1
– Что вы можете сказать об этом, доктор Гаспар? – спросил следователь Хэрриг, глядя в коробку, которую только что открыл. Сжав губы, доктор Гаспар подошел к коробке и увидел ее содержимое – человеческий череп, на затылке которого осталась кожа. Довольно крупный череп, без нижней челюсти. Со следами засохшей крови, которые в основном располагались вдоль одной замкнутой линии – неровного разреза, отделившего мозговой отдел черепа от лицевого. Череп не разваливался надвое, поскольку разрез был выполнен таким образом, чтобы верхняя часть черепа была сцеплена с нижней, будто два фрагмента жутковатого паззла. Естественно, при желании их можно было легко разделить и соединить снова. На коже был рисунок – фрагмент длинной формулы, нанесенной мелким почерком.
– Это останки профессора Лэйда, – буднично констатировал доктор Гаспар, но голос его дрогнул. Имя Лэйда он произнес тише, чем остальную часть фразы.
– Это я и так знаю, – выдохнул следователь Хэрриг. – Как и то, что Лэйд умер несколько месяцев назад и его останки хранились в холодильнике. Впрочем, «останки», это громко сказано, поскольку череп – это все, что нам удалось найти.
– Несколько месяцев, вы говорите? – спросил доктор Гаспар, взяв коробку в руки и направившись к сканирующему устройству медленной шаркающей походкой. «Совсем старик», – подумал тридцатисемилетний Хэрриг, глядя на лопатки, обрисовавшиеся под синим халатом.
– От десяти до четырнадцати месяцев, если верить нашим сканерам, – подтвердил следователь. – И это еще раз доказывает, что у Планетарной Полиции плохое оборудование. Всем известно, что профессор Лэйд отправился на станцию «Лонгфорд» восемь с половиной месяцев назад. Ваше оборудование определенно лучше. Мне нужны подробности, но и без них ясно, что дело странное. Кому понадобилось убивать Лэйда, отрубать ему голову, сдирать с нее кожу, удалять мозг и все прочее? Где остальные части тела? Профессор умер сразу после того, как закончил строить свою установку, или…
– Двадцать четыре месяца, – прервал следователя доктор Гаспар, поскольку именно в этот момент медицинский компьютер завершил 29-секундую процедуру сканирования и анализа останков. – Профессор Лэйд мертв уже два года.
Левая щека Хэррига нервно дернулась.
– Вы смеетесь?! – воскликнул он, подавшись вперед. – Вы же знаете, когда Лэйд отправился на орбиту Оберона для своих исследований! 8 апреля 2421 года. А сегодня, бог ты мой, 22 декабря 2421-го. Так как же, черт побери, могли пройти два года? Целых два года! Объяснитесь, Гаспар.
– О времени смерти поговорим после, – спокойно и очень тихо ответил доктор Гаспар. – Есть и другие… гм… странности. У черепа нет нижней челюсти, но в зубах верхней присутствуют остатки пищи, которую Лэйд принимал – только не нервничайте – два года назад. Они сохранились благодаря заморозке. И знаете, что это? Человеческие органы. Я не хочу в это верить, но…
– То есть вы хотите сказать, что гениальный ученый, один из величайших умов нашего тысячелетия, разумнейший и спокойнейший человек, отец пятерых детей – людоед?! – спросил Хэрриг, выделяя каждое слово. – Он, конечно, был чудаком, гениальности свойственны чудачества, но каннибализм – это… это просто невозможно согласитесь? Да и кого Лэйд мог съесть? Он же был один в «Лонгфорде»?! Кем же он, по-вашему, полакомился?
– Это самое безумное, – ответил Гаспар еще тише. Хэрриг понял, что пожилой доктор сильно волнуется и приблизился к нему. – Дело в том, следователь Хэрриг, что Лэйд съел свой собственный язык. И не только. В его зубах застряли кусочкиязычной миндалины и срединной язычно-надгортанной складки. Эта часть языка расположена слишком глубоко. Если бы Лэйд вырезал свой язык, то он не смог бы его съесть. Если же он – сохраняйте спокойствие, пожалуйста – откусил его, то я опять-таки наблюдаю невозможное, поскольку человек не способен откусить собственный язык у основания.
– То есть, оба варианта невозможны, – подытожил Хэрриг.– И как это понимать? Какой-то виртуоз, злой гений, проник на «Лонгфорд», миновав все барьеры, поставленные великим Лэйдом – а их, насколько мне известно, преодолеть невозможно – потом убил профессора, непонятно что сотворил с его телом, а над головой поиздевался наиболее изощренно. Удалил мозг, содрал кожу и мясо, оставив только рисунок на затылке, вырезал язык под корень, оторвал от черепа нижнюю челюсть, а затем заменил ее механической, способной двигаться, как настоящая. После этого наш гениальный маньяк сунул в рот несчастного профессора его собственный язык, запустил механическую челюсть и заставил покойника пережевывать его. Так получается?
– Отвратительно, – прошептал доктор Гаспар. – Чудовищно, безобразно, противоестественно. Но если это правда, то ваш злой гений заставил мертвого профессора «съесть» не только язык. В его зубах обнаружены фрагменты лицевых мышц, глаз, хрящей и… головного мозга. Да, Лэйд «съел» свое лицо и вместилище своего интеллекта.
– А остальное? – более спокойно спросил Хэрриг. – Сердце, легкие, печень, почки? Их маньяк не «скормил» своей жертве?
– Следов других органов не обнаружено,– ответил Гаспар. – И помните, что о «маньяке» заговорили вы.
– Я помню, – ответил Хэрриг, глядя на ободранный череп Лэйда. – надеюсь, наши эксперты завершат моделирование событий последних восьми месяцев по данным сканеров «Лонгфорда». Данные сильно повреждены, но… я, сказать по правде, схожу с ума, пытаясь представить себе то, что мы увидим.
2
– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал старший следователь Нолас, указывая на широкие, только что созданные кресла рядом с границей проекционного пространства в малом симуляционном зале. Кресел было три. Следователь Хэрриг сел в среднее кресло, доктор Гаспар занял левое, а старший следователь Нолас расположился в правом кресле, которое было заметно больше двух других и находилось чуть ближе к проекционному пространству. Нолас поерзал в кресле, понял, что оно тесновато и немного изменил параметры. Хэрриг, раскинувшись в своем просторном (по его меркам) кресле, понял, что его уважение к начальнику в значительной мере связано с его ростом, массивностью и физической силой. Сорокатрехлетний Нолас был ростом два метра и шесть сантиметров, весил сто девяносто килограммов и был способен сделать восемь шагов, удерживая на плечах пятерых сотрудников общим весом почти в полтонны. Нолас говорил зычным басом, и любая его просьба звучала, как приказ. В то же время, большой Нолас (так его называли за глаза) был мудр, справедлив и не лишен воображения. Но сейчас…
– Наши эксперты трудились почти шесть дней, восстанавливая данные с «Лонгфорда», – возвестил Нолас, а Хэрриг и Гаспар обратились в слух. – Результаты достойные – события на станции «Лонгфорд» в период с 8 апреля до 15 декабря 2421 года были восстановлены на 36,9 %. Это почти три из восьми месяцев. Я дал указание экспертам по возможности работать только с математической моделью восстанавливаемых событий и не просматривать сами события, воссозданные компьютером, поскольку это не их работа. Если нам повезёт, то мы не только узнаем, как погиб Лэйд, но и выясним, завершил ли он свои исследования. Присутствуют старший следователь Борис Нолас, следователь Бертран Хэрриг и доктор Альберт Гаспар. Дата воспроизведения симуляции – 29 декабря 2421 года, время – 09 часов 39 минут по Гринвичу.
Нолас дотронулся до кольца на указательном пальце правой руки. Проекционное пространство заполнило объемное изображение пятого модуля станции «Лонгфорд» в момент, когда корпоративное судно доставило Лэйда на борт.
Лэйда встретила делегация из одиннадцати человек, которая покинет станцию в ближайшие четыре часа. Облик ученого всегда вызывал у Хэррига противоречивые чувства. Лэйду было пятьдесят девять лет. Когда-то он был шатеном, как Хэрриг, но в возрасте двадцати двух лет удалил все волосы на голове и нанес себе на затылок изображение – компактную запись громоздкого функционала, описывающего поведение вариобран (другое название – браны переменной размерности) в бесконечномерных пространствах. Данный класс пространств, в дальнейшем именуемых «пространствами Лэйда», содержал подкласс, состоящий из обобщений пространства Калаби-Яу на бесконечномерный случай. Лэйд пришел к выводу, что пространства, в которых существуют браны, не только бесконечномерные, но и разные по мощности множеств пространственных измерений. Более того, согласно его теории, во Вселенной не существует двух бесконечномерных пространств Лэйда с одинаковыми по мощности множествами измерений! Это основной постулат его теории: «Two different infinite dimensional Lade manifolds (infinite dimensional generalizations of Calabi-Yau manifolds) cannot have equal cardinalities of a sets of dimensions».
Функционал назвали «лэйдианом», данное открытие принесло юному Лэйду премию Сеннора, по престижу не намного уступающую Нобелевской. Последнюю Лэйд получил четырнадцатью годами позже, в 2398-м,когда его теория реализовалось в виде явления микропетлевой темпоральной коррекции (скращенно – МТК) – тончайших манипуляций с вариобранами (тенью которых, как говорил сам Лэйд, являются элементарные частицы), совершаемых благодаря вмешательству в прошлое квантовой системы.
