про хезу

Петро Федорович
       Вообще-то я тоже за чистоту родного языка. А также за его развитие. И мне думается, для совмещения чистоты и развития нужно смелее заимствовать разные интересные слова. Подходящие по смыслу. Из всех доступных источников. В процессе употребления народом они со временем незаметно станут своими. Исконными. А учёные потом это признают. В своих независимых исследованиях. И включат в словари ...

       Наш стройотряд патриотично назывался "Славяне". Однако из всех щелей  в нём почему-то лезла иноземщина. Начиная с  боевого отрядного клича "О' Yes!" и заканчивая обиходными кличками бойцов. Моего друга Вовчика, например, звали Уолтер. Меня Пит.
       
       Или вот, скажем, Пегас. Крылатый конь творческого вдохновения. А ещё ортодоксальный адепт секты свидетелей моего первого стройотряда. Десятилетиями он приезжал на все слёты и "передавал традиции". Я и сам до сих пор отношусь к нему с пиететом, как к одному из основоположников. Пегасова тощая задница и хитрая рожа ... или наоборот ... тощая рожа и хитрая задница ... мелькает практически на каждой фотографии с посвящений в бойцы. И пусть у всех посвящаемых, как принято,  были завязаны глаза, подозреваю, что это именно он тащил нас на веревке через навозную жижу у коровника, в которой я утопил свои полукеды, а потом тупо завёл на ржавую колючую проволоку, где уже босый, я проколол восемь раз правую ступню и пять раз левую. Или наоборот. В сущности, какая теперь разница. Точно помню лишь, что в сумме было тринадцать.

       Тринадцать безусловно счастливое число, поскольку у меня не случилось ни заражения крови, ни другой какой гангрены. Кстати, метод оперативной дезинфекции ран в полевых условиях, опробованный тогда, спустя два года был вновь применен уже на Вовчике. Когда он почти отпилил себе палец циркуляркой, мы тут же в четыре горячих дружеских струи омыли ему рану. От этой процедуры палец начал сразу прирастать. Ещё до того, как наложили шину из подвернувшейся щепки и повязку из тщательно помятого подорожника и грязного носового платка.

       В поисках по окрестностям каких-нибудь более солидных медикаментов, мы наткнулись на стеклянный медицинский шкаф. Конечно же, он оказался доверху забит самыми нужными нам в тот момент лекарствами, вроде резиновых жгутов и активированного угля. Были и другие забавные снадобья. Особенный интерес вызвала у нас упаковка ампул с раствором сероводорода. Чтобы отвлечь Вовчика от горестных мыслей и вселить в него надежду, мы тут же взломали одну ампулу. Средство сработало. Вовчик ожил и даже продемонстрировал, убегая, отличную  спортивную форму. Трухнул, бедолага, перспектив нашего творческого подхода к оздоровлению организмов.

       Если вы способны силой своего воображения создать образ курятника на миллион кур, несущих исключительно тухлые яйца, то это и будет, весьма приблизительно, подобие той невероятной вони. Мы на несколько минут даже почувствовали себя в открытом космосе. Буквально первыми землянами, попавшими  на загадочный, далёкий Уран, где, как известно, обнаружены сероводородные облака. Разумеется, столь ценный актив нельзя оставлять без присмотра. Оставшиеся ампулы были положены в надёжное место. Для предполагаемого применения в "хезах". Как раз заимствованное слово.

       "Хеза" это стопроцентный дзен  на лингвистической традиции арго. При попытке пояснить её суть, суть тут же теряется. В нашей практике, весьма упрощённо, хеза толковалась, как дерзкая шутка на грани фола. Причём всегда был риск, что фол может тут же прилететь обратно прямо в голову. Свою первую хезу, ещё не зная, как это называется, мы с Вовчиком сотворили совсем салагами, уже на второе утро своего появления в отряде.

       Отряд тогда квартировался в местной сельской школе. Матёрые бойцы жили в просторном "спортивном зале" с авторитетным названием "Корешевня". Молодь, вроде нас, населяла тесноватую "Чувишню". Девчата обитали в  "Де'Вишне". В последующие времена, в отрядном обиходном фольклоре названия помещений стали нарицательными.

       Стройотрядная жизнь степенью регламентации напоминала лагерь. В щадящей степени сравнения, пионерский. Каждый пункт из распорядка дня - подъём, приём пищи, выход на работу и т.п. сопровождался зажигательной музыкой, звучащей не более сорока пяти секунд. В соответствии с испытанными на собаках принципами академика Павлова,  музыка на каждое действо была своя. Скажем, типичный подъём проходил так. Ровно в семь утра из динамиков на всю окружающую деревню доносилось:"Доброе утро, братья и сёстры славяне!" и затем звучала жизнеутверждающая песенка "Sunny" в исполнении "Бони М".  За сорок пять секунд нужно было успеть очнуться, сползти с кровати, что-нибудь накинуть на себя, добежать до отрядной линейки и осознать себя уже смотрящим на флагшток и дежурного представителя штаба.

