- Тихо! Молчи, молчи!
Стук в дверь повторился. Ядвига побледнела, за всё время войны к ней никто не приходил. Люди боялись друг друга. На работу и с работы. Затемнённые окна, безмолвные улицы.
- Пани Марчевска, не дадите ложку соли? Соседка протянула маленькую солонку.
Ядвига замешкалась и не пригласив пройти, торопливо кинулась в кухню.
Сердце ухнуло куда-то в живот, который скрутила острая боль.
- Вот, возьмите, отдавать не надо, у меня ещё есть.
Захлопнув дверь, Ядвига несколько минут стояла с закрытыми глазами.
С трудом переведя дыхание, подошла к шкафу.
- Зденек, мальчик мой! Она прижала к себе черноволосую головёнку четырёхлетнего сына и затряслась в беззвучных рыданиях.
- Не плачь, я не буду шуметь, я знаю, мама... Совсем недавно он научился произносить это слово.
В шкафу было страшно, когда комната погружалась в темноту. Днем, через небольшую щель в крыше шкафа, проникал слабый свет. Иногда он видел лицо другой женщины... Неживой. Она открывала рот и что-то говорила, совсем неслышно, потом она его целовала в глаза, щёки и даже нос...
Польша, 1965 год. Закрытый гарнизон. Дом офицеров. Нестройные, прерывистые звуки фортепиано гулким эхом отдавались в опустевших комнатах.
Анна указала ученику на ошибки:
- На сегодня хватит, дома ещё раз поработай над этой пьесой. Последний ученик покинул класс. Анна прислушалась: нет, пани Марчевска ещё не ушла. Анна относилась к немногим офицерским жёнам из Советского Союза, кто нашёл работу в гарнизоне. Музыке учиться хотели все.
Пани Марчевска, невзрачная худенькая женщина, работала в Доме офицеров уборщицей.
- Вы закончили, вместе домой? Анна сложила ноты в сумку.
- Нет, сегодня за мной приедет сын, хотите на него посмотреть?
Я стукну в дверь, когда мой Зденек придёт.
Анна увидела рослого красивого мужчину с невероятной шевелюрой смоляных волос и потеряла дар речи...
Мужчина широко улыбнулся и протянул руку, не дожидаясь пока Анна это сделает.
- Пани Марчевска, простите меня, – сказала Анна на следующий день, – сын на вас совсем не похож, на отца?
- Я замужем не была, пани Луцко. Анна смущённо опустила глаза.
- И не рожала никогда.
.........
- Фашисты оккупировали Польшу, начались облавы, еврейские семьи вывозились и все понимали, – на смерть. Были среди нас и такие, кто вешал евреев ещё до прихода извергов. Я нашла мальчика за сараями, в нашем дворе. Умышленно ли мать его оставила, чтобы жил, или он отбился, не знаю.
А только привела я его к себе, умыла, накормила и поселила в шкафу. Я уходила на целый день, работала на фабрике, оставляла горшок, поесть и строго наказывала, – молчать! Он и молчал, даже имени своего не сказал.
Чтобы было чем дышать, я выставила одну доску сверху. Приходила, завязывала ему глаза, как бы не ослеп, и выводила из шкафа. А теперь мой Зденек инженером на верфи и не разрешает мне работать. А я дома не могу.
По щекам Анны текли слёзы...