Трусики в урез с юбкою.
А под ними вся ёмкая.
Женщину зовут Любкою.
По всему видать — ёбкая.
Обожгли глаза страстные
голубым огнём просини.
Выдохнула с губ: «Здравствуйте», —
и каюк пришёл осени.
И иначе жить хочется,
и кипит в мозгу: «Надо же!»
И весна опять топорщится,
бьют в колокола ландыши.
И кранты всем лже-стараниям:
как кроты с большими стажами,
выползли на свет желания,
захороненные заживо.
Тело без любви корчится —
бес в ребре с тоски бесится:
женщину ему хочется,
грешная ему грезится.
И дрожит струной улица,
позабыты вмиг покаяния.
С бесом бесенят уймища —
запросили враз подаяния...
А она на это, спокойная,
улыбнулась мило, без вызова:
Мне с тобою, дед, как с покойником,
я ж для страсти бешеной вызрела!
Раззадоришься и не выдюжишь.
Дорогой ты мой человечище,
ты коньяк с полсотни лет выдержки —
и на пригубить не расщедришься:
на тебя ж цена — дюже ахова.
Под стекло в музей тебя надо бы.
Ты прости, сама дала маху я —
захотела взглядом порадовать.
Ты хороший, дед, ты старательный:
справный дом и бабка ухожена…
Мне тебя послать бы по матери,
но со стариками негоже так.
Я, мил человек, даже с голоду
не поставлю вас на довольствие.
А как внук приедет из городу —
присылай —
приму с удовольствием.