       Опоздавших и неявившихся, помимо презрения трудового народа, наказывали записью в нарядную тетрадь и последующим нарядом. Из-за повышенной концентрации смекалки и фантазии на квадратный метр, частенько случались разные замысловатые ситуации. С точки зрения норм нарядного кодекса. Однажды, например, бойцы умудрились вытащить на линейку до подъёма кровать вместе со спящей Наташкой. Это был закамуфлированный знак пацанского внимания. Просто потому, что она такая симпатичная и обаятельная. Штабу наказать Наташку не удалось, ибо она резонно отмечала, что её нога не ступала на территорию линейки и при этом, когда завершилась музыка, на линейке она присутствовала.

       На тему подъёма была и наша с Вовчиком первая хезочка.

       Ты-дыц!!! Барабанная дробь!!!
 
       Именно сейчас, десятилетия спустя, чуть приоткроется завеса одной из главных мировых загадок. Наряду с публичным убийством Кеннеди и приватной жизнью Лохнесского чудовища.  Хотя ничего особенного мы, разумеется, не сотворили. Просто встали чуть раньше и надёжно подпёрли дверь в "Корешевню". Всё старьё, естественно, получило по наряду. Спасся только один бригадир по прозвищу Кулёк. Он имел привычку за пару минут до подъёма потихоньку вылезать в окно и орошать близстоящий тополёк. Чтобы не бежать до стоящих в отдалении "мест". Тополёк, кстати, к концу лета так и остался низкорослым дистрофиком, зато оброс листьями размером с суповую тарелку. Кулёк был крайне горд этим обстоятельством и объяснял случившееся своей неординарной энергетикой.

       Увы! Никто нас с Вовчиком не разоблачил. Особенно обидно, что о новобранцах ни у кого даже не возникло предположений. Ущербность хода мысли экстренного заседания "Корешевни" открылась отряду следующим утром.  К флагштоку гимнастическим канатом был примотан "ветеран-хулиганчик". Сходство с замученным фашистами партизаном дополняла табличка, висевшая у него на груди. "Я выступил против Корешевни. Я ... (неприличное слово).

       Кстати, для утоления ненормативной жажды в отряде существовало "Славянское общество словесности". СОС. Общество глубоко научное. Даже академическое. Желающие поупражняться в сквернословии писали там диссертации и публично их защищали. На закрытом заседании. Перед такими же. Это позволяло сохранить видимость целомудрия всех прочих бойцов перед нормами коммунистической морали. Все же были комсомольцами, причём не самыми последними.

       Безнаказанность провоцирует рецидив. Мы с Вовчиком стали практиковать хезу постоянно и постепенно довели её до степени искусства и традиции. Спустя уже много лет, по завершении слёта, посвящённого очередному круглому юбилею отряда, ко мне подошёл какой-то молодой боец и немного смущённо спросил:"Слушай, а ты что действительно ... тот самый Пит?!". Отпираться было бессмысленно. Тем более, что весь отряд только что с воодушевлением спел "питовскую" и на меня показали пальцем, как на автора. "Ну!" - на всякий случай туманно ответил я, подозревая какой-то заковыристый подвох. "А я, честно говоря, думал, что тебя на самом деле не было. Что придумали тебя!" -  простодушно молвил он. Такого удара под дых я не мог предугадать. Живёшь себе живёшь, в полной уверенности, что все тебя знают, а на самом деле оказываешься персонажем сказок и преданий. В дальнейшем разговоре выяснилось, что мы так славно жили в отряде в своё время, что потом ещё долгие годы тёртые ветераны в общении с зелёной порослью рассказывали, какие в старину были невероятные люди и хезы. И до кучи списывали на нас и чьи-то свеженькие экзотические выходки, и красочные небылицы собственного сочинения. Так вот и рождаются легенды типа Че и Ивана Грозного.

       Однако, вернёмся к судьбе сероводорода.
 
       Много раз замечал, что  поколение поколению рознь. По вектору и амплитуде внутренней энергетики. На наш с Вовчиком последний стройотряд как раз пришлась необычно вялая молодая смена. Прошло уже две недели, как они появилась в отряде, а их ещё даже не за что было наказать. Встревоженные дальнейшей судьбой ранее неукротимого, лихого отрядного духа и любовно врощенных и пестуемых традиций, однажды вечерком мы заглянули в "чувишню". Для обмена опытом. Ну, и для разведки боем. А как иначе народ расшевелить?!

