. Вся такая из себя, словно небеса над ней разверзлись, а собачка у неё – дрянь, нассала мне рядом. Тьфу, паскуда! Думал плюнуть вслед, но ладно, вроде мы не гордые. Разменять не могут, всё пытаются обмануть. Беда мне с этой бумажкой. Спрятал, забыл уж, а вот вспомнил и тебе пригодится. Спасибо! Я вашего брата-студента знаю. Вечно брюхо пустое. Ишь ты, вкусно как! Давно горячего не ел. Спасибо, парень!
Артём забрал деньги и, задумавшись, пошел на учёбу. Он всё думал об этом разговоре. Два года уже ходил мимо и бросал этому человеку деньги. Откуда было знать, что нужно было просто купить ему кофе. Украдкой он достал купюру из кармана - деньги были настоящие. Такой случай у него в жизни был впервые.
В коридоре между парами Артем заметил однокурсницу Вику. Вчера у неё был синий цвет волос, а сегодня сменился на зеленый. Она читала, сидя, как обычно, на подоконнике, но только уже не одна, а в компании какого-то длинного шланга с серьгой в ноздре и в ушах, покрытого цветными татуировками, с волосами, собранными в хвост. Раньше ему казалось это придурью и он недолюбливал таких людей, но сегодня вдруг проникся её индивидуальностью и порывом выглядеть так, как она сама того хочет, и вместо осуждающего нарочито равнодушного взгляда одарил её улыбкой, с интересом оценивая новый цвет волос и показал ей пальцами «ОК». Она приветливо улыбнулась и помахала рукой. Искорка прилетела от неё словно светлая бабочка. Так просто? Он был удивлен. Они учились уже четыре года вместе. Неужели он всегда просто был уродом, осуждающим всё вокруг.
Вдруг Артема схватили с боков двое парней, приподняли и посадили на соседний подоконник.
— Братан, ну ты жжешь! Чел, мы в угаре! Блин, ты просто зверь!
Они перемигивались, хлопали друг друга по плечам, выдавали нечленораздельные звуки. Артём получил в руки свою тетрадь и полистал, проверяя, чтобы все листы были на месте.
— Не парься, всё в лучшем виде, блин. Берегли!
— Сдали?
— Зачет, чувак. Препод был в шоке.
Последовали очередные шлепки и восклицания, от которых он поморщился.
— Мы только что из пекла. Ну там и жесть! Он, как демон, сидит на стуле. У меня, говорит, пятнадцать минут на вас, готовьтесь, пишите …
— А мы такие: «Да не вопрос!», и давай ему выдавать.
— Слушай, он, наверное, офигел?
— Да я видел, как он буквально сполз со стула.
Артем задумался, пытаясь вспомнить мимику обычно флегматичного профессора, который уже лет сорок принимал у студентов зачеты, и мог просто стереть в порошок любого должника.
— Короче, братан, это зачет по всем правилам.
— Давай, лапу, мы теперь с тобой не расплатимся.
— Забейте.
Они опять приподняли его и поставили на пол. Долго прицеливались пальцами, подмигивали и показывали полный респект и уважуху. Потом удалились, видимо не только из коридора, но и вообще из университета, чтобы отпраздновать.
Вика, наблюдая за сценой, подняла глаза к потолку и удрученно покачала головой. «Шланг» с параллельной группы оглядел её с ног до головы и, видимо, был настроен полностью согласиться с её мнением.
Артём посмотрел на них, на дикий цвет на голове у каждого и подумал, что будет, если они вдруг перепутают краску для волос? Собственно, ничего бы не изменилось. Так же, как и вся металлическая хрень в ушах и ноздрях была взаимозаменяемая. Идеальное совпадение, до тошноты. Люди нашли друг друга, кажется, и понимают внутренний голос друг дуга.
Он задумался, посмотрел на часы и решился.
Через сорок пять минут он уже был в другом районе города. Купил одну розу, пришёл на перекресток, встал на одном месте и стал ждать, высматривая среди прохожих знакомую фигуру. «Сегодня или никогда» - буравила мозги одна и та же мысль. Несколько раз он доставал телефон и искал в записной книжке номер, хотя и так знал его наизусть. Но ведь она могла и сменить его. Он сам заблокировал его в мессенджерах. Не хотелось начинать разговор по телефону. Поэтому и не позвонил. Артем стоял и ждал.
Знакомое место: пешеходный переход перед зданием института, широкий тротуар. Вечный людской поток двигается к станции и от неё. Много молодых свежих лиц. Неподалеку ещё несколько институтов.
Что сегодня за день? Сколько у неё может быть пар? Он не помнил. Но он столько раз стоял здесь раньше, пока ждал её с учебы, что словно какая-то непреодолимая сила, необъяснимая, но буквально осязаемая, привязывала остаться здесь, подождать и не звонить. Нужно было её увидеть.
Артем сомневался, пока ехал сюда, но в этом месте, где встречал её столько раз, ощутил настойчивую решимость поступиться своими принципами и сделать первый шаг. Это был его осознанный выбор, хотя червь обиды словно присосался и, распространяя черную слизь, мешал думать о хорошем. А вдруг пройдет мимо, хотя и узнает, опять будет винить, вспомнит всё, что было сказано…? А вдруг… Становилось плохо. Время шло. Сомнения всё больше гасили свет надежды.
Он увидел её неожиданно среди остальных студентов института. Все шли врозь, через парковую зону, но это точно были парни и девушки с её потока. Он даже припомнил, как зовут некоторых, и увидел её. Но она шла не одна, а с парнем. Весело общалась, улыбалась и выглядела свежей и очень красивой, как ему показалось. Сердце словно двигатель, который загоняют за красную черту, на пике оборотов заволокло выхлопными угарными газами банальной ревности и тоски. Парень, который шел с ней рядом, то и дело брал её руку. Она была не против, смеялась, и сама то и дело прижималась к его плечу.
Они были счастливы, и все это, определяемое невооружённым взглядом, так сильно и больно навалилось на него, что он с отрешением взглянул на банальную розу в руке и усмехнулся. Они уже подошли к перекрестку и, дождавшись зеленого сигнала, начали переходить дорогу.
Артём отвернулся и пошел медленно от перехода прочь. Рядом шли люди, в которых он видел и свет, и грязь сквозь ауру, и сам видел, как в нем черным облаком расползается дикая тоска. И ничего это уже не казалось таким уж и страшным, как нависшая над всем плита безразличия, с которой нужно было справляться теперь очень долго. Остановившись возле урны, он хотел бросить цветок в пропасть.
— Артём! — вдруг громко окликнул его такой знакомый женский голос.
Он резко обернулся.
***
Студент опоздал на работу на пятнадцать минут. Шеф уже уехал. Толян ждал на улице с черного входа. Видимо, не хотел заходить раньше, чтобы не делать больше.
— Здорово! — протянул руку. Ты что-то поздно. Заболел или случилось чего?
Они переоделись, просмотрели список дел на сегодня, взяли инструменты и пошли в зал. Посетителей, как всегда в последнее время, было не так много.
