Месяц Ворона. Повесть. Глава 7

   
   Глава 7


               
                Анатолий Статейнов.


                Прощай Маргарет.

     Поехать на рыбалку на озеро Таймыр меня  уговорил глава администрации Хатанги Николай Андреевич Фокин. Погода способствовала поездке. Больших осадков не ожидалось, дождичек пугал   бросовый.
Стояло лето, самый теплый на севере месяц – август. В эту сладкую пору  мне и выпала командировка в  Хатангу.  «Парламентская газета»  командировала. Оказывается, депутатам нужно было рассказать, в чем сегодня нуждается Север.
    Не знаю, что они там, в Думе знали о Севере, да и о России вообще.  Что  видели и решали. Только не Россию, это точно. Мне кажется, одни шила выдумывали, чтобы покрепче в зад россиянам засадить. И весьма преуспели в этом. Впрочем, каждый вправе по-своему оценивать Думу. В «Парламентской газете» именно Дума была учредителем. Я тогда писал о ней только хорошее. Куда денешься,  центральная газета, для любого журналиста престижное место. Острых вопросов к депутатам старались обходить.
   Август  по всей  Сибири  - начало осени. Еле заметное такое начало. Где-то среди зелени вдруг блеснёт золотой лист березы.   Желтеют  поля,  улетают первые  птицы: иволги, синие соловьи, варакушки. Прощаются с солнышком до  весны яркие цветы.
  Но  здесь, на крайнем Севере,  осень – бедный родственник среди времен года. Природа с крошечного лета сразу  уходит в вечную  зиму. Так  складывается, август на Таймыре, все равно, что для   нас июль. Но в Красноярске за июлем еще август и сентябрь, иногда и октябрь хоть и с морозами, но без снега. Такое случается года по два,  три подряд.
 На севере  в конце августа, и сразу после него,  царствуют  ветры океана. Снег то пробрасывает, то сыпет сквозь сито тумана. Мелкая  ложится белизна, холодная, леденистая. И ветер с ней такой же противный. На мглу эту  из  окна теплой комнаты  смотреть не хочется, на улицу выходишь, словно уже снегу за шиворот насыпали.  Кому нужна зима в девять с половиной месяцев? Но другой здесь не бывает.
   На небольших озерах мигом все закаменеет, день –два ещё покачивает вехоть осоки, но и её придавит снегом. Зима накатывает, как лавина с горы,  без предупреждений. Укроет все белизной, упокоит  перед полярной ночью.  Осень на севере нищая.  Тут и в августе заморозки каждый день, особенно в Хатанге. А на озере Таймыр все лето хоть раз в неделю да брызнет добрым снежком. Мол, помните, где, живете.
  Однако, начало августа в Хатанге ещё полярный день, зелени кругом как в Крыму. Северные лиственницы смотрятся молодо, бодро. Даже из каменистых трещин выбились и синеют какие-то цветы. Трогать их только не надо, хрупкие,  ломаются. Цветы эти зовут камнеломками.  В тундре все ранимое. А любоваться можно, цветы, как женщины, становятся краше, когда на них смотрят.
  Мне казалось, это не камнеломки и не маки, а слезы северной природы. Не хотел бы,  да взгрустнешь. Чертова отдаленность, самый что ни есть край света. Царство снега, льда и пятидесятиградусных морозов. Олень и тот на полярную  ночь уходит на юг. Вместе с ним покидают тундру и волки.  Люди остаются, лемминги, если на них урожай. Полярные зайцы и некоторые песцы. Основная масса песцов бежит в лесотундру. Тут хоть маленький, но есть день.  Вот и вся зимняя  живность тундры. Куропатки и те не выдерживают полярной ночи, туда же, к песцам, в лесотундру.   Возвращаются не раньше, чем появится первое солнышко.
    Вечером мы выбрались  с  Николаем Андреевичем на берег Хатанги, отдохнуть, поговорить. Сочинили костер,  варили в ведерном котелке  чира. Настоящее чудище, килограммов на шесть. Один жир. Утром я позавтракал строганиной из такого же красавца,   какая же вкуснятина.
   Фокин прислал мне в гостиницу подарок:  «два хвоста» чира, да мелко нарубленных оленьих ребер и горсти две юколы – сушеной рыбы без костей и без соли.  Очень питательная  пища. Дабы не мешать удовольствия, я рыбу ел утром, а ребра варил вечером. Наложу полную кастрюлю оленины, соли туда, перца горошком и всё мясо с косточек уплетал  один, а запивал  бульоном. Хотя врачи говорили, что бульон вреден мне, очень  даже,  но как  устоять, когда на столе сладость. 
    Кашеварил у костра водитель Николая Андреевича  - Юра.  Ловкий и на многое способный парень.  Пока в котелке клокотало, и  рассыпались в прохладе ароматы  чира, Юра постелил повыше от воды войлок. Через него вечная мерзлота не чувствуется, потом  вынимал по очереди  из машины тарелки с копченой олениной,  вареньем из брусники нового урожая,  сушеную щуку, ещё чего-то, ранее мной не виданное и на вкус не пробованное. Например, баночку грибов, собранных в тундре,  копченых куропаток.
   Когда уха поспела, он вывалил из котелка на большое блюдо всего чира кусками, а в чашки налил бульон.  Спиртного на войлоке не  случилось. Мне после операции на желудке  категорически ни-ни, а Николай Андреевич вот уже неделю ел какие-то таблетки от печени.   
   Отложили горячительные напитки до лучшего случая. К тому времени может у меня желудок повеселеет  или у Николая Андреевича печень поправится. Но Юра бутылку самогона из машины, все-таки, вытартанил.  Поставил её на войлок, дескать, угощайтесь, чем богаты.   Бог его знает, понравится или нет. Но сам же эту бутылку в короткое время  и уговорил.  Везет мужику с желудком. Мне, если выпить столько, сразу надо заказывать скорую, а может и гроб. Только по большому-большому случаю согрешу. Чаще не получается.
    Юра в первый же день знакомства ошарашил меня рассказом, что во время приезда в Хатангу принца Чарльза из Англии, он  сопровождал заморского гостя   в поселок Кресты. Специально у пограничников катер взяли, как самый надежный. На нем и везли принца за сто километров.  Принц оказался настоящим мужиком. На этом же самом войлоке на берегу Котуя в круг с ним  сидели двенадцать человек. Самый цвет Крестов: директор местного совхоза Екатерина Фалькова, хоть и пожилая, но бойкая ещё женщина. Мы с ней позже познакомились, правда, в другую командировку. Также посидели на берегу реки, только уже не Хатанги, а Котуя. И запивали оленину прекрасным домашним квасом, который сама Екатерина  Михайловна и готовила.
   Завклубом рядом с принцем сидела, кто-то из знатных рыбаков, два молодых  парня. Так их  представили принцу. На самом деле это были солисты районного ансамбля. Самые голосистые.   Их специально привезли в Кресты из Хатанги за два дня до события.  Дабы не ударить в грязь лицом перед членом королевской фамилии. Рыбаки, оба с высшим музыкальным образованием,  рассказывали заморскому гостю об особенностях северной рыбалки.  На какую приманку берут чир и муксун, когда идет с океана корюшка, про сигов что-то расписывали.  Показывали, раскинув руки, каким большим  неводом можно заводить тоню  на Хатанге.
   Спели ему дуэтом две или три нганасанские песни. Принц только качал головой: в такой глуши и такой   уровень национальной культуры! Но рыбаки эти подвели Фокина, перестарались с тостами и к концу событий уже не вязали языками.  Показывали что-то принцу уже только на пальцах, руки развести сил не было,  но перевести это переводчики не смогли. Англичане сами приняли спиртного не мало, почище хатангских певцов. 
     Хотя, если верить Фокину, в это время и состоялся самый душевный разговор между гостями и хозяевами. Без переводчиков. Говорили они уже на одном языке – водки.  Всё и так понятно было.  Принц с осуждением  смотрел на немощное свое войско, сам он выглядел как огурчик.
