Из жизни посёлка Валаам.
###
Старички Амбаровы.
###
Смотрю сейчас на прилизанный и модернизированный Валаам и чувствую - не то это. Не с того конца начали. Внешний блеск – это, может, и не плохо, да только о душе забывать стали. А жизнь, она не прощает такого отношения, когда на словах одно, а на деле... Почаще бы мы себе в души заглядывали. Светит ли там огонек Божий?.. Простите, может показаться, что поучать пытаюсь?.. Да нет, это я так… размышляю сам с собой.
Вспоминаю Валаам наш советский,как мы жили не тужили. Всяко было. Вот к примеру чета Амбаровых : баба Дуня и дядя Саша. Про них очень интересно рассказал в своей книге «Валаамская тетрадь», Женя ( Жак) Кузнецов, старейший экскурсовод Валаамский, так внезапно ушедший от нас ко Господу. Конечно, Жак был порядочный "выдумщик" и намешал в своей книге правду с кривдой, но очень он интересно рассказал об этой неунывающей паре.
Дядя Саша был инвалидом и участником войны, практически ничего не видел и ходил следом за своей «несравненной», или под ручку. Узнавал окружающих по голосу. Идёшь мимо, скажешь: "Здравствуй, дядя Саша!" -" А,
Серёжка... Здравствуй-здравствуй!" Обычная, на первый взгляд семья, тихая, малозаметная… А ведь дядя Саша был при этом героем. Во время войны он служил в разведке где-то под Ленинградом. Несколько раз был ранен, взрывами засыпан землёй и "похоронен" друзьями-войнами. Но выжил и только лицо , всё в щербинках от ожога порохом , напоминало о войне. Таким его и нарисовал московский художник Геннадий Добров, когда в семидесятые годы приезжал на Валаам рисовать инвалидов войны. Не знаю когда и где встретились баба Дуня и дядя Саша, когда я приехал на остров они жили вместе. Детей у них не было, да и родственников я не припомню. Может это Валаам и соединил их. Последнее время жили они в маленькой келье с одним окном на первом этаже внешнего каре, в одном коридоре с Евгением Михалковичем. Баба Дуня в летнее время подрабатывала на турбазе уборщицей. Трудяга была. Сейчас, когда смотрю на нынешних уборщиц Воскресенского скита, вспоминаю маленькую, но очень бойкую старушку. Очень становилась говорливой и шумной едва случалось ей немножко «выпить». А уж «это дело» с «Санькой своим» они любили "до бесконечности". Тут она сыпала прибаутками, пела и плясала, а уж если что-то( или кто- то) приходилось ей не по нраву, то так умела ругаться, что хоть уши затыкай, не взирая на должности и ранги - "строила" всех по "ранжиру"
Это надо слушать и смотреть - так не расскажешь. Выйдешь, бывало, на улицу, глянешь в их окно – сидят голубки. Баба Дуня заправляла всегда и ругала незлобно мужа: «Что, куриная слепота, куды пошел? Нет, никуды ты от бабки не денешься, петушок общипанный. Кому ты такой нужен, окромя меня, сердешной. Давай, запевай лучше…» Окно летом всегда открыто, и так интересно было слушать эти бабкины монологи." Петушок" только изредка что-то "прокукарекает" в ответ, но она его тут же «забьет» своим громовым голосом («трубы Иерихонской»). Командирша - да и только. А сама малюсенькая, щупленькая. Много песен было у неё в репертуаре, особо помню «Рябинушку» петь любила. Так и льется на всю улицу, то прерываясь, то вновь набирая силу их нескладный дуэт: «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина, головой склоняясь до самого тына..» Сидишь дома (а жили мы рядом в то время, на втором этаже), вдруг дверь открывается… резко из коридора еще, раздается: «Зинуха, ты дома? (к маме так обращается) Дай-ка бабки Дуни до пенсии пять рублей, Сашка выпить, зараза, хочет». А сама уже под хмельком и на Сашку просто «стрелки переводит»… Когда было, конечно, не отказывали…
Как же мы в те времена все-таки жили безрадостно и убого. У народа сельского , одна отдушина – выпить и закусить…
Как-то в очередной «загул» зимой, в вечер, пошла баба Дуня на пристань, ( что её туда позвало – остается догадываться только) и не вернулась. Утром нашли замерзшую - труп закоченелый.
Не знаю верила ли она в Господа, не припомню, чтоб поминала, хотя ходила всегда, как богомолка в платке и юбке до пят.
Дядя Саша горевал очень по своей "половиночке", пил горькую да лил слёзы...перевели его в дом-интернат. Ведь ему, слепому, одному невозможно было жить в квартире. Осиротел он без своей «командирши». Ненамного и пережил её – раны военные незаживающие, да тоска загнали в гроб.
рисунки Геннадия Доброва