Юта сидела на подоконнике, согнув колени. Просто сидела и думала. Сидела и думала...
За окном царила непроглядная темнота, чуть нарушаемая двумя-тремя уличными фонарями. Юта чувствовала себя так, будто ничто не отделяло ее от этой черноты. И дело было вовсе не в позднем времени. Могло взойти солнце, а чернота бы осталась.
Брат Юты покончил жизнь самоубийством.
Юта терялась в догадках и в сотый раз спрашивала: почему, зачем, как это произошло? Ведь Никита никогда не замыкался в себе, а если кто-то радовался, он пытался разделить с ним радость. Но если ему становилось плохо, больно, Никита скрывал эту боль.
Скрывал?! Тогда наверняка он что-то скрывал и от нее, своей родной сестры.
Юта спрыгнула с подоконника и подошла к компьютеру. Она включила его, зашла в электронную почту. Вот они, последние сообщения. Юта кликнула по одному из них и придвинулась ближе к экрану.
Пробежав глазами несколько строчек, Юта откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Содержание письма ее поразило. Оно было от начала и до конца напичкано грубыми оскорблениями. При этом они давили на больную точку Никиты – мечту стать директором своей фирмы. Над ним откровенно издевались, глумились и втаптывали в грязь.
Немудрено, что от такого количества насмешек Никита...
Юта внезапно резко наклонилась к монитору и зло отрезала, обращаясь неизвестно к кому:
– Я найду тебя... И ты ответишь за его смерть!
Утром Юта, прийдя на работу, заметила, что в ее отделе нет никого, кроме опытного программиста Павла Ушкевича, который шустро печатал десятью пальцами сразу.
– Послушай, Паш... – начала Юта.
– Чего тебе? – сонно откликнулся Павел.
– Не можешь определить, с какого адреса пришли этии сообщения?
Ушкевич заметно оживился.
– Давай, показывай.
Вчера вечером Юта переслала те сообщения к себе на работу, поэтому сейчас ей было нетрудно найти их в своем рабочем компьютере.
Ушкевич, едва взглянув на экран, присвистнул:
– О, знакомый адресок! Это ж Фридман!
– Фридман? – переспросила Юта. – Кто он такой?
– Блоггер, журналист. На нем-то весь наш городской форум и держится! Недавно меня там забанили, так вот я подозреваю, что это он.
– А ты знаешь его реальный адрес? – осторожно спросила Юта.
Павел вздохнул и глубоко задумался.
– Понимаешь... – голос Ушкевича вдруг стал приглушенным, словно он говорил сквозь подушку. – Фридман – человек с гнилыми убеждениями. Я общался с ним, и такое ощущение, будто он лишен моральных принципов.
– Ты сам сказал, что он очень популярен, -напомнила ему Юта.
– Разве популярность избавляет от цинизма? Нет. Человек может быть прекрасным журналистом, популярнейшим блоггером, но эта гниль навсегда останется с ним.
В редакцию вошел незнакомец. Он приблизился к Юте и тронул ее за плечо:
– Скажите, как найти главного редактора? А то я запутался.
Юта подняла голову.
Незнакомцу было лет тридцать, не больше. Темные, чуть раскосые глаза, такого же цвета волосы, сжатые губы. Черты его лица можно было бы назвать красивыми, однако неизвестного будто окружала какая-то отталкивающая, непрятная аура.
– Идите прямо по коридору, самый последний кабинет, двадцать третий, – рассеянно ответила Юта.
Он кивнул и удалился.
Ушкевич замер, а потом наклонился к Юте и тихо сказал:
– Ань, это он!
– Кто?
– Фридман! Я его за километр узнаю. И догадываюсь, зачем он приперся.
– Зачем?
– Представь себе, Раев разрешил ему печататься! В нашем честном журнале! Не знаю, как Фридман его уболтал, какими приемами, но главред однозначно за него.
Юта, не дослушав, вскочила и направилась к кабинету главного редактора.
Минут через двадцать дверь распахнулась.
– Придите завтра ровно в девять! – послышался голос Раева. -Мы вас запишем во внештатный.
Из кабинета быстрой походкой вышел Фридман. Заметив прижавшуюся к стене Юту, он удивился:
– Что вы здесь делаете?
