Роковые обстоятельства
1966 год. Севастополь.
…Жара. Солнце не скупилось, разбрасывая свои лучи по дышащему зноем асфальту.
На троллейбусной остановке «Центральный рынок», напротив входа в сам рынок, плотной массой стояла большая группа людей, желавших добраться до Камышёвой бухты. Люди терпеливо ожидали троллейбус нового, десятого маршрута, совсем недавно появившегося в городе.
С небольшим опозданием от расписания, блестя яркими красно-жёлтыми полосами по бортам, вскоре к остановке подкатил далеко не пустой троллейбус. Водитель распахнул двери. Толпа на остановке ринулась на штурм транспортного средства, и очень быстро посадка закончилась – мест больше не было. Выбрав момент, водитель как-то умудрился отсечь не втиснувшихся в салон, ловко захлопнув перед ними двери.
Защёлкав контакторами, загудев электродвигателями, троллейбус тронулся в путь.
По улицам Новороссийская, Адмирала Октябрьского и далее, троллейбус шёл не останавливаясь, а зачем? – мест нет. И только в районе улицы Лётчиков, водитель притормозил, высадив у бухты Омега взмокшую от духоты парочку туристов, причём свой рюкзак мужик с трудом выдёргивал из плотно утрамбованных тел.
Выехав за город, перегруженный троллейбус со скоростью пятнадцать-семнадцать километров, неторопливо «мчался» по совсем недавно асфальтированной дороге в сторону Камышовой бухты. Но вот, транспортное средство остановилось. С большим трудом открылись двери, и не сразу обе: застучав приводом, сначала передняя, за ней, отчаянно гудя и дергаясь, – задняя.
Наружу стали выдавливаться, измученные дорогой, потные тела пассажиров, с облегчением смахивая со лба капельки пота. Плотной шеренгой люди направились к двум зданиям, стоящих метрах в двухстах от остановки.
Среди этой шеренги шёл спортивного телосложения, девятнадцати лет от роду молодой человек, в котором с трудом можно было узнать уже взрослого и возмужавшего Валерия Никулина. Его модная нейлоновая белая рубашка на спине была мокрой и он, как и все, также сгонял рукой пот со лба.
К этому времени наш герой (нельзя сказать, что с отличием, так – посредственно), уже окончил Севастопольский судостроительный техникум, прошёл морскую практику на каботажных судах по Чёрному морю и, набрав необходимый морской ценз, получил третий разряд судового электромеханика. И вот, теперь, молодой специалист Валерий Никулин, держа в руках заложенные в газету документы, шёл оформляться на работу.
Лет семь назад по этому адресу – « улица Правды 10», в двухэтажном здании размещалась контора рыболовецкого колхоза «Путь Ильича», а теперь там располагалось Севастопольское управление океанического рыболовства – СУОР, для краткости. В другом – одноэтажном, колхоз когда-то держал свою конюшню. Теперь лошадей, конечно, не было, ныне там разместился отдел кадров нового управления. Первые два-три года кадровикам и морякам часто приходилось воротить носы и кривиться (особенно в жару) от въевшегося в стены лошадиного запаха.
Вот в этот отдел кадров и шёл Валерий.
К его удивлению, люди, что шли вместе с ним, не заходя в здания, расселись в тени деревьев на близстоящих скамейках. Метрах в двадцати от себя Валерка разглядел двух своих однокашников, окончивших вместе с ним техникум, и тоже получивших в СУОР направление на работу. Однако, подходить к ним он не стал, решив сделать это попозже.
В мечтах о ревущих сороковых, зеркальной глади тропических широт, наш молодой специалист вошёл в открытую дверь отдела кадров.
Полутёмный, длинный коридор его удивил – он был пуст.
«Странно, – идя вдоль закрытых дверей, подумал Никулин, – перерыв, что ли?»
Неожиданно из-за ближайшей от него двери, на которой была закреплена табличка «Заместитель начальника отдела кадров Аркадакский Юрий Николаевич», раздался приглушённый голос. Постучавшись, Валерий вошел в кабинет.
За канцелярским столом сидел худощавый человек и разговаривал по странному – без привычного номеронабирателя, телефону.
