ВИЗИТ АНГЛИЧАН
Услышав это, Сусанна ахнула и опустилась на стул, как будто готова была упасть в обморок, я же рассмеялась: отчасти меня развеселила дерзость Ральфа, отчасти – растерянное выражение лица моего мужа, который тут же в ярости обернулся ко мне.
– Цыц, глупая женщина! – воскликнул он. – Ты слышишь, что говорит этот сумасшедший? Он говорит, что хочет нашу дочь.
– Ну и что? – ответила я. – Что в этом удивительного? Сусанна достаточно взрослая для того, чтобы выйти замуж, и достаточно хороша собой для того, чтобы любой молодой человек захотел взять ее в жены.
– Все это так, но я о другом, – сказал Ян, потянув себя за бороду. – Жена, он говорит, что хочет увезти ее с собой.
– Ну, это другое дело! – ответила я. – Но ведь он никогда не сделает этого без моего согласия.
– Конечно, он никогда этого не сделает, – эхом повторил Ян.
– Сусанна, – сказала я в наступившей затем тишине, – ты все слышала. Скажи нам прямо, что ты об этом думаешь.
– Мой долг, мама, – тихо ответила она, – повиноваться тебе и отцу во всем, но у меня есть более глубокий долг перед Ральфом, которого мне принес по морю Бог. Поэтому, если вы прогоните Ральфа, я последую за ним, как только достигну брачного возраста и выйду за него замуж, а если вы будете удерживать меня силой, то думаю, я умру. Это все, что я могу сказать.
– И этого вполне достаточно, – ответила я, хотя в глубине души была довольна дочерью и догадывалась, что она играет роль, чтобы не дать отцу отослать Ральфа против его воли.
– Все это очень мило, – сказал Ян, глядя то на одного, то на другого. – Но почему же я никогда не слышал, что вы друг для друга больше, чем брат и сестра. Скажи мне, бесстыжая девчонка, когда все это случилось, и как ты посмела обещать свою руку без моего согласия?
– У нас просто не было времени спросить тебя, отец, – сказала Сусанна, потупившись. – Мы с Ральфом разговаривали только сегодня утром.
– Он поговорил с тобой сегодня утром, и вот ты уже готова отказаться от своих отца и матери и следовать за ним на край света, ты злой и неблагодарный ребенок!..
– Я не злая, и не неблагодарная, – отвечала Сусанна. – Это вы злые, раз хотите отослать Ральфа и разбить наши сердца.
– Это ложь, мисс, – крикнул в ответ ее отец. – Ты прекрасно знаешь, что я не хочу его отсылать!
– Тогда почему ты сказал ему, что он должен уйти и взять твою лошадь и новую шляпу?
– Для его же блага, девочка.
– Что ж за благо для него в том, чтобы уйти от нас, которые его так любят, и сгинуть где-то за морем?
Задыхаясь, она расплакалась в то время, как ее отец пробормотал:
– С чего это девчонка стала тигрицей, ведь была мягче овцы?
– Успокойся, Сусанна, – вмешался Ральф, – и вы, которые были для меня отцом и матерью, выслушайте меня, умоляю вас. Это правда, что мы с Сусанной очень любим друг друга, и всегда любили, хоть и не знали об этом до сегодняшнего утра. Правда и то, что я жалкий найденыш, которого вы воспитали, и у которого нет ни земли, ни своего добра, поэтому вы вправе считать, что я не достоин вашей дочери, которая так красива, и которая, если переживет вас, унаследует все, что у вас есть. Если вы так считаете, что ж, пусть так, как бы тяжело это ни было для меня. Но вы сами говорите мне, хоть я до сих пор ничего об этом не слышал, и думаю, что это только пустые слухи, что у меня есть земли и богатство где-то далеко в Англии, и вы предлагаете мне оставить вас. Что ж, если вы меня гоните, я должен буду уйти, – не могу же я остаться один в вельде без крова, без пищи, без скота. Но обещаю вам, что когда Сусанна достигнет совершеннолетия, я вернусь и возьму ее в жены, и увезу с собой, потому что я имею на это право, раз она согласна, потому что я не хочу одним махом потерять все, что я люблю в этом мире. И ничто, кроме смерти, не сможет разлучить нас. Поэтому выбирайте одно из двух: либо вы должны позволить мне остаться здесь, и я, бедняк, как есть, женюсь на Сусанне, когда вы позволите, или, если вы меня прогоните, будьте готовы к тому, что я вернусь и заберу Сусанну.