– У нас проблемы, – не повышая голоса, ответила Юта.
– Какие? – он был настолько искренен, что Юта бы усомнилась, если бы не увидела неподвижно висящее под потолком тело брата.
– Личного характера. Вы ведь знакомы с Никитой Беликовым?
– Ну допустим.
– Позавчера он покончил с собой в собственной квартире.
– При чем тут я? Вы хоть объясните.
– Объяснять будете вы. Перед судом.
Фридман наклонился к ней. Зрачки его глаз были блестящими, но неподвижными, как у змеи, когда она гипнотизирует свою жертву.
Но Юта не поддавалась гипнозу.
– Это угроза? – сощурившись, поинтересовался Фридман.
– Нет, это правда.
Он явно занервничал:
– Слушайте, в конце концов, я работаю...
– Работаете?!-Юта не поверила своим ушам.
– Да, работаю. Что же вас так удивляет? Я вгоняю людей в депрессию и получаю за это деньги. Разве я виноват, что ваш братец оказался таким... ненормальным?
– Ненормальным... -тихо повторила Юта. – До ваших нападок он был другим. Живым и здоровым. И еще бы жил, если бы не вы.
У рассерженных и оскорбленных голос становится громче, а у Юты наоборот – он делался тише. Она не кричала даже тогда, когда собеседник затрагивал больные темы или переходил на личности.
– А-а, понимаю, -ехидно улыбнулся Фридман. – Вы ведь его любили?
– Конечно. А что тут такого?
– Забудьте. Считайте, я избавил вас от лишнего флуда.
– От чего?
– Флуд? Как бы сказать... Это мусор, ненужная информация. Вообще все сильные чувства – флуд. Я так считаю. Так что не огорчайтесь.
Этот убойный аргумент заставил Юту замолчать. Значит, ее брат был для Фридмана только... мусором? Тогдо понятно, почему он так спокоен. Просто все остальные для него – тоже мусор, а выбросить мусор – значит принести пользу миру.
– Он был человеком, -твердо сказала она. – Неужели так просто измерить деньгами человеческую жизнь?
Теперь молчал Фридман. Юта и не нуждалась в его ответе. Развернувшись, она зашагала по коридору, четко выстукивая каблуками каждый шаг.
Но на свое рабочее место Юта вернулась вялой походкой. Ушкевич, не отрываясь от экрана, сочувственно кивнул:
– Что, не сложилось? Я же говорил, он глубокий циник.
– Его можно вылечить? -спросила Юта.
– Не думаю. От своих убеждений ему не убежать. Только если сам захочет...
Фридман не хотел.
Интернет-травля стала для него второй жизнью и первой работой. Журналистика отошла на задний план...
Город живет шумно и насыщенно. Среди людей, спешащих на поезд, трамвай, толкающихся в метро и пересекающих толпами широкие проспекты и улицы, есть такие личности, которые лишь создают в и д и м о с т ь деловой жизни. Они бегут на трамвай или маршрутку не потому, что боятся опоздать, а потому, что им больше нечего делать. Серую обыденность своего существования они пытаются разбавить ярким городским ритмом.
Фридман был одним из т а к и х. Он знал это и воспринимал довольно спокойно.
Да и сейчас он сидел на автобусной остановке вовсе не в ожидании автобуса, который был ему не нужен, а просто так.
Смеркалось. Свет, казалось, исходил только от уличных фонарей и от экрана планшета в руках Фридмана. Чуть не касаясь его носом, последний с невероятной быстротой оставлял комментарии на чужих сайтах. Здесь он ж и л своей настоящей жизнью и чувствовал себя гораздо комфортней, чем в реальности.
Фридман не заметил, как над ним склонился человек в незастегнутом пальто. От незнакомца сильно несло алкоголем.
– Ты? -неприязненно спросил Фридман, спрятав планшет в сумку.
В ответ странный человек прохрипел:
– Я искал тебя, Фрид. Мы уже месяц общаемся через сеть. В кого ты меня превратил? Мы были друзьями, вспомни!
"Скоро повесится, как тот самоубийца". -хладнокровно подумал Фридман и содрогнулся. А что бы подумала Юта? Он неожиданно разозлился. Какого... зачем ему вообще знать, что бы она подумала?!