Подняв глаза на посетителя, хозяин кабинета кивнул нахалу на часы, висевшие на стене. Мол… не видишь – обед, и отвернулся, продолжая беседовать по телефону. Видимо, разговор у него был не из приятных, он недовольно морщился.
Никулин остался в кабинете и стал терпеливо ожидать окончания разговора. Наконец, дослушав своего визави, Аркадатский спокойным, несколько скрипучим голосом произнёс:
– Можно подумать, это я воспалил аппендицит четвёртому электромеханику, Владимир Ильич. За срыв выхода «Лазурного», конечно, отвечу. Нет, к сожалению. Не выпустит портнадзор судно без него. Когда найду замену?.. Надеюсь, что к вечеру завтрашнего дня... Нет, Владимир Ильич, а как вы хотите? Четвертые электромеханики с готовыми на отход документами у меня под дверью, в данный момент, не стоят. Конечно, приму все меры.
Положив трубку, он устало взглянул на Никулина.
– Что вы хотите, молодой человек? На часы смотрели… Перерыв у меня.
– Да это… Часов у меня нет, Юрий Николаевич. Как-то не сподобился ещё купить, денег нет. Вы уж извините меня…
К этому времени заместитель уже встал со стула, намереваясь покинуть кабинет. Но вежливый тон, а особенно непривычное слово «сподобился», употреблённое юношей, его остановило.
– Что у вас?..
– Вот… На работу электромехаником у вам направлен, кому сдать документы, не подскажите? – виновато глядя на хозяина кабинета, пробубнил Никулин.
Что-то дрогнуло в лице Аркадакского.
– Вы – электромеханик?!.. – подозрительно спросил он, непроизвольно бросив взгляд на телефон, по которому только что разговаривал с директором предприятия.
– Хм… Электромеханик, говорите?!.. – недоверчиво повторил он, при этом пытливо оглядывая молодого человека с ног до головы.
Валерка и сам уже засомневался электромеханик ли он, а, скажем, не свадебный баянист. И в руках он сейчас держит не диплом техника-электромеханика и диплом третьего разряда, а корочки дипломированного музыканта-затейника. Однако, набравшись смелости и, на всякий случай, взглянув на дверь, он неуверенно кивнул. Видимо, и внешний вид и неуверенный ответ молодого человека, чиновника не убедил, что перед ним, действительно, тот, кто ему нужен в данный момент. Он ещё с большей подозрительностью и слегка дрогнувшим голосом, задал вопрос.
– А медкомиссия, паспорт моряка, диплом, аттестация у вас, юноша, есть? – явно без всякой надежды на положительный ответ спросил Аркадакский.
Валерка протянул ему документы.
Юрий Николаевич сел за стол. Он бегло рассмотрел документы, и пробормотал: – Чудеса!
И уже совсем тихим голосом, словно боясь спугнуть удачу, спросил:
– Что, и в рейс можете уйти… – и с придыхом, добавил: – сегодня?
Никулин пожал плечами. – А почему нет?.. Да, конечно. Домой только заеду за вещами…
Ровно через час в кабинете заместителя начальника отдела кадров стояли его подчинённые. Получив соответствующие указания, они побежали исполнять их.
И вот, недавний студент Никулин держал в руках заветное направление четвёртого электромеханика на транспортный рефрижератор «Лазурный».
Сидевшие на скамейке друзья – тоже электромеханики, от изумления только и произнесли: – Везёт же! Ну, везёт Никулин тебе. Точно – «лапа» толкает.
К вечеру, со спортивной сумкой с вещами, заботливо уложенной матерью, еще не веря своему счастью, Валерка подходил к борту своего судна.
Прежде чем подняться по трапу, будущий моряк прошелся вдоль борта и, дойдя до носа рефрижератора, обратил внимание на киль, который существенно выступал за нос корабля. Из теории он знал, что такая конструкция – бульба, увеличивает скорость судов.
– Не маленький кораблик, – отметил новоиспечённый электромеханик, представляя себе, как эта бульба будет разрезать волну.
В это время по трапу уже поднимались таможенные власти. За ними, грохоча сапогами – пограничники. Валера поспешил подняться на борт.