  В этом же кругу сидели Николай Андреевич, Юра, кто-то из челяди самого принца. Николай Андреевич убеждал принца, что такие голосистые есть в каждом поселке.  Без песни полярную ночь не выдержать. А то, что они охмелели раньше времени, только от трезвого образа жизни. Где им на далеких рыбацких станках взять спиртного?  Не привыкшие они к спиртному, в полярную ночь все больше чаем балуются. 
   Чарльз за каждого из круга  выпил по стопке.  В Крестах Юра и угощал его Величество своей самогонкой. Принц  принимал северный   деликатес как воду.  Закусывал только что пойманным муксуном, согудаем по местному, и все время говорил окей. Увалить его невозможно было даже такому  собутыльнику как Юра.  А водитель Фокина закален самогоном, как броня холодной водой. 
   Отсутствие здоровья  не помешало нам, больным, и на данный момент сирым, управляться с ухой  как  отмахавшими день топорами лесорубам.  Втроем мы обсосали до косточек шестикилограммового чира и выхлебали всю юшку. К домашним разносолам ни кто и не притронулся. Чира хватило.
   -  Петрович, завтра на озеро Таймыр летит  Андрей Жданов, стройматериалы повезет - заговорил  Фокин, когда мы прилегли на войлок, просто полежать, дабы  перевести дух
    Очень уж это увлекательная работа,  уха из чира. Захватывает и раззадоривает. Удовольствие, а силы отнимает, как  будто день литовку из рук не выпускал. Особенно, если кто любитель серьезно закусить. Грешен человек.
- Я на всякий случай договорился, - предлагал Фокин, -  тебя возьмут. Там у нас бывшая метеостанция неделю пустовать должна, поживешь. А через неделю они опять стройматериалы будут забрасывать и тебя  вернут.  Потом  на базе  нельзя будет пожить. Троих англичан завезут, они уже все оплатили.  С ними двух официантов из ресторана командируют и мужика порасторопней, водить англичан на охоту, рыбалку.
    - Ночи-то холодные, чем я топиться буду?
    - Там  маленький дом отдыха. Отопление работает на солярке, безотказно.  Всех именитых  на озеро Таймыр возим.  Мы присматриваем за тамошними избушками.  Иначе бы от метеостанции остались одни кострища. Сейчас  англичанка на метеостанции живет.  Но её Андрей Жданов, хозяин базы, заберет, она всего за две недели платила, а ты останешься. Чистое постельное белье  есть, продукты, ну и с собой еще возьмешь. Мало ли чего. Север!  Я один раз залетел с комсомольской бригадой рыбаков на озеро Кунгсалах.  В июне дело было. До августа сидел.  Неделя  за неделей ни ветерка, туман  как молоко. В пяти метрах не видишь друг друга.  Какой вертолет нас найдет?
     Он даже чертыхнулся . Покопаться в приключениях  молодости  всегда приятно.  Хотя тогда туман доставил ему уйму нехорошего.
     - Карабин дадим. Я ни разу не видел возле этого озера, но говорят, бурые медведи  там таскаются. То ли оленей ждут,  то ли когда лосось пойдет на нерест.  Порыбачишь, потом можешь поохотиться. Но не на медведя. Его выстрелами отпугнешь, если что, не связывайся с медведем. Лучше обойди стороной.   Недалеко от большого озера, маленькое, с километр длины. На нем лебеди, гуси, утки, главное гагары живут.  Озеро сразу найдешь  по их крику. Очень интересная птица. Только гагар и лебедей не стреляй. Святые.  Олени  уже пошли, без свеженины не останешься. Одному  придется жить. Если что,  рация есть, летчики покажут, как ею пользоваться.
    Побывать  на  озере  Таймыр  -  мечта любого журналиста, кто, как и я, залетел  на Таймыр в первый раз. А может и последний, кто знает, как получится.  А тут, оказывается, ещё и пожить  на Таймыре можно. Как я позже узнал, на озере, которое на копейки меньше Байкала,  раньше работали три   метеостанции. Реформы сократили их до одной. Местные власти не дали одной пропасть, от второй остались только избушки без окон и дверей. У метеостанции есть хозяин, хатангский предприниматель Андрей Жданов, вот он и сдает избушки иностранцам. Очень выгодно, даже если завозят гостей на вертолете.
   - Там сети есть, но мы  свою дадим, одной хватит. Есть лодка, мотор, бензин для мотора, – перечислял мне гостеприимный глава администрации, - только ты с мотором не возись. Сеть поставишь и проверишь на веслах. Далеко от берега не заплывай, упаси бог. Там чира, муксуна, щуки, омуля хоть руками лови. Они у берегов летом держатся. Для себя запросто наловишь. Раз сеть поставишь, и  на неделю хватит, не съесть даже.  Лишнего не бери, много тебе надо? А укатишь подальше от берега, волна. Не дай бог чего. Неопытный человек в волну может на этом озере и остаться. По земле ходить надежней. И по фотографируешь, и поохотишься. Вечером включил моторчик и пиши хоть до утра. Свет есть. Телевизор. Андрей Жданов  поставил спутниковую антенну. Да и ночь ещё как день, солнце не заходит.
       Меня распирало от восторга:  удача! Хороший в Хатанге глава, вон как гостей принимает.   Пожить на дальнем Севере. Да еще в полярный день.  Вышел  в любое время из домика, а на небе солнышко. Но виду своего восторга собеседнику я не подавал. Просто поддакивал.  Дескать, поеду, если есть возможность, может чего напишу.
    Верный оруженосец Фокина Юра пихал в вертолет теперь якобы мои вещи: булок пять хлеба, две удочки, карабин, болотные сапоги. Тот самый войлок, который ещё  вчера нам служил подстилкой в Хатанге. Спальный мешок толщиной на штык лопаты. В таком прямо на льду в сорокоградусный мороз спать можно.
     - А он понадобится?
   - Может, - успокоил Юра.  -  всякое бывает, не на себе же тащить. Там точно медведь ходит, потому и карабин кладу.   Миша карабин за десять километров чувствует. А без него может забраться в домик. Да не переживай, с тобой же  Фокин Черныш летит. А эта собачка на любую охоту способна. Сейчас, говорят, олени мимо Таймыра идут. Так что медведь  их ждет.  Он сядет где-нибудь на берегу речки и будет грабить переправу. Десяток –  другой рогачей на выходе из воды  ухлопает и пирует  до самых морозов. Жиру так наберет, ему даже таймырская зима не страшна. А эту рыжую англичанку сегодня заберут. Отшельница. Она уже два раза пыталась штурмовать Северный полюс в одиночку. Не повезло. Сейчас нервы успокаивает на берегу Таймыра. Какую надо бабе голову иметь, чтобы одной неделями куковать. Деньги за этот отдых платит солидные. Но, видно, есть копеечка, с чего бы жировала. Кстати, я тебе канистрочку  с самогоном положил, там больше литра. Только Фокину не говори.  На всякий случай. Вдруг простынешь? Да и у этой бабы что-нибудь с собой есть, тебе оставит, зачем в Хатангу обратно тащить..
      Юра махнул рукой и засмеялся.
     - На полюс она мою самогонку брала, пешком же шла.  Говорит, лучше виски, но вернулась с ней, всю  не израсходовала.  Жданов  с иностранными туристами направляет на Таймыр  кого-то из поваров, горничных.  За дополнительную плату. Маргарет отказалась, одна живет. Тебя будут забирать, троих туристов привезут, им горничная и повариха нужны и мужик - охотник. Купили  лицензии на оленя, на овцебыка и трех тюленей,  на бурого  медведя тоже.  Белого стрелять нельзя, за белого срок заработаешь. Но к океану все равно полетят.
   Несмотря на молодость, Юра во встречах и проводах гостей –опытный человек.  А в Хатангу жданные и нежданные  заявляются чуть ли не каждый день. Из центральных газет, как я, с телевидения, радио. Разные члены правительства хотят отдохнуть на северной природе, помощники президента. Поменьше рангом  служащие или у великих слуги. 