– Ты слышишь, Фрид? Мы были друзьями...
– Были! -в бешенстве заорал Фридман, срываясь со своего места. – Ключевое слово – были! Ты и твой дружок Выгжанин. Вы забыли все, даже мое имя! Как я должен поступать?
– Я доберусь до тебя, -с ненавистью прошипел человек.
Запах перегара вновь заполнил воздух. Поморщившись, Фридман отрезал:
– Не дождешься! Только попробуй – твоя жизнь и так висит на волоске!
Ненависть в глазах пьяницы потухла, уступая детскому удивлению. Фридман с раздражением схватил сумку и перекинул ее через плечо.
Спускаясь по лестнице, он еще долго слышал за спиной лихорадочный шепот.
Семь часов вечера. Осенью темнеет рано, поэтому за окном снова царила непроглядная чернота.
Юта сидела неподвижно, обхватив руками колени.
Телефон, лежащий на столике возле дивана, внезапно завибрировал. Юта подхватила телефон и прижала его к уху.
– Девушка, вы сестра Никиты Беликова? -спросили на другом конце.
– Да, -слегка растерянно ответила Юта.
– Отлично. Значит, я не ошиблась. Я жена вашего брата.
Юту больно кольнуло откуда-то изнутри. Разве Никита женат? И этого она тоже не знала!
– Простите, Анна, вы не могли бы завтра... ну, скажем, часов в десять приехать в Малые дворы? Мне очень нужен ваш совет.
– Относительно чего? -поинтересовалась Юта.
Женский голос внезапно стал жестким и властным:
– А вам что, не все равно, девушка? -и точно так же осекся, смягчился:- Я сообщу на месте. Малые дворы, двадцать семь. Дом большой, трудно не заметить.
– Хорошо, я приеду, -проронила Юта.
Кому-то жизненно необходимо, чтобы она доверилась, согласилась, приехала. Это настораживало. Женщина называла себя женой Никиты, но скорби по погибшему мужу в ее голосе не ощущалось. Странно.
Малые дворы – район между Ленинским проспектом и улицей Парковой. Тесные ряды домов замыкались в кольцо, образуя нечто вроде огромного двора.
Двадцать седьмой номер отличался от остальных домов. Широкий, двухэтажный коттедж, видимо, построили недавно, и он резко выделялся на тусклом фоне серых многоэтажек.
Возле ограды, окружавшей коттедж со всех сторон, стояла женщина. На вид ей было лет тридцать. Острые черты лица – узкий подбородок, высокие, четко обозначенные скулы – выдавали нетерпеливое ожидание.
– Как хорошо, что вы пришли, -произнесла незнакомка и постаралась улыбнуться. -Меня зовут Нина Беликова. Вы, конечно, не знали... у вашего брата... у моего мужа осталось имущество, -Нина указала на огромный дом.
Опять "не знала"! Юта впервые начала сомневаться: а знала ли она о своем брате хоть что-нибудь? У него, оказывается, был и роскошный дом, и жена. Зачем ему понадобилось все это скрывать?
– Мой брат жил в центре, на Каширской улице, -уже не веря в то, что говорит, возразила Юта.
– Да, но... мне очень жаль, Анна. Наверное, он боялся вам признаться. Понимаете, Никита присвоил этот дом незаконным образом. Вы же не будете возражать, если я заберу его себе?
– Что-то ты подсуетилась, -донесся до обеих насмешливый голос. -Пожинаешь плоды?
Юта обернулась. Недалеко от нее, скрестив руки на груди, стоял Фридман.
Нина при нем сразу понизила голос до шепота:
– Анна, ваше согласие необходимо.
Фридман усмехнулся – он все прекрасно слышал.
– Ах, вот как? Уже необходимо? Нина, не морочь девушке голову.
Жена Никиты побледнела и подошла к нему вплотную.
– Не мешайся, -процедила она сквозь зубы.
– Понял. А теперь разворачивайся и уходи отсюда как можно быстрее. Мне некогда с тобой разговаривать, -Фридман по-хозяйски посмотрел на коттедж.
– Сам убирайся!
– Это не в моих интересах. И, кстати, не забудь проверить паспорт. Ты не Беликова и никогда ею не была.