       Посидели. Потолковали. Наплели с три короба. Попросили прикрыть окно. Якобы от комаров. Потрындели ещё минут пять. И ушли, незаметненько закинув за кровать, на которой сидели, пару обломанных в ватку ампул.

       Дверь подпирать не стали. Вовчик проявил вдруг несвойственную ему тогда  предусмотрительность. Мало ли что! Решили просто закрыть одеялом щель под дверью и засечь время. Секундомером. "Корешевня" даже ставки отказалась делать. И так всё было ясно, как пень. Больше возни будет из-за пятнадцати-двадцати секунд! Однако, когда спустя пять минут изысканный тухлояичный аромат уже довольно ощутимо полез из-под одеяла в коридорчик, а дверь так и не отворилась, внутренне похолодевшие "старики" кинулись открывать её сами. Предположения были самые трагические. Но того, что открылось нашим слезящимся глазам, не ожидал увидеть никто ...

       Если бы у нас в тот момент был топор под рукой, мы могли бы успешно воткнуть его прямо в атмосферу комнатёнки и подвесить на него качели для этого детсада. Молодые "чуды" интеллигентно сидели и лежали на своих койках и тщательно делали вид, будто ничего не произошло. Даже не отворив закрытое окно. Хотя исподтишка принюхивались и с подозрением косились на соседей, пытаясь, видимо, определить первичный источник газовой атаки. Потрясённые, мы молча переглянулись и вышли за дверь, демонстративно зажимая носы. В стране с такими гражданами государственные перевороты, при желании, можно делать три раза в день. По выходным чаще.

       Конечно же линчевать! Американский народный обычай досудебного урегулирования животрепещущих конфликтов и "спуска социального пара" показался нам наиболее соответствующим возникшему настроению. На три комплекта белых балахонов и колпаков с прорезями для глаз нам понадобилось ровно четыре простыни. Оставшиеся обрезки пошли на факелы-кресты. Несмотря на красочный реквизит, сам замысел хезы был прозаичен. Планировалось под покровом ночи проникнуть в "чувишню" с фотоаппаратом и футбольным мячом, слегка украсить спящих комбинацией из зубной пасты и нитрокраски, а затем запечатлеть выражение их лиц с использованием фотовспышки во время пробуждения от удара мячом в голову. После окончания акции "куклуксклановцы" исчезли во тьме, издавая для запутывания следов, фирменное индейское улюлюканье. На основе полученных фотодокументов к утру получилась весьма красочная доска позора "Нет ли среди них ваших знакомых?".
      
       Впоследствии, на грустном празднике окончания стройотряда, группа товарищей в тех самых колпаках и балахонах, с горящими крестами в руках отправилась проститься с построенным отрядом "объектом". Водитель, проходящего по трассе Валдай-Боровичи ночного рейсового автобуса, испытанный им восторг от, внезапно возникшего из-за поворота дороги шествия, выразил затяжным тревожным клаксоном и профессионально исполненными на высокой скорости зигзагами "лосиной дорожки". Именно так и возникают гипотезы о пространственно-временных туннелях.

       Не стоит предполагать, будто все хезы были столь откровенно незамысловаты. Некоторые из них глубиной проработки существенно превосходили такие приколы, как недавний перенос пенсионного возраста, не говоря уже про нашумевшую в своё время кампанию борьбы с пьянством и алкоголизмом. И были гораздо человечнее. Мы оставались гуманистами и думали о воспитательном аспекте, и заботливо подкладывая под щеку уснувшего на объекте бойца его несвежие портянки, и намертво прибивая "палубниками" к полу в "сушилке" рабочие сапоги мастера, из-за фантазий которого пришлось разбирать восемнадцать рядов кладки, и купая в бадье со свежим цементным раствором, утратившего связь с народом бригадира, и даже припрятывая здоровенный кирпич на дно рюкзака ближайшего друга, отъезжающего из отряда на собственную свадьбу в самый разгар сезона. Кроме того, каждый из нас знал, если что, от дружеской критики, материализованной в хезе, не спасут ни командные должности, ни годами накопленный авторитет.

       И вот тут будет весьма кстати припомнить вышеупомянутого Пегаса.

       Однажды на очередном слёте, он вдруг решил реализовать свой занудный план поощрения бойцов внутриотрядными дензнаками на базе принципов многофакторного анализа личности. На мнения  прочих ветеранов о равенстве и братстве он положил свой харизматический болт. В смысле "вето". Указанные дензнаки имели ценность только на время работы праздничного "бара" и отказать бойцу в лишнем стакане морса или паре печенек из-за опоздания на объект было в наших с Вовчиком глазах чрезмерно иезуитской пошлостью. "Баром" в отряде назывался тематический, слегка костюмированный вечер с перфомансом, включающий скромное, дополнительное к обычному рациону, угощение. За те самые дензнаки. Для создания атмосферы безудержного мелкобуржуазного разгула. Как в "ихнем" кино.