Процедура знакомства со старшим электромехаником по времени заняла немного. Он скептически взглянул на коллегу, тяжело вздохнул, и со словами:
– Ну, хоть – такой. Студент, сейчас не до тебя, иди – располагайся. Где каюта, знаешь? Палубой ниже. Номер не помню. Найдёшь…
Свою каюту Никулин нашёл относительно быстро. Небольшая табличка на двери – «4-ый электромеханик, 4-ый механик», определила конечную цель его поиска. С небольшим волнением Валерка открыл дверь и… замер, нет – остолбенел. Прямо перед ним, перекрыв вход в каюту, торчали тёмно-синие ситцевые трусы, облегающие, надо полагать, нижнюю часть человеческого тела, и тела, судя по размерам трусов, не маленького. Человек стоял, извините, на карачках, попой к верху, ковыряясь под раковиной умывальника. Где-то там, внизу, возле самого пола, тьфу – палубы, Валерка разглядел два глаза, злобно глядящих на него. Послышался голос хозяина трусов.
– Стучаться надо, пацан. Чего уставился? Не видишь, человек работает. Закрой дверь.
Хозяин трусов не уточнил, с какой стороны закрыть дверь, и Никулин осторожно, чтобы не наступить на ноги человека, втиснулся в небольшую каюту.
Наконец, крякнув, человек в трусах произнёс: – Вот, так будет лучше, – и поднялся. Он закрыл под раковиной умывальника дверцы шкафчика и критическим взглядом оглядел вошедшего.
– Как я понимаю, новый 4-ый электромеханик? Старому не повезло – аппендикс прихватил, – проговорил он, вытирая руки полотенцем.
На вид обладателю трусов было около пятидесяти. Рост – около двух метров. Да, и вес – под центнер. Особенно выделялся его живот – большой, необъятный.
– Василий Григорьевич. 4-ый механик, – неожиданно мягким баритоном представился сосед по каюте. – Как тебя звать-то, парень?
Познакомились.
– Напугал ты меня, Валерий. Думал таможенник – этот чёрт Мацокин, уже припёрса, а я ещё не готов. Смотри сюда, чтобы при нём не ляпнул чего лишнего. Я сейчас открутил в раковине трубку стока воды в канализацию и вставил шланг с канистрой. Попотеть пришлось, пока установил. Ты с собой водку взял? Нет? Вот и хорошо. Я припас немного. Валера увидел на небольшом диванчике ящик с водкой «Столичная».
– Нам, ведь, положено по литру на рейс. Таможенник скажет: – Нельзя. Превышение нормы. Или выливайте при мне, или я конфискую лишние бутылки и составляю акт. Размечтался, мать твою… Мы с тобой для видимости начнём его упрашивать, а потом, я со слезами на глазах вылью все шестнадцать бутылок в раковину. А там – канистра. Понял. Смотри, не улыбайся, когда я буду выливать водку. Ладно, Валера, располагайся. Я спущусь в машинное отделение.
Запихнув в рундук свои вещи, Валера вышел на палубу.
Облокотившись на леерное ограждение и, уже чувствуя себя морским волком, он теперь с удивлением вспоминал свой сегодняшний поход в отдел кадров. – Вот уж свезло, так свезло… – прошептал он.
По судовой трансляции стали раздаваться судовые команды. Затрезвонила авральная сигнализация, оповещая о начале учебных тревог. По всем палубам забегали члены экипажа… Суматоха, скрип шлюпбалок, матюки боцмана… Послышался глухой грохот аварийного дизель-генератора… Вслед загремел двигатель рабочей шлюпки – «дорки». Никулин поспешил покинуть палубу. Через два часа учебные тревоги закончились, всё стихло.
По трансляции объявили: «Членам экипажа, свободным от вахт, разойтись по своим каютам. Матросам Сидоренко и Паньшину, срочно явится в кают-компанию»
Сидя в кабинете своей каюты, капитан рефрижератора «Лазурный» Олег Викторович, внимательно изучал отходной приказ на рейс. Он недавно получил долгожданный диплом капитана дальнего плавания, и это был его первый рейс в должности капитана.
Планируемый плановым отделом под загрузку в районе промысла общий тоннаж груза был явно завышен. Сколько он ни доказывал, мол, это серьёзное превышение тоннажа – не помогло. Что греха таить, отказаться у него не хватило решимости.