Взбешенная Нина заглянула ему в глаза... и внезапно замолчала. Они оказались пугающе холодными. Злость бессильна перед стеной ледяного спокойствия.
Фридман приблизился к Юте и шепнул:
– Пойдемте, нам здесь нечего делать.
Когда они отошли на приличное расстояние, Юта решилась спросить:
– Она ваша знакомая?
– В институте вместе учились. У нас даже были с ней отношения... недолго. До того, как она подставила меня на экзамене, и я со свистом вылетел из этого института. Разозлился, завел блог и стал ее там обсуждать. Видимо, сработало, -Фридман с удовольствием махнул рукой назад, указывая на Нину.
– Вам приятно когда на вас злятся? -поразилась Юта. – Вот если бы я на вас разозлилась, вам бы понравилось?
– Вы вообще загадочный объект. В Интернете совсем не сидите, да?
– Только по делу.
– Оно и видно. Вчера по всем соцсетям лазил, искал. Странный вы человек. Чуть не отдали дом стоимостью семь миллионов какой-то подозрительной личности с улицы.
– А вы хотели его себе забрать, так? И именно из-за этого довели Никиту? -Юта резко повернулась к нему.
– Зачем вы сразу... -Фридман нежно взял ее за руку.
– Отпустите! -она вырвала руку. -Не прикасайтесь ко мне!
"Своенравная". -подумал Фридман. "Да уж, тяжелый случай".
– Я выясню, кто заказал вам смерть Никиты.
– С ума сошли? -Фридман даже приостановился. – Не лезьте в это дело! Я вас предупредил.
– Значит, считайте, что я вас не услышала, -спокойно ответила Юта.
В редакции Юта застала Ушкевича за компьютером. Он задумчиво морщил лоб и шептал себе под нос.
Сотрудники часто оглядывались на Павла. В глазах у них стоял немой вопрос: что с ним, мол, случилось? В ответ Ушкевич раздраженно стучал указательным пальцем по столу, и коллеги отворачивались.
Заметив появление Юты, Павел пристально взглянул на нее.
Девушка подошла ближе, и он тихо произнес:
– Слушай, разговор не для слабонервных. Нужно выйти.
Они вышли в коридор. После долгого молчания, длившегося минут пять, Ушкевич все же сдался.
– Короче, я тут пошарил по надежным источникам и выяснил, что твой брат не единственная жертва. Их было по крайней мере четыре, причем две из них до сих пор в тяжелом состоянии.
– Их надо вылечить.
– Ты уверена, что сможешь?
– Я должна попытаться. В конце концов, сколько можно? Фридман считает себя вправе безнаказанно травить других людей. Почему?!
– Придешь домой, я тебе скину по почте адреса.
Дома Юта зашла в электронную почту. Ушкевич выполнил обещание – в ящике появилось новое письмо. Оно было очень коротким – два адреса, и все.
Юта внимательно просмотрела их, чтобы запомнить, потом выключила компьютер, оделась и направилась по первому адресу: улица Центральная, дом 49, квартира 90.
Многоэтажки, многоэтажки... Сплошная темно-серая стена похожих друг на друга домов.
Оглядевшись, Юта вошла в темный, обшарпанный подъезд. Тусклая лампочка помогла ей добраться до четвертого этажа.
Она постучалась в дверь квартиры под номером 90. Дверь не открывалась.
– Зря стучишь, милочка, – заботливо сказала спускавшаяся с верхнего этажа пенсионерка. – Он, наверное, опять выпил.
– Кто в этой квартире живет? – негромко спросила Юта.
– Игорь Речников. Три года как пьянствует. Одно шатается по подворотням...
Вдруг в квартире кто-то закашлял, потом замок зачиркал, и дверь распахнулась настежь. Юта заглянула в прихожую. Осторожно шагнула в полутемную квартиру и прикрыла за собой дверь.
В кухне горел свет. За столом сидел сам хозяин, мутными глазами созерцая почти пустую бутылку коньяка. Он с неохотой поднял глаза на Юту.
– Арестовывать меня пришли? – с глухой усмешкой спросил он.
– Нет, я... по другому вопросу. Вы знаете Фридмана?