   Фокин всех встречает, куда денешься. Он же Хатанги хозяин. Только в мои приезды там были Сергей Ястрембжемский – помощник Президента, Сергей Миронов. Он в то время Совет Федерации возглавлял. Генерал Лебедь тут ловил тайменей, какие-то командиры из Норильского никеля. Нынешний мэр Москвы Собянин. Летят они или на Таймыр, или в другую сторону, - верховья реки Котуй. Там тоже можно поймать хорошей рыбки. Но все равно через Хатангу. Дорог Север для отдыха и путешествий по нему. Очень дорог.  Но если деньги есть, почему не отдохнуть?
  Домчались быстро.   Я всю дорогу в оконца - люки вертолета ловил объективом фотоаппарата оленей. Они действительно пошли на юг. Стада, голов по триста, под нами бежали раз за разом. Поскольку мы летели на север, стаи рогачей то и дело подныривали под вертолет, быстро терялись где-то сзади. Только одно стадо  миновали, на горизонте другое. И так весь полет. Я пробовал считать оленей, не получилось.  Пешком рогачи не ходят, а вертолет летит не меньше 180 километров в час. Но и то, что увидел и посчитал  – впечатлило. А говорят, что почти всех оленей выбили. Да их тут миллион.  Мы в общей сложности тысячи полторы оленей встретили, которых видел только  я. Потом я пытался считать стада по фотографиям. Но моих снимков для статистики Севера мало.
     Наконец вертолет заваливается на бок, делает круг, и мягко покачиваясь, как  наседка на яйца, опускается  возле  избушек. Тут специальная площадка для винтокрылой машины сделана, из досок в два слоя.  Видно, заранее заслышав вертолет, выбежала эта англичанка. В желтом спортивном костюме, под курточкой белая футболка. Сама крашеная под восхитительную блондинку.  Я её с воздуха приметил. Хохочет, машет руками. Словно самые родные люди к ней сейчас из вертолета выйдут. Хотя, если посидишь  недели две в одиночку, хоть кто родным станет.
    Или нам, или  вертолету улыбается. Двигатели заглушили, второй пилот и бортмеханик принялись выкидывать мои пожитки. Им дальше лететь,  за сорок семь километров от дома отдыха. Там хозяин базы строит еще один станок. В нем будет жить бригада рыбаков. На Таймыре уйма рыбы,  сейчас её вообще ни кто не вылавливает. Андрей  думает, что будет в прибыли.  На том месте уже есть хороший ледник для рыбы, тонн на сорок. Андрей её  зимой будет вывозить. Бригада сейчас и рыбачит, и утепляется.  Для зимней рыбы подтоварники строит.
   - Решили остаться, оставайтесь  - по-русски  резал Андрей правду-матку  англичанке, –  только на одну неделю, больше не могу. Там другие люди приедут, они заплатили. Учтите, только на одну неделю.
   Англичанка махала ему рукой в знак согласия. Дескать, все хорошо, остаюсь здесь.  Её планы совпадали с командами хозяина бывшей  метеостанции.
  - Вот плата. Берите! - и подала несколько долларов,  не знаю какими купюрами.
  - Хорошо, - согласился Жданов, – но только неделю. Одну неделю. Извините, не могу больше. Потом я сюда других завезу. Люди такую даль ехали, хотят одни тут отдыхать. Помните, мы с вами уговаривались. Придется уехать.
  Он повернулся ко мне и махнул рукой.
   -  С рацией возиться не будем. Маргарет все знает, научит, если нужно. Она узнала, что ты летишь на ее место и решила остаться ещё на неделю. Что-то надумала. Черт разберет её капризы. Мы её каждый год куда-то возим, до сих пор не пойму, зачем? Мы-то зарабатываем, а она зачем впустую деньги тратит. Все бабы – дуры. И эта – овца законченная.   
    Дальше хозяин базы мысль не развил. Потом я узнал, что платила Маргарет Жданову за эту прелестную избушка с видом на озеро по двести долларов в сутки.  Это шесть тысяч  по тому курсу рубля. Плюс вертолет оплачивала туда и обратно.  А в Хатанге вертолет в 2004 году стоил сто восемьдесят тысяч в час. Девочка действительно была с копеечкой. У нас такое себе может позволить разве Чубайс или Абрамович?
    Дорога в один конец ей обходилась в девятьсот тысяч рублей. Кто согласится прогуляться? Давайте смелее.  Маргарет, оказывается, не тратила, а зарабатывала.  Просто Андрей Жданов понять не мог, как можно зарабатывать фотоаппаратом и видеокамерой.
   Хозяин базы подошел ко мне, картинно развел руками. Тоже видать, из артистов.  Дескать, вот как получилось. Но ничего, тебе всего неделю жить, потерпи. Хотя чего тут терпеть, с бабой веселей. Ещё спасибо скажешь.
   Мне оставалось только кивнуть головой, я ведь ничего не платил, за нахлебника. Потому со всем соглашался. Одна женщина  действительно не помешает мне походить по тундре, посмотреть на озеро, оленей, птиц. Почувствовать Таймыр, обдумать увиденное. Юра говорил, что сюда овцебыки наброд делают. Они на холмах предпочитают пастись. Летом на них суше, а зимой меньше снега.  Овцебыки не любят большого снега.  Не докопаться им по сугробам до ветоши прошлогодней травы.  А возле озера везде холмы, вот почему тут как нельзя много овцебыков.  Их можно фотографировать и наблюдать.
     Черныш сразу поставит овцебыков  к круг, каре.  Так они долго могут стоять.  Это у них оборона от волков. Ну и от собак тоже.  Они их тоже за волков принимают. Только бы все задуманное получилось.
  А вечером все увиденное нужно записать. Посмотрим, посмотрим, что получится.
 Бортмеханик  закрыл дверь, Андрей Жданов ещё раз  махнул мне, уже из вертолета, что-то крикнул в иллюминатор, но ни кто  не расслышал. Чтобы не злить нечистого, я прекратил размышления по этому поводу.
   Вертолет заревел как  бык,  судно закачалось на деревянном настиле, вздыбилось хвостом  и медленно поднималось. Потоками воздуха  выплескивало по сторонам  мелкую гальку, песок, сухой ягель. Я закрыл глаза руками и присел.   Но вертолет сноровисто набрал скорость и исчез.
     Сразу родилась тишина. Первое что услышал -  крик гагар,  на том самом озере, что  за километр. Они кричали, как стонали. Потом где-то неподалеку залаял песец,  Черныш только посмотрел в его сторону.  Я привстал,  кивнул англичанке, дескать, здравствуйте, она ответила также приветливо, причем по-русски. Все время ругаю себя за  невежество, ни  одного языка так и не выучил. А обязательно надо бы.
   Потом присел на свои - чужие вещи и стал соображать, куда бы мне их затащить? Не оставлять же под открытым небом. Тут и дождем может хватануть, и снегом. Когда мы летели на вертолете, периодически обходили крупные снежные тучи. Видно и здесь утречком пробрасывало снег. Остатки его  ещё светились на зелени травы.  Яркое солнышко сцеживало снег в бусинки  воды.
   Англичанка, звали ее Маргарет, все сразу смикитила, побежала вперед и показала  маленькую кладовку в доме, уже заложенную таким же барахлом.  Видимо ее вещами. Туда мы вдвоем все перетаскали. Кроме, хлеба,  удочек, да карабина с патронами.  Хлеб унес на кухню,  а карабин и удочки  к себе в комнату. В доме было  три пустых номера, я выбрал тот, который  рядом с комнатой Маргарет. Походил, осмотрелся.  Все действительно отделано, уютно, глаз и душу радует. Печь отопления чуть подальше от домиков, работала на солярке. Метрах в двадцати от киндейки с печкой покоилась на железных козлах  солидная цистерна с  этой самой соляркой. Снабжена бывшая метеостанция, очевидно, на весь сезон. Хозяин знал, что делал.
    Жила тут, оказывается, и баня. Только топить её нужно самим. Хотя вода в баню качается из озера насосом, а дрова для неё наготовлены на год вперед. Завозят их сюда  зимой на камазах.  У хозяина четыре своих вездехода, и он на них забрасывает сразу больше сорока тонн  груза и примерно столько же вывозит обратно рыбы. На вертолете дрова и рыбу дороговато  катать, зимний завоз на вездеходах в десятки раз дешевле. Летом тундра для автомобилей не проходима. Летом только вертолет или гидросамолеты.