«Ладно, будем надеяться на лучшее», – подумал капитан.
В дверь постучали. Вошел старший помощник Михаил Васильевич.
– Четвёртый электромеханик прибыл, но на борт не явились два матроса. Учебные тревоги отработаны без замечаний. Таможенная проверка подходит к концу. Портнадзор спрашивает – оформлять отход без матросов? Сами понимаете, без двух матросов отход возможен, раз полный штат электромашинной службы.
Доложил коротко, по-военному: бывший отставник – капитан второго ранга, службу знает. Старпомом Михаил Васильевич ходит не первый рейс, но капитаном его не утверждают: в минуты сильного волнения он заикается, вплоть до ступора. Правда, редко. В этот рейс идти он не собирался, но – уговорили: капитан, мол, молодой, на этом типе судов не работал… Надо!
Выглядел старпом уставшим. Оно и понятно – подготовка к отходу судна всецело лежит на нём.
Капитан не предложил старпому сесть, и тот терпеливо стоял перед молодым начальником.
– Сколько у нас времени в запасе? – спросил Олег Викторович. Хотя, и без старпома знал ответ. Спросил машинально.
– Думаю, что его нет. Ждать власти не будут.
Настроение капитана стало портиться.
– Да сядьте вы, ради Бога, Михаил Васильевич, не стойте. Делать-то, что будем?
– Экипаж итак сокращён. Может, лучше перенести выход на завтра?.. Но решать вам, капитан.
Кресло, в котором сидел капитан, стояло напротив большого зеркала, и Олег Викторович поневоле разглядывал в нём своё собственное отражение. В зеркале отражалось симпатичное лицо тридцати четырёхлетнего мужчины в морском, тёмно-синем кителе с тремя шевронами на погонах. «Хм… Форма неплохо на мне смотрится», – констатировал оригинал. Затем, глубоко вздохнув, он отвернулся и стал размышлять вслух:
– Я что думаю… Если отменить выход в рейс, то завтра все отходные процедуры придётся повторять. Так, Михаил Васильевич?
– Задержка, как минимум на сутки, – подтвердил старпом.
– С другой стороны, отсутствие двух матросов на погрузке рыбопродукции в районе промысла скажется на темпах погрузки. Потеря премии для всего экипажа, как пить дать.
Рука капитана машинально потянулась за сигаретой, взгляд его случайно упал на календарь.
– А чёрт! Этого еще не хватало! С этой суматохой забыл совсем. Тринадцатое число, понедельник… Приплыли, твою мать.
Морской закон, негласный конечно, рекомендует морякам 13-го числа, да еще в понедельник, не выходить в море. Никто не знает почему, но так уж принято испокон веков.
Старпом огорчённо развёл руками.
– Но приказ есть приказ, старпом, – выход сегодня, 13 июня. М-да, не очень приятное начало рейса.
Их разговор прервал телефонный звонок: вахтенный помощник вызывал капитана в кают-компанию.
На время оформления в море любого судна представители всех официальных органов, оформляющих отход, всегда собирались в кают-компании: так уж повелось на флоте – оформляли отход, а потом их кормили обедом или ужином. Представители этих органов, как правило, собирались в каюте капитана.
Открыв в кают-компанию дверь, Олег Викторович сразу закашлялся. В помещении было накурено и душно.
Дымя сигаретой, майор-пограничник о чём-то спорил с представителем судовладельца и инспектором портнадзора. Все трое находились в хорошем настроении. Не было только таможенников?
«Водку по каютам шарят», – подумал капитан, усаживаясь рядом с представителем судовладельца.
– Ну что, капитан, проверки почти закончились. Старший таможенного наряда Мацокин меня заверил, что он, вот-вот, тоже закончит. Четвёртый электромеханик на борт прибыл. Да, не повезло – двух матросов не хватает. С ними мы позже разберёмся. А сейчас решим так. В принципе, вина наша – отдел кадров виноват, но отход из-за этого откладывать не следует. Мы дадим радиограммы на суда, которые будут разгружаться на ваш борт с указанием выделять вам необходимое количество людей. Согласны?
«Поди, откажись. Можно подумать, выход отменят», – подумал Олег Викторович.
