Сержант Васильев. Продолжение

Юрий Орлов-Орланов
Батальон, в котором служил Васильев, находился в глухой тайге, как уже было сказано выше. Шестьсот километров от Красноярска на север в сторону Норильска. Железной дороги не было. Либо на самолёте ЯК-40 можно было долететь, либо по Ангаре: летом –вплавь на пароходах, зимой – на машинах по льду.

Часть являлась отдельной, подчинялась напрямую командованию дивизии, располагавшейся в Новосибирске. Да вокруг на много километров и не было никого.

Поэтому гауптвахта была своя. В здании внутреннего караула, находившемся прямо на КПП, для этого были сделаны одна двухместная и одна четырёхместная камеры.

 По всем правилам, с откидными нарами и окошечком для получения пищи, смотровым отверстием в двери. И всё же это была не гарнизонная гауптвахта, а батальонная.

Васильева замполит привёл на КПП и сдал начальнику внутреннего караула. Тот поместил его в отдельную камеру, в соседней находились ещё двое:
Один – солдат из его же роты, Толя Мухин, конкретный залётчик, в общей сложности отбывший на губе более тридцати суток.

Он был старше на год по призыву и этой весной должен был идти на дембель. Парень был из Орска, по сути, Колин земляк. Несмотря на разницу в сроках службы, у них были хорошие отношения.

Толя был абсолютным разгильдяем, но хорошим, забавным, добрым парнем. Бывало, в жуткие морозы, когда Николай, будучи помощником начальника караула, приводил его с поста, он сам отсоединял ему магазин от автомата, тот просто был не в состоянии, руки отмерзали. Иногда приходилось отсоединять магазины и другим солдатам, приходившим с вышек в сорока семи градусные морозы.

Однажды они с Мухиным прилично выпили во время розыска в районном центре. Чуть не влетели офицерам. Точнее, влипли, но те сделали вид, что не распознали запах, их не наказали.

Второй – фрукт посерьёзнее, из третьей роты. Бывший солдат милицейского батальона в Красноярске, Андреев. Служил с Васильевым за одним забором полгода, только Коля – в учебке ВВ, а тот вообще в другой части – в подразделении, осуществляющем патрулирование в городе милицейскими нарядами.

Он был тоже старше по призыву на год. И тоже залётчик, имеющий рекордный стаж отсидки на губе. Его отправили в тайгу в наказание. Во время патрулирования со своим напарником, он чуть не изнасиловал девушку. Чуть-чуть как бы не считается. Дело замяли, а его отправили дослуживать ещё полгода в линейном таёжном батальоне ВВ.

С Васильевым они прилетели в отдалённый посёлок на одном самолёте. С ним у Николая сразу не заладились отношения. Старшим у молодых сержантов был сержант Ланин, очень вредный, сторонник жёсткой дедовщины. Курсантов чуть ли не презирал. Такие же отношения сохранял по началу и в батальоне в тайге.

Когда нового пополнения ещё не было, Андреев пытался заставить Васильева с ещё одним молодым сержантом убираться в каптёрке. Тот отказался.  Но Ланин, потакая Андрееву, приказал, он выполнил. Была ещё одна стычка у них, но Андреев физически был слабее заметно, и, увидев, что Васильев не поддаётся на его попытки в притеснении, отказался от своих замашек.

Первые сутки Николай провёл один. На вторые сутки его перевели к Мухину и Андрееву. Те встретили его дружелюбно. Расспросили, за что попал. Андреев, в отличие от того, что ожидал Васильев, сказал вдруг:
-Сколько конфликтовали, я сам был виноват.

Потекли дни арестантские. Но в этот же день из Новосибирска прилетел подполковник Медунов именно по делу Васильева. Руководство оперативно отреагировало на доклад Ведищева.

Васильев не знал тогда, что почти год, как вступил в силу секретный приказ по борьбе с дедовщиной в армии.

Но и, не зная этого, он понял, что дела его плохи. Такой начальник прилетел из-за него такую даль. Это ж ужас, как серьёзно. А особенно, когда сидишь в каталашке, то впечатления от происходящих вокруг твоей шкуры событий усиливаются.

Его приятели по отсидке согласились с ним в том, что в его случае всё очень серьёзно.

На третьи сутки Николая вывели из камеры и отвели в штаб на аудиенцию к Медунову.

Постояв немного возле кабинета, он, по требованию подполковника, вошёл на ковёр. Доложил по форме:
-Товарищ подполковник, младший сержант Васильев по вашему приказанию прибыл.
Что? – резко спросил Медунов.

Николай повторил доклад.