   Поселились мы  прекрасно. Одноместный номер в две комнаты,  в каждом номере  телевизор, холодильник. Но холодильники не включали, не нужны. Рядом с избушками ледник, в нем рыба хранится лучше, чем в холодильниках. Вкус у рыбы другой после ледника, будто она только что выловлена. Год пролежит, а кажется, сегодня  из воды.   В холодильнике рыба за месяц в бумажку высохнет,  без вкуса.
   Кушали  в специальном гостином зале. Там же и печь на газу, посудомоечная машина. Готовил обеды и мыл посуду я. Маргарет вела,  на мой взгляд, безалаберный образ жизни, не бабский. Они видать там, в Англии, уже все полумужики.
     Когда я первый раз сунулся  на кухню с булками хлеба, там плакала горючими слезами  грязная посуда. На столе, стульях,  на полу возле мойки. Моя бы мама со стыда сгорела от такой грязи, Маргарет только улыбалась. Позже я узнал, что у ней в Англии свой дом, за ним присматривает горничная, она же и готовит кушать, следит за посудой. Здесь на Таймыре горничной и поварихой пришлось стать мне. Маргарет ни как не хотела мыть посуду. А я, поскольку холостой, дома мою все сам. Денег нет держать прислугу. Ничего особенного в этом мытье не вижу. Привык. Как привыкают к холодному дому, дождливой осени, плохо простиранным рубашкам и пьянице соседу, с которым приходится жить  на одной лестничной площадке годами.
   Командировка на Таймыр  началась с  посуды и мытья   на кухне полов. Рыбалка откладывалась. Я налил в большой таз воды, поставил его на газ. Принялся очищать чашки и ложки от остатков пищи.  Потом кидал посуду в таз с водой.
 - Чертова баба, - желал я самых «добрых» слов своей спутнице, - ни стыда ни совести. А если бы приехал не я, а три англичанина. Чтобы они увидели на кухне?   
   После посуды и мытья рук, позвал Маргарет. Принялись решать, что сварить? У Маргарет чира не было, а два только что пойманных муксуна. Она ловила  их на удочку, приманкой шла ниточная красная тряпочка.  Муксунов мы и  пустили на  уху.  Хотя Маргарет вначале предлагала быстроразваримую кашу, которой обильно снабдил её Жданов.
    На ночь определились есть оленину. Маргарет уже убила одного рогача  и мясо хранила в леднике. Позже я убедился, что на охоте она смотрелась умно и изящно, почти как я на кухне.
    На севере нет обилия продуктов. Все тут скромнее, потому легко  держится в памяти.  Мясо оленя, теперь ещё и овцебыка, но овцебык только для богатых. Лицензия на него как на слона в Африке.  Местные грибы, морошка,  куропатки. В теплое время гуси, утки, кулики. Все остальное – привозное.  Основная пища здешних нганасан  – олень и рыба. Восточнее живут якуты – тоже самое.
    Если кочуешь в тундре со стадом оленей или ютишься на рыбацком станке, завозят  тебе фрукты и овощи раз, может два в год. А пища должна быть питательной, иначе умрешь от цинги. Вот почему здесь так много едят сырого, особенно зимой. Сырую печень, строганину  из мяса или  рыбы. Пьют кружками ещё теплую кровь оленя.  Совсем свежую рыбу, только что выловленную, режут на куски и едят с солью, можно и без соли. Я пробовал, вкуснятина.  Говорят, в свежей северной рыбе витамина С, как в черной смородине.
  Дальше:  рыба сушеная, копченая, жареная. Вот, пожалуй, и все. Но мы-то приехали из Хатанги, по меркам тундры это почти город. Там овощей и фруктов на любой вкус.  В самой  тундре с деликатесами   беда.  Перебиваются тем, чего поймали и настреляли. Хотя нам с Маргарет на бедность кухни жаловаться грех.
   Пока я мыл посуду, Маргарет на ломаном русском, все-таки третий раз в Хатанге, рассказывала, почему ей  нравится наш Север.
  - Я как первый раз прилетела, - томно разводила она руками, -  сразу почувствовала, здесь можно заработать.  У местного народа свои обычаи, своя прелестная культуры. В Европе, не любят отдыха  с разными неудобствами. В тундре, например, походы  по ней. Лучше посидеть у телевизора и просто  посмотреть на Север. Вот почему мои репортажи пойдут на ура. Их можно продать во Францию, Германию, на Евровидение.    
   В Англии она живет на берегу моря, не теплого, но и совсем не холодного. Первый раз её уговорил приехать на Таймыр француз  Бернар Бьюинг.  Он построил в Хатанге музей вечной мерзлоты,  организовывал для европейцев  маршруты на северный Полюс. И пешком, и на самолетах. Пешком дороже, но ей хотелось пешком. Маршрут давно уже пробит, прямо с Северных  островов. Кстати, я там тоже был с помощью Фокина.
    -  Я заразилась севером, - раскачивалась Маргарет на стуле, - это спид, он из тебя уже ни куда не выйдет.  Через три недели вернусь в Париж и буду работать как маленький ослик. А в апреле попытаюсь еще раз на Север. Я все равно дойду до Полюса.  Сколько я там сделаю репортажей для своего телевидения!
  Она даже причмокнула губами от предстоящего удовольствия. Не удержалась, подошла ко мне, чмокнула в щечку.
   - Я уже шла к Полюсу, знаю,  что и как показать. В апреле там полярный день. Снимай, что хочешь и когда хочешь.  Белые медведи только коварные, придется собаку с собой брать. 
   - Ты где работаешь, Маргарет?
  -  Агенство новостей. Я летаю по всему миру, пишу и снимаю горячие новости. Мне не нужен оператор, сама снимаю. Где стреляют, убивают, перевороты.  Знаю английский, арабский и французский. В Африке нужен французский. Бывает страшно, совсем страшно, поэтому  платят хорошие гробовые. Мои репортажи о путешествии на северный Полюс дали денег больше, чем я потратила. Намного больше.  Теперь буду писать про озеро Таймыр. Медведь тут ходит. Завтра пойдем его смотреть. Я к нему  ближе, ближе, ты в руках карабин держи, а я на камеру снимать буду. Пусть он на меня бросается, а я буду потихоньку к кучке набитых им оленей подходить.  Все сделаем красиво, купят все телекомпании.  А потом ты снимешь меня рядом с медведем. Я буду на него медленно наступать.
  - Вот так ножками, раз, два, три, - показывали она мне растопыренными ладонями, как будет наступать на медведя.
  Мы оба захохотали, артистка моя соседка по гостинице. Пока она рассказывала, может оттачивала сценарий своего будущего фильма о медведях,  я узнал о местной жизни  много интересного. Оказывается, в   двадцати метрах от избушки песцовая нора. У песцов щенки, и она их каждый день кормит рыбой.
    - Щенята неугомонные на еду,  - смеялась она, все также раскачиваясь на стуле,  - набивают себя так, что пузо волочить не могут. Тут же возле избушки и спят. Врагов у них возле этой избушки  нет. Полярные совы  селятся где-то в другом месте и на щенят не охотятся. А волки обходят летом эти избушки стороной.  Полагая,  чем дальше от человека,  тем  вернее, что проживешь чуточку больше.
    Маргарет в картинках описывала мне выводок песцов, и какой она планирует рассказ о них, я в окно увидел самих  щенят. Четыре грязно-голубые очаровашки. Охотничья собака Черныш после трудного полета дремала у нашего крыльца и на щенят не обращала ни какого внимания. Может пахнет от них как от щенков. А щенков взрослые собаки не трогают.
 Маргарет, видно, была не совсем спокойным человеком.   Рассказывала, рассказывала  про песцов, потом ни с того, ни с сего захлопала в ладоши.
 - Ой, забыла. Надо топить баню.
 - Хорошо, стопим, - кивнул ей я. – Только немного полежу, отдохну. Записать надо  сегодняшний день. А то мелочи забуду.
  - Здесь все сделано с  удобствами, - смеялась она, - вода уже накачана, а дров в печь я сама брошу.
