Когда по соснам сверкнул первый луч, Иван сдался. Под молодой ольхой, не дойдя двух шагов до моховой лужайки, оперся на старый пень, рухнул, как подкошенный, прямо в весеннее озерцо и закрыл глаза. Две недели он обхаживал старый ток и только сегодня услышал вековой зов первого глухаря. Бессонные ночи и мокрые до колен древние бриджи отца оправдывал только зов охотника найти самую крупную птицу средней полосы и, нет, уже не взять ее самому, а продать на аукционе в Устюжне. Непременно продать, чтобы было, на что купить хлеба и вина. Другого нет нужды: сердобольные деревенские старухи полагали ему со своей колхозной, мизерной пенсии безо всякой просьбы – с помощью автолавки, конечно…
Вода защекотала по бедрам, но Иван, как в первый раз, наслаждался мощными щелчками самца, наполнившими лес непревзойденной тайной. Он открыл глаза в нарастающий день. Все свершилось, вернулось на круги своя, он победил, и осталось совсем чуть-чуть потерпеть… Призывный гул ходил по болоту, выскакивал то из-за тощей сосны, то из-за ближней кочки, Иван уже знал, он победил, приз будет в его руках, как это всегда было, да и как всегда будет. Он знал, что проживет своим ремеслом еще долго, пусть даже не миллион лет, как предмет его чудной охоты…
***
А вот Веня Богомазов, односельчанин, всегда был падок на деньги, да и вообще скуп, по утверждению местных. Некоторых аборигенов он даже умудрялся обманывать. Выгода всегда была ничтожной – что взять в нищей деревне. Но он не гнушался: у кого пару уликов возьмет, а полностью рассчитаться забудет, у кого сети снимет – и поминай, как звали. И напротив, если предлагали оставшуюся после посевной картошку, гордо отказывался.
С недавнего времени в деревенской глуши объявились охотники из Германии. У них там с этим делом давно туго – так они нашли выход – ездить в Россию, и за приличные деньги договаривались с местной беднотой, чтобы те им лежки, да тока показывали. Появился такой стрелок и в здешних местах, собрал охотников. Веню тоже пригласили в клуб. На собрание охотколлектива. Немец долго распространялся об экологии, о защите животного мира, еще дольше бахвалился своим оружием, боеприпасами, амуницией. Но Веня смотрел на все это по-хозяйски. Про себя решил, что пускать козла в огород как-то рановатенько. Веня звериным чутьем угадывал – без рекомендаций не обойдется, но пойдут не к нему, репутация его была известна. Как сберегал для себя крупного зверя – отдельный разговор. Но в лес чужих не пускал даже за куликом, даже своих деревенских охотников отваживал. То перед тягой встанет и палит почти безрезультатно, или ток разгонит. Про гусей-уток и говорить нечего: перебьет всех за месяц до открытия. Мужики роптали, да что с таким человеком поделаешь?
Немец хвастливо выставил ремингтоновские патроны на стол: разноцветные, увесистые, всех номеров. Не забывая, конечно, извлекать из аккуратной папочки фотографии и рассказывать, где, когда и во что достался ему тот или иной трофей. Веня ходил кругами и вопросов не задавал; только вот улыбочка у него стала совсем уж необычная. Стали голосовать: выходил немцу зеленый свет. Договор без посредников, оплата наличными. Решено было начать с малого, договорились встретиться в январе на устюженских торгах глухариными токами. Под присмотром тамошнего охотоведа. На том порешили – и на три предстоящих месяца распрощались.
***
Было холодно. Сыро. Но кто и когда жаловался на охоте, да еще на такой охоте… царь-птица, как не крути. Затряслись у Ивана поджилки – одного хотел – да не промахнись ты, фриц чертов. Уж деньги-то заплатил, сделай все, как положено. Тут ведь главное подход: пока петух поет, беги к нему напролом, а замолчит – замри на лету, хоть на одной ноге, хоть но пояс в ледяной воде, хоть на полчаса – и позор избежать обоим! Конечно, у Ивана ружье при себе, но влет и он промахнется, уж было. Подойди и попади - и дело с концом.
Стрелок промахнулся. Первые два разряда пришлись на щелчки токаря. Третий – совсем в воздух, птица уж била широким крылом по верхушкам сосен. Иван ждал именно этого момента, потому что не надо после жаловаться, что перехватил, опередил, азартом и жадностью своими испортил гостю охоту…. Приложился, пальнул... мимо… только огромный уходящий силуэт и разглядел. Тут-то и раздался уже пятый выстрел.
***
Когда по соснам сверкнул первый луч, Иван сдался. Под молодой ольхой, не дойдя двух шагов до моховой лужайки, оперся на старый пень, рухнул, как подкошенный, прямо в весеннее озерцо и закрыл глаза.