Юля на кассе сияла счастьем.
— Зарплата? — обрадовался Толя.
Она протянула конверты и проговорила тихо, чтобы не услышали посетители за столами. Хотя и играла музыка, Юля всегда был очень внимательна к конспирации.
— Он не забыл, — шепнула она Артёму. Все прибавил.
Он убрал конверт в карман. Толя протянул ему тысячную купюру. По глазам было видно, что расставался он с ней неохотно.
— Может не сегодня?
— Бери, пока я добрый. Долги нужно платить.
— Спасибо, — ответил Артём, удивленно отмечая, что слышит от напарника такое впервые. Толя еще раз внимательно просмотрел содержимое конверта. Видимо, его планы на сегодня резко менялись. Он был доволен и готов действовать.
— Ну что, за работу?
— Да.
Артём заметил новое кольцо с небольшим камушком у кассира на пальце. Та ловко и, как бы невзначай, выставляла кисть напоказ, привлекая внимание.
— Юля, — Артём с серьезным видом хотел поинтересоваться. С обновкой или это то, что я думаю?
— Да! — не выдержала она и так громко это воскликнула, что люди за столами обернулись на неё, а один мальчик выронил ложку и испачкался мороженным.
— Да ладно, — наигранно засомневался Артём, чтобы подыграть ей. Не может быть! Он решился!
А в голове пульсировала мысль: только бы не ошибиться и вспомнить, кто из тех парней, кто встречался с Юлей, сделал ей предложение?
Она вся была в наэлектризованном виде, возбужденная, видимо повторяла этот рассказ уже не раз, но не могла остановиться, и была счастлива, раздавая свет направо и налево, не в состоянии усидеть на месте. Её изнутри распирали планы и необходимость поделится со всеми этой новостью. Перескакивая с пятого на десятое, она рассказала романтическую историю неожиданного предложения.
— Утром сегодня. И посмотри, какой букетище мне принёс!
Она выхватила смартфон и показала фотки. Замелькал отснятый с разных ракурсов букет из роз. Галерею туда-сюда мотал пальчик с идеальным маникюром. Артем еле сдержал зевоту.
— Ну ты, вижу, сказала: «Да»?
Она закивала головой, как болванчик. Локоны затряслись, словно произошло землетрясение. Во всяком случае, у неё в голове.
— Так это у католиков принято так предложение делать: кольцо дарить. Ты что, католичка? Встречался я вот с одной, — начал говорить Толя, но Артём, молча и незаметно, пнул его локтем в живот, и тот смолк.
— Поздравляю, — он приобнял её.
— Ты не представляешь! Сама в шоке! Как тот раз поговорили, и я ему не перезвонила, когда мы тебя подвозили и всё. Думала, что он бросил. Выдержала, а он - вот. Спасибо тебе за совет!
Она вытянула руку, словно хотела ослепить всех этим вроде бы обычным стандартным кольцом, ничем не примечательным по стоимости и фактуре, но содержащим в себе такое значение, что свет, исходивший от кассира, ослеплял. Даже находиться рядом с такой радостью было приятно. Артём впитывал радость и улыбался.
— Ну, пошли работать, — предложил Толян.
Нужно было делать дела. Они принялись выполнять работу по списку, пыхтели, крутили, мотали, как всегда, исправляли и восстанавливали. Кафе, как старый корабль, давал течь в самых неожиданных местах, которые нужно было конопатить постоянно, чтобы не утонуть.
— Ты какой-то сегодня тоже с дебильной улыбкой, — констатировал Толян, когда они отодвигали холодильник, чтобы почистить решетку радиатора. Рад за неё?
— А ты?
— Вот теперь геморроя у парня!
— Жизнь покажет.
Толян с конвертом в кармане тоже был очень доволен и думал о своих планах. Ему все казалось таким глупым и необоснованным соблюдение каких-то ритуалов.
Артему вдруг тоже захотелось поделиться своей радостью, но напарнику говорить не хотелось. Он просто бы не понял, что сегодня произошло. Он молча улыбался и вспоминал, как изменилась его жизнь всего за один час.
Оля сама увидела его в толпе, как-то почувствовала, видимо неосознанно и не понимая, как тут оказался и главное зачем. Достаточно было нескольких слов, взглядов, чтобы стало понятно, каким кретином он был. Не теряя возможности объясниться, он вручил ей розу, и сказал то, о чем много раз думал. Получилось длинно, нескладно, с какими-то примерами, но её глаза впитывали каждую запятую.
Уже было неважно, есть кто у неё или нет, казалось, что просто объяснение сможет освободить от невыносимого осадка чувства гордости, беспокойства, обиды и всего того негатива, который вдруг отравил его жизнь после расставания. Они поговорили несколько минут на тротуаре, но от прохожих было не скрыться, их толкали и пихали, они заняли часть проходной зоны перед переходом и люди напирали. Жизнь шла своим чередом, светофор мигал то зелёным светом, то красным, и Артёму казалось, что эта пара минут в его жизни то страдает, то опять восстанавливает надежды. Он пригласил ее сходить в парк прямо сейчас, и она неожиданно согласилась. Наблюдая за выражением лица, он понимал, как ей сейчас тяжело, понимал, что сейчас не вправе требовать каких-то объяснений с её стороны.
Когда они сели на скамейку в парке, Оля засунула свой нос в розу так, что казалось, стебель сейчас сломается. Она ждала, что он скажет ещё.
Он продолжал нести какую-то чушь, но она мягко и просто взяла его руку, села ближе так, что плечо прикасалось к плечу. Она нюхала розу и молчала. Он тоже замолчал.
Они вместе пошли в кафе, заказали эклеры, попили кофе не торопясь, поговорили о работе, об учебе, кто из знакомых сейчас чем занимается. И с каждой минутой погружались всё больше в ту атмосферу взаимоотношений, которая была разрушена, растоптана. Словно по крупицам они восстанавливали жизнь. Но торопиться было нельзя. Слишком сложный был клубок, который предстояло распутать буквально по ниточке.
Никаких вопросов, никаких упоминаний, но растворить осадок было моментально нельзя. Она оценила его первый шаг. Ему стало легко не потому, что он сделал это, а потому что мог сидеть и держать её за руку.
— Пусти, телефон возьму. Время уже, тебе же на работу.
Оля просмотрела пропущенные сообщения в мессенджере. Он смотрел на неё, видел черные сталактиты от черной застывшей лавы той боли, которая не давала ей нормально жить, и чувствовал свою вину больше, чем всё то время, пока они не были вместе. Внутри горел огонь, он любовался им, но не мог ей рассказать, и дал себе слово оберегать это сердце.
— Надо ехать.
— Знаю.
Она набрала номер и ждала гудка. Артем почувствовал вибрацию и достал свой. Посмотрел на номер.
— Твой новый?
— Да.
Молча они посидели минуту, глядя друг другу в глаза.
— Я позвоню после работы. До завтра? — спросил он.