– Согласен, – кивнул он.
Вскоре, «Лазурный» покинул причал, встав на внешний рейд. Гремя якорной цепью, в воду плюхнулся якорь.
Судно слегка покачивало на рейде Камышовского рыбного порта. Пожелав капитану благополучного рейса, в сопровождении вахтенного штурмана, лоцман покинул рулевую рубку. Через несколько минут лоцманский катер отвалил от борта судна, оповестив об этом коротким гудком.
Время позднее, до окончания суток оставалось около двух часов.
Капитан спустился в свою каюту. После традиционного прощания с представителями властей, на столе осталась недопитая вторая бутылка армянского коньяка, пару долек лимона, несколько бутербродов и заварной кофейник с остатками кофе и, конечно, пепельница, полная окурков. Олег Викторович налил в рюмку коньяк и устало плюхнулся на диван. Выпил. На глаза опять попался календарь с надписью – понедельник, 13.
Зазвонил телефон, капитан взял трубку.
– Олег Викторович, отход оформлен строго по приказу – тринадцатого. Формальность соблюдена. Может, стоит постоять пару часов – приборку на палубе сделать. Да, и вообще… Прибраться бы.
Старпом явно намекал на окончание несчастливых для моряков суток.
Немного подумав, Олег Викторович приказал сниматься и идти полным ходом на Босфор.
– Каждый час дорог, к обеду надо быть на рейде Стамбула. Завтра с утра у вас будет время для уборки. А сейчас пусть люди отдыхают, – добавил он.
Неясная, тревожная мысль всё же мелькнула у него: «А может, действительно, постоять пару часов? После ноля часов наступит вторник, четырнадцатое…». Однако, менять своё распоряжение капитан, всё-таки, не стал.
За кормой медленно таяли огни Камышовой бухты. Чуть подрагивая корпусом, судно форштевнем легко разрезало морскую гладь. Со скоростью в двадцать узлов «Лазурный» мчался в сторону Босфора. Через некоторое время в рубку поднялся капитан.
В ходовой рубке было темно, и только приборы управления мерцали фосфоресцирующим светом, показывая параметры движения и механизмов. Капитан закурил очередную сигарету. Бросил взгляд на указатель курса авторулевого и сравнил его с проложенным курсом на штурманской карте. Всё было в норме.
«Пора идти отдыхать. Завтра – трудный день. Проход узких проливов дело серьёзное. Времени для отдыха не будет», – подумал он, и, загасив сигарету, вышел из рубки.
Ночь прошла спокойно. К обеду, как и планировалось, в ожидании турецкого лоцмана, судно бросило якорь на рейде Стамбула.
Выбритый, отдохнувший, в синем кителе с новенькими капитанскими шевронами на плечах, капитан поднялся на мостик. Выглядел он свежим, бодрым, но походка его была вялой: сказывались волнение и чувство ответственности. С правого борта уже подходил лоцманский катер. Приняв на борт лоцмана, «Лазурный» на малом ходу стал осторожно входить в пролив. С биноклем в руках, Олег Викторович стоял на правом крыле рубки, внимательно следя за проплывающими турецкими фелюгами.
По обоим бортам медленно разворачивались удивительные по своей красоте виды старинного турецкого города. Пахнуло историей. Здесь – в Констатинополе, когда-то решались судьбы стран средиземноморья. Отсюда огромная Оттоманская империя посылала свои войска и флот на Русь.
«И где теперь эта грозная сила? Где невольничьи рынки? – невольно размышлял капитан. – Ещё в 1923 году Ататюрк провозгласил Турецкую республику. И вот, по правому борту, совсем недалеко, по шоссе неслись не мамлюки с кривыми саблями наперевес, а современные автомобили, по тротуарам шли горожане – предки тех завоевателей. Идут себе, и не обращают внимание на идущий мимо них корабль – привыкли. Для многомиллионного Стамбула – обычная картина». Резкий, гортанный возглас лоцмана прервал размышления капитана. Под борт лезла фелюга, гружёная мешками.