Суть данного явления Лэйд иллюстрировал на следующем примере. Представьте, что удалось получить лазерный луч огромной мощности – такой, которая в данных условиях кажется недостижимой. Поразмыслив, вы понимаете, что такая мощность, на самом деле, возможна, но вероятность ее достижения крайне мала – настолько, что реализация подобного события сродни выигрышу в Планетарную Лотерею. Как же у вас это получилось? Ответ один – вы сделали это сами. Вернее – сейчас сделаете, создав короткую петлю времени. Осознав это факт, вы используете установку, аналогичную той, что была у Лэйда, и направляете квантовый поток в недалекое прошлое – прямо перед тем, как получили ошеломивший вас результат. Поток воздействует на себя в прошлом и меняет процесс формирования квантовой лавины так, что мощность результирующего луча многократно усиливается. Вопрос – какой именно поток направлять? И в какой именно момент в прошлом, ведь нужно сделать все очень точно? Ответ – примите решение, которое покажется вам правильным. Оно неизбежно будет верным, ведь вы уже сделали это! Да как же, черт побери, спросите вы, это «правильное» решение возникнет в моей голове? Откуда оно придет? Ваш мозг сгенерирует его. Или мозг кого-то из ваших коллег. Результат уже перед вами – вы можете быть уверены, что добьетесь успеха. «Но это же фатализм!» – возопили многие. – «Я – человек со свободной волей, у меня всегда есть выбор, а вы говорите, что он уже будет сделан за меня?!». «ДА» – твердо отвечал Виктор Лэйд. – «В те минуты, когда вы внутри временной петли, у вас нет выбора. Вы неизбежно поступите так, как должны. И результат будет потрясающий».
Устройство Лэйда назвали ВМТК (Вариобранный Микропетлевой Темпоральный Корректор). ВМТК позволял создавать тончайшие структуры, обладающие механическими, теплофизическими, электрическими и оптическими свойствами, которые раньше казались невозможными. При помощи ВМТК производили тончайшие хирургические операции. ВМТК позволял осуществлять термоядерный синтез и создавать антивещество при энергозатратах на два порядка меньших, чем прежде. Лэйд был гением и двадцать восемь миллиардов человек в Солнечной Системе восхищались им. После триумфа профессор продолжил исследование МТК, получив в свое распоряжение все ресурсы, которые были у человечества. ВМТК подвергался бесчисленным модификациям и усовершенствованиям, но Лэйд решил пойти еще дальше. Благодаря ВМТК в прошлое могли путешествовать только фотоны, причем время переброски корректирующего луча не превосходило тридцати шести минут – при любых условиях. И вот теперь, спустя двадцать три года, Лэйд решил доказать, что во времени могут путешествовать и бозоны, и фермионы. И вещественные субстанции, в которых фермионы обмениваются бозонами. Другими словами, профессор Лэйд вознамерился отправить в прошлое материальный объект. Макроскопический. Если получится – дальше, чем на тридцать шесть минут назад.
Лэйд всегда стремился сократить до минимума число своих ассистентов. Работа в команде была не для него. Он любил свою жену, сына и четырех дочерей, проводил с семьей много времени, но работать предпочитал один – если это было возможно. В итоге Лэйд решил, что научная станция «Лонгфорд», обращающаяся вокруг второго по величине спутника Урана почти в трех миллиардах километрах от Земли – идеальное место. Учитывая то, насколько станция автоматизирована, Лэйд понял, что помощники ему не нужны. С ним не стали спорить, поскольку его авторитет сделал его самым влиятельным человеком в Солнечной системе. Вместе с тем, корпорация «Астроникум», владеющая станцией, не могла позволить проводить абсолютно новую серию экспериментов совершенно бесконтрольно. Формально уступив требованиям Лэйда, они оставили скрытую систему слежения в главном компьютере «Лонгфорда».
Нолас, Хэрриг и Гаспар наблюдали за тем, как делегаты встречают Лэйда, словно живого бога. Лэйд – мужчина среднего роста, слегка полноватый, лицом похожий на прилежного школьника, слишком долго решавшего интересную задачу, и, наконец, получившего ответ. Очков он не носил, а его серые глаза при близком рассмотрении (симуляция позволяла наблюдать происходящее с любого ракурса), напоминали две космические бездны. Просторный, гладкий череп, блестел бы на свету, если бы не «лэйдиан», записанный на коже. Глубокие морщины на лбу, не свойственные возрасту. Крупный, прямой нос, ничем не примечательные губы и уши. Лэйд немного прихрамывал – все знали, что его левая нога на три сантиметра короче правой. Профессор одевался скромно – сейчас на нем были черные брюки, синяя рубашка и серый свитер без рукавов, на ногах – недорогие темно-коричневые ботинки без шнурков. Единственной выдающейся деталью в облике Лэйда, помимо рисунка на голове, был наручный компьютер на запястье – это нехитрое устройство с голографическим интерфейсом, которое профессор использовал, в основном, для теоретических выкладок. Было видно, что Лэйду не нравится лесть, но он готов ее терпеть. Кроме того, он явно хотел, чтобы его поскорее оставили одного.
3
Нолас ускорил симуляцию. Трое мужчин в малом симуляционном зале наблюдали за тем, как делегация покидает станцию, а Лэйд обрывает связь с внешним миром – отключает средства коммуникации, изолирует модули для приема транспорта и устанавливает время блокировки – до 9 декабря. Вскоре после этого руководство «Астроникума» узнало, что Лэйд перехитрил их – используя связи внутри корпорации, профессор вмешался в процесс создания скрытых подпрограмм, предназначенных для наблюдения за ходом его экспериментов, и добавил в них фрагменты кода, позволяющие отключить систему слежения. Никто не сможет узнать, что будет происходить внутри «Лонгфорда» в течение следующих восьми месяцев. Никто не пошлет сообщение и не проникнет на станцию. Сам Лэйд также не сможет покинуть «Лонгфорд» или связаться с кем-либо.
Надежность станции не вызывала у Лэйда сомнений. Это продолговатое сооружение, четырехсот метро в длину и около пятидесяти метров в диаметре вращалось вокруг своей оси со скоростью тридцать восемь оборотов в минуту, что создавало на его внутренней поверхности искусственную гравитацию, равную земной. Станция, рассчитанная на двести человек, прошла все мыслимые проверки, и ни у кого не осталось сомнений, что это – одно из самых безопасных мест в известной человеку Вселенной. Здешняя автоматика была способна предотвратить любые аварии, утечки и взрывы.
На «Лонгфорде» было четыре отсека, предназначенных для хранения пищи. В инструкции строго прописано – запас продуктов для персонала хранится в каждом из четырех отсеков, то есть в любой момент времени станция имеет четырехкратный пищевой ресурс. Лэйд, как известно, был мясоедом, любил еду, богатую животными белками и жирами, а углеводы предпочитал потреблять отдельно. Согласно той же инструкции, запасы пищи во всех четырех отсеках должны были быть одинаковы, но Лэйд добился того, чтобы его припасы разделили. В одном отсеке хранились мясные продукты, в другом – рыба и морепродукты, в третьем – сладости и хлеб, в четвертом – овощи, фрукты и напитки. Кроме того, в каюте 166, которую профессор выбрал в качестве основного места проживания, был стандартный холодильник, рассчитанный на недельный запас продуктов (учитывая аппетит Лэйда – пятидневный), и полноценная кухня. Однако перед началом работы Лэйд решил, что пищеблоки расположены слишком далеко и перенес свои припасы поближе к каюте. Недалеко на 166-ой располагалось грузовое помещение 49/8. Лэйд переоборудовал часть этого помещения, превратив ее в огромный холодильник, куда станционные роботы перенесли всю его еду. Главный компьютер станции начал протестовать, но Лэйд легко обошел нужные протоколы. Вдобавок, Лэйд принес с собой архаичную электроплиту, которую сам собрал. Люди уже лет четыреста не пользовались подобным устройством для приготовления пищи, но гениальный чудак решил, что древний способ лучше. Теперь все было так, как ему надо, и профессор занялся наукой. Было интересно наблюдать за тем, как творческий человек говорит сам с собой, бормочет откровения, ругается, трет виски, делает жуткие теоретические выкладки, копается в деталях нескольких видов ВМТК, используя некоторые из них и синтезируя новые для построения неведомого устройства. Первые сорок часов Лэйд работал без перерыва, затем съем две тарелки куриного супа, четыре свиных ребрышка, персик, выпил чашку чая с молоком, наскоро принял ванну, побрился и лег спать. Проснулся он через восемь часов, съел еще один персик, два свиных ребрышка, выпил чашку чая без молока, стакан воды, и уснул еще на четыре часа. После этого опять проснулся и приступил к работе, даже не умывшись и не перекусив. Примерно через пятнадцать часов его работа была прервана визитом, которого, казалось бы, просто не могло быть.
4
Никто из троих наблюдателей симуляции не был ни физиком, ни инженером. Тем более выдающимся. Смысл действий Лэйда они понимали плохо. Стало ясно, что уже на третьи сутки он собрал новое устройство, сделал первый шаг в своей работе. Когда ученый включил устройство, на станции произошла авария. На «Лонгфорде» не может быть аварий – это знают все. Но она произошла – в грузовом помещении 49/8, недалеко от лаборатории, рядом с каютой Лэйда.
Появился черный эллипсоид с полуосями три, два и два метра. Абсолютно черный. Он просуществовал не более трех секунд, потом исчез, оставив на полу и стенах помещения глубокие ямы, заполненные неопределенным месивом, какой-то серой «кашей». Система безопасности станции мгновенно отреагировала, в поврежденное помещение устремились роботы с материалами, необходимыми для ремонта. «Бог ты мой», – проговорил Нолас, напряженно подавшись вперед. «Неужели?», – прошептал доктор Гаспар. Хэрриг ничего не сказал, только нервно сглотнул.
Из эллипсоида вышел человек. Все знали о «двух лицах» профессора Лэйда. Первое лицо – гладко выбритый Лэйд. В таком виде ученый был более приятен, выглядел моложе своих лет и общался менее формально. Второе лицо – небритый Лэйд. Таким ученый становился через пять-шесть дней напряженной работы. Неаккуратная растительность на лице старила его лет на десять, он мрачнел, и речь его становилась более официальной. Лэйд, что был сейчас в лаборатории, являлся, скорее, первым лицом. Человек, появившийся в грузовом помещении, тоже был профессором Лэйдом – его вторым лицом. Пожалуй, это был первый случай в истории, когда два лица Лэйда существовали одновременно. В руках у небритого Лэйда был большой ящик. Держа ношу перед собой и оставляя на полу грязные следы, он немедленно проследовал в лабораторию и встретился с бритым Лэйдом.