Она очень тяжело вздохнула, словно у неё что-то прорвалось в груди, и чуть заметно кивнула.
Артём, вспоминая всё это, ещё ощущал запах розы и вкус губ, которые взорвали его мозг, и увидел, как сквозь черноту тоски, отчаяния и застывшего гнева внутри её ауры начинает пробиваться истинный яркий свет. Он давно не был так счастлив. Она ушла. Он поехал на работу, но уже видел завтрашний день совершенно иным, чем прежде. Такого пламени он не ожидал увидеть. Разноцветным сполохом горел факел в груди. Он понял, что только двое могут разжечь такой свет.
Устанавливая свежую кегу под прилавком и подсоединяя шланги, он вдруг сказал кассиру Юле:
— Завтра у меня свидание.
—Да? — она была поглощена созерцанием кольца и не сразу ответила.
— Что за девушка?
— Оля.
— Оля?... та Оля или другая Оля?
— Та.
Юля всплеснула руками и сцепила пальцы в молитвенном жесте.
— Слушай, я тебе всегда хотела сказать, какой же ты дурак, Тема! Упустил такой клад. Ну а теперь вы снова вместе?
— Надеюсь, да.
— Надеешься? Что за фигня?
— Да, вместе! — сказал он уверенно и улыбнулся.
— Супер! Поздравляю!
Кассир принимала оплату и словно специально задерживала руку, выдавая сдачу или подвигая терминал, чтобы все заметили кольцо на ее пальце.
— О…— сказал клиент, седой мужчина, оплачивая кофе и показывая на кольцо. Вы просто светитесь от счастья! Видимо, кому-то сделали предложение?
— Да, благодарю, — кокетничала Юля.
— Чудесный день, поздравляю! Это любовь украшает мир. Мы все её рабы и рады носить оковы.
— Ой, как вы правильно заметили!
Мужчина незаметно подмигнул Артёму, ещё раз поздравил кассира и, улыбаясь, ушел.
Каждый думал о своем счастье. Работа сегодня словно ускорилась и время сократилось. Ночь стремительно приблизилась, как на ускоренной перемотке. Люди мелькали по залу словно штрихи, сновали в белых рубашках два узбека - официанта. Людей становилось всё меньше, и вот ушли последние посетители.
Кафе закрылось. Все разбежались. Умчался счастливый Толян с зарплатой, которую по обычаю был готов спустить за два дня. Приехал и забрал Юлю жених. Артём выключил подсветку, поставил щит на охрану и, как обычно, опустил жалюзи, ожидая пока сервомотор докрутит барабан, и стальная гибкая перегородка заблокирует двери. На соседнем крыльце с той же процедурой справлялась провизор.
— Здравствуйте, — сказал он.
Она как-то растерянно кивнула, впервые услышав его голос, и ответила так неуверенно, что слова не долетели, а растворились в воздухе. В темноте не было видно ту тусклую плёнку, которую он различал у каждого человека, но, когда она вошла в круг света от уличного фонаря, стали хорошо различимы длинные тени страха, сомнений и прочей дряни, присосавшейся к ауре. Черная слизь, словно живая, пачкала асфальт. Она боялась темноты до жути! Вот зачем нужен был маленький фонарик.
— Подождите, пожалуйста. Минутку.
Она остановилась в недоумении, посмотрела на часы и, не выключая фонарик, сжала его в руке. Потом нервно поправила перчатку. Сумка висела у нее на локте. Она была со вкусом одета. Ещё отцветала красота в правильных чертах лица, но её сильно старили беспокойные, испуганные глаза и лицо с невыносимой какой-то печатью от вечного стресса. Рядом с ней он сейчас выглядел как идиот с улыбкой на лице, молодой и глупый.
— Позвольте, я провожу.
— Вы же через дворы бегаете?
— Да, я сегодня на метро, не тороплюсь.
Он предложил свой локоть. Она убрала фонарик, взяла его под руку, чуть улыбнувшись, и стуча каблуками туфель, пошла рядом. Стараясь говорить о всяких пустяках, Артём сканировал пространство впереди. Он чувствовал, что там, на дороге, что-то есть и ждёт своей доли. Он осматривал внимательно светлую улицу, которая вела к проспекту, закрывая на секунду глаза. Они дошли до угла. Она вежливо кивала и отвечала, поддерживая непринужденный разговор. Фармацевт вроде была спокойна, но стоило ему только притормозить, как тут же беспокойно крутила головой.
Артём заметил тень, которая вышла в круг и уверенно приблизилась, как всегда, каждый день, чтобы получить свет, и оставить тревогу и тоску. Огромное, древоподобное, размытое пленкой этого мира, чужое существо. Оно почувствовало так нужный ему страх и ужас, и потянулось к женщине своими руками. Серые тени застонали, проходя мимо из ниоткуда, и растворяясь нигде.
— Уходи! — твердо сказал Артём, закрывая на секунду глаза.
Тень стала видна четче, но и свет, словно управляемый сознанием луч, очерчивал линию, за которую не решался зайти темный силуэт. Концентрируясь на этом факеле, который так ярко горел сейчас в груди, он улыбнулся. Оля улыбнулась на его шутку, он засмеялся, глядя в красивые глаза.
— Уходи! — повторил он невольно вслух.
— Что, простите? — спросила женщина, нахмурившись.
— Я не вам.
Хим не приблизился, словно поняв смысл послания и замер, протягивая жуткие руки. Он не смог подойти. Она беспокойно посмотрела на Артёма, который вглядывался, казалось, просто в темноту.
— Вы что-то заметили?
— Нет. О, простите, вспомнил, что забыл ключи. Нет, они при мне. Пойдёмте.
— Я испугалась.
— Всё в порядке. Мы же давно здесь работаем. Тут спокойно. Вы разве темноты боитесь?
— Нет, что вы! — она ответила слишком быстро и наигранно засмеялась, крепче взяв его под руку.
Артём прижал её ладонь локтем и продолжил разговор. Так они незаметно и быстро дошли до автобусной остановки. Здесь, на привычном месте, где ярко светила неоновая реклама, гламурный подонок предлагал сухари с экрана пиллерса. Она мягко освободила руку и поблагодарила.
— Вам на метро?
— Нет, я на автобусе.
— Да? — удивилась она. Какой номер?
— Сто сорок шесть.
— Придет минут через пятнадцать. Мой - через семь.
— Вы знаете всё расписание?
Она кивнула и достала телефон.
— Дочка звонит. Алло? Да, я уже на остановке. Всё хорошо. Я жду. Не волнуйся. Всё в порядке.
— Сколько ей?
— Одиннадцать.
Она убрала телефон.
— Уже поздно. Не спит?
— Не любит засыпать одна. Будет ждать, пока приеду. Я против всяких там нянь, она самостоятельная. Только вот, когда муж умер три года назад... — она запнулась и замолчала.
— Соболезную.
— Ничего. Всё проходит. Время идёт. Спасибо, что проводили.
— Да нет проблем. Давайте вместе ходить? Часто закрываем.