     Неудобно, если баба будет таскать дрова при живом мужике рядом. Пришлось шагать в баню, знакомиться, что там и почем. Переквалифицироваться из кухарки в истопника. Возле бани сбит из горбыля  большой сарай, напиханный под крышу поленницами дров. Дрова  лиственничные. Готовят их  в Котуе, это сто километров южнее от Хатанги. А из Хатанги на озеро везут автомобилями. Дрова хорошие, жаркие. Я посидел возле печки, погрелся, на улице было свежо, это не Хатанга. Через  час в баке вовсю клокотала вода, а камни  в каменке лежали малиновые.
   - Ты пойдешь первой мыться  или мне собираться, -  повернулся я к собеседнице.
   -  Вместе, –  смеялась она, - кого тут стесняться. Я дам тебе камеру, сними, как я париться буду. Таймырская баня – тоже экзотика.  Экзотика в Европе стоит деньги.
      Рот у меня открылся, и я  долго не мог его закрыть. Серьезное предложение. Вот так, с маху, через полчаса после знакомства. Видимо, совсем беспутные эти иностранки.
    - Я буду тебя тоже снимать на камеру, - смеялась моя спутница, - это красиво. Тебя в бане на озере Таймыр увидит вся Европа, а может и мир.
    - Да у меня фигура не очень. Не удобно как-то, пятьдесят лет.
    - Хорошая фигура. – хлопала она меня руками по плечам и груди, -  другой тут нет и не будет. Что имеем, тем и пользуемся. Так или нет?
   -  Нужно уметь зарабатывать деньги на всем, - подумал я.   Хорошо, что она меня ещё между ног не проверила, разочаровалась бы.  Нас не учили жить ради денег и любыми способами их зарабатывать.  Ни в семье не учили, ни в университете. И правильно, мы другие и под кого-то подстраиваться не стоит.
   Ещё о чем - то подумать  по этому поводу  не успел. Замотала Маргарет. Сначала мы  репетировали репортаж : Маргарет в бане. По легенде она выскакивает из бани распаренная, мчится в холоднющее озеро,  где вода максимум четыре градуса, окунается в воду и снова в парилку.
     Я должен был бежать за ней, снимать. Главное, все время держать её в кадре. Сделали первый забег, вернулись в избушку к компьютеру, Маргарет просмотрела съемку и по морщинам на её носу  легко читалось, что телеоператор из меня ни какой.
   - Я должна быть в центре кадра, - учила она, -  не бойся споткнуться, главное, чтобы я из центра кадра не ушла. В этом случае бегать будем зря.
   После трех пробежек  затряслись руки с непривычки,  я сел на скамеечку возле бани, утирал пот полотенцем, которое вытащил из номера. Уходила  неугомонная. Сил у ней, не успокоить.  Маргарет примостилась рядом,  перевела дух и пошла еще раз к компьютеру. Обратно нарисовалась с улыбкой.
  - Почти получилось. Парень ты толковый. Бери камеру и стой возле двери парилки, поддавать пару не будем, запотеет камера. Обольюсь  водой погорячей, вот и вся парилка. Главное, чтобы пар от меня шел. Холодная тундра, ледяное озеро и горячая я. Очень горячая.
   Теперь она выскочила из предбанника потная, розовая,  белые волосы лепились по шее и груди . Неторопливой рысью, как племенная кобыла, в неутомимой прелести, ловко играя голыми ногами, пробежала по берегу к воде и смаху в ледяную купель. Мелькнули попа, пятки, потом обратно выпрыгнула голова.  Глаза у ней округлились, как будто она увидела, что ей целятся прямо в голову. Видать, скрутила стынь  затейницу. Вода в Таймыре – лед. Дно  в озере  хоть зимой, хоть летом – ледяное. Только покрытое илом из погибших обитателей озера: рачков, жучков, рыбы, пера линных птиц.
 Завизжала англичанка в воде, словно наткнулась там на  мужика,  поспешно понеслась в баню. На полке, схватила веник и махала им как правдишняя. Изображая, что, парится, не стеснясь своих будущих зрителей. Ерзала веником по груди,  спине, бедрам. Я все это снимал у порога парилки, чтобы не запотел объектив. Такую команду она дала мне ещё на репетиции.  Все это мы прокрутили три раза. Или сделали три дубля, как говорила она. После третьего нырка она выскочила из воды уже синяя, дрожала от холода. Вода на Таймыре в это время – три - четыре градуса. Мы специально мерили. Я держал градусник, а Маргарет снимала его на  камеру. Теперь бы ей по - настоящему попариться, но парилка к этому времени выстыла.
  В общем, пока она «парилась», носилась туда сюда, парилка  потеряла тепло,   пришлось подтоплять баню снова. Но для начала я сбегал в избушку, притащил стопку и Юрин самогон. Угостил  Маргарет.
    -О Юра, - узнала она самогонку. – Юра это хорошо, воспаления легких не будет. Налей ещё, мне нельзя простудиться, работы столько.
   Потом уже мы попарились с ней  от души. Термометр на стене парилки показывал плюс сто. Погрелись на славу. Спутница моя постепенно розовела, приходила в себя, смеяться начала, вспомнила, что она женщина, подвязалась полотенцем.
   Про себя думал, лучше бы я тут остался один. Интересно готовить вместе с ней репортажи, бегать за  голой,  мечтать об её красоте как в молодости, но у меня ведь своя работа. Что я потом напишу? Как мелькали её пятки в озере? Скажут в газете, что истратил казенные деньги зря.
   Увы, к «своему» материалу за эту неделю приткнуться не пришлось. Будущий день мы « рисовали» за  мелко нарубленными и хорошо проваренными оленьими ребрами.   Маргарет стала просить  сходить с ней к медведю. Я должен был снимать, как она подходит к нему близко - близко и пытается направиться к небольшой кучке протухших  оленей, которую мишка уже набил для будущего жира. Медведь эту кучу будет защищать  и пугать женщину, нападать на неё.  По-другому хищник поступить не может. Не набрать ему жира в зиму, значит замерзнуть в сугробе самому. Инстинкт подсказывает: своё нужно защищать.   Миша не просто добычу караулил, а спасал собственную жизнь.
  - Карабин бери, но пусть он так и останется у тебя на плече. Снимай все на камеру и снимай. За меня не бойся. У меня  одна рука все время будет в кармане куртки, а в руке пистолет. Он мощный, мишке мало не покажется.  Чтобы не случилось, не вздумай стрелять, а то прибьешь меня вместо медведя.  Если он на меня прыгнет, все равно снимай. Я пистолет не выроню, тогда этот охотник сам станет жертвой.  Черныша с собой  не возьмем, он  все испортит.  С Чернышем пойдем на овцебыков.
   Признаться, я к таким поворотам не привычен и к командам мало знакомых баб тоже. К медведям меня не тянет.  Хотя я сам выращивал их у себя   в Татьяновке. У меня там прекрасный вольер из железных прутьев в большой палец толщиной. Слона выдержит.  Два раза медвежат покупал и растил  до следующего года. Издал даже книгу о жизни медведей.  Медвежата считали меня за маму, и мы подолгу гуляли с ними по лесу, возле речки, озер.  Получилось так, будто я снимал медведей в природе.
    Про медвежью охоту много раз писал, с рассказов самих охотников. Дело  опасное. И смотреть, как медведь растерзает красавицу - англичанку, не слишком приятное занятие. После неё он примется за меня. Тут и карабин не сумеешь поднять, так все охотники мне говорили, медведь быстрый.  Если он в десяти метрах от тебя, выстрелить не успеешь. Не хватит реакции.  Медведь из засады за первые два-три прыжка догоняет оленя или лося и успевает  одним ударом сломать им хребты.
    Хотя бегущего на скорости  оленя волк догнать не способен.  Вот почему в тундре можно наблюдать, когда мимо пасущихся оленей проходят волки и не предпринимают ни какой атаки.  А олени, словно это и не волки рядом, спокойно пасутся. Волки хорошо понимают, что в открытой атаке олени от них легко уйдут.