Бритый Лэйд просиял при виде двойника. Небритый Лэйд ответил неопределенной улыбкой.
– Я знал, что получится! – воскликнул бритый Лэйд и протянул руку. – Здравствуйте, профессор Лэйд.
–Здравствуйте, профессор Лэйд, – мрачным эхом повторил небритый Лэйд, поставил коробку на пол и пожал руку двойнику.
Трое мужчин в малом симуляционном зале запомнили этот момент на всю жизнь. Они уже видели, что у Лэйда проблема. Нолас первым догадался, как она будет решена и его крупное румяное лицо побледнело.
– Как долго? – спросил бритый Лэйд. – Без лишней точности.
– Без лишней точности – почти за месяц до установленного нами срока,– ответил небритый Лэйд. – Последний месяц я просто ждал.
– Только потому, что вы, будучи мной, услышали: «Последний месяц я просто ждал», – констатировал бритый Лэйд. – Вы вернетесь или эти восемь месяцев мы проведем вместе?
– Я не вернусь, – ответил небритый Лэйд. – Но вместе мы будем… не так, как вы себе представляете. Видите ли, профессор Лэйд – у нас проблема. Мы вместе создали ее и вместе решим. Вы – это я, на восемь месяцев моложе, но вы уже собрали прототип из деталей нескольких ВМТК. В моем времени установка занимает почти всю лабораторию и потребляет семь целых и пятьдесят одну сотую процента энергии станции. Она перемещает только назад во времени, минимум на восемь месяцев. Кроме того, для работы ей необходимо, чтобы в прошлом, куда она отправляет, был работающий вариобранный рекурсотрон – ВР, тот, что вы недавно собрали, только что включили и в будущем значительно усовершенствуете. Есть еще одна проблема. Область пространства, которая содержит перемещаемые объекты, представляет собой эллипсоид объемом около пятидесяти кубометров – я не знаю, как регулировать его форму и размеры. Местоположение эллипсоида регулировать очень непросто, оно труднопредсказуемо и только благодаря тому, что мы с вами сейчас разговариваем, я знаю, что зона перехода не повредит саму установку. Так вот – когда я переместился в прошлое, связав свою установку с вашим ВР, эллипсоид сформировался недалеко от нашей каюты, в грузовом помещении 49/8. Все материальные объекты из вашего времени в месте формирования зоны перехода перестали существовать. Не знаю, что с ними стало – эту загадку я так и не разгадал. Стены и пол оказались повреждены и местные роботы, скорее всего, уже заканчивают ремонт. Проблема не в этом.
– Моя еда.., – упавшим голосом произнес бритый Лэйд из настоящего.
– Ее больше нет, – тем же голосом продолжил небритый Лэйд из будущего. – Точнее – осталось около пятнадцати килограммов свежих томатов в грузовом помещении и четыре литра молока в холодильнике, в нашей каюте. Намдвоим этого хватило бы примерно на месяц очень, очень голодного существования. Растения из дендрария, к сожалению, несъедобны. Вы не можете покинуть станцию и связаться с внешним миром – вы сами об этом позаботились. Вы сейчас думаете о том, что с моей помощью могли бы создать эллипсоидальную зону перехода и благодаря ей перемещать объекты с «Лонгфорда», например – себя в спасательной капсуле – за пределы станции. Сожалею, это невозможно. Во-первых – я был вами и знаю, что не сделаю этого. А во-вторых – даже в своем времени я не знаю, как сформировать эллипсоид на таком расстоянии.
– Но вы живы! – воскликнул Лэйд из настоящего. – Значит я, мы с вами, найдем решение.
– Найдем, – подтвердил Лэйд из будущего. – Мы закончим нашу работу. Но нам придется пойти на жертвы, чтобы не умереть голодной смертью за эти восемь месяцев.
– То есть, я… нет! – Лэйд из настоящего побледнел куда сильнее, чем Нолас, Хэрриг и Гаспар, наблюдающие симуляцию.
– Все именно так, мой друг. Во мне около восьмидесяти килограммов органических субстанций, пригодных для вашего организма. Мы сами себя прокормим, – надтреснутым голосом произнес Лэйд из будущего и открыл коробку, стоящую на полу.
– Два?! – спросил Хэрриг так громко, что Нолас и Гаспар одновременно посмотрели на него.
– Безумие, – произнес Лэйд из настоящего.
В коробке будущего Лэйда находились два одинаковых черепа с кожей на затылках. Копии того, что Хэрриг принес в лабораторию Гаспара.
– Теперь меня четверо, – поразился Лэйд из настоящего. – Два живых и два мертвых.
– Скоро мертвых будет трое,– добавил Лэйд из будущего.
– Прошу остановить, – дрожащим голосом произнес доктор Гаспар.
Нолас оставил симуляцию. События в проекционном пространстве замерли, будущий Лэйд застыл с открытым ртом.
– Почему в коробке два черепа? – спросил Гаспар, переводя взгляд с Ноласа на Хэррига и обратно. – Если Лэйд из будущего умрет и Лэйд из настоящего… отрежет ему голову, сдерет с нее плоть, сохранит ее в холодильнике и затем вместе с ней отправится в прошлое, в роли будущего Лэйда, то в коробке будет лишь один череп.
– Я готов объяснить, я понял! Позволите, старший следователь? – с энтузиазмом попросил Хэрриг, Нолас утвердительно кивнул.– Будущий Лэйд принес с собой их общий череп, который на восемь месяцев старше будущего Лэйда и на шестнадцать месяцев старше Лэйда из настоящего. Это череп никуда не денется после смерти Лэйда из будущего. После того, как Лэйд из настоящего отделит череп Лэйда из будущего от остальной его плоти, у него станет два черепа –свежий, с которого он сам все содрал, и старый – тот, который будущий Лэйд принес с собой. Лэйд из настоящего возьмет с собой оба этих черепа, вернется в прошлое, как вы выразились, в роли будущего Лэйда, и у него при этом будет два черепа – более «свежий», который на восемь месяцев старше будущего Лэйда и на шестнадцать месяцев старше Лэйда из настоящего, и более «старый», который на восемь месяца старше «свежего» черепа, на шестнадцать месяцев старше Лэйда из будущего и, черт побери, на два года старше Лэйда из настоящего. Вспомните, доктор, вы ведь сами определили его возраст, а я не хотел верить! Когда Лэйд из настоящего, простите, разделает Лэйда из будущего и получит его череп, то черепов станет три. Восемь месяцев спустя, когда Лэйду из настоящего придет пора отправляться в прошлое в роли Лэйда из будущего, он возьмет с собой два из трех черепов, оставив только самый старый – тот, который дважды перемещали в прошлое (причем физически это было одно и то же перемещение) и трижды замораживали. Этому черепу будет уже два года. Его то мы и нашли.
– То есть, теоретически, черепов могло быть и три, и четыре, и пять, – подытожил доктор Гаспар, теребя кадык. – Но их два – просто потому, что будущий Лэйд прибыл к настоящему именно с двумя собственными черепами, а настоящий Лэйд неизбежно все сделает точно так же.
Гаспар нездорово усмехнулся.
– Есть один древний анекдот, – пробасил Нолас, глядя на Гаспара и Хэррига с отеческой улыбкой. – Экскурсовод говорит: «Вот это череп Петра I в двенадцать лет, вот это – череп Петра I в пятнадцать лет, а вот это – череп ПетраI после смерти». Один из экскурсантов спрашивает: «А как это, три черепа одного человека?».«А вы из какой группы?» – интересуется экскурсовод. «Из взрослой» – отвечает экскурсант. «Тогда что вы здесь делаете? – возмущается экскурсовод. – Это же экскурсия для школьников!».
Хэрриг усмехнулся. Гаспар скривил губы, глаза его блестели.
– Внутри временной пели, которую создал Лэйд, может быть множество Лэйдов, живых и мертвых, – продолжил Нолас. – Однако у профессора только одно тело, поэтомувне временной петли остался только один череп. Он у нас. Доктор, вы готовы смотреть дальше?
– Готов, – ответил Гаспар, глядя в пол.
Проекционная ниша снова ожила по сигналу Ноласа.
… Боюсь, что прямо сейчас – завершил фразу будущий Лэйд.
Он сделал шаг к одному из ВМТК, наклонился к лазеру и включил его. Мелкая сетка из лучей пересекла горло будущего Лэйда. Лэйд из настоящего рванулся к устройству. Казалось, он хотел выключить его, но вместо этого запустил программу темпоральной коррекции. Сетка из лучей, неумышленно порожденная Лэйдом из настоящего, возникла в прошлом – несколько секунд назад – и усилила первую сетку, замкнув временную петлю. Из горла будущего Лэйда брызнула кровь, множеством тонких ручейков. Небритый путешественник во времени рухнул на пол. Его голова не отвалилась, а повисла на множестве тонких окровавленных нитей, в которые лазерная сетка превратила кожу, мышцы, кости и сосуды шеи. Рот и глаза мертвеца остались открытыми.
Руки Лэйда из настоящего тряслись, лицо стало белее халата, а потом вдруг резко покраснело. Закричав, он схватил запасной халат и набросил его на голову мертвого двойника. Секунд десять он стоял, схватившись за голову и шепча неразборчивые проклятья. Затем схватил тело, поднял его, будто большую тряпичную куклу, и вынес из лаборатории. Кровь текла на пол коридора – халат, обернутый вокруг головы, мало помог. Лэйд донес тело до каюты и бросил на пол. Открыл холодильник и выкинул все, что было внутри. Затем бросил туда свой будущий труп. Застонав от омерзения, ученый около двух минут возился, укладывая тело так, чтобы холодильник можно было закрыть. Наконец, дверца захлопнулась и Лэйд сел на пол. Он рыдал, охватив руками безволосую голову.