— Да я и просила подменить, но никто не соглашается. Настаивать не умею. Буду рада.
— Взаимно.
Артём грустно покивал, потоптался на месте и аккуратно обернулся. Совсем рядом, у фонарного столба в тени от круга света замерла трехметровая фигура. Существо смотрело на остановку пустыми глазницами, не решаясь приблизиться. Он стоял слишком близко со своим счастьем к несчастной ауре.
Когда показался автобус, яркая искра сорвалась у женщины и перешла к нему. Помахав рукой, он пожелал ей удачи и спокойной ночи. Она помахала в ответ и села на сиденье.
— Уходи! — сказал Артём в пустоту, провожая взглядом автобус. Тебе здесь нечего делать!
Он обернулся через правое плечо. Хим, сгорбившись, подождал немного и растворился в темноте.
Артём достал телефон и вызвал такси. Машина приехала быстро.
Прислонившись к стеклу, всматриваясь в мелькающие огни, он думал о том, что завтра будет ещё лучше, и его жизнь теперь точно изменится, ведь появился смысл, который он когда-то чуть не потерял по своей собственной глупости, порожденной гордостью и беспочвенной ревностью. Нельзя было так критично оценивать незначительные поступки. Да и что это на самом деле было? Чувства, которые нахлынули в тот момент, не позволили трезво и сдержанно оценить ситуацию, и мешали оценить то, что имеешь. Может это что-то не из этого мира зацепило и отравило его ауру? Откуда пришла эта темнота и поглотила его разум, разрушила всё, что он любил, словно накинула на глаза покрывало, которое потом растворилось, и он понял, что натворил? Как помочь другим, чтобы не повторилось то же самое? Сколько людей ссорятся по пустякам! Откуда берется эта дрянь, блуждая от одного к другому? Как поймать невидимого червя, пожирающего свет из чувств и эмоций, оставляя после этого только ненависть, зависть и страх, словно фекалиями пачкая душу беспокойством, тоской и безысходностью.
Каждый способен открыть в себе свет. Но, как заново научить людей верить именно в лучшее? Он смотрел сквозь стекло на прохожих, поглощенных своими проблемами, и не знал, как помочь им. Сейчас он знал, что может помочь себе.
Уже начиналось завтра, и было за полночь, а днем они увидятся с Олей, и он пойдет в универ, и опять встретит этого бомжа, и на работе Юля будет хвастаться свои кольцом, а вечером он проводит эту пугливую даму, и всё будет впереди хорошо и благополучно.
Открывая ключом дверь и разуваясь, он хотел с порога поделиться и рассказать, как прошел этот великолепный день.
Петр стоял у окна, заложив руки за спину. Он не повернулся сразу, когда Артём зашел в комнату. Улыбка сползла у него с лица, когда он заметил, что спортивный костюм лежит на диване, а на Петре та же темная одежда.
— Уходишь? — спросил он недоуменно.
— Я готов и у нас есть шанс.
— У нас?
— Без тебя мне не справиться.
— Разве я должен что-то сделать ещё?
Петр медленно повернулся и сел в кресло, жестом показывая на диван.
— Не зажигай свет, — попросил он.
Артём опустил рюкзак на пол и сел. Петр смотрел на него внимательно, не отводя взгляда, от которого становилось не по себе.
— Утром!
— Когда? — переспросил Артём, чувствуя подкатывающий к горлу страх.
— Ночью он слишком силен. Мы пойдем на рассвете.
— Но зачем тебе я? Чем же я могу помочь?
— Этот предмет, который звучит, он из твоего мира. Его держат человеческие руки. Он лишь управляет ими.
— Я видел… Какая в этом разница?
— Ты мог бы забрать этот предмет, чтобы он перестал играть. Уничтожить его.
— Саксофон?! — недоумевал Артём. Да как это возможно, когда там это…что-то такое, о чем я думать боюсь?
— Ты можешь разбить предмет. Это разорвет связь.
— Да, но я…
— Это не всё, — перебил Пётр. Я буду там, но не смогу вмешаться, пока он не проявит себя. Ты будешь с ним один на один.
— Что?
— Только мгновенье. Но он попадет в эту ловушку. Не сможет устоять, чтобы не отомстить, поэтому не улизнет, а перетянет тебя через барьер. Я уверен. Если ты сделаешь всё правильно.
Вспоминая чудовищные щупальца на станции, черный саксофон, жуткое существо, серые безликие тени и отвратительную слизь, Артём покрылся холодным потом, осознавая, что не сможет справиться с этим страхом. Он замотал головой, цепляя страшные картинки.
— У меня не получится.
— Ты сможешь, я верю, что ты можешь сделать больше.
— Да?
— Три минуты. Только три минуты я дрался на стенах своего города. Ровно столько, чтобы человек выпил и сказал короткий тост. Это была цель моей жизни - стоять ровно три минуты. Я немного успел за это время, и оставил кучу долгов. Теперь же доведу дело до конца.
— О чём ты говоришь?
— Прости, но я должен забрать у тебя воспоминания.
Артём сначала опешил, потом понял и отчаянно запротестовал, вскочив с пола.
— Нет!
— Да! Прости, — спокойно сказал Пётр.
— Но так нельзя, — в отчаянии прошептал Артем, понимая, что ничего не может сделать.
—Ты сам просил избавить тебя от этого. Не хотел больше видеть.
— Да, но я чувствую свет. Ты хочешь забрать у меня всё, что случилось за этот день?
— Так надо. Прости, — повторил Пётр. Ты согласился помочь, так что это - свободный выбор.
Артем безвольно сел на пол и обхватил голову. Мелькнула ужасная догадка, и он не хотел мириться с этим.
— Я вернусь к той жизни, которая была три дня назад? Я говорил с ней. Мы снова вместе. Она по-прежнему любит меня, а я – её. Какой прекрасный день был сегодня! Так всё было хорошо. Почему я должен это отдать? Кому? Я помог людям. Попытался это сделать, потому что они сами себя загоняют в эту слизь, в страхи, в сомнения. Они жгут себе сердце страхами и ненавистью. Покажи это остальным. Почему я должен отдавать ради них?
— Вам давали эту возможность. И даже сейчас, увидев, ты так и не понял, в чем смысл. Ты мог бы первый раз в жизни сделать действительно что-то настоящее. Жизнь - лишь мгновенье, но вы должны прожить её правильно. Ты же видел людей. Тысячи … Кто поможет им…? Он жрёт их чувства, истончает души. И это неправильно. Ты мог бы помочь, если увидел. Но сделать должен это по своей воле.
— В чем вообще тогда смысл жизни?
— Три дня назад у тебя этого смысла не было, и ты был готов броситься под поезд. Что изменилось? Насколько ты сейчас готов определять разницу между добром и злом?
Петр говорил очень тихо, но Артём слышал тот странный гул, словно потолок растворился, и сверху нависло свинцовое небо, в котором клубились облака с отдаленными сполохами без грома.
— Мы все тут прокляты….