   Медведь – это  опасно.  Но не слыть же трусом в глазах этой заморской  красавицы. Она ведь и обо мне будет говорить в своих телевизионных рассказах. Бог с ними с, рассказоми, неудобно струсить перед бабой. Пришлось отложить поиск предлогов остаться дома. А зря. До сих пор считаю, не надо было мне тащиться за ней к медведю. Там меня запросто мог хватить  инфаркт или лишился бы жизни от страха. Чудом инвалидом не стал. А то и покойником.
    Решили так: проснемся, позавтракаем строганиной из муксуна, у Маргарет его целый запас,  и пойдем к медведю. По справедливости, сам я   ничего не предлагал, командовала Маргарет.  Сразу как-то она меня на узду взяла и повела за собой. Так ведут на поводках маленьких щенят. Хоть как они прыгают по сторонам, ложатся даже, а приходится волочиться на поводке, потом  идти за хозяином.  Также и я теперь телепался за Маргарет. Ну, слабый я характером человек, не способен ни кем командовать, особенно бабами.
   Маргарет уже хорошо знала, где  живет медведь, видела его. Она хотела сначала ещё поснимать, как медведь охотится на переправах на оленей, хотя уже не мало снимала этих атак хищника, и как медведь ломает хребты оленям, тоже сняла. Во - вторых, она попытается попробовать  отогнать медведя  от набитой им кучки протухшего богатства.
 Проснулся я часов через шесть от того, что в дверь стучали. Маргарет!  Было сумеречно. По идее на улице давно должно гулять солнышко, но стоял такой туман, что солнца не было видно. Не блестело в окно и озеро, хотя до берега было  метров двадцать пять.
 -  Куда в такую дурь соваться, - подумал я, но Маргарет ничего не сказал. 
   Не нравился мне этот туман, идешь  как в темноте, словно руки связанные. Того и жди беды. Предчувствие у меня было нехорошее. 
  Строганину Маргарет уже приготовила, соль смешала с перцем,  а в небольшой кружке стояла горчица. По причине  больного желудка я всякие приправы обошел и  принялся за   муксуна. И так вкусно. Маргарет макала ледяного муксуна в чистый перец.
    - Может чуточку посидим, - переждем туман, - кивнул я на окно.
   - Пойдем, - беззаботно болтала она ногами, - Ничего страшного. Пока идем, направление я знаю,  туман скоро  поднимется. Он тут такой каждое утро. Я же две недели прожила, много чего снимала, в том числе  и туман.
    Я  вспомнил Фокина,  его рассказ, что он однажды просидел в комсомольско-молодежной бригаде три месяца, но Маргарет ничего не сказал. Дал вчера по дурости согласие, надо волочиться за бабой.  Надеяться, что не потеряемся. Вернемся! Ночь, видно, была прохладная,  хотя солнце все также не заходило, сейчас термометр показывал минус три и озеро «задымило».  Часам к десяти солнышко  взойдет выше и мглу   разгонит. Может быть…
   Пока в тумане мы пойдет туда, не зная куда.  О чем и пытался втолковать Маргарет. Тем более собаку заперли в киндейку, где печка,   к медведю её брать нельзя, мы же не собирались охотиться. А Черныш все равно бросится на зверя. Оставит его миша у себя на когтях. 
   - Я уже два раза ходила к медведю, -  смеялась  Маргарет. – и дорогу знаю. Здесь откуда не посмотри, везде видно озеро. Не заблудимся. У меня же джипиэс. Он через спутник дает точные координаты, где мы, а где наш санаторий.
  Я об этом ничего и не знал. Отстал от времени и новой техники. И здесь меня опередила эта баба. На ногу Маргарет быстрая. Когда я оделся и вышел с карабином на улицу, она уже поеживалась тут от прохлады. Рюкзак за плечами, пистолет в кармане, камера в руках. С таким набором хоть на войну можно. Если возьмем в сторону. джипиэс тут же покажет направление.
  В рюкзачке у нее хранился и  обеденный перекус. Это юкола - сушеная рыба без костей и соли, которой наградил меня Фокин. И двухлитровый термос с чаем  на диковинных травах, что Маргарет привезла со своей Родины.
 Она пошла первая, я держался за ней. Несмотря на  прохладу, все-таки минус три, на голове Маргарет  не красовалась даже знаменитая ее белая шапочка, в которой она вчера крутилась целый день. Кстати, из-за её репортажей мы даже не включали телевизоры, я как зашел в  номер, сразу в кровать и уснул без раздумий. Печь на солярке включала Маргарет, в номере было тепло и сухо, водяные батареи всю ночь стояли горячими.
   Видимо,  моя барышня решила, что простоволосой, при подходах к медведю, она будет выглядеть ярче. Ей видней, что нужно западному  телезрителю.
  Туман не спадал. Метров на десять видимость. Не больше. Не хорошие у меня  предчувствия, шептали что-то под сердцем. Джи-пиэс, джипиэсом, а чем черт не шутит, заблудимся. 
   Мягкий мох пружинил под ногами.  Тундра  интересна. Отвороти мох, его толщина примерно двадцать сантиметров и под ним будет гладкий лед. Это вода сверху делает лед ровным и полированным.  Лед под мхом летом подтаивает, но снизу он крепкий как зимой.  Держит вечная мерзлота. У ней одна температура – минус двенадцать.  Для мха верхней влаги льда  достаточно, чтобы расти до ноября даже зимой. Вот почему лед под мхом такой гладкий.
   Говорят, олени и этот мох едят, не только ягель.  Если  так, голодными они ни когда не останутся.  Появилась в тундре небольшая низинка, её уже  забивает мох. Он растет хоть и медленно, но настойчиво, ни какими снегами не остановить.
  Так и шагали по мху, пока не уперлись в берег какого-то озерка.
  - Маргарет, где мы?
  - Сейчас подумаю, но где-то близко от озера. Километра три мы ещё не прошли. Такие озера – блюдца здесь на каждом шагу.
    Она сняла рюкзак и пошла по берегу.
  - Стой! – закричал я, - расходиться в такую погоду ни как нельзя. Потеряемся. Где я тебя искать буду?
  - Может мне отлучиться нужно, - засмеялась она,  – не переживай, помни, у меня спутниковый телефон. Джи - пи - эс сразу покажет, где мы, и где озеро.
  Хлопотался я опять зря. Когда  Маргарет включила аппарат, он четко показал наши координаты. Причем  Маргарет сделала в приборе зарубку  на бывшую метеостанцию, и он теперь показывал сразу, куда нам идти, чтобы не обмишуриться с домом. В случае чего. Немного отлегло.
   Я выбрал место посуше, присел прямо на выбившийся из дернины валун, карабин положил рядом и потянулся.  Сон ещё  не вылетел. Тащусь неизвестно куда, по воле мало знакомой  бабы. Так они нашего брата, слабоумного,  на своем притужальнике и держат. Зачем мне этот медведь? Ей – понятно, она зарабатывает, а я? Сроду ни одного фильма не снимал и сейчас не получится. 
 Подошла Маргарет, в глазах все та же улыбка.
  -  Минут через пятнадцать будем где-то возле медведя, - показывала она мне на электронный путеводитель.  – Надо идти тише, Мишка все равно нас раньше услышит. Как бы не стал охотиться на нас. В тумане-то ничего не видно. Прыгнет и выстрелить не успеем. Теперь карабин снимай, в руках держи. Чуть что, пали в воздух. В медведя ни в коем случае, все испортим.
    Я почему-то  не подумал,  мишка все равно нас первым услышит или по запаху определит, что к нему идут гости. Значит надо ждать, когда упадет туман. Маргарет согласилась с моими  выводами. Махнула рукой, дескать,  помню, и скомандовала пить чай.
 -  Анатолий, я обязательно  заплачу тебе за работу.
 - Какую работу, – подумалось, что она  прочитала мои мысли. В щеки и лоб ударила кровь.  Скорее всего, чертова жена, эта Маргарет, но говорить пришлось совсем другое, -  я и не мечтал ни о каких  деньгах. Мне тоже нужны впечатления, вот и хожу с  тобой.