5
Два следователя и доктор излучали восьмимесячную симуляцию событий на станции «Лонгфорд» в течение трех недель. Ежедневно они проводили в малом симуляционном зале от трех до шести часов. Большой Нолас периодически отлучался на совещания, один сеанс возле проекционного пространства прошел и вовсе без него. Хэрриг знал, что доктора, в отличие от них с Ноласом, никто не ждет дома – жена Гаспара умерла одиннадцать лет назад. Доктору сейчас было семьдесят пять и он, как ему казалось, знаком со всеми ужасами и мерзостями, случившиеся в Солнечной Системе за последние полвека. Но эта симуляция… Доктору ее просмотр давался тяжелее других. Конечно, большую часть событий просматривали в ускоренном темпе, многие временные периоды вовсе отсутствовали – их общая продолжительность составляла почти пять из восьми месяцев. Гаспар и Хэрриг делали много записей, Нолас рецензировал их и подбирал оптимальные формулировки.
Профессор Лэйд быстро пришел в себя, встал с пола и подошел к зеркалу. «Я сам себя прокормлю»,– твердо заявил он вслух, глядя в собственные глаза. Лэйд вынул тело будущего Лэйда из холодильника и переместил его в один из пустых пищеблоков, где хватило бы места для двадцати тонн припасов. Два ободранных черепа своих еще более поздних версий Лэйд отправил в другой пищеблок. После этого он вытер кровь и грязь в каюте, коридоре и лаборатории, разморозил и помыл холодильник и загрузил туда оставшиеся припасы. Зона перехода, из которой появился будущий Лэйд, не затронула три ящика с помидорами, в каждом из которых было по пять килограммов. Технологии заморозки и хранения продуктов, применяемые на станции, позволили бы хранить их годами практически без ущерба для свежести. Кроме того, в зону перехода не попала малая часть мясных полуфабрикатов – около полутора килограммов копчёной свинины. Плюс четыре литровых ёмкости с молоком, которые остались в холодильнике. Свинины профессору едва хватило на два дня – аппетит у Лэйда разыгрался, да и работать в лаборатории он стал быстрее. «У меня есть еда», – сказал он сам себе на пятый день пребывания на станции. – «А пожил я неплохо». Шестой день Лэйд начал не так, как прежние пять – не бросился в лабораторию сразу после пробуждения, чтобы часа три-четыре потрудиться и только потом позавтракать. Он решил начать утро с приема пищи. Той, единственной пищи, которая у него осталась.
Лэйд вытащил тело будущего Лэйда из холодильника, разморозил его и снял с него халат. В кармане халата мёртвого двойника Лэйд обнаружил малиновый шарик – стандартный носитель информации с инфокристаллом внутри. На поверхности малинового шарика была надпись: «Ознакомьтесь до завтрака – иначе сгорите от любопытства. Ваш будущий вы». Лэйд горько усмехнулся собственной шутке, положил шарик на стол и включил голографическую запись.
Изображение в проекционном пространстве мгновенно потеряло чётность, превратившись в безобразное месиво разноцветных комков. Звуки слились с дикую какофонию. Гаспар сморщился и прикрыл глаза рукой. Ещё через мгновение два следователя и доктор увидели Лэйда, убирающего малиновый шарик в свободную инфоячейку.
– Мы перескочили через десять минут, – спокойно ответил Нолас. – Таких «провалов» в симуляции будет довольно много. К сожалению, этот «провал» скушал очень интересное место – послание будущего Лэйда к настоящему.
– Чёрт…, – тихо ругнулся Хэрриг.
Лицо Лэйда потемнело, глаза слезились. Он стоял неподвижно, держа за ручку ящик, в который только что убрал шарик с инфокристаллом, и жевал губы. Он простоял так две минуты… Три… Пять… «Неизбежность», – произнес он наконец. – «Чёрт бы побрал эту Вселенную! Никто другой не должен был пострадать! Боже мой!». Лэйд отпустил ручку, раз десять сжал и разжал кулаки, потом вдруг резко покраснел, прорычал неразборчивое ругательство и решительно направился к телу мертвого двойника.
Раздев будущего себя, Лэйд первым делом удалил то, что не собирался есть – кишечник, желчный пузырь, мочевой пузырь и половые органы. ВМТК позволили расщепить требуху и одежду на атомарном уровне. Теперь перед Лэйдом были две ноги, вырезанные с остатками тазовых костей – Лэйд решил, что тазобедренные суставы двойника лучше сохранить целиком – и туловище с распоротым животом. «В мясной лавке такого не увидишь», – продолжил Лэйд свой монолог. – «А ведь у него… у меня довольно волосатые ноги. И это при том, что на груди и спине волос почти нет. Мало тестостерона в моем теле. А мои ступни? На правом мыске, вон, кожа треснула. А пятки? Кожа – как камень. Но мяса здесь много. С него и начну».
Лэйд взвесил тело будущего Лэйда. Суммарный вес трех частей составил девяносто четыре килограмма. «Действительно, килограммов восемьдесят съестного», – произнес он. – «Но это неточно. Мне нужно питаться сто шестнадцать дней. Следовательно, дневная норма – одна сто шестнадцатая от девяноста четырех – примерно восемьсот десять граммов. Минус то, что несъедобно, но этого будет немного».
– А почему сто шестнадцать дней?! – воскликнул Хэрриг, наблюдая за жутким пиршеством Лэйда. – Это же меньше четырех месяцев! А что он будет есть остальные четыре месяца?
– Всё дело в инфокристалле, – констатировал Нолас. – Через четыре месяца у профессора появится новый источник пищи и будущий Лэйд сказал ему об этом.
– Как будто у профессора появится еще одно мертвое тело, вес которого примерно равен его собственному, – предположил Хэрриг.
– Лучше не гадать,– произнёс Гаспар, нервно сглотнув. – Мы узнаем это только через девять дней. Я не хочу, чтобы следующие девять ночей меня мучали кошмары.
– Я и не прошу нарушать установленный порядок действий ради моего… нашего любопытства, доктор, – ответил Хэрриг. – Однако я готов признаться, что мечтаю поскорее добраться до середины нашей симуляции – там начинается самое интересное.
Туловище и левую ногу профессор убрал обратно в пищеблок. От правой ноги лазером отрезал два куска, суммарным весом около восьмисот граммов. Каждый кусок содержал часть бедренной кости, один из двух кусков содержал целый тазобедренный сустав. Лэйд отнес пищу в свою каюту и приготовил на архаичной электроплите, которую привез с собой. Снял кожу и пожарил на сковородке без масла. Воды на станции было предостаточно, кроме того, Лэйд переделал один из станционных репликаторов, настроив его на выработку пищевого сахара и поваренной соли. В происходящее все еще не хотелось верить, но, когда куски достаточно прожарились, ученый просто взял больший из них – тот, на котором был тазобедренный сустав – положил на тарелку, сел на стол, вооружился вилкой и ножом, отрезал кусок собственной будущей плоти и отправил его в рот, даже не поморщившись. Он съел все, кроме твердой оболочки кости. «Мой костный мозг так похож на свиной», – вымолвил профессор. В этой части симуляции Хэрриг несколько раз сглатывал набежавшую слюну. Он понял, что проголодался и ужаснулся тому, что чувство голода вызвала именно эта «сцена». Лэйд разрезал тазобедренный сустав и впился зубами в суставной хрящ. Доктор Гаспар отвернулся, Нолас сохранил невозмутимость, а на лице Хэррига появилась нездоровая улыбка. Лэйд был похож на голодное животное, ел быстро, будто боялся, что у него отнимут добычу. В какой-то момент он остановился и взглянул на свое правое бедро. «Эй, ты!! – прорычал Лэйд, хлопнув правой рукой по месту, в котором располагался его тазобедренный сустав. – Тебя ем. Тебя из будущего! И ты вкусный! Славно мне служишь, даже после смерти. Помнишь, как я тебя однажды чуть не вывихнул? А теперь ты разрезан, пережеван и у меня в желудке. Знай, что тебе осталось недолго». Профессор снял тарелку со стола и поднес к бедру. «Вот она, твоя судьба! – продолжил он безумный монолог. – Вот как все закончится!».
Таких «сцен» было много. Однако «сцены», в которой Лэйд узнает, что записано на инфокристалле внутри малинового шарика, не было. Этот носитель информации не был найден при обыске на станции. Оставалось надеяться, что информация о его содержимом появится в симуляции позже.
Лэйд открыл каюту рядом со своей и разместил в ее холодильнике левую ногу и туловище двойника. Правую ногу держал в своем холодильнике – до тех пор, пока не съел ее целиком. На это ушло двадцать дней. Когда очередь дошла до ступни, Лэйд снял ботинок, носок и поднес отрезанную ступню к ее прошлой версии. «А ведь ты грязнее, чем моя,– болезненно прошептал он и погладил трещины на коже. – На тебе порезы и какие-то ожоги. Ты настрадалась. Пора тебе на покой». На коже ступней не было волос, и Лэйд не стал сдирать ее – только вымыл. Ногти также оставил на месте. «Только один из них грибковый», – заметил он. Пожарив ступню, профессор съел все мягкие ткани. «И кожа почти как у свиньи», – заметил он. Обсосав каждый ноготь и косточку, Лэйд лег спать.
Каждый день Лэйд выпивал одну маленькую чашку напитка, в котором вместо чайных листьев использовались листья некоторых растений из дендрария, с добавлением молока и сахара. На третий день потребления этого напитка профессор перестал морщиться. Каждый третий день он съедал один томат из своего скудного запаса.
Работе он посвящал от четырнадцати до шестнадцати часов ежедневно, иногда не прерывался по двое суток. К моменту, когда Лэйд закончил со своей правой ногой, установка занимала почти пятую часть его лаборатории. Еще через пару дней ученый создал первый черный эллипс – зону перехода в прошлое.