Свободные от вахты члены экипажа облепили верхнюю палубу, комментируя происходящее. Выскочив на минуту из машинного отделения на палубу, Валерий (когда ещё придётся так близко видеть бывшую столицу Византийской империи), он быстренько сделал пару снимков. Особенно его поразили минареты. Они, словно космические ракеты в стартовом положении, готовы были вот-вот устремиться в безбрежные дали Вселенной…
С любопытством разглядывая кварталы Стамбула, Валерий вдруг увидели справа по борту разрушенное трёхэтажное здание, стоящее прямо на набережной. Со стороны пролива здание было разрезанным почти пополам.
«Говорят, года два назад ночью в него наш сухогруз врезался. Рулевое – отказало», – пояснил один из старожилов экипажа. Услышав это Валерий невольно вздрогнул.
Отдавая указания рулевому, лоцман ходил по ходовой рубке с борта на борт. Движение по фарватеру пролива было очень оживленным. Особенно мешали мелкие местные суденышки и паромы. Дважды лоцман по рации что-то орал очередному капитану парома, который не уступал дорогу «Лазурному». Но всё обошлось. Показался вход в Мраморное море. Лоцман сообщил по рации портовым властям, что проводка окончена, пожелал капитану удачи и по штормтрапу спустился на свой катер.
Мраморное встретило рефрижератор спокойной, изумрудного цвета морской гладью. Стоя на крыле рулевой рубки, капитан с удовольствием ощущал на себе дуновение приятного морского ветра. Неожиданно он вдруг почувствовал тревогу. Что-то было не так как всегда. Какая-то гнетущая тишина, нарушаемая только шумом систем судовой вентиляции, давила на голову. Чего-то не хватало.
«Стоп! – мелькнула у него мысль. – Нет птиц! Обычно в этом районе – недалеко от берегов, много чаек и бакланов. Впереди шторм, что ли?.. Этого только не хватало».
Олег Викторович подошёл к барометру – стрелка чуть-чуть отклонилась от нормы.
По судну объявили ужин. Темнело довольно быстро. Судов поблизости было сравнительно мало. Видимость превосходная. По развертке локатора уже проглядывался вход в пролив Дарданеллы. Стрелка барометра продолжала падать.
…Паромное сообщение, единственная возможность транспортного общения между турецкими городками, расположенных по обеим сторонам пролива Дарданеллы.
Последний паром всегда уходил в 21.00, но в этот день, по непонятным причинам, желающих было больше, чем обычно. Капитан турецкого парома до хрипоты орал на матросов, чтобы те убирали трап и поднимали кормовую аппорель. Простояв лишнее время, паром тяжело отвалил от причала…
После ужина на «Лазурном» объявили о начале демонстрации художественного кинофильма. Свободные от вахт члены экипажа стали собираться на прогулочной палубе, стараясь занять лучшие места у экрана.
Встречный ветер усиливался. Судно вошло в пролив. Справа по борту виднелись огни турецкого поселка Чанакале. Как и в Босфоре, фелюги местных рыбаков, многие из которых не имели ходовых огней, лезли под борт судна, заставляя штурмана «Лазурного» подавать короткие гудки. Капитан стоял на крыле ходовой рубки. В рубку поднялся старпом:
– Олег Викторович, сходите, поужинайте. Встречных судов мало. Погода неплохая. Я пару часов побуду, а вы меня потом подмените.
Капитан посмотрел в локатор: светящихся точек было мало, только справа в полутора мили наперерез шло судно.
– Хорошо, Михаил Васильевич. Следите за целью с правого борта, – кажется паром, – дал он указание вахтенному штурману.
Капитан не посмотрел на барометр, стрелка которого неожиданно резко упала.
После ухода капитана старпом сразу направился в штурманскую рубку и, склонившись над картой, сверял проложенный ранее курс.
Шквальный ветер ударил так неожиданно, что вахтенный штурман, куря на левом крыле ходовой рубки, поперхнулся дымом собственной сигареты. Вахтенный матрос и рулевой недоумённо уставились на барометр. Штурман бросился к локатору, ища цель, которая ранее пересекала курс. Она пропала. Цель находилась уже в «мертвой» зоне. Локатор её «не видел».