– Сусанна, Сусанна! – ревниво прервала его я. – Ни одного слова, ни одной мысли ни о ком, кроме Сусанны, Ральф...
– Я думаю обо всех, – ответил он, – но одна Сусанна подумала обо мне, так как похоже на то, что ваш муж гонит меня, а вы, мать, сидите и ни словом не останавливаете его.
– Суди по словам, а не по молчанию, парень, – ответила я. – Пока вы все говорили, я притворялась мертвой, как вонючка-циветта[1], почуявшая собак, но теперь буду говорить я. Прежде всего, ты, Ян, дурак, потому что своей глупой башкой думаешь, что почести и богатство – все для человека, и оттого отправляешь Ральфа искать титул и земли, которые еще не известно, принадлежат ли ему, да и он не хочет идти. Что до тебя, Ральф, ты еще больший дурак, если думаешь, что Ян Ботмар, твой приемный отец, хочет избавиться от тебя, когда на самом деле он желает только твоего блага ценой собственной боли. Что касается тебя, Сусанна, ты самая большая дура из всех – кидаешься на нас, как кошка, защищающая котят первого помета, но что взять с влюбленной девушки! Теперь слушайте, я задам вам вопрос – каждому из вас. Ян, ты хочешь отдать Ральфа этим чужеземцам?
– Всемогущий! – ответил он. – Ты же хорошо знаешь, что я скорее отдам свою правую руку. Я хочу, чтобы он остался здесь навсегда, и все, что у меня есть, – его, даже моя дочь. Я не хочу только, чтобы по прошествии лет говорили, будто Ян Ботмар удержал английского мальчика, пользуясь тем, что тот был недостаточно взрослым, чтобы судить о своей выгоде, ради его приятного общества и из желания женить его на своей дочери.
– Хорошо, – сказала я. – А теперь ты, Сусанна, что ты можешь сказать?
– Мне нечего добавить к моим словам, – ответила она. – Ты знаешь все, что у меня на сердце.
– Тоже хорошо. А ты, Ральф?
– Я говорю, мама, что не двинусь с этого места, если меня не прогонят, а если уйду, то со временем вернусь к Сусанне. Я люблю всех вас, и хочу жить с вами и нигде больше.
– Нет, Ральф, – вздохнула я, – если ты уйдешь, то никогда не вернешься, потому что ты найдешь себе новый дом, новые интересы и, возможно, новую любовь. Ну и наконец, хотя обо мне никто не вспомнил, в этом вопросе и у меня есть голос, и я буду говорить сама за себя. Этот парень много лет был для меня сыном, и я любила его как родного. По нашим законам он уже взрослый мужчина, и он не хочет оставлять нас, как и мы не желаем его ухода. Более того, он любит Сусанну, и Сусанна любит его, и я верю, что Бог, который их свел, хочет, чтобы они были мужем и женой, и что любовь друг к другу даст им больше, чем любое богатство или титул, которые могут разлучить их. Поэтому я говорю: муж, пусть наш сын, Ральф, остается здесь с нами и женится на нашей дочери, Сусанне, по всем правилам и в свое время, и пусть их дети будут нашими детьми, а их любовь – нашей любовью.
– А как насчет шотландцев, которые идут сюда, чтобы силой забрать его?
– Ты и Ральф завтра отправитесь со скотом в бушвельд, – ответила я, – и оставь мне иметь дело с шотландцами.
– Хорошо, – сказал Ян, – я согласен, потому что невозможно противостоять столь многим словам, и Господь знает, что потеря Ральфа разбила бы мое сердце, как и сердце этой девчонки, а возможно, что и более, поскольку девочки меняют свои капризы, а я слишком стар, чтобы измениться. Идите сюда, дети мои!