6
Двое следователей и доктор были уверены, что первая зона перехода будет маленькой. Вопреки их представлениям, черный эллипсоид оказался таким же, как тот, что доставил будущего Лэйда – полуоси три, два и два метра, внутренний объем – пятьдесят кубометров. Появился он в том же грузовом помещении и почти на том же месте, снова переполошив станционных роботов. Первые девять дней после этого Лэйд не мог сформировать его в другом месте, а время, на которое данный эллипсоид позволял перемещать макроскопические объекты в прошлое, не превосходило тридцати шести минут.
Эксперименты позволили выявить закономерность. Все объекты из прошлого в месте формирования зоны перехода перестают существовать – что именно происходит с ними, неизвестно. Все объекты из будущего теряют структуру, становясь бесформенным месивом. Например – серая «каша», в которой испачкал ноги будущий Лэйд, состояла из материалов пола и стен грузового помещения 49/8. Все объекты, проникшие внутрь эллипсоида после его возникновения и покинувшие его в другом времени, остаются невредимыми. Все объекты, проникшие внутрь эллипсоида после его возникновения, но не успевшие покинуть зону перехода в другом времени до ее исчезновения, перестают существовать.
Себя Лэйд не перемещал, использовал только роботов и мебель.
На десятый день после открытия (тридцать шестой день пребывания Лэйда на станции) произошло нечто экстраординарное –зона перехода сформировалась в противоположном конце станции, серьезно повредив две каюты. «Но ведь будущий я говорил, что не мог формировать эллипсоиды так далеко?! – воскликнул Лэйд. – Нет… Он говорил, что не мог формировать их на расстоянии, которое позволило бы повредить наружное покрытие «Лонгфорда» и привлечь внимание Астроникума. Но ведь корпус намного ближе! Значит, теоретически, я могу выбрасывать предметы за пределы станции. Но какой в этом смысл, если мой труп находится в холодильнике и съеден почти на четверть?». Лэйд три дня провел почти без сна, получая новые результаты – эллипсоиды формировались в разных частях станции, как выяснилось – недалеко от предметов, которые Лэйд раньше использовал в аналогичных экспериментах. Первый эллипсоид, сформировавшийся НЕ в грузовом помещении 49/8 рядом с каютой Лэйда, был, как выяснилось, «притянут» черепами, которые принес с собой будущий Лэйд – они хранились в пищеблоке в сорока метрах от центра эллипсоида. Общая закономерность была такая – если предмет уже перемещался в прошлое через эллипсоид, то будущие эллипсоиды с высокой вероятностью будут формироваться возле такого предмета – в радиусе пятидесяти метров – либо на таком же расстоянии от работающего ВР. Что касается ВР, первый из которых Лэйд собрал на третий день работы, то хотя бы один из них всегда должен был оставаться включенным – в том прошлом, куда перемещается предмет.В итоге профессор сделал две вещи – предметы, путешествующее в прошлое, он расположил ближе к корпусу станции и там же расположил несколько версий ВР. К сожалению, «Лонгфорд» позволял Лэйду использовать лишь семь целых и пятьдесят одну сотую процента генерируемой энергии, но в рамках этого «бюджета» ученый сделал все, чтобы увеличить вероятность перемещения предмета за пределы станции. Кроме того, если один и тот же предмет перемещать в прошлое несколько раз, вероятность формирования эллипсоидов рядом с ним возрастает.
Установив последний ВР на внутренней поверхности корпуса, Лэйд удалился в свою каюту, где с аппетитом съел колено и часть икроножной мышцы левой ноги будущего Лэйда. Затем Лэйд встал из-за стола, вымыл руки, направился к дальней стене каюты и исчез из проекционного пространства.
– Проклятье, – недовольно произнёс Хэрриг. – Вот зачем нам здесь видеть остальную каюту, если в это время не видно Лэйда? Надо будет поговорить с экспертами на счёт качества их работы.
Хэрриг попытался сменить ракурс так, чтобы наблюдать, что сейчас делает Лэйд. В этот момент произошёл ещё один «провал» в симуляции –изображение в проекционном пространстве исказилось до неузнаваемости, звуки превратились в безобразный рёв.
– Эксперты не виноваты, – резюмировал Нолас. – Это очередные данные со сканеров, которые Лэйд намеренно испортил.
7
Время от времени ученый муж скулил, жаловался самому себя на «судьбу-злодейку» и «поганые временные петли». Основной причиной была не близкая смерть – с ней Виктор Лэйд, похоже, смирился – а то, что его рацион составляют лишь мясо, немного помидоров, вода и сахар. «Персиков бы», – ворчал он. – «А еще лучше – арбуз. И яблок… одно хотя одно. За чашку нормального чая вообще готов убить!».
За пределы станции он так ничего и не отправил. Черные эллипсоиды зон перехода возникали сколь угодно близко к наружной обшивке «Лонгфорда», но не пересекали ее, хотя теоретически вероятность такого события была близка к пятидесяти процентам и, поскольку Лэйд провел множество опытом, оно давно должно было произойти. Лэйд знал, что человек, чье тело он съел уже на треть, не добился успеха, но продолжал пытаться.
Длительность перемещений в прошлое, напротив, постепенно увеличивалась. К настоящему моменту – сорок второй день пребывания на станции – ее предел составлял чуть более пяти суток. В этот же день эксперименты Лэйда дали новые результаты.
Новая зона перехода возникла в то время, когда установка была выключена. Такое происходило часто – где-то в ближайшем будущем Лэйд создаст ее в этом самом месте. Обычно такая зона проносит с собой какую-нибудь вазу или тумбочку, которая сейчас стоит в одной из кают и вернется на место после этого, как ее более новая версия отправится в прошлое. На это раз внутри эллипсоида обнаружилась только бесформенная, оплавленная, дымящаяся масса. Не такая как раньше – состав был явно другой. «Как я мог отправить это в прошлое? – произнес Лэйд.– Где экспериментальный образец? И что это вообще такое?». Проанализировав массу, Лэйд выяснил, что перед ним – смесь почвы, песка и древесины, которая частично сгорела, частично оплавилась, частично подверглась деформации на молекулярном уровне. «Это явно не из дендрария, – заключил Лэйд. – Там нет такой почвы, а древесина… это же дуб, черт возьми! Кора и ствол дуба. Ближайшее подобное дерево находится в подземном лесу колонии «Кронос-3» под поверхностью Титана, за полтора миллиарда километров отсюда». Лэйд был поражен, Нолас, Хэрриг и Гаспар – тоже. «Вот, значит, как?! – воскликнул ученый. – Я ничего не могу отправить за пределы станции, зато могу получить нечто извне, с другой планеты и… из будущего??? Кто-то, работающий с моей установкой после моей смерти, посылает мне объекты из своего времени? Как далеко это время? Месяцы, годы, века, тысячелетия? Впрочем, что это я – образец пока только один и он изуродован. Может, это вообще не для меня?».
В следующие два месяца в пространстве станции сформировались еще десять подобных зон. Они содержали бесформенные комки, смесь веществ и материалов, явно не с «Лонгфорда». Лэйду не удалось понять, откуда они пребывают – ни в пространстве, ни во времени. Тем не менее, последние две зоны позволили совершить новый прорыв. В отличие от первых девяти, они не исчезли через несколько секунд после перехода, а просуществовали почти три минуты. К первой из них Лэйд не успел приблизиться – она была на другом конце станции. Вторая же оказалась в грузовом помещении 49/8, рядом с лабораторией и каютой Лэйда. Профессор успел отправить в нее станционного робота. Когда зона исчезла, робота, как и предполагалось, в ней не было. Как и нигде на станции. Он отправился туда, откуда Лэйд получил новый объект – двадцать два килограмма оплавленного пластика (робот весил всего шестнадцать).
8
Тем временем, ученый приступил к поеданию туловища своего двойника. Рацион был такой – четыреста граммов мышечной ткани, кожи и костного мозга и четыреста граммов внутренних органов. Начал он с печени, которую съел за четыре дня. Потом почки – внутри левой Лэйд обнаружил камень. «Вот почему ты иногда ноешь», – произнес Лэйд, дотронувшись до левого бока. Ему нравились позвонки и ребрышки двойника, его спинной мозг Лэйд смаковал с особым удовольствием. Легкие профессору не понравились – за те два дня, в течение которых они составляли вторую половину рациона, Лэйд страдал от недоедания. Своему будущему сердца профессор уделил особое внимание – съел его почти церемониально. Кровь, сохранившаяся внутри сердца, превратилась в знакомую рыхлую массу, но в этот раз она показалась Лэйду особенно сытной. Лэйд держал кусок сердца на вилке –правое предсердие с аортой – а другую руку прижимал к груди. «Ты сейчас бьешься, – произнес ученый с нездоровым торжеством. – Перекачивая кровь, питающую желудок, который переваривает куски тебя же самого из будущего. В скором времени кровоток принесет к тебе вещества, извлеченные из того, чем ты станешь через восемь месяцев. Да прокормишь ты само себя!».
За это время случилось ещё десять «провалов» и симуляции. В каждом случае Лэйд отходил к дальней стене каюты на десять-пятнадцать минут. С тех пор, как он сделал это в первый раз, эту стену нельзя было наблюдать ни с какого ракурса.
– Да что же он там прячет?! – раздраженно пробасил Нолас.
Поведение Лэйда стало еще более иррациональным, когда он поедал свой желудок и ладони. «Когда желудок переваривает сам себя – это язва, – сказал он. – А когда желудок переваривает себя из будущего, это – темпоральная язва? Ведь его внутренние стенки… они же буквально сейчас соприкоснуться со своим будущим и начнут растворять его!».