 -  Ты же бегаешь со мной в баню, из бани, теперь вот медведя пугать будем. Это и опасно, и тяжело.  До медведя от базы шесть километров. Их тоже пройти надо. С тобой проще и безопаснее. Я тебе заплачу. 
    Значит, не железная, боишься.  А собираешься дразнить медведя возле набитых им оленей.  Как бы нам обоим не обмочиться от страха. Я махнул  рукой, хватит про деньги.
  Туман все-таки рассеивался. Хоть и медленно, но надежно.  На небе показалось солнышко. Тусклое,  как творожник, белое, холодное, не радующее. Но это было солнце, и оно говорило:  туман уходит. Я положил себе рюкзак под спину, пригласил  Маргарет полежать рядом. Мол, ложись мне на грудь, отдохнем.  А  то на вечной мерзлоте богу душу отдашь.
  - Неудобно как-то.  С незнакомым мужиком лежать у него на груди. На курточку сяду и посижу.
  Когда возле бани голой бегала, ничего, а теперь, в куртке и коротких сапогах  - стесняется! Поднялся, подтащил её к себе и снова лег на рюкзак. Для её же здоровья выгодней положить голову мне на грудь.
  - Вчера я работала, - не согласилась она. Видно, догадалась,  о чем я думаю, -  А по тундре  пока ходят два чужих человека: мужчина и женщина.
   Опять прочитала мои мысли, точно ведьма или психолог хороший. Все журналисты психологи.  Мы угнездились, замолчали.  Ждали когда уйдут остатки тумана, угрелись и не заметили как заснули. Но не надолго, минут на пятнадцать, двадцать. Открывали глаза, когда тундру было уже  видно.  Маргарет достала большой бинокль и долго смотрела в сторону, где мог  находиться  предполагаемый медведь. Я в это время думал, что спать мы решились зря. Мишка мог этим воспользоваться. Положил бы обоих в оленью кучу, как особый деликатес. Медведь на это способен, особенно тут, на севере.
    Маргарет повесила бинокль на шею и кивнула: пошли.
Теперь не торопились. Останавливались,  осматривались.   Маргарет периодически заглядывала в свой джипиэс, правильно ли мы идем к куче убитых оленей? Выходило, что правильно. Наконец наткнулись  на речку шириной  метров в сто, которая, судя по всему, впадала в озеро Таймыр. Где-то здесь олени и переплывали её. Первое, что меня  ошарашило: стадо оленей на другом берегу. Они взбрыкивали, отбегали куда-то в стороны и снова подскакивали к воде. Звери были сытыми, комар их не беспокоил, отчего бы и не порезвиться.  У самцов скоро должен быть гон, они уже постукивали друг о друга рогами, набирались ненавистью к будущим соперникам. Всему свое время, в том числе любви. Она обязательна, самки не могут уйти в зиму яловыми. Обязаны родить потомство.  Это у людей теперь все наоборот, срам и разврат, а детей – нет.
   На нашем берегу, метрах в сорока  от воды я и увидел темную кучку. Ткнул в бок Маргарет, она кивнула: это были те самые олени, которых набил на переправе медведь и  теперь отъедался ночами. Значит, хозяин  недалеко.  Спрятался и ждет, когда олени поплывут. Нас он  учуял, обязательно, но мы для него сейчас  не главное.  На своем берегу, при выходе рогачей из воды  он в несколько прыжков из засады нападал на них и моментально убивал одного.  Не исключено,  иногда получалось и больше. Медведи в атаке жестоки. Их такими сделала природа.  В борьбе за выживание прослыть добрым  не получится.
   Решили подойти к берегу чуть в стороне от  медведя и оленей. Чтобы не вспугнуть ни рогачей, ни охотника. Пока мы видели только оленей, они все также резвились. Наконец  всему стаду надоело бояться, здоровенный самец пошел в воду,  все также тревожно посматривая на противоположный наш берег. Крутил рогатой башкой, нюхал воздух. Было заметно, что он крупнее остальных оленей. Метла рогов широкая, сами рога полированные, видно уже не раз сражался с соперниками.   
  Раза два вожак отскакивал назад, делал вид, что чего-то испугался и сейчас умчится. Провоцировал врага броситься вперёд. Но медведь тоже был опытен, зажался где-то и твердо ждал оленя после переправы на своем берегу. Этот самец и поплыл первым.
   Маргарет все  снимала на камеру. Даже привстала, чтобы  лучше видеть.  Самец плыл быстро, голова торчала из воды гордо. Он крутил ею из одной стороны в другую, пытаясь увидеть какую-то опасность.  Вожак правил прямо на песчаный берег, там была видна долгая отмель.  И ещё до выхода из воды , громадный  олень был бы на своих ногах. Когда под ногами твердый грунт в скорости оленю нет соперников.  Стадо сзади,  держалось от него метров на тридцать. Они также дружно озирались по сторонам. 
    Медведь был где-то  рядом. Он все  контролировал, зажигал себя напряжением,  выбирал время для прыжка. Промахнуться ему нельзя, остаться сейчас без добычи, значит сдохнуть от голода зимой. Чем мгновенней он прыгнет, тем вернее будет добыча. Я увидел охотника раньше, чем мишка вскинулся. Сразу навел на него камеру. Там, где кончался песок берега, и начиналась тундра, весенним  льдом сняло большой кусок дернины, за ней и лежал медведь. Когда оленю оставалось метров десять до выхода из воды. Медведь выпрыгнул из засады, летел быстрее стрелы. Он был громадный снаряд, центнера в три весом, собранный в единый мускул. Спресслованный на одну цель – убить оленя.   
    Обратно вожаку было  не вернуться, медведь задавит прямо в воде.  Плавают медведи быстрей оленей.  Выход был,  только в скорости и неожиданном маневре. Как можно быстрей выскочить из воды, резко взять влево, оставить медведя сбоку и уйти на косогор. На все это ему отпускался миг. Медведь летел прямо в лоб жертвы.
    Те олени, что плыли за рогачем, повернули назад и стремились вернуться. Судя по всему,  у них получалось. Теперь стадо  находились в безопасности, за всю родню рисковал  один вожак. Вот и думай после этого, легко быть первым или нет?  Из воды олени совсем не вышли, стояли на отмели, смотрели в сторону  рогача.
  Добычей медведя  мог стать только он. Рогач  и соревновался с хищником в скорости. Реакция у вожака была не хуже, чем у медведя, может даже лучше. Олень находился максимум по колени в воде, когда  медведю оставалось прыжка два, не больше. Мгновение! Его и собирался выиграть олень.  Рогач сделал отчаянный отскок в противоход медведю. Это была игра скоростей и  звериного инстинкта. Боюсь сказать ума.
   Медведь изо всех сил затормозил и, чуть развернувшись,  ударил оленя лапой по бедру, по хребту не получилось,  не успел. Затяжалел Миша от сытой жизни.  Набрал жиру. Для зимы – хорошо. Для охоты – плохо.  Олень выиграл десятую долю секунды.  Косолапый  был здоров. Такого замаха  достаточно, чтобы сломать рогачу кости и поставить точку. После неё один переходит в разряд  мяса, второй – в обеспеченного на  всю  зиму жиром медведя. 
   Удар смазался, медведь не упал, но и не удержал равновесия, потерял ещё мгновение, чтобы выправиться.  Шкура оленя в месте  касания когтей охотника закучерявилась ленточками кожи.  Заболтался на воздухе небольшой кровавый лоскут. Второй удар не родился, медведь не успел развернуться и уже ни куда не торопился. Теперь обреченного рогача не догнать.  Олень изо всех  летел  в нашу сторону, на высокий обрыв, он сейчас ни кого не видел и не слышал, он - победил.  Олень ликовал, он спас себе  жизнь, хоть и с потерями!
    Все  зависело, какой опасности рана на боку. Если порвана мышца, она сразу загниет.  И оленя тут же отыщут волки. Они его по запаху определят.  Волки не подходят к стаду, если видят, что  все олени здоровы. А больного или покалеченного вынюхивают в мгновенье.  Поскольку олень держался  ретиво, кости его были целы, судя по всему и мышца бедра – тоже.  Мы с  Маргарет смотрели на его бедро в бинокль. Кровь катилась по шерсти каплями, так и не перерастая в струйку. За неделю заживет. 