— Не все. Просто вам дали уникальный дар, про который вы забыли.
— А если нет? Может быть отняли?
— Если ты отдашь сейчас свои чувства ей, всему тому, что открыл сегодня, то мы сможем сделать этот мир немного лучше.
— Она ждет меня завтра. Я хотел ей позвонить.
— Нельзя. Сейчас нельзя.
Артём сгорбился в отчаянии, и покачал головой. В темноте не было видно, как заблестели его глаза. Он смахнул каплю и посмотрел на Петра.
— Что ты такое? Может изначально ты тот, кого стоит опасаться?
— Просто верь. Не говори больше ничего. Просто реши. Я не могу заставлять. Оставаться здесь я не могу тоже. Сегодня закончился третий день. Я буду биться и верю, что смогу победить. Мне будет сложно это сделать. Ты помог мне, я помогу другим. Только сейчас уже речь не о тебе. Представил, что она выходит на этой станции и идёт мимо человека с саксофоном? Думаешь, она тебе поверит, даже если ты её предупредишь?
Артём, молча, просидел несколько минут.
— Я ведь могу умереть? — спросил он, осознавая то, что говорил Пётр.
— Да.
— А что, если ты проиграешь?
— Я тоже уйду.
— Куда? — с отчаянием воскликнул Артем.
Петр поднял глаза к потолку, на котором клубились тяжелые облака и промолчал.
— Лучше тебе поспать, а утром дать ответ. Нам нужен рассвет. Он приходит утром и начинает играть.
— Это будет час пик, там - тысячи людей.
— Именно тогда и идёт жатва. И еще вечером. Просто уничтожь тёмный предмет.
Артём закрыл лицо руками, и сел, качаясь из стороны в сторону. Потом он лег, не раздеваясь на диван. Гул проникал в уши. Над головой был обычный потолок.
Ночью снились жуткие кошмары, он вскрикивал во сне, словно кто-то включил невидимый пылесос, вытягивавший из него светлые яркие воспоминания, оставляя только серые безликие отголоски, как выцветшие фотографии, в которых уже не разглядеть эмоции на лицах, и глаза тех, кто тебе был дорог. Стёрлись все моменты счастья, остались только страх, сомнения и вязкая тоска, размазанная по одинаковым дням, тянувшимся бесконечной однообразной лентой в календаре. Словно за цветением весны не наступило лето, а нарушив устоявшийся цикл, резко оборвавший бурный рост зелени, наступил ненастный ноябрь, и ветер принес холод, дождь и тоскливую осень.
Петр тряс его за плечо, вырывая из лап очередного кошмара, в котором виделось, что он лежит в гробу, а Оля с безразличным и отрешённым взглядом смотрит на его могилу, а затем с белым лицом подходит к краю крышки и, не останавливаясь, делает шаг в пустоту.
Заорав, он проснулся и несколько секунд соображал, где он.
— Пора, — сказал Петр.
Артём сел на диване, тяжело дыша, вытер пот со лба, вспомнив, что лег одетым, да так и проспав во мраке и забытье, плавая в этих жутких видениях. Он встал, чуть не застонав, чувствуя опустошение и равнодушие ко всему, и не смог вспомнить, что запланировал на сегодня. Он выпил стакан воды на кухне, вернулся в комнату и снова сел на диван. Петр стоял и ждал с каменным лицом.
— Что там? После смерти?
— Я покажу тебе потом. Нужно решать. Мы победим. Верь. И всё вернётся к тебе сполна.
Артём посмотрел в окно. Темнота сменялась серым рассветом. В это время года переход был очень долгим. И на небе опять не ожидалось ни лучика света, только беспокойная дождливая хмарь, разгоняемая ветром. По стеклу ползли капли. Чувствуя невыносимую тоску, он посмотрел на Петра.
— Пойдем. Всё равно. Давай закончим с этим.
— Хорошо. Иди. Он уже там внизу.
Артём, словно старик, долго шел к метро. Он дошаркал до стеклянных дверей и вошел внутрь. Люди, идущие рядом, выглядели точно так же, как и он: невыспавшиеся и хмурые. Впереди был обычный рабочий день. Он перестал видеть их ауру, но знал, что скользит по слизи. Даже посмотрел на свою руку, пока ехал на эскалаторе.
— Я не могу сразу пойти с тобой, — предупредил Пётр, оставаясь в квартире. Ты начнёшь этот бой.
Артём ещё на эскалаторе услышал тягучие звуки музыкального инструмента, а когда сошел со ступенек ленты, уже чётче различал однообразные аккорды, от которых побежали мурашки по спине. Перед глазами мелькали события последних дней. Он пытался зацепиться за что-то, что может дать ему хоть немного сил. Но даже лицо девушки, которую он так хорошо знал и жаждал увидеть, мелькало серым фоном перед глазами, не оставляя ничего.
Его фигура ничем не отличалась от тех, которые шли рядом. Обычный парень с отрешенным взглядом, как и остальные люди, идущие на станцию в час пик, чтобы ехать на нелюбимую работу, и потом решать проблемы, которые душат и не дают вздохнуть. «Не желай, не думай, ты не можешь выбраться, так будет всегда» - повелевала музыка из саксофона, и щупальца собирали жатву. Мелодия подчиняла, высасывала искры, торжествовала над этой станцией, через которую ежедневно проходили тысячи душ.
Сейчас он не видел ничего. Просто мужик играл на трубе.
Артём остановился и поднял глаза. Мужчина с отвисшим подбородком выпучивал глаза от напряжения и дул в саксофон. Старый шлягер, отражалась от мраморных стен, плыл под потолком, как зловоние. Кто-то бросал монеты, но большинство проходили мимо. И никто не видел, как жадные щупальца врываются в грудь каждого, кто идет мимо, чтобы забрать частичку души, и всосать ее через дырку в саксофоне в ненасытное чрево существа. Что-то большое и темное пряталось за фигурой музыканта, скрываясь за пленкой барьера этого мира. Артем словно почувствовал, как щупальца присматриваются к нему, колеблются и решают, с какой стороны лучше вонзиться в его ауру. В этот момент он понял, почему нельзя было прийти сюда с тем светом, который был у него вечером. Всё это было бы высосано темным существом, разгадавшим смысл всего плана, и шанс на победу был бы потерян сразу же.
Только секунду он ещё сомневался, собирая силы. Вдруг с воплем, от которого шарахнулись в сторону люди, он кинулся к мужчине и рванул саксофон на себя. Это было неожиданно для всех.
Большинство равнодушно достали смартфоны, и принялись снимать для хайпа эту сцену. Все это мелькнуло, как бы мимо сознания, смазано и далеко.
Ремешок, прикреплённый к инструменту, порвался. От неожиданности человек дернулся вперед, и, неудержавшись, упал на мраморный пол, покатился по ступеням, по инерции толкнув Артема. Как только он взял предмет в руки, словно растворилась жирная пленка, и он явственно увидел страшное существо, поняв, что находится на границе между мирами. Щупальца вздыбились, раздался невыносимый пронзительный визг, от которого Артём чуть не потерял сознание. Он сморщился, как от удара. Тени пронзали его, но потеряв связь с хозяином, щупальца ничего не смогли сделать в этом мире, и поспешно втянулись в трубу. Его корежило под ударами, когда они проходили насквозь, словно физически ощущая могильный холод и сырость земли.