Отрезав ладони двойника, Лэйд положил их на стол, тыльной стороной вверх, большими пальцами друг к другу. Своими – живыми – ладонями профессор уперся в край стола, переводя взгляд с них на их будущие версии. Он взял левую руку двойника и положил на свою правую ладонь, кивнул, после чего вернул руку на прежнее место. Потом сделал то жесамое с правой рукой двойника и своей левой рукой. После этого поднес к глазам свою левую ладонь и левую ладонь двойника. Живая ладонь и ее мертвая, бледная копия. Потом так же сравнил правые руки. После этого Лэйд принялся за готовку. Он решил, что отрежет от каждой ладони большой палец и пожарит их отдельными кусками. Отрезая большой палец левой руки двойника, Лэйд заметил глубокий порез рядом с ногтем. В ту же секунду Лэйд порезался – в том самом месте. Профессор выругался, кровь из живого пальца закапала вниз – на мертвый палец, порез на котором зажил задолго до смерти владельца. Мерзко ухмыльнувшись, Лэйд намеренно порезал мертвый палец в том же месте, в котором располагался старый шрам. Размороженная кровь мертвеца-Лэйда медленно потекла из пореза, перемешиваясь с кровью Лэйда живого. На том же столе лежал разрезанный надвое желудок. «А почему бы и нет?»– с хитрецой в голосе произнес Лэйд. Он положил отрезанные пальцы внутрь половинок желудка – по одному в каждую. «Так и зажарю»,– сказал Лэйд.
Сорок минут спустя трое мужчин в малом симуляционном зале наблюдали за тем, как Виктор Лэйд, умнейший из людей, ест собственный жареный желудок с пальцем внутри. Доктор Гаспар закашлялся и долго не мог остановиться.
Туловище и шея двойника были полностью съедены к концу четвертого месяца пребывания Лэйда на станции. Съев щитовидную железу, Лэйд взял в руки голову будущего Лэйда – единственное, что от него осталось. Несколько минут профессор держал голову в руках, разглядывая собственное мёртвое лицо. На его лице была смесь горькой усмешки и презрения. «Каким же я был идиотом!!», – в который раз воскликнул Лэйд.– «Ну зачем, зачем мне надо было полностью обрывать связь с внешним миром! Чёрт! Дьявол! Тупой самонадеянный ублюдок! Если бы умер только ты, тебя было бы не жалко! Почти…». Успокоившись, Лэйд положил голову на стол и спешно покинул каюту. Он проследовал в помещение 49/8 и дал команду станционному роботу. Вскоре тот вернулся с большими весами, на которых могло бы поместиться человеческое тело, и поставил на пол. «Это вот-вот случится», – дрожащим голосом произнес профессор.
В этот момент рядом с лабораторией возникла зона перехода. Стабильная зона из будущего. Лэйд подбежал к эллипсоиду, в то время как нечто проникло сквозь его черную оболочку. «Господи», – пролепетал ученый.
Изображение в проекционном пространстве исказилось, симулируемые события потеряли четкость, потом изображение пропало. Не в первый раз – симуляция пестрила множеством мелких дефектов. Нолас напряженно подался вперед, упираясь ручищами в подлокотники кресла. Изображение вернулось, Лэйд все еще был в грузовом помещении, на полу и стенах которого вновь отпечатались контуры эллипсоида, а посреди одной из «ям» дымилась очередная бесформенная дрянь, у стены остались какие-то ошметки. Халат профессора был грязен и окровавлен, лицо побледнело, в горящих глазах плескалось безумие.
«Теперь я осьминог»,–болезненно воскликнул Лэйд. – «А если посчитать руки – я вообще кальмар. Профессор-мегатойтис!»
Дефект симуляции «проглотил» всего три минуты. За этот короткий промежуток времени случилось что-то безумно важное.
– Лэйд… получил пищу из будущего?? – предположил Хэрриг.
– Я потребую у экспертов выяснить это, – пробасил Нолас, величественно поднимаясь с кресла.– Не важно, сколько времени это займет – мы должны узнать, что случилось в эти три минуты.
Лэйд вернулся в свою каюту и направился к её дальней стене, невидимой для сканеров. В это время случился очередной «провал», и не на десять минут, а почти на три часа.
– Эти данные тоже надо восстановить, – сказал Гаспар. – Хотя бы одну минуту того, что Лэйд делает, находясь в этой части каюты.
– Эту задачу наши эксперты так и не решили, – мрачно констатировал Нолас.
9
Воспроизведение событий следующих четыре месяцев содержало гораздо больше дефектов, чем первая половина симуляции. Работа Лэйда над установкой и его досуг были освещены очень подробно. Единственное, что осталось практически вне симуляции – трапезы Лэйда.
Редкие фрагменты, на которых Лэйд принимал пищу, были потрясающе плохого качества – только изображение с одного ракурса, без звука, настолько нечеткое, что практически не оставляло шансов даже человеку с отличным зрением. На тех из них, где хоть что-то можно было разглядеть, было видно, что Лэйд ест мясо. Вскоре попалась «сцена», которая повергла троих «зрителей» в глубокое недоумение.
Эта трапеза былавоссоздана несколько лучше, чем предыдущие. На ней была видна человеческая ладонь, лежащая на тарелке Лэйда. На самых чётких кадрах был виден порез на указательном пальце– точной такой же был на руке живого Лэйда и на руке Лэйда из будущего, которую он уже съел.
– Это не то, чем кажется,– произнёс Нолас, потирая лоб. – Это не может быть рука профессора. У Лэйда только одно тело и никакие фокусы с перемещениями во времени не позволят съесть его больше одного раза.
– Да, это очевидно, – подхватил Хэрриг со странной улыбкой.– А так всё сходится. Первые четыре месяца Лэйд ест первый собственный труп, вторые четыре месяца – второй. Вот только повторное поедание той же плоти является логически неразрешимым парадоксом.
В конце седьмого месяца пребывания на станции ученый достроил установку. Многие ВР пришлось отключить, чтобы задействовать всю имеющуюся энергию для создания зоны перехода. Максимальное время, на которое Лэйд перемещал объекты прежде, составляло один месяц. Эта установка должна была перебросить объект на восемь месяцев в прошлое. В иных обстоятельствах Лэйд проверил бы это, но сейчас не мог – ни один черный эллипсоид не мог возникнуть на станции за месяц до его прилета. Он знал, что придется ждать еще месяц прежде, чем он использует всю мощь установки для отправки в прошлое себя самого. А до тех пор… «Не устроить ли себе отпуск?», – спросил Лэйд.
Троица в зале улыбнулась. Даже Гаспар.
Следующие три недели Лэйд практически не работал. Он спал, ел, говорил сам с собой, вспоминая молодость, учебу, влюбленность, вторую влюбленность, теорию вариобран, вывод лэйдиана, первую серьезную научную премию, Елену, их свадьбу, создание первого ВМТК, Нобелевскую премию, рождение детей, теорию ВР, первые эксперименты с ним… и то, что было на этой станции. Он придумал название для установки на «Лонгфорде» – ГЧЭПВХиРМиВ (Генератор Черных Эллипсоидов, Приносящий Всякую Хреньиз Разных Мест и Времен). А потом придумал официальное название – СВР(п) - Субстанциональный Вариобранный Рекурсотрон (прототип).
Профессор вернулся в каюту. На его столе, на большом блюде, лежала голова будущего Лэйда. Другие части своего будущего тела профессор съел четыре месяца назад, но к голове у него было особой отношение. Её он оставил на последние дни перед путешествием в прошлое. Нижняя челюсть была отделена. «Больше не будешь болтать», – гадко прошипел Лэйд, вырвав с корнем язык будущего Лэйда. Он порезал язык на три части и сварил. В первую очередь съел кончик языка, потом среднюю часть и только потом – самую мясистую часть языка, ранее бывшую в его глотке.
В этот день Нолас, Хэрриг и Гаспар провели в симуляционном зале восемь с половиной часов – они решили досмотреть запись. В последние дни перед замыканием временной петли Лэйд был спокоен, неестественно спокоен.
Он доел свою голову, посмотрел в собственные мертвые глаза, съел их, выпив стекловидное тело, разжевал хрящи носа и ушей, съел кожу и лицевые мышцы, оставив только рисунок на затылке. Осталось последнее блюдо – мозг. 1 килограмм 683 грамма, из которых почти килограмм – это жир. Эта трапеза Лэйда продолжалась четыре дня. Профессор сделал лазером фигурный разрез, отделив мозговой отдел черепа отлицевого – так, чтобы череп не разваливался, и две его части можно было легко разделить и соединить снова. «Мозг гения», – скорее нежно, чем гордо произнес ученый. Сделав сагиттальный разрез мозга будущего Лэйда, Лэйд разделил каждую половину еще на две части, одна из которых содержала лобную долю, большую часть поясничной извилины и мозолистого тела, вторая – все остальное. Каждая из четырех последних трапез была отдельной церемонией, Лэйд поочередно прощался совсеми отделами своего великого мозга. Естественно, две трапезы, во время которых он поедал лобную долю, были более долгими и церемониальными, чем две другие. Лэйд пытался вспомнить каждую дельную мысль за все время своих исследований и каждое душевное переживание, каждую радость и печаль. Несколько раз на его глаза наворачивались слезы.
Вечером, 7 декабря 2421 года, Лэйд направился в панорамный зал – обширное помещение с прозрачным потолком и стенами, способное вместить двести человек. Отсюда открывался лучший вид на пространство вне станции. При желании естественную панораму можно было заменить детальной симуляций, позволяющей наблюдать любой объект в известной человеку Вселенной с любого ракурса. Лэйд оставил естественную панораму – темно-синий Уран в шестистах тысячах километрах от «Лонгфорда» и гораздо более близкую поверхность Оберона – щербатую, серую, с едва заметным красным оттенком. Он поочередно рассматривал три крупных кратера – Гамлет, Фальстаф и Лир. «Когда-нибудь здесь построят колонии, – произнес он. – По одной возле каждого крупного кратера. А ведь это вредно – жить в условиях гравитации в двадцать восемь раз слабее земной. Орбитальные поселения вроде «Лонгфорда» куда лучше. Кроме того, на поверхности спутника могут появиться новые кратеры – эллиптической формы, внутри которых будут возникать миллионы тонн материалов и оборудования, необходимого колонистам. Из других мест и времен. Временные петли протяженностью десятки, сотни лет, охватывающие дистанции в сотни миллионов километров. Есть ли предел у этих времен и расстояний? Что если временные петли будут проникать друг в друга, образуя грандиозные цепи замкнутых на себя исторических последовательностей, которые ускорят прогресс настолько, что люди смогут преодолевать расстояния между гиперскоплениями галактик и путешествовать в прошлое на миллиарды лет? А потом… Что если вся история нашей Вселенной – это величественный узор временных петель, в котором каждое событие предопределено?».