Взгляд Речникова прояснился, и он даже, казалось, немного протрезвел. Мелькнул мгновенный страх, и все кончилось.
– Да, знаю, – наконец выдавил из себя хозяин квартиры. – Но вы должны понимать... не он довел меня... до такого.
Юта села рядом с ним.
– Посмотрите на меня, – сказала она. – Вы можете мне довериться. Расскажите все как было.
Он угрюмо молчал.
– Этот человек вас запугивал, поэтому вы не хотите говорить. Вы его жертва, неужели непонятно? И он будет и дальше манипулировать вами.
Речников опустил голову. Его мучили тяжелые сомнения. С одной стороны, он боялся, с другой возникала сильная и жгучая ненависть.
– Мы с ним познакомились лет пять назад. Тогда мы вместе работали в одном издательстве. Однажды я написал статью, которую отказались печатать. Она разоблачала деятельность одного из депутатов Городской Думы. Я переслал статью в другую газету, и там ее напечатали. Меня хотели уничтожить – им это удалось. Но я не думал, что Фридман... Да, за каждое преступление положено наказание. Но разве я совершил преступление? Это он предал меня.
Морщины на лбу Речникова углубились. Может, от воспоминаний. Предательство лучшего друга никого не заставит смеяться.
– Я думал, нельзя так легко изменить своим убеждениям. Спасибо Фридману. Он разубедил меня.
"Никита думал так же". – внезапно поняла Юта. "Но объяснить я ему не успела. Объяснить, что в мире существуют такие люди, ради которых не стоит умирать".
– Спасибо, – сказала Юта.
– Это вам спасибо, – донесся до нее голос Речникова. – Мне стало казаться, будто у меня есть друг. Хотя все друзья давно меня бросили.
"Друзья не бросают". – мысленно возразила Юта.
С тяжелым сердцем Юта вышла из подъезда.
Она посмотрела время на телефоне. Двадцать тридцать. И на улице снова темно... Ей неожиданно захотелось, чтобы наступило утро. Когда светло, чувствуешь себя легче.
Юта боялась темноты. Еще с детства. Когда ей было пять лет, родители случайно заперли ее в темной комнате. Она плакала, кричала, но ее никто не слышал. Никто!
Потом, со временем, Юта перестала бояться темных комнат, дворов и улиц, и тут перед ней явилось нечто более страшное – темнота души и бездушная жестокость.
Ночью Юта долго не могла заснуть. Она ворочалась, сжимала одеяло и думала только об одном: как можно так поступить с человеком? Как?!
Рано утром Юта направилась по другому адресу. Небольшой домик в Гвардейском переулке сначала показался ей нежилым. Но когда Юта постучала третий раз, ей открыли.
– Заходи быстрее, – тихо сказали за дверью. – Сегодня очень холодно, ветер дует.
Юта зашла.
На кухонном подоконнике кипятился чайник. Обитательница дома повесила куртку на вешалку в прихожей и повернулась к Юте.
Девушка была высокая и болезненно худая, с черными подглазьями. Узкие рукава свитера обвисали на тонких, как соломинки, руках. О пальцах нечего и говорить – они были чуть ли не прозрачными.
– Ты не хочешь есть? – пристально разглядывая ее, спросила Юта.
– Нет, спасибо. Чай и бесконечные мысли – вот чем я питаюсь, – девушка едва улыбнулась. – Меня зовут Женя.
– Юта. Я ненадолго. Тебе знакома фамилия Фридман?
Женя вздрогнула, и кипяток плеснул мимо чашки на подоконник. Дрожащими руками она поставила чашку на стол.
– Не... не произноси его имя в моем доме! – крикнула Женя.
– Значит, ты его знаешь?
Вместо ответа Женя схватила зажигалку. Щелчок – и девушка уже держала в руках сигарету.
– Я ничего не хочу об этом говорить. Он был орудием в чужих руках, – пролепетала она.
И больше из нее нельзя было вытянуть ни слова.
– Послушай, не молчи. Я ведь хочу помочь тебе.
Женя молча скрылась в другой комнате и через минуте вернулась оттуда. Она бросила на стол фотографию.
На фото был запечатлен мужчина лет тридцати в безупречном костюме. Рядом с ним стояла миловидная девушка, в которой Юта с трудом узнала Женю.