       Пока Пегас с антинародной кликой приспешников зловеще считал коэффициенты и сосредоточенно составлял реестры, мы с Вовчиком, выйдя как бы проветриться, жизнерадостно разработали план робингудовской хезы и завербовали весёлую шайку борцов за справедливость. С горящими глазами. Досрочно выполнив добровольно взятые на себя обязательства перед трудящимися, мы вернулись в штаб. Для создания собственного алиби.

       За полчаса до начала, назначенный Пегасом министр финансов вышел на улицу и направился к "бару". Наши робингудовцы легко опознали его по кожаному портфелю, который и реквизировали посредством изящного насилия. Унизительные реестры были уничтожены, дензнаки розданы бойцам. Всем поровну.
 
       Ярости Пегаса не было предела. Образно говоря, он трещал крыльями и рыл копытом землю, в точности, как тот мифологический жеребец, в честь которого и получил прозвище. Деньги, хрен с ним! Вместе с ними он потерял важнейший атрибут важности и влияния. Возможность лично распределять и одаривать.

       В этот раз наличие алиби нам с Вовчиком уже не помогло. При нашей, сложившейся годами репутации, догадаться откуда "ноги растут" мог бы и не столь изощрённый ум, как Пегасов.
 
       Мы были схвачены кликой приспешников и ограничены в дееспособности.
 
       И тут фантазия Пегаса временно иссякла. Придумать и воплотить с ходу сценарий шоу с участием всех ... с процессией, обвинительной речью, последним словом, изощрённой казнью ...  можно было попробовать, но наши весёлые сподвижники оставались на свободе и, кто знает, как бы стал развиваться сюжет ... а время уже работало на нас с Вовчиком. Отряд не должен был ждать праздник слишком долго. И Пегас, ломая предварительный замысел "бара", решил устроить на скорую руку показательный судебный процесс. Ну, а потом уже, если выйдет, то и шествия, и речи, и прочее. Роль обвинителя и судьи он взял на себя. Это была фатальная ошибка. Серьёзные дела не делаются в одиночку.

       Судья непрерывно должен был участвовать в процессе и у него не оставалось ни мгновения для размышлений о фабуле. Мы же с Вовчиком могли чередовать свои активности в словесной перепалке и спокойно отмели все обвинения. Более того, начали набирать очки, обвинив режим "пегасятины" в преступной узурпации власти и удушении традиционных свобод. Суд стал заходить в тупик, а атмосфера вокруг слегка накаляться. Тем более, что симпатии народа были на нашей стороне. Пегасу для спасения лица и общего приподнятого настроения  катастрофически требовалось действие в зале. Неординарное.

       Несмотря на противоположные правовые позиции, происходящее было нашим с Пегасом общим делом. Cosa Nostra, как тонко отмечено отдельными итальянцами. Поэтому мы с Вовчиком, не сговариваясь, лишь едва переглянувшись, внесли нужное разнообразие в ход событий и выплеснули Пегасу в лицо по стакану воды, ранее милосердно предоставленных нам для орошения голосовых связок.

       Пегас, тщательно скрывая приступ смеха, не спеша, многозначительно вытер лицо. Ситуация вновь обрела динамику и сюжет. Мы тут же получили обвинение в неуважении к суду и были приговорены к личному вытиранию пола своею одеждой. Доигрывая партию до конца, мы даже позволили стащить с нас футболки. А потом мы с Вовчиком ржали на два голоса, словно мустанги в прерии в брачный период,  до полного изнеможения, пока приспешники, держа нас  за ноги, усердно елозили нами, как швабрами туда-сюда, вытирая пол. Вместе с нами истерически ржал весь отряд и тёзка крылатого коня творческого вдохновения. До слёз и икоты. Праздник хезы удался ещё до начала основной темы вечера ...

        Всё завершилось ближе к четырём утра. Одновременно и счастливые, и опустошённые от  избытка эмоций, мы с Вовчиком и Пегасом решили немного подышать перед сном. Мы вышли за деревню. Была тёплая ночь, но туман уже опустился и полностью скрывал, и дорогу под нашими ногами, и поля вокруг. От этого возникало ощущение, что мы идём по облакам. А  прямо над головами у нас низко-низко висели невероятные россыпи крупных, ярких звёзд. Мы шли и молчали, полностью погружённые в состояние растворения  в окружающем нас мире. В состояние, которое никогда потом не удалось в точности повторить.  Которое,  как ни старайся, похоже, нельзя и передать словами.  Даже на родном языке.
 
        Состояние, когда позади у тебя всего пол-лета, а впереди  ещё целая жизнь.