Что-то произошло. Удерживая саксофон в руках, Артем закрутил головой. Теперь станция, наполненная людьми, была за гранью барьера. Все люди, ошеломленные его поступком, стали словно смазанные картинки, написанные акварелью. Они сторонились парня, бившегося в нервном припадке.
— Как вам не стыдно?! Обидели музыканта. Полиция!!!— прокричал очень далекий глухой голос.
Вдруг всё словно замерло. Остановилось время. Звуки застыли и наступила мёртвая тишина.
Вдруг рядом раздался голос, который эхом разнесся по станции:
— Зачем ты это делаешь? — спросили у него басом.
— Покажись! — крикнул Артем, переступая на месте.
— Не стоит, — голос звучал словно отовсюду. Я не хочу тебя убивать раньше времени.
— Я знаю, что это за инструмент!
— И что с того? — саркастически заключил голос. Какое тебе с этого дело? Я знаю всех, кто идет мимо, и ты не исключение. Ты чем-то обижен?
Артем почувствовал, как от низкого тембра голоса у него буквально крошится эмаль на зубах.
— Кто-то должен это остановить!
— Да? — удивился голос. Странно, что ты судишь о таких вещах.
— Я знаю… Я видел!
— О, ты так думаешь? — съязвил голос. Думаешь, ты первый, кто хотел бы договориться?
— Договориться? — недоуменно переспросил Артем, сжимая саксофон.
Казалось, руки прилипли к металлу.
— Прекрасное блюдо тебе подали, не так ли? А ты сожрал свою плоть, и не заметил, думая, что пожираешь мясо невинного ягненка. И что лучше? Вряд ли ты со своим пониманием всего сущего мог узнать, каково это быть поваром. Чьи слова ты сейчас кричишь? Может быть и я могу показать тебе. Смотри!
Артём моргнул, и только лишь мгновенье назад он стоял в фойе станции метро, а теперь увидел комнату, в которой, сгорбившись в кресле, сидела девушка, прижимая ладони к лицу, и тряслась в рыданиях.
— Твоя работа? — проникновенно спросил голос. Хочешь посмотреть мысли? Или ты неспособен видеть?
Оля, а это была она, вдруг оказалась на краю крыши. Она отрешённо, с серым лицом смотрела вниз с двадцатого этажа. Ветер чуть шевелил её волосы. Поколебавшись только секунду, она шагнула вперед. Охнув, Артем рванулся за ней, чтобы удержать, но только коснулся кончиками пальцев руки, которая резко ушла вниз.
— Такое ты видел? — спросил голос.
Женское изломанное тело рвали на куски животные. Торжествуя, они отбегали с куском в сторону, уступая место другим. Поджимая хвосты и дрожа от нетерпения, вгрызаясь в платье с хрустом, разрывали они плоть.
Артём закричал, сразу не сообразив, что стоит уже внизу под крепостной стеной, а вокруг ползет дым от пожарища, и мертвая женщина очень похожа на ту, которую он любил, и лишь волосы, смешанные с пеплом, были другого цвета.
— Я начинаю понимать, кто мог это тебе внушить, — задумчиво произнес голос. Если ты только готов следовать своей воле… тебе наверняка был предложен выбор. А был ли он правдой?
Артём увидел, что сидит внутри какого-то шатра. С десяток воинов что-то разгоряченно обсуждали, переходили на крик, махая руками. Они были пьяны. Их лица лоснились от пота. Кольчуги и латы висели на столбах. На столе из неотёсанных досок стояли остатки пиршества.
Ввели двух связанных пленников. Испуганно озираясь, они беспрекословно выполняли команды. Их поставили на колени. Когда войны посторонились, Артём заметил, что на стуле, развалившись, сидит тот, кого он знал. Пётр гневно посмотрел на связанных людей и возмущенно крикнул часовым:
— Зачем вы привели сюда эту мразь! Вопрос уже решен.
— Мы собираем обоз. Что нам делать с ними? —спросили у него.
Пётр отпил вина из кубка, и плеснул остатки в лицо одному пленнику.
— Казнить тут же!
Не раздумывая, часовые достали мечи из ножен.
— Пощади!
Крик оборвался, когда острые лезвия располосовали горло от уха до уха. Ещё хрипящие тела выволокли из шатра. Кровавый след блестел в огне факелов. Войны продолжили свой разговор, как ни в чем ни бывало.
— Вот. Ты же видишь, что добро и зло идет рядом по кровавой дороге? — спросил голос.
Артём не мог унять дрожь в ногах. Он, зажмурившись, уже не хотел видеть ничего, и пытался разглядеть лицо девушки, но никак не мог вспомнить тот самый день на пляже. Было страшно видеть ее с закрытыми глазами.
— Ты был готов поверить только тому, что он тебе сказал. Ну вот, смотри.
Возникло здание в огне. Деревянная фигура на небольшой башне покосилась в языках пламени, руки словно спасали лицо от жара. Вокруг метались обезумевшие люди, которых сбивали с ног всадники на диких лошадях. Вокруг всё заволокло дымом. Горели строения, а немногочисленные защитники гибли один за другим от ударов мечей. Несколько всадников словно выскочили из зарева пожара. В том, кто сидел на темном коне, Артём опять узнал Петра. Удерживая факел в руке, сдерживая нетерпеливую поступь лошади, он выкрикивал команды. Сначала было не разобрать в общем шуме, но потом хриплый голос отчетливо прокричал:
— Не жалеть никого!
Размахнувшись, он зашвырнул факел на крышу строения, и коротко свистнул, призывая пехотинцев, которые молча и деловито, как мясники добивали тех, кто пытался спрятаться, следовать за ним.
Артем пошатнулся, и узнал в руинах тот погост, который видел раньше.
— И ты готов отдать за это жизнь? — спросили у него басом.
Голос засмеялся так, что казалось дрожит воздух.
— ОН сказал, что это была за резня?
Внезапно опять всё изменилось, и загудела битва у стен города. Люди в разных доспехах сражались друг с другом. Отовсюду понеслись ещё громче крики и лязг железа. Он стоял на крепостной стене, и видел, с каким неистовым взглядом Пётр отбивается от наседавших на него противников. Он убил пятерых прежде, чем его достали мечами, и, пробив кольчугу, проткнули насквозь. Умирая, он упал на колени, и внезапно посмотрел на Артема, обращаясь к нему. Кровь шла горлом, пока он выдавливал, тяжело дыша в предсмертной агонии, последние слова:
— Ты сделал свой выбор сердцем. Протяни руку. Останься со мной. Верь… я иду… Три минуты.
Тело завалилось на бок, и он захрипел. Тёмная лужа расплылась под ним, словно устремилась к ногам Артема.