Переполненный паром шел своим курсом, торопясь к причалу противоположного берега. Море было спокойным. Небольшая волна ритмично била в правый борт. Уставший за целый день капитан парома, дав указания рулевому, чтобы тот внимательно следил за целью слева, прошёл к кормовой части рулевой рубки. Судно немного заваливало на левый борт. Надо было убедиться в безопасности автомашин, стоящих впритык на рабочей палубе.
Вдруг ураганной силы ветер резко ударил в правый борт. Паром сильнее накренился на левый борт. Капитан бегом бросился обратно. Слева по борту на него надвигалась стальная масса большого корабля. Паром сносило на него. Капитан понял, что опоздал с маневром и, если тот корабль не даст полный назад, столкновение неизбежно.
Старший помощник «Лазурного», услышав неожиданный рёв ветра, выскочил из штурманской рубки. Его внимание привлекли вахтенные, уставившиеся в барометр.
– В чём де…. – поворот головы в правую сторону заставил его сердце замереть. «Лазурный» несся на светящийся всеми огнями корабль.
«Полный назад! Право руля» – мгновенно отдал команду мозг, но из горла старшего помощника вырвался только хрип. Секунды были упущены. Старпом рванулся к телеграфе, но не удержав рановесие, упал.
Через короткое время сильный удар потряс корпус рефрижератора. От удара включилась аварийная сигнализация ходовых огней, рубка наполнилась резкими звонками. Потеряв равновесие, вахтенный помощник и рулевой, грохнулись на палубу рубки. Всех охватил ужас.
Старший помощник первым пришёл в себя. Поднявшись, он перепрыгнув через рулевого и дотянувшись до телеграфа, поставив его в положении «СТОП». В рубке продолжал греметь сигнал «Неисправность ходовых огней». От удара перегорела лампа переднего топового фонаря.
В рулевую рубку вбежал старший электромеханик. Он отключил на сигнальном щите сигнализацию и схватив микрофон судовой трансляции, объявил:
– Четвёртому электромеханику срочно прибыть на бак, – и сам бросился вниз по трапу.
Шквальный ветер усиливался. Он бил в иллюминаторы рулевой рубки, залепляя их мазутом и сажей, бьющих из пробитых трубопроводов и дымовой трубы парома.
Сверкая палубными огнями, паром словно прилип к корпусу «Лазурного». Форштевень рефрижератора пробил подводную часть парома, и теперь он удерживался «бульбой», которая не давала турецкому судну пойти ко дну. Морская вода хлынула внутрь машинного отделения парома и загасила начавшийся там пожар. Два моториста машинной вахты парома погибли мгновенно, так и не успев понять, что же произошло. Генераторы отключились.
Паром погрузился в кромешную темноту. Окровавленные тела погибших пассажиров лежали на верхней палубе, заливая её кровью. Борта пассажирского салона, сплюснутые «Лазурным», раздавили находившихся внутри людей. Двери салона заклинило. По инерции оба судна продолжали двигаться вперед.
На «Лазурном» загремела судовая авральная сигнализация. Включили палубное освещение.
По судовой трансляции, хриплым от волнения голосом, капитан отдавал распоряжения. Он стоял на правом крыле рубки и видел страшную картину трагедии. До него доносились обезумевшие крики и стоны турок.
Весь этот ужас Валерий увидел находясь уже на передней мачте своего судна. Копоть, брызги топлива, масла и воды со стороны гибнущего парома застилали ему глаза. С трудом заменив вышедшую от удара лампочку, он спустился на палубу. Всё лицо его было покрыто сажей, во рту – противный вкус соляра. Валерий остался на баке и вместе с матросами помогал разматывать штормтрапы, выбрасывая их за борт прямо на палубу парома.
Вот первые пассажиры парома стали взбираться на борт «Лазурного». Безумно озираясь по сторонам, они бежали вглубь судна подальше от трагедии. Их становилось всё больше и больше.
С высокого борта «Лазурного» было видно, как внизу, – на палубе тонущего судна, пассажиры, давя друг друга, лезли к штормтрапам. Помогая молодой турчанке из последних сил пытающейся перелезть через бортовой планшир «Лазурного», Валерий глянул вниз. В свете прожекторов рефрижератора, было видно, как турки, держа детей на руках, пытались зацепиться за балясины штормтрапов, как их отталкивали обезумевшие от страха другие пассажиры. Полная турчанка, зажатая толпой, высоко подняла двух грудных детей, пытаясь передать их мужчине, который одной рукой уже держался за штормтрап. Мужчина успел схватить одного из детей, как вдруг толпа оттолкнула женщину, и та выронила второго ребёнка за борт. Под напором толпы стоящий рядом автомобиль сдвинулся с места и прижал женщину к ограждению. Обезумевшая мать упала под ноги обезумевшей толпы.