Они подошли, и он положил свои большие ладони на их головы, говоря:
– Пусть Отец Небесный благословит вас обоих, которые для меня одинаково дороги, и вы будете счастливы друг с другом в течение многих долгих лет, и пусть Он отведет от вас и от нас наказание за то, что из-за нашей великой любви мы удерживаем тебя, Ральф, вдали от твоего дома, родственников и судьбы, для которой ты был рожден. – И он поцеловал их обоих в лоб.
– Если за это положено какое-то наказание, хоть это и нельзя считать грехом, то пусть оно падет на мою голову, – сказал Ральф, – так как никогда бы я не ушел отсюда по собственной воле.
– Да, да, – ответил Ян, – но какой спрос с влюбленного парня? А вот мы совершаем грех, и должны будем заплатить за него скорбью... А теперь я пойду в крааль, осмотрю скот, который завтра на рассвете мы погоним в бушвельд, потому что я не хочу иметь никаких дел с этими шотландцами; твоей матери придется договариваться с ними по своему усмотрению, только я прошу ее, чтобы она ничего и никогда не говорила мне больше об этом деле. Нет, не ходи со мной, Ральф; останься со своей ненаглядной, ведь завтра вам придется расстаться.
И он ушел и не возвращался до самого позднего вечера, а мы втроем сидели и притворялись очень счастливыми, но почему-то нам было грустно, – наверное, потому что слова простодушного и честного Яна о грехе и скорби занозой застряли в наших сердцах.
***
На рассвете, как и было договорено, Ян и Ральф погнали скот в теплый вельд, оставив нас с Сусанной следить за фермой. А через три дня явились шотландцы, и вот тогда-то ради любви к Ральфу и ради счастья моей дочери, я совершила величайший грех всей моей жизни – грех, которому суждено было повлиять на судьбы многих, даже еще и не родившихся.
В полдень, сидя на веранде, я увидела трех белых мужчин и несколько их чернокожих слуг, едущих к нашему дому.
«Вот пришли те, кто хочет украсть у меня моего мальчика», – подумала я про себя и, как фараон, ожесточила свое сердце.[2]
В ту пору у меня было очень хорошее зрение, и пока они еще были в некотором отдалении, я успела изучить их и составить о каждом свое мнение. Первым ехал высокий молодой человек лет двадцати пяти, и я с некоторым страхом заметила, что он весьма похож на Ральфа. Глаза и форма лба были схожи, а вот рот у этого джентльмена был слабый, неопределенных очертаний, и я подумала, что он, должно быть, человек очень добродушный, но глупый. Рядом с ним ехал мужчина среднего возраста и совершенно другого сорта. «Юрист», – сказала я себе, глядя на его похожее на кунью мордочку лицо проныры, густые брови и рыжие волосы. Угадать было нетрудно: как не узнать юриста, какой бы расе он ни принадлежал! Эта профессия посильнее любой крови, и налагает одну и ту же печать на всех, кто ей служит. Несомненно, если тех законников, о которых Господь так нелицеприятно говорит в Завете[3], поставить рядом с юристами, которые скупают закладные и занимаются ростовщичеством здесь, в Южной Африке, они окажутся похожи друг на друга, как зерна кукурузы из одного початка. Даже в судный день, когда в одинаковых одеждах будут стоять они среди прочих козлищ, их и тогда нетрудно будет узнать.[4]
«Один – дурак, другой – мошенник, – сказала я себе. – Ну, с мошенником я, возможно, сумею справиться, а тогда дурак мне не страшен».
Что касается третьего человека, я не стала его изучать, потому что сразу поняла, что он всего лишь переводчик.
И вот, они подъехали к веранде, и двое англичан, приветствуя меня на свой дурацкий манер, сняли шляпы, в то время как переводчик назвал меня «тетушкой», хотя я была моложе его, и попросил, согласно нашему обычаю, разрешения спешиться. Я кивнула в ответ и, передав лошадей слугам, они поднялись на веранду и пожали мне руку в то время, как я продолжала сидеть. Я не собиралась подниматься, чтобы приветствовать англичан, которых уже ненавидела в своем сердце, во-первых, потому что они были англичанами, а во-вторых, потому что они вводили меня в этот самый грех – грех ненависти.