Вспыхнули воспоминания в голове. Калейдоскопом радости пронеслись в голове мысли о том, чем он когда-то дорожил и любил. В одно мгновенье он увидел всю свою жизнь таким большим и светлым полотном, что дни и годы пронеслись вихрем, которым он был подхвачен, и словно приподнят над землей. Стало хорошо и спокойно. Он вдруг просто улыбнулся, осознав и поверив, как впереди много хорошего.
Это вернуло его назад в фойе станции, и он увидел у себя в руках саксофон. А пока снова не начал говорить этот голос, решил действовать, сделав свой выбор, потому что четко увидел её глаза. Она улыбнулась ему.
Артём поднял саксофон над головой, и, сколько было сил, ударил по полу. Сплющился тонкий металл, согнулась труба, отлетели клавиши. Словно из лопнувшего гнойника во все стороны полетела черная слизь. Артём начал топтать саксофон.
Стены изменились. Это был теперь странный зал - мраморный, но совсем непохожий на тот, который был привычным для него транспортным узлом. Не было слышно гула неба, но снизу неслись другие звуки чего-то огромного, словно звук океанского прибоя из стонов и воплей.
Тяжело дыша, Артём ещё несколько раз ударил по саксофону, наблюдая, как испаряется и пузырится черная жижа, медленно исчезая, и тяжелым смрадом поднимаясь к потолку.
Рядом возникла огромная тёмная фигура. С ненавистью горящие глаза посмотрели на него, потом на уничтоженный саксофон. Медленно распрямляясь, существо нависло над одинокой фигурой человека. Словно мрак, а не тень ползла от ног вверх, и Артём почувствовал, как подгибаются колени. Сжалось сердце, и безвольно повисли руки, опустилась голова. Когтистая рука потянулась к нему.
— Теперь ты ответишь за это, человечек. Твоя душа – моя, — произнес низкий голос, от которого вибрировал мозг.
Он не мог двигаться. Жизнь иссякала в нем. Ничего не приходило в голову, только тяжелые, как валуны, мысли, жалость к себе и отчаяние от того, что он пока ещё ничего не успел сделать за те годы, которые удалось прожить. Он понял, что это конец и какой-то переход, за которым ничего не видно, кроме мрака. Он закрыл глаза, подчиняясь злой воле, и опустился на колени. Мрак полз всё выше, и он тонул в нём, в безмолвии.
Вдруг всё прекратилось. Отпустив его, темная фигура резко развернулась, зацепив черным сегментным крылом, так, что от удара он отлетел в сторону и бессильно упал на мраморный пол. Артём ударился головой, и словно мешок без костей повалился рядом с разбитым саксофоном.
Дрожа, он приподнял голову и увидел, что на ступенях стоит Пётр, а в руке у него - тускло отблёскивающий меч, который остриём касаясь пола, скребёт по мрамору и издает тихий мелодичный звук.
— Не тронь его.
— Я так и знал, что это ты, — низким голосом крикнул демон и оскалился, расправляя крылья. Его душа – моя.
Он выхватил черный меч и изготовился, нервно переступая конечностями.
— Не договорили прошлый раз.
— Я думал, ты уполз, плача, в свою нору и сдох там.
— Поторопился.
— У тебя нет шансов против меня.
Голос черного существа звучал очень низким тембром, словно кто-то сильно дергал струны на басгитаре.
— Это - моя дань! — завопил мрак.
Пётр посмотрел на Артёма, оценил его состояние, увидел, как тот приподнимает голову и ослабевшими руками упирается в пол, пытаясь встать. Увидел растоптанный саксофон и усмехнулся.
— Держись, дружище, — сказал он и кивнул.
Потом перевёл взгляд на демона и стал очень серьезен. Его глаза светились.
— ****… тебе. Сейчас я отправлю тебя туда, откуда ты пришел.
Он рывком сбросил с себя одежду, под которой показались старые доспехи с дырами. Из-за спины расправились крылья. Резко оттолкнувшись от ступеней, в прыжке он нанес первый удар, начав смертельную битву, в которой мог быть только один победитель.
Мечи встретились, взвизгнула древняя сталь, и посыпались искры. Неистово нанося удары, схватившись друг с другом, опытные бойцы начали смертельную схватку. Меч с черным дымом скрещивался с мечом, от которого срывались яркие вспышки света.
Силы покидали Артёма. Голова и руки не слушались его. Было холодно и уже безразлично. Проваливаясь и теряя создание, он видел, как в пустом зале крошатся стены и колонны от ударов. Уклоняясь и нанося друг другу раны, дрались два соперника: огромная темная фигура и светлая, в три раза меньше ростом. Пётр быстро перемещался, атаковал, ждал удобного момента. Свет перемешался с мраком, словно в грозовой туче сверкали молнии, мелькали быстрые выпады и блоки. Мечи постоянно сталкивались, летели искры, неслась ругань и победные возгласы. Противники бились на мраморном полу, и над ним, летая и отталкиваясь от стен и потолка, ждали, стремясь нанести решающий удар.
— Лежи, Артём, — в голове возник хриплый голос Петра. Крепись! не уходи! Я угроблю эту тварь.
Голова склонялась все ниже, шея не выдерживала тяжести сна, который камнем давил вниз. Он словно увидел себя со стороны, и усилием воли старался не закрывать глаза, наблюдая, как тяжело дыша, светлая фигура все чаще бьёт темную, нанося разящие удары. У демона уже было отрублено одно крыло и, хромая, он защищался, ища путь к отступлению. Но выхода не было. Отступать было некуда.
Артём, теряя сознание, услышал жуткий вопль. Раздирая когтистыми лапами грудь и хватая меч, который торчал в ней по самую рукоять, темное существо упало на пол. Пытаясь уползти, оно скребло когтями мраморный пол. Громадная тварь, вытянувшись, замерла, испуская низкий утробный звук. Петр, тяжело дыша, расправив крылья, стоял над поверженным противником, и, уперевшись ногой, выдергивал свой меч. Он брезгливо вытер его о мёртвое тело.
Закрывая глаза, Артём улыбнулся. Стало тихо, спокойно и темно. Не было мыслей, не было света, не было ничего. Возникло ощущение, что он несется с бешеной скоростью, но потом всё прекратилось.
Очень медленно проявился свет. Глаза будто сами открылись, и он почувствовал свои руки и ноги.
Они стояли с Петром на берегу и смотрели на рассвет в море. Волны набегали на песок и щекотали голые ступни. Вода был тёплая. Солнце вставало, и начинался новый день. Падал первый луч. Только самый краешек диска вышел из-за линии горизонта. Робкий ветер приходил с водной глади, но не прохладный, а приятный и свежий.
— Так тихо, спокойно, ничего не болит, — сказал Артём.
Петр был в доспехах. На них радугой играли первые лучи. Он посмотрел на свои руки, покрутил грязными ладонями, потом присел, обмыл их в воде и отряхнул.