Ураганный ветер не стихал. С двух бортов «Лазурного» с большим трудом спустили спасательные шлюпки. Повсюду в воде барахтались люди, моля о помощи. Ветер и течение сносило их, увлекая в кромешную темноту. Каждую минуту с рефрижератора запускали осветительные ракеты и зажигали фальшфейеры. Радист посылал в эфир сигналы «SOS». Эфир молчал. Турецкие береговые службы не отвечали.
Вокруг места трагедии плавали автомобили. Вёсельные шлюпки, вытаскивая по пути людей из воды, с трудом справлялись с сильным встречным ветром. Они упорно шли вдоль борта рефрижератора в направлении гибнущего парома.
С парома всё отчетливее стали слышны крики о помощи и стоны раненых. Вот уже большая часть пассажиров парома оказалась на борту «Лазурного». Спасательные шлюпки подошли, наконец, к тонущему судну. С борта «Лазурного» полетели десятки спасательных кругов. Тонущие вырывали их друг у друга.
С борта парома турки стали прыгать в шлюпки, давя находившихся там людей. В это время корпус рефрижератора неожиданно стал двигаться: «Лазурный» дал задний ход. Раздался тонкий, раздирающий душу звук скрежета металла о металл. Стальная «бульба» рефрижератора медленно выходила из пробитого борта парома. Паром стал медленно оседать на корму, нос задираться вверх. Корпус парома всё больше и больше наполнялся водой.
Обезумевшие люди прыгали в воду, разбиваясь о плавающие внизу предметы. Штормтрапы, привязанные к чему-то на пароме, с громким звуком лопнули. Висевшие на них турки посыпались в воду.
И вот… Приняв вертикальное положение, продолжая извергать пар, фонтаны воды и топлива, паром с шумом пошел ко дну. Втягиваемые воронкой, люди исчезали в темной пучине.
Рефрижератор замедлил своё движение. Странно, но шквальный ветер также неожиданно как возник, стал заметно стихать. Стоны и крики пассажиров слышны стали отчётливее. Возле бортов разгружались спасательные шлюпки.
С мостика не поступало никаких команд. Все помощники капитана находились на палубе и в спасательных шлюпках.
В мокрой, пропитанной соляром и сажей одежде, с трудом передвигая ноги от усталости, старпом поднялся в рулевую рубку.
На мостике стояла непривычная тишина. Опёршись спиной на тумбу управления движением судна, на палубе сидел капитан. Его поднятая вверх правая рука держала рукоятку машинного телеграфа. Телеграф находился в положении «Полный назад». Левая рука Олега Викторовича была прижата к сердцу. Михаил Васильевич пощупал у него пульс. Капитан был мёртв.
«Сердце не выдержало... Вероятно, оба судна сносило ветром к берегу, и капитан, боясь сесть на мель, дал задний ход. И не учел, что «Лазурный» имел конструктивное отличие от других судов, на которых он плавал ранее. «Лазурный» держал паром на плаву корпусом своего судна – бульбой», – печально констатировал старший помощник.
Свет судовых прожекторов освещал пустынную поверхность моря. Плавающие машины, набравшись воды, затонули. Спасённых пассажиров парома отпаивали чаем в столовой.
И только пятна мазута, всплывая из глубины, напоминали о недавней катастрофе.
В ожидании турецких властей, «Лазурный» встал на якорь…
Сорок лет спустя.
Шум, уходящей в воду якорной цепи вернул пенсионера в реальность. Валерий Николаевич открыл глаза. Образ тонущего парома исчез, но воспоминания не отпускали его.
«Интересно, произошла бы эта катастрофа, не войди он в отдел кадров в тот роковой день и час? А протяни капитан пару часов на рейде… А был бы другой старпом, и тот – другой, успел бы дать нужную команду… Хм… Кто знает…».