– Муж? – тихо догадалась Юта.
– Наша свадебная фотография, – слабо улыбнулась Женя. – Через год он нашел себе другую.
– А Фридман?
– Фридман ему в этом помог. Видите, в каком я состоянии? – Женя передернула плечами. – Кому нужна жена-анорексичка?
Юта почувствовала:ее нужно спасти. Сегодня, сейчас, немедленно! Иначе она впадет в безнадежную депрессию, откуда ее уже нельзя будет вытащить.
– Тебе необходимо лечение.
– Так и скажите, что я больная. На голову, – Женя болезненно поморщилась. – Не трогайте меня, пожалуйста. Я совершенно здорова.
– Но... я только хочу помочь...
– Уходите! Я не психопатка. Вам самой надо лечиться, поняли? Отстаньте от меня!
Юта отшатнулась. Эта агрессивная реакция на протянутую руку помощи сбила ее с толку. Может, Женя и правда не нуждается в ней? Едва взглянув на исхудавшее лицо девушки, Юта прогнала сомнения. Конечно, нуждается, но...
– Прощай, – тихо произнесла Юта. – Если с тобой что-то случится, звони.
"Она боится выдавать Фридмана". – подумала она уже на улице. "Как Речников".
В редакции раздался звонок.
– Ань, это у тебя, по-моему, – не отрываясь от экрана, сказал Ушкевич.
Юта достала из сумки телефон.
– Алло, это Беликова.
– Юта! – послышался отчаянный голос Жени. – Я вам наговорила всяких глупостей, не знаю, что на меня нашло, извините ради Бога. Вы меня простите?
– Ну конечно.
– Спасибо. Вы где сейчас?
– На работе.
– Ой, тогда я вас, наверное, сильно беспокою... Вы завтра сможете ко мне приехать?
– Постараюсь.
У Юты словно камень с души упал. Проблема, казавшаяся почти неразрешимой, вдруг решилась сама собой! Значит, Женя верит ей. Значит, не все еще потеряно.
– Кто звонил? – поинтересовался Павел. – Одна из...
– Да, – тихо произнесла Юта.
– А, понятно. Понимаешь, Ань...
– Что случилось? – встревожилась девушка.
– Дело в том, что... Фридман в тебя влюбился, по ходу.
Юта опешила.
– С чего ты взял?
– Ну, если человек ежедневно выкладывает твои фотографии в своем блоге, это уже диагноз.
Юта сорвалась с места.
– Стой! – Ушкевич схватил ее за руку. – Куда ты?
– Я должна с ним поговорить.
– Юта, ты делаешь ошибку. Он абсолютно прогнивший, неужели ты этого не понимаешь? Он убил твоего брата!
Она задумалась.
– Хорошо. Не сегодня... завтра. Но я с ним обязательно поговорю. От этого ты меня не удержишь.
"А вдруг это взаимно? Да не, чушь собачья". – рассуждал Ушкевич. "Фридман ведь фактически спровоцировал смерть ее брата. Где же тут логика? "
– Где логика в твоих рассуждениях? – произнес Цуканов, критически разглядывая Фридмана. – Выходит, брата убрали, а сестра предъявит права на наследство? Очень интересно!
– Она не предъявит, – усмехнулся Фридман. – Недавно чуть не подарила его дом какой-то мошеннице.
– Может, продала? – недоверчиво сощурился Цуканов.
– Нет, именно подарила. Мне кажется, она абсолютно безобидна.
– Безобидных не бывает. Все рано или поздно выпускают шипы. Твоя задача – обезвредить ее, понял?
– Обезвредить или убить?
– С каких пор ты стал различать эти понятия? Я обещаю тебе сорок тысяч, по-моему, достаточно.
– Пятьдесят. И получу я их сегодня.
"Вот любитель, торгаш хренов". – с досадой подумал Цуканов. Он знал, что Фридман свою позицию держит жестко:сказал – значит, так и будет. " Что ж, придется отдать ему четверть зарплаты. По крайней мере я спокоен насчет беликовского особняка".
Однако Фридман заломил такую цену не для того, чтобы получить побольше. Он был расстроен. Сегодня утром на него совершенно неожиданно напало тоскливое ощущение, будто вся его жизнь – неправильная. Смесь хандры и напряжения. Противно. Это случалось с ним уже не раз, но сегодня приступ оказался гораздо сильней, чем когда-либо.