– Садитесь, – сказала я, указав на скамью из желтого дерева, и эти трое втиснулись на обтянутое полосками римпи[5] сидение и расположились там наподобие белогрудых воронков[6] на ветке; молодой человек смотрел на меня с глупой улыбкой, адвокат вертел своим острым носом туда-сюда, разглядывая нашу ферму, а переводчик ничего не делал, потому что он был разумным человеком, который знает обычаи хорошо воспитанных людей и умеет вести себя в их присутствии. Через пять минут адвокат стал нетерпеливо ерзать и сказал что-то резким голосом, на что переводчик ответил: «Подождите».
И они подождали еще немного, пока молодой человек не начал прямо на моих глазах засыпать, но тут на веранду вышла Сусанна, после чего он мигом проснулся и, вспрыгнув со скамейки, начал кланяться, расшаркиваться и предлагать ей место, потому что больше сесть было негде.
– Сусанна, – сказала я, не обращая внимания на его дурные манеры, – приготовь кофе.
И она ушла, но выглядела при этом менее недовольной его ужимками, чем я бы желала.
Через какое-то время принесли кофе, они выпили его или притворились, что пьют, после чего адвокат снова сделался нетерпеливым и заговорил с переводчиком, и тот сказал мне, что они прибыли по делу.
– Тогда скажите ему, что он должен подождать, пока мы поедим, – ответила я. – У меня нет привычки говорить о делах среди дня. Почему этот адвокат так нетерпелив, ведь, без сомнения, ему заплатили за весь день?
Когда это было переведено, адвокат спросил, как я узнала его профессию.
– Точно так же, как я узнаю куницу по ее морде и циветту по ее запаху, – отвечала я, чувствуя, что с каждой минутой ненавижу этого законника все больше.
После такого ответа адвокат побледнел от гнева, а молодой лорд рассмеялся, потому что, как я уже сказала, у этих англичан нет никаких представлений о приличии. Однако они снова угнездились на скамье желтого дерева и уставились на меня, в то время как я, сложив руки, сидела напротив и смотрела на них. Так мы просидели еще где-то около часа, так как переводчик объяснил им, что если они пошевелятся, я могу обидеться, а я, со своей стороны, решила, что не буду с ними разговаривать об их деле, пока Сусанна не ляжет спать.
Наконец, когда я увидела, что они не смогут более терпеть этого, потому что они очень разозлились и разговаривали между собой на повышенных тонах, я пригласила их к ужину, и мы вошли в дом. Во время ужина я снова заметила сходство между молодым человеком и Ральфом: у него были те же повадки за столом, – я отметила, как, покончив со своей порцией мяса, он повернулся немного боком к столу, скрестив ноги точно так же, как делал Ральф.
«У этих двоих точно были общие дед или бабка», – сказала я себе и испугалась этой мысли.
--------------------------------
[1] Африканская циветта (Civettictis civetta) – небольшое хищное животное семейства виверровых, внешне напоминающее куницу или кошку, обитает в саваннах и лесах южной и центральной Африки; особи метят территорию обитания фекалиями и выделениями особых желез, расположенных в промежности; эти хищники создают неприятности для фермеров, устраивая набеги на курятники.
[2] Отсыл к библейскому преданию о десяти казнях египетских (Исх. 4–11).
[3] См. например (Лука 11:46–52): Он сказал: «Горе и вам, законники! Вы возлагаете на людей непосильное бремя, а сами и пальцем не прикасаетесь к нему... Вы строите гробницы пророкам, которых убили отцы ваши. И тем самым вы свидетельствуете, что одобряете дела отцов ваших: они убивали пророков, а вы гробницы строите... Вы присвоили ключ к знанию: сами не вошли и тем, кто хотел войти, помешали».
[4] (Мат. 25:31–46): Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей... и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов; и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов – по левую... Тогда скажет тем, которые по левую сторону: «идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и ангелам его».
[5] Римпи (rimpi) – здесь: полоска кожи, ремень.
[6] Воронок – то же, что городская ласточка (Delichon urbicum): мелкая птица, распространённая в Европе, Африке и умеренных широтах Азии.