— Люблю смотреть на рассвет в море. Ладья летит по волнам, гребцы равномерно вздымают волну, полно вина и путь в Коринф.
— Тебе сколько лет? — спросил Артём.
— Не помню. Пойдешь со мной?
Он смотрел на солнце и даже не мигал. Казалось, заря будет красить край неба вечно.
— А разве у меня есть выбор?
— Конечно. Всегда.
Артём повернул голову и посмотрел на Петра.
— Кто были те люди, которых ты казнил?
Тот ответил не сразу.
— Сейчас таких называют сектантами. Тогда были пожиратели. Они убеждали матерей отдавать младенцев для темных ритуалов. Им нужна была плоть и рабы. Мы нашли их гнездо, истребили зло. Так мы думали, а сами дали повод напасть на наш город.
Артем внимательно слушал. Пётр усмехнулся и положил ему руку на плечо, сменив тему.
— Я же говорил, что мы победим. Но впереди ещё много дел. За тысячу лет не разгребем. Напарник бы мне пригодился. Если ты не против.
— Ты это решаешь?
— Нет. Я похлопочу за тебя. Но это - твой выбор. Я могу и подождать.
— Здесь?
— Неважно.
— Разве нет? Как здесь красиво!
— Мы победили. Я же сказал, всё хорошее вернется.
— Я могу подумать пару минут?
— Конечно. Время здесь не течет. Решишь подождать, обернись.
Море было таким тёплым, что можно было стоять вечность, и думать, о чем угодно, наблюдая восход. Но чего-то недоставало.
Артём пожал протянутую руку, и украдкой обернулся через правое плечо, словно хотел увидеть, что же это за нахлынувшее светлое чувство, которое пришло так вовремя.
Петр смотрел на Солнце и ждал ответа. Артём вдыхал морской воздух полной грудью и улыбался... Медленно, словно сквозь пленку, начал проявляться мраморный свод, под которым висели несколько силуэтов.
Он открыл глаза. Дикий мерзкий запах заполнил голову. Поморщившись, он отвел руку, настойчиво пихавшую ему в ноздри ватку с нашатырем. Затошнило от запаха, он еле сдержался и не блеванул на себя.
Звуки нахлынули неистовой волной: голоса, гул поездов, топот ног.
Он попытался сесть, но был очень слаб. Ему помогли: усадили к стене, сунули в руку бутылку с водой. Санитар - милая женщина лет сорока, попробовала пульс, подсветила фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков.
— Ну, вроде оклемался. Напугал ты нас, парень. Совсем не дышал.
— А тот? — спросила её напарница.
— Мужчина тот в порядке, ушибся только.
Артём, отпив воды, посмотрел вниз, где рядом с лестницей другая бригада отпаивала мужчину. Оторопело ворочая глазами, он тоже сидел у стены, словно очнувшись из комы. Пара медиков проверили его давление и заботливо вытерли лицо салфеткой, то и дело задавая вопросы, сунули ему таблетку под язык. Он испуганно посматривал на Артёма и кивал, пытаясь видимо понять, где находится и что случилось. Рядом с ним лежал разбитый и растоптанный саксофон. Горе музыкант смотрел на эту кучу хлама, и его лицо принимало плаксивое выражение.
— Проходите, не останавливайтесь, — просил полицейский, махая руками на пассажиров. Ничего интересного. Хватит снимать, гражданка, иначе отниму телефон.
Пока двое стражей порядка следили, чтобы поток людей двигался мимо, не задерживаясь, третий, видимо старший, с блокнотом присел рядом на корточки и, поправив шапку с кокардой, с ухмылкой спросил:
— Оклемался? Ну и славно. А теперь рассказывай!
— Ему пока плохо. Пульс слабый. Подождать не можете? — с укором спросила санитар.
— Ничего, парень крепкий.
Полицейскому было неприятно, что его перебивают. Он хмуро посмотрел на санитара и предложил:
— Вы пока узнайте, что там у второго, а мы тут разберемся. Ну?
— Что?— спросил Артём, поражаясь, какой у него слабый голос.
— Зачем хулиганишь? Мужчину толкнул, инструмент сломал. Что случилось? Наркотики употреблял?
— Нет. Не знаю, как так получилось.
— Как обычно, — констатировал полицейский, ухмыляясь.
Он раскрыл паспорт и студенческий, который, видимо, вынули из кармана у Артёма.
— Студент значит? Ну, нужно с нами проследовать в отделение, там протокол составим. Только вот мужчина то вроде без претензии. Ты скажи толком, знаешь его? Может быть обидел?
Артём отрицательно покачал головой. Он вдруг краем уха услышал, как тихо переговариваются полицейские, разгоняющие зевак.
— Крыша, видать, поехала. Мы когда тут на смене шесть часов торчим, я бы сам мужику эту дудку свернул. Все мозги вынес этой дуделкой. И прогнать пытались, один фиг - возвращается. У парня, видать, нервы не выдержали.
— Композитор, — засмеялся второй и оглянулся на Артёма.
Старший внимательно посмотрел в глаза Артему, подумал, оглянулся на своих коллег и протянул документы.
— Данные я твои записал. Административное дело заведем на тебя. Ты мужчине компенсируй его дудку. Смотри только, проверю. Контакты его у меня есть. Проверю!
— Оставьте его, — сказала санитар. Видите же, обморок. Они, студенты, сейчас все в бешеном стрессе. Едят всякую дрянь, нерегулярно, и не высыпаются. Вот и пожалуйста, нервы.
— Ага, у меня тоже нервы. Ты понял меня? — переспросил полицейский.
— Хорошо, — сказал Артём, вяло ворочая языком.
Он почувствовал, как в душе растекается тепло. Каким-то цветным вихрем эмоций наполняется невидимый сосуд света от жизни, всей её полноты, любви. Нахлынули воспоминания. Сдавило сердце от чувств… радости…веры в хорошее. Он получил всё назад.
— Улыбаешься? Это - хорошо, — сказала санитар. Ожил, родимый. Как же так? Такой молодой, а на ногах не стоишь! Балуешься?
— Не буду больше.
— Посиди, отдохни.
Она подошла к полицейскому, который записывал в блокнот и что-то отмечал.
— Ну, мы всё, вроде. Поедем.
— Нормально?
— Посидит пять минут, оклемается.
Вдвоем они смотрели на Артёма, который сидел на полу, привалившись к стене, и улыбался.
— Позвонить-то есть кому, чтобы приехали за тобой? — предложил полицейский и вынул из кармана свой телефон. Давай позвоню… Вспомнишь номер?
Артём продолжил улыбаться и задумался. Мысли выстраивались в правильную цепочку, и вихрь в голове замедлялся, словно угасающий торнадо, растворяясь и исчезая. Чувствуя, что мышцы трясутся от слабости, он знал уже, что это - пустяки, потому что сердце размеренно бьётся в груди, а душу наполняет радость от мысли, что теперь он знает, в чем смысл жизни.
— Да…— ответил Артем полицейскому и продиктовал номер. Оля.