И все из-за Юты! Кто она – сверхстранная девушка, зацикленная реалистка? Она противостояла ему ради... нет, не ради наследства и не ради денег, а во имя справедливости! Наивная...
После первых визитов к Игорю и Жене Юта стала ходить к ним ежедневно. Этих людей, столь разных и непохожих друг на друга, объединяло одно: тяжелейшая депрессия, едва не поглотившая их целиком.
– Люди в моем случае, – сказал однажды Речников, – пьют, чтобы забыть. Но порой человек доходит до грани, когда выпивка ему уже не помогает, понимаешь? Тогда он просто бросает весь свой искореженный мир в пропасть. И вот это – гораздо страшнее.
– Иногда мне хочется выброситься в окно, – призналась Женя. – Ты никому не нужна, и тебе никто не нужен. У других есть родственники, друзья... они живут для них. А у меня никого нет. Получается, я живу для себя. Это называется эгоизм. Эгоисты не имеют права жить.
Самое поразительное заключалось в том, что они не винили Фридмана в своих несчастьях. Вообще о своей "первой жизни", то есть до депрессии, оба старались не вспоминать. Вскользь, полунамеками, тусклыми серыми пятнами мелькало их прошлое. Женя отказывалась разъяснять подробности своего случайного откровения, а от Речникова Юта тоже ничего не смогла узнать.
После недельной ломки Женя все-таки согласилась поехать в местную клинику на обследование. Речников наотрез отказался.
– Не волнуйся за меня, – хмуро сообщил он. – Сам выкарабкаюсь. Как-нибудь.
На автобусной остановке Женя тихо, почти не разжимая губ, шепнула Юте:
– Я боюсь.
– Кого?
Женя резко обернулась и внезапно вскрикнула. Юта услышала приглушенный, полный злобы мужской голос:
– Ах ты дрянь... Я тебе вроде как говорил не высовываться из своей конуры. А ты не послушалась. Хочу узнать, почему?
– Отойдите от нее! – отрезала Юта. – И не смейте оскорблять! За нее отвечаю я, слышите, я!
Фридман удивленно взглянул на нее. Уже давно с ним так никто не разговаривал.
– Вы ее защищаете? Хорошо. Но учтите, что за нее, – он брезгливо указал пальцем на Женю, – вы платите своей жизнью.
– Чем надо будет, тем и заплачу! – отреагировала Юта, взяла Женю за руку, и они вместе сели в автобус, который как раз подъехал к остановке.
После обследования врач пригласил Юту в свой кабинет.
– К сожалению, прогнозы неутешительные. Но, должен вам сказать, вашей подруге повезло: вы вовремя к нам обратились. Стоило ей потерять еще килограмма два, и ее бы уже не спасти. У нее анорексия. Причиной, скорее всего, послужила тяжелая форма депрессии. После лечения в нашей клинике я бы рекомендовал ей обратиться к психологу.
Женя ждала в коридоре. Увидев Юту, она приподнялась со своего места.
– Ну, как? – нетерпеливо выпалила она.
– Тебя можно вылечить. Придется полежать здесь недели две или три.
Женя цепко ухватилась за руку Юты.
– Ты оставишь меня здесь?
Юта наклонилась к подруге.
– Не бойся, – шепотом сказала она. – Я буду приходить к тебе. Просто есть еще один человек, который нуждается в помощи.
– Его тоже... Фридман... да? – беспомощно, словно маленький ребенок, спросила Женя.
– Да.
Женина ладонь ослабла. Она сидела, будто неживая – глаза потухли, взгляд устремлен куда-то в пустоту.
– Как же так... можно жить? – застывшим голосом произнесла она.
В понедельник вечером, когда рабочий день в редакции окончился, Юта вышла на улицу раньше всех. Она рассеянно, мимоходом попрощалась с Павлом и теперь стояла одна, обдуваемая холодным ветром.
Смеркалось. В замерзших лужах отражался желтый свет фонарей. Возле редакции остановился черный "Porsche Cayenne". Дорогая иномарка, несмотря на дождливую погоду, выглядела довольно ухоженной.