-Ты кому служишь? – спросил вдруг полковник.
-Отцу с матерью, - упавшим голосом пробубнил Васильев, вспомнив вдруг о родителях.
-Что? – ещё резче спросил подполковник.
-Родине, – ответил Васильев.
-Родине, - передразнил его Медунов. - А как ты Родине служишь?

Он подошёл вплотную к младшему сержанту. Схватил его за погоны:
-Это что? – по обе стороны в погонах была вставлена стальная проволока.  – Это что? – он схватил за штанину ушитых брюк. – А это что? - он чуть было не схватил Николая за   редковатые, но щеголевато торчащие усы – признак авторитетности. Официально-то они вроде как запрещены. Не всем позволено их носить.

-Это не солдат, это гусар какой-то! – продолжал Медунов.  – До чего докатился!

В кабинете находился ещё начальник штаба батальона, капитан Каштанов.

Он молча слушал полковника.

-Рассказывай, как и за что избил подчинённого, - потребовал подполковник.

Васильев рассказал всё, как было, ничего не утаивая и не придумывая.

-Братья сёстры есть? – спросил Медунов у Николая.
-Да, три брата, – ответил тот.
-Все служили?
-Так точно.
-Вот. А этого придётся сажать, – подытожил подполковник. – Можешь идти.

Васильев вышел из Кабинета. В коридоре стоял Иван-тракторист. Младший сержанта молча прошёл мимо него в сопровождении солдата внутреннего караула.

Сокамерники начали с неподдельным интересом расспрашивать Николая о том, как прошла аудиенция с подполковником.
 -Да, всё серьёзно, - сказал Андреев, - внимательно выслушав рассказ. -А что вы думаете… Ты же помнишь у вас в части служил замок в хозбанде, Банокин.

-Да, помню, конечно, - ответил Коля.
-Старший сержант. До дембеля оставалось два месяца, - продолжал Андреев.
-Ну да, - поддержал его Николай, - солдат ушёл в самоволку, я и с ним разговаривал пару раз, пришёл в два часа ночи пьяный, не первый раз, тот ударил и зуб выбил ему, полтора года дисбата.
-Точно, - подтвердил Адреев, - нормальный мужик, чуть до дембеля не дослужил, полтора года дисбата, - протянул он с тоской.

-А наш-то, Дёмин, не выполнил приказ взводного, пнул дневального – четыре года, - поддержал разговор Мухин.

Да, примеров таких даже на памяти Васильева было немало. Трибунал над Дёминым проходил прямо в клубе батальона, который располагался на первом этаже их 2-й роты. Он был призван раньше Мухина на полгода. Его никто из сослуживцев не хвалил, особенно, младшего призыва.

 Был свирепым дедом, доставал офицеров, служил плохо. Обнаглел в конец. Когда на одной из тренировок командир взвода дал команду:”Газы”, - отказался надеть противогаз. Перед этим пнул дневально, стоящего на тумбочке.

Терпение офицеров кончилось. Взводный написал рапорт, с дневального тоже потребовали нужную бумажку. Сволочь, конечно,  но четыре года общего режима.

Когда привели его на суд уже в тюремной робе, выглядел он жалко. У многих создалось впечатление, что его там опустили. Тем более, про то, что ввшникам в зону хода нет, все знали.

Находясь под следствием, он поначалу содержался в одной из камер ШИЗО прямо в той колонии, которую раньше охранял. Врагу не пожелаешь. Солдаты, ходившие на службу в жилзону контролёрами, рассказывали, что у зэков аж слюни текли от возбуждения:
-Дайте нам его, - чуть ли не хрипели от восторга они.

Когда Дёмину предоставили заключительное слово, он лишь сказал, обратившись к полному залу бывших своих сослуживцев и тех, кто пришёл служить уже после него:
-Думайте головой.

Говорили, что он до последнего не верил, что его посадят. Поначалу тоже отбывал наказание на батальонной гауптвахте, читал книжки, разрешено, готовился к поступлению в институт.

Вообще батальон их раньше был залётным. Неслучайно в него ссылали нерадивых солдат из других подразделений за нарушения.

А прапорщик Федькин разве не зверь? Приходил по ночам пьяным и поднимал дембелей, заставлял их отжиматься на снегу в лютые морозы. Досталось призыву Мухина от него больше всех. Один из них жаловался Коле, что после этого у него стали побаливать кисти рук, переохладились на морозе и снегу.

Урод Федькин застрелил солдата-повара в карауле. Но ведь заступил на службу пьяным. Кто его допустил к службе? Тем более, на самый большой и самый дальний объект. Хотя какая разница, на какой.

Трибунал над ним проходил в актовом зале учебного батальона, Васильев тогда чуть больше трёх месяцев прослужил. Не думал он, что придётся потом служить в этом же батальоне.


Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2019/08/31/904