Утром, 8 декабря 2421 года, на двести сорок пятый день своего пребывания на станции, Лэйд съел последний кусочек себя. Вымыл посуду и руки, совместил две половинки черепа покойного и отправился в складское помещение 52/8, недалеко от своей каюты. Ранее он уже бывал там и нашел то, что искал – коробку, которую принес ему другой Лэйд. После этого Лэйд проследовал в пищеблок на другом конце станции. Войдя внутрь с коробкой в руках, он поставил ее на пол – рядом с такой же коробкой, из будущего. В новой коробке был череп будущего Лэйда. В старой – два будущих черепа, на четыре и восемь месяцев старше первого. Лэйд взял более новый из них и переложил в новую коробку. Профессор покинул пищеблок, оставив в старой коробке череп человека, умершего два года назад – три раза по восемь месяцев, проведенных профессором на станции.
Лэйд вернулся в лабораторию. Остановившись посреди помещения, в одном из немногих свободных мест, профессор окинул себя взглядом. «Мое тело было построено из переработанного содержимого собственных будущих клеток, – произнес он. – Его владелец выполнил свою задачу, создав все это. Осталось только одно – его жертва». Профессор включил СВР(п). Задержался на несколько секунд, разглядывая дело своей жизни. «Океаны времени открыты для плавания, – заключил он.– Осталось научиться держать курс».
Взяв коробку с двумя вариантами своего черепа, Лэйд направился в грузовое помещение 49/8 рядом со своей каютой. Он остановился недалеко от места, в котором должна была храниться вся его еда – мясо, рыба, овощи, фрукты, сладости и напитки. Профессор уставился в потолок.
– Он ведь не знает точного времени, – произнес доктор Гаспар. – Почему он решил, что…
Доктор не закончил, поскольку в этот момент в симуляционном пространстве возник черный эллипсоид. СВР(п) обнаружил в прошлом первый ВР, созданный Лэйдом, и открыл зону перехода. Лэйд вошел внутрь. Три секунды спустя зона исчезла. В тот же миг в пространство грузового помещения в сотый раз устремились роботы, готовые отремонтировать потолок и стены. В скором времени они заполонили пространство, где недавно стоял Виктор Лэйд с коробкой в руках, а теперь была лишь яма. Ученый был мертв. Биологически – уже два года.
Следующие три дня на станции ничего не происходило, а затем прибыла Планетарная Полиция – узнать, почему профессор не отправил запрос на возвращение. Хэрриг увидел себя в симуляции, наблюдал за тем, как он нашел коробку с черепом Лэйда месяц назад, как проверил сканеры «Лонгфорда» и обнаружил, что эксперименты Лэйда нарушили их работу и сетовал на сложность восстановления хода событий на станции. После этого симуляция закончилась.
Ещё через девять дней – 1 февраля 2422 года – эксперты доложили о восстановлении трехминутного фрагмента симуляции, столь важного для следствия.
9
Три минуты – очень короткий промежуток времени. По сравнению с восьмью месяцами это одно мгновение. Но если данные повреждены, восстановить его сложнее, чем все остальные события. Эксперты Ноласа трудились три недели, восстанавливая события по крупицам, применяя сложнейшие интерполяционные алгоритмы. Еще одним достижением экспертов было восстановление примерно четырех секунд из того времени, в течение которого Лэйд находился у дальней стены каюты – той самой, что почти всегда была невидимой для сканеров. Эти восстановленные четыре секунды были частью самого длительного «провала» подобного рода – трех часов, в течение которых профессор находился у дальней стены каюты сразу после трехминутного «эпизода», в котором он, предположительно, получил еду из будущего. Обе задачи были решены. 1 февраля 2422 года трое мужчин – два следователя и доктор – снова встретились в малом симуляционном зале, чтобы увидеть, возможно, самый неординарный момент кошмарной, трагической истории первого в мире путешественника во времени, который съел самого себя из будущего.
– Сначала будет более поздний фрагмент, когда Лэйд окажется в «невидимой» части каюты, – предупредил Нолас и включил симуляцию.
Нолас включил симуляцию. Профессор Лэйд стоял у дальней стены каюты, рассматривая двумерную голографическую картину. Профессор нарисовал её сам. Художником он был посредственным. Картина отображала своеобразное состояние, в котором находился разум Лэйда. На ней он изобразил себя, стоящего перед гигантским блюдом, на котором лежал его труп. Вот только внешне этот труп отличался от реального тела Лэйда – у него было десять конечностей – две руки и восемь ног. Руки были такими же, как у профессора. Первые две пары ног была неполноценными – это были только части ног ниже коленей, прикрепленные к животу трупа. Первая пара ног была меньше второй, на ней отчётливо проступали варикозные вены. Третья пара ног была полноценной – это было изображение настоящих ног Лэйда. Четвёртая пара ног была не только полноценной, но и самой крупной – огромные, мясистые ступни, мощные икры и бедра были слишком велики для профессора. По сути, мёртвое тело на огромном блюде состояло из верхней части, которая отличается от нормальной верхней части человеческого тела только двумя лишними парами конечностей, и целых двух нижних частей, одна из которых была такой же, как у профессора, а вторая была чужой, гипертрофированной, но содержала всё от пояса до пяток.
Четыре секунды спустя эта картина исчезла, и проекционное пространство заполнилось неразборчивыми образами. Отчетливо было видно только большое черное «яйцо» зоны перехода. Старший следователь тяжело вздохнул. «Я поговорю с Колчиным…», – начал он. В это момент коммуникатор на его запястье засветился красным. Ни синим, ни желтым – именно красным.
– Что случилось? –спросил Нолас. Он никогда не показывал волнения.
– Мы не знаем, лидер,– ответил офицер по связи. – Черные объекты! Их уже семь… восемь. Передаю изображение.
Нолас не стал скрывать происходящее от коллег. Над его коммуникатором в воздухе возникло даже не восемь – десять кубов с изображениями помещений, одно из десяти – с улицы. Все эти комнаты были рядом – в этом здании, улица – та, на которой оно находилось. В каждом кубе было изображении черного эллипсоида. Столовая, две переговорные, офис… в их пространство вторглись зоны перехода. Контур одной из зон заключил в себе угол здания и часть ствола старого дуба.
– Череп Лэйда, – оглушительно пробасил Нолас. – Зоны формируются рядом с ним. Он дважды путешествовал в прошлое. Многие другие предметы со станции тоже здесь.
Эллипсоиды исчезли, оставив гладкие ямы на полу и стенах здания. Кубов с изображениями было уже одиннадцать. Последняя из зон просуществовала дольше других. Двумя минутами позже на ее месте обнаружат робота со станции «Лонгфорд», мгновенно преодолевшего три миллиарда километров в пространстве и шесть месяцев во времени.
Двенадцатый эллипсоид возник в помещении под малым симуляционным залом и захватил часть самого зала – ту, в которой располагались кресла двух следователей и доктора. Границы зоны перехода отрезали нижние части кресел и трое мужчин провалились вниз.
Хэрриг оказался в полнейшей темноте. Он чувствовал сильный запах горелого, перепачкался в чем-то. Рядом с ним ворочались двое, один огромный, второй – хилый.
– Боже мой! – завопил Гаспар. – Мои… мои ноги!
– Выбираемся, – приказал Нолас.
Хэрриг хотел встать, но не смог. Он ощутил пугающую, неправильную легкость в своих ногах, но именно эта легкость приковала его к полу. Странная, страшная пустота ниже колен. Через мгновение эту пустоту заполнила чудовищная боль – Хэрриг прежде никогда не испытывал такой. Следователя оглушил звук его собственного крика, слившегося с криком Гаспара и жутким пыхтением Ноласа. Боль вгрызалась в ноги Хэррига, пожирая кожу, кости и мясо. Огромная, мускулистая рука Ноласа обхватила Хэррига и потащила его изувеченное тело за собой куда-то в темноту. Через несколько секунд стало светло. «Господи», – услышал он знакомый голос. Теперь он был в помещении. Окон нет, серые стены. Огромная рука начальника бережно положила его на пол. Большой Нолас возвышался слева от него, стоя на коленях держа другой рукой бледного доктора Гаспара. Помещение наполнил запах крови. Здесь был еще один человек. Среднего роста, слегка полноватый, с бездонными серыми глазами. Профессор Виктор Лэйд.
– Три человека без допуска проникли на станцию, – сообщил компьютер «Лонгфорда».– У всех тяжелые ранения. Оказать мед…
– Медицинскую помощь по коду Ноль, – закончил Лэйд.
Станционные роботы уже были в помещении. Они окружили зону перехода, готовясь заделать дыры в полу и стенах сразу после ее исчезновения. Двенадцать роботов отделились от ремонтной бригады, переключились в режим оказания медицинской помощи и занялись ногами двух следователей и доктора. Граница зоны перехода отрезала ноги ниже колена. Всем троим. Роботы управились в течение минуты – остановили кровь, обработали раны и сделали протезы.
– Вот и вы – робко произнес ученый. – Как и ожидалось.
Нолас резко поднялся. Протезы не подвели.