Около машины стоял человек. В руках он держал планшет, и все его внимание было сосредоточено на светящемся экране. Внезапно он сощурился, будто отыскивая глазами что-то в темноте.
– Юта! – негромко позвал он.
Девушка приблизилась к нему на такое расстояние, чтобы можно было разглядеть лицо. – Что вам нужно от меня? – спросила она, когда окончательно убедилась, что перед ней Фридман.
– Ничего особого. Подойдите ко мне. Куда вы отвезли Евгению Соломатину?
– В клинику.
– А-а, – облегченно выдохнул он. – Конечно... Все правильно. Юта, у вас в электронной почте сообщения, это я их прислал. Не читайте.
– Почему?
– Вам будет больно.
Юта удивилась. Человек, не пожалевший довести четырех жертв до депрессии, а одну до самоубийства, вдруг беспокоится за ее душевное здоровье?
– Я не подумал... и напечатал.
– С вами вообще это часто бывает, – заметила Юта. – Вы н е д у м а е т е, что причините другим боль, которую им придется залечивать.
Фридман опустил голову. Потом сквозь зубы процедил:
– Теперь я подумаю. Моя работа потеряла смысл.
– Почему?
– Потому что нашелся человек, способный мне противостоять. Самое обидное, когда кто-то портит результаты твоих трудов. Я – отрицательный персонаж в этой истории, но не всем же дано быть хорошими, верно?
Он сел в машину, но дверцу не захлопнул.
– Вы говорите, я не думаю. Я слишком много думал о своей выгоде, поэтому и стал таким. Да, наверное, слишком много думал... Прощайте, Юта. И постарайтесь забыть...
Что ей надо забыть, он не сказал. Машина тронулась с места и вскоре исчезла за поворотом.
Это была их последняя встреча.
– Привет, – сказала Юта, вешая пальто.
Ушкевич поздоровался с ней, как обычно, не отрываясь от экрана компьютера.
– Кстати, слышала последние новости? – добавил он.
– Какие? – безо всяких подозрений осведомилась Юта.
– Фридман погиб.
Девушка едва успела опереться на спинку стула, чтобы не упасть.
– Как – погиб? – судорожно спросила она.
– Так. Погиб. Не справился с управлением, вылетел на встречку и там столкнулся с "Фольксвагеном". Его водитель остался жив, а вот Фридман...
Юта, не дослушав, кинулась к компьютеру. Она вспомнила о тех письмах, которые Фридман говорил ей не читать. Теперь она просто обязана их прочитать.
Их было два – от 24 ноября. Юта щелкнула мышкой и открыла первое.
"Все началось в октябре этого года. Беликов Никита Андреевич выкупил дом в районе Малые Дворы и занял на это денег у своего знакомого, Виктора Цуканова. Время шло, но Беликов не выплачивал долг. Тогда Цуканов решил, что имеет полное право на этот дом, как кредитор. Понимая, что просто так у него ничего не получится, Цуканов нанял меня. Я должен был довести Беликова до тяжелой депрессии или лучше – до нервного срыва. Мне удалось, но возникла еще одна проблема: вы являетесь сестрой Беликова и по закону можете унаследовать его имущество. Поэтому меня обязали убрать и вас тоже. Но я не смог. Слишком трудно".
После шокирующего первого письма второе показалось незначительным и мелким:
"Цуканов Виктор Евгеньевич, 48 лет, улица Нагибина, дом 42, квартира 8".
Из окна солнечный луч падал на подушку и освещал бледное лицо девушки.
В коридоре послышались шаги. В палату вошла Юта в наброшенном поверх свитера белом халате.
Веки спящей дрогнули. Женя открыла глаза и приподнялась с кровати, опираясь на локти. На лице девушки появилась слабая улыбка.
– Ты вернулась? – обрадовалась Женя.
– Да, я... Ты как себя чувствуешь?
– Замечательно! Мне сказали, что скоро меня выпишут. А ты как?
Юта молчала. Она не могла сказать ей то, что надо было сказать. Не могла...
Солнце спряталось за тучей. Золотые лучи, радостно и ярко освещавшие комнату, потухли и исчезли. Тень и тишина – вот что там осталось.
Больше нечего говорить.