– Вы нас ждали, – пробасил старший следователь. – Четыре месяца назад вы узнали, что мы прибудем сегодня. Ваша будущая версия сообщила вам о нас, и вы намеренно испортили записи сканеров, чтобы мы не узнали об этом прежде, чем окажемся здесь.
– У меня не было выбора, – спокойно ответил Лэйд.
Доктор лежал на полу, не решаясь встать на искусственные ноги. Он был бледен, лицо искривлено, глаза источали слезы. Он смотрел только на Лэйда.
– Сколько… существует зона? – спросил он.
– Осталось около двух минут, – ответил Лэйд. Он был спокоен.
Только сейчас Хэрриг заметил вилку в его руке.
– Простите, я обедал, – сказал Лэйд, проследив взгляд Хэррига и поднеся вилку ко рту. – Здесь, неподалеку. Это – кусок моей щитовидной железы.
Лэйд проглотил то, что было на вилке. Гаспар застонал.
– Вы знаете, что мы из Планетарной Полиции, – произнес Нолас. – И мы намеренны немедленно уйти. Теперь вы получили от нас то, что хотели – пищу на следующие четыре месяца.
Хэрриг встал на ноги и испугался того, что не чувствует разницы между протезами и своими настоящими ногами. Не сказав ни слова, великан Нолас прошел мимо него и исчез внутри эллипсоида. «Лидер?», – удивился Хэрриг, но тут же всё понял, и ему едва не стало дурно. Гаспар тоже понял и его вырвало.
Нолас вышел из зоны перехода. Он никуда не перемещался – только прошел в дальний конец помещения, где он и его коллеги оказались сразу после появления эллипсоида. У него в руках были три пары отрезанных ног.
– Теперь они ваши, – сказал Нолас. – Куда положить?
– Сюда, – ответил Лэйд, показав рукой на заранее приготовленные весы.
Нолас положил на весы кровоточащие обрубки ног. Их суммарный вес составил тридцать семь килограммов. Огромные ноги Ноласа резко выделялись в этой жуткой куче. «Осьминог», – подумал Хэрриг.– «Две его ноги и шесть наших!».
– Я знаю далеко не всё, – болезненно пролепетал Лэйд. – Мне известно, что вы расследуете мою смерть. Значит, вы из ближайшего будущего, и, скорее всего, с Земли. У вас в отделении – мои экспериментальные образцы, включая мои останки. Зона образовалась рядом с ними. Интересно, а остальные одиннадцать…
– Все – рядом с нами, в нашем времени, – ответил Нолас, поднимая Гаспара.
– Сказать по правде – жаль, – произнес Лэйд, глядя на собеседника снизу вверх. – Я надеялся, что некоторые из них прибыли из других эпох и мест.
– Вы получили достаточно еды, – пробасил Нолас, – глядя на великого ученого сверху вниз. – Вам придется умерить аппетит – до половины от вашего привычного рациона, но этого хватит, чтобы вы закончили свою работу.
Лэйд молчал около минуты, глядя в пол. Он был похож на провинившегося ребенка, которого только что отчитали. «Почему он не скажет роботу убрать отсюда эти чертовы весы?!», – яростно подумал Хэрриг.
– Я хотел сказать вам, – начал он. – Всё эта чертова предопределенность во временной петле… Я не хочу портить запись, которую сейчас ведут сканеры «Лонгфорда» и на которой вы присутствуете, но я знаю, что это надо сделать. Я даже не имею права просить у вас прощения, потому что моя вина…
– Идемте с нами…, – простонал Гаспар, наконец-то поднявшись на ноги и протягивая Лэйду руку. – Это… это непотребство, этот ужас надо прекратить! ВМТК создают временные петли для излучения, но вы – человек, и…
– Такой же раб предопределенности, как и любой фотон, – сказал профессор с какой-то отеческой теплотой и спокойствием. – Я почти съел свое будущее. Через четыре месяца я стану тем, чья голова сейчас лежит на столе в моей каюте. Не нужно вспоминать древнюю, как прах Стивена Хокинга, теорию мультивселенной – я не создаю никаких новых «временных линий» и понятия не имею, как это делается. Возможно, в будущем смогут. Моя вторая дочь – Анна – подает большие надежды.
– Почему вы не хотите попробовать? – взмолился Гаспар.– Вы же ученый! Это будет великий эксперимент, вы…
Лэйд подошел к Гаспару и взял его за руку.
– Я не провожу такие эксперименты, –сказал он с умиротворением. – Речь идет не о маловероятном событии, а о событии невозможном. Во временной петле принцип неопределенности можно забыть – в привычном смысле. Прощайте, доктор…
– Гаспар, – ответил старик. Он пожал руку Лэйда и зарыдал.
– Прощайте, профессор Лэйд, – с почтением произнес Нолас, аккуратно пожимая руку ученого. – Человечество гордится вами.
Великан шагнул внутрь эллипсоида, обнимая доктора за плечи.
– Прощайте, профессор Лэйд, – сказал Хэрриг, протягивая руку. – Знакомство с вами – честь для меня.
– Как и знакомство с моим черепом, – неуклюже сострил ученый.
Он достал и кармана своего халата малиновый шарик – стандартный носитель информации с инфокристаллом внутри.
– Это вам, – сказал Лэйд шепотом, пожав руку Хэррига. – Для следствия, для истории, для науки.
– Хорошо, – ответил Хэрриг, повернулся к зоне и шагнул внутрь. «Почему Лэйд отдал его мне, а не Ноласу или Гаспару?», – мелькнула мысль в его голове.
Нолас поднял доктора Гаспара на вытянутых руках и положил на пол малого симуляционного зала, рядом с краем дыры, оставленной зоной перехода в их времени. Потом большой Нолас так же поднял Хэррига, после чего сам ухватился за край ямы. Хэрриг и Гаспар взяли великана за плечи, помогая ему выбраться.
В это момент в мозгу Хэррига всплыла жуткая картина, нарисованная Лэйдом – чудовище с четырьмя парами задних конечностей. Две пары коротких ног, точнее – частей ног от колен и ниже – принадлежали Хэрригу и Гаспару. Две другие пары задних ног принадлежали самому Лэйду и Ноласу. Но почему у обеих этих пар были бёдра? Ноги будущего себя Лэйд съел целиком, в то время как ноги Ноласа были отрезаны только ниже коленей. Хэрриг посмотрел в глаза Ноласа, который всё ещё не выбрался из зоны перехода. Потом перевёл взгляд на левую руку Ноласа, которую держал доктор Гаспар. На указательном пальце был порез. Тут Хэрриг всё понял. «Быстрее, лидер!!», – заорал следователь. Нолас не удержался и соскользнул вниз, Гаспар выпустил его руку. Хэрриг сумел удержать другую руку начальника за предплечье, Нолас успел ухватиться левой рукой за край ямы внутри чёрного эллипсоида. В этот момент зона перехода исчезла.
Глаза Ноласа резко расширились, а его тело вдруг стало намного легче.
Граница зоны перехода разрезала Ноласа пополам в области поясницы и отделила от тела его левую руку от ладони до локтя. На «Лонгфорде» оказалось ещё сорок восемь килограммов человеческой плоти.
«Речь идет не о маловероятном событии, а о событии невозможном. Во временной петле принцип неопределенности можно забыть – в привычном смысле. Прощайте, доктор…», – произнес голос в симуляционном пространстве. «Гаспар», – ответил ему другой голос. Несмотря на повреждения, запись продолжала воспроизводиться. Хэрриг и Гаспар видели себя и Лэйда на «Лонгфорде», меньше минуты назад, в другом смысле – шесть месяцев назад. Симуляция прервалась, скрыв последние секунды перед тем, как Хэрриг вернулся.
Глаза Ноласа были открыты. Его мощное тело, содержавшее около двенадцати литров крови, было живо ещё несколько секунд. Гаспар был в сознании, но не мог пошевелиться и потерял дар речи.
Позже доктор пришел в себя, сделал вскрытие Ноласа и даже помог Хэрригу завершить отчет но делу профессора Лэйда, включая раздел о гибели старшего следователя после возвращения с «Лонгфорда». Теперь был известен весь рацион профессора в течение восьми месяцев работы над СВР(п):
– тело двойника профессора из будущего (около 80 кг),
– ноги доктора Гаспара от коленей до ступней (6 кг),
– ноги следователя Хэррига от коленей до ступней (9 кг),
– нижняя часть тела и половина левой руки старшего следователя Ноласа (70 кг),
– помидоры (15 кг),
– чай с молоком и сахаром (около 50 литров).
Это был последний отчёт, которых написал доктор Гаспар – двое суток спустя жизнь доктора оборвал обширный инсульт. Его похоронили всего в пятидесяти метрах от Ноласа.
Лэйда похоронили со всеми почестями – как и полагается, когда умирает один из величайших умов тысячелетия. Череп профессора сожгли, отправив в капсуле на Солнце. Экспериментальные образцы с «Лонгфорда» отдали научным институтам, сам «Лонгфорд» вскоре наводнили умники, детально изучающие установку профессора и его выкладки. Хэрриг не сказал никому из коллег о последней просьбе профессора. Розовый шарик был передан Елене Лэйд – супруге ученого. Хэрриг не знал, что внутри находится вовсе не инфокристалл. Недостающие фрагменты симуляции, которые так и не удалось восстановить, не были случайностью – Лэйд вмешался в работу сканеров «Лонгфорда», чтобы скрыть некоторые свои действия. Миниатюрный предмет, заменивший инфокристалл, будет семейной реликвией Лэйдов следующие двадцать лет – до тех пор, пока на «Лонгфорде» не научатся контролировать местоположение и форму зон перехода и создадут СВР – безо всяких (п) – способный перемещать во времена экспериментов профессора. Когда это случится, взрослая Анна Лэйд – вторая дочь профессора – узнает, как провести эксперимент, который не одобрят официальные инстанции. Это эксперимент позволит совершить новую революцию в освоении океанов времени, но будет чрезвычайно опасен. Анна поймет отца и исполнит его волю. После того, как встретится с ним.