    - Молчи, - чуть прошептала Маргарет, прижимая палец к губам, - будем  снимать.
    Её камера не останавливалась ни на секунду. Маргарет зарабатывала деньги.
  Дураки среди оленей обязательно есть, но, видно, не в этом стаде.  Рогачи сгрудилось на том берегу, смотрела то на  вожака, то на свою возможную смерть.  Затем дружно рванули выше по реке. Там они, не сговариваясь, бросились в воду и поплыли. Не без резона полагая, что двух медведей рядом быть не может, а волков разогнал этот медведь.
  Медведь смотрел на все  стоя на песчаном мыске, потом помотал головой, ему не хватало времени встретить стадо на своем берегу. Долго нюхал воздух и снова залез за бугорок дернины. Другим стадам деваться будет некуда, все равно  пойдут мимо.
    Мы спрятались в лощинке, выжидали, что будет делать медведь? Зверь лежал не шелохнувшись. Будто его тут и не случилось. Для него все начиналось сначала.
    - Пойдем к нему, - шепнула мне на ухо Маргарет, -  подразним, пока оленей нет.
     Она встала и, шаркая по мху кроссовками, направилась к куче набитых медведем оленей, самому ценному для него добру.
  Мне было велено идти метров за двадцать от неё и снимать. Но если медведь  приблизится,   жаться ближе к Маргарет. Камеру не опускать ни в коем случае. Про карабин забыть, если нет прямой опасности для меня.
    В одной руке Маргарет держала камеру, которая все время смотрела на приближающего медведя, вторая, с пистолетом, покоилась в кармане куртки. Будущий зритель не должен был видеть пистолет. Я тоже сближался с ними, Маргарет и медведя видел только через объектив.
 Опасные игрушки затеяла моя знакомая: заставить медведя думать, что она хочет украсть его оленей. Она ведь не знала, что я за человек? Вдруг перепугаюсь до смерти и убегу? Тогда или она медведя убьет, или он её. В тот момент казалось, что у медведя выжить шансов процентов на тридцать больше, чем у Маргарет. За ним сила, скорость, решительность.  У женщины только желание  снять кадр покрасивей. Бабская дуть и нерешительность.  Пока она будет думать, стрелять или не стрелять, медведь успеет убить её два раза. Но я  ошибся в её  характера. Баба была битая жизнью, хорошо битая. Выстрелила когда нужно и без рассуждений. Но все это придет позже. До её стрельбы я запросто мог схватить инфаркт или нервный срыв.  Это в лучшем случае.
   Меня  потряхивало от жути.  Ноги пружинили, подкашивались, по шее  катил пот. Хотелось стать и просто стоять, пропади ты, умница пропадом. В какую западню  затащила! Однако обратного хода нет. Бросать эту хитрулю нельзя, пока она дразнит  медведя?  Если стрелять мне, первым выстрелом уложить его не получится. Второй раз нажать на курок  просто не успею. Затем он мгновенно сделает из нас обоих котлеты.
    Я загнал в карабине патрон в патронник, повесил его на плечо и снимал сближение Маргарет с хищником.  У меня времени не хватит помочь ей при нужде. Сначала нужно было бросить на мох камеру, потом перехватить с плеча карабин и стрелять.
  Я хоть и ходил с папой много лет на охоту, но стрелок слабый. Тем паче, охотились мы  только на коз. Они ни когда не укусят.  Не попал, убегут и все.  Срежу  ли я медведя – большой ещё вопрос. Все это Маргарет нужно было оговорить со мной раньше. Теперь же складывается все так, что я сам лезу к нему пасть, по желанию этой крашенной блондинки.  Фокин советовал: увидишь медведя, обойди! Правда, впереди Маргарет, она рядом со зверем, умрет первой. Но мне от этого не легче.  Я за её спиной. Пять метров для медведя – один прыжок.
   Первым не выдержал медведь. От напора Маргарет он вдруг встал на задние лапы, раскинул  передние  чуть в  сторону и  пугал женщину злым ревом. Инстинкт подсказывал ему опасность, которую он не понимал. Хищник тоже нас боялся. Он бы уже давно атаковал и кончил нас в мгновенье. Однако что-то сдерживало зверя. Он нутром чувствовал, где-то опасность, но разгадать её не мог. Зверь был не решительным, в конце концов он от этого и пострадал. Ему нужно было срочно вздыбиться, зареветь так, чтобы у самого волос на загривке встал дыбом, ошарашить бабу криком,  в прыжке убить её, а со мной справиться уже без проблем.     Меня ему можно было и в плен взять и держать, как свежее мясо под рукой.
    Однако  и походка Маргарет  стала менее уверенней. Компаньонка моя по самоубийству  переставляла ноги тише и тише, но все равно прямо к куче оленей. Она дразнила зверя и заставляла броситься на неё. Сделать то, что задумала она. Но Маргарет, так же как и я, боялась. Хотя выглядела более сконцентрированной.
   У медведя выхода не было. Потерять оленей, значит подохнуть с голоду.  В приближении женщины он видел только  это.  Иначе зачем она здесь и идет к его оленям?  Он стал ещё выше подпрыгивать и реветь. Расстояние между Маргарет и ним было не больше пятнадцати метров.
  - Маргарет, ближе не подходи! – заорал я, - не подходи дура, он нас убьет. Отходи от него также спокойно, он может и не бросится.
   Она  соображала, лучше меня. Жить хотела. Уже не шла, а передвигала ноги почти на месте. Каждый шаг приближал её к медведю сантиметров на десять, не больше. Хозяин этой тундры прыгал  выше и выше. Выход у него был, подскочить и прямо в полете ударить  нахалку лапой. На этом попытка забрать у него оленей закончится. Но в чем её сила, почему она прет не останавливаясь?  Медведь подпрыгивал и понемногу отступал к куче.
  Я трясся  от жути метрах в пятнадцати - десяти.  То и дело встряхивал головой, раскидывая по сторонам пот. По-моему, и  в штанах сырости прибавилось,  от  острых переживаний. Думаю сейчас, не только у меня, но и Маргарет.  У ней те же предсмертные мысли, может и нет.  Но мы все трое боялись: медведь, Маргарет и я. Каждая сторона боялась, но хотела победить. Больше всех трясся я. Зачем я иду за этой куклой?  Фактически прошу медведя убить меня ударом по голове. Послали же черти в командировку на тот Таймыр.  И Фокин тоже хорош. Знал же, что тундра забита медведями. Дал бы мне удочки, да отправил на берег Хатанги, напротив поселка.  Сидел бы я на берегу, ловил окуней да щук. Зачем мне  карабин, охотником я уже никогда не стану. Стар для этого.   
   Но я изо  всех сил старался держать в центре кадра Маргарет и медведя. Так она учила меня. Больше я ничего сделать  ни для неё, ни для своего спасения уже не мог.
   - Хватит снимать, отходи, - меня трясло от волнения. – Отходи или я его убью. Ближе он тебя к оленям не подпустит. Два прыжка и разорвет на клочки. Отходи, дура! Он тебя убьет и меня следом. Зачем подставляешь меня?
  Судя по всему отдохну я  тут у озера как никогда раньше, скорее всего, останусь  на веки вечные.  Как хорошо было сидеть  в Хатанге, есть строганину из чира, да фотографировать местные красоты. Беседовать с рыбаками и оленеводами. Они как выедут из тундры, целые дни у магазина, там и спят. Утром могут наговорить всяких историй, только похмели бедолаг. 
  - Я знаю и вижу, - отвечала Маргарет мне не поворачиваясь, – нажму курок и пистолет выстрелит. Ты не стреляй по медведю, все испортишь и меня убьешь.
  - Дура! – успел пожелать я ей новых успехов.  – Отходи назад!
  Медведь по прежнему соображал, что здесь за подвох. Почему на него наступает этот маленький человечек, баба! Крашеная под белую оленуху. Безрогая, с редкими волосенками. Если это оленуха, то старая, сморщенная. Зачем её несет к его добыче.
  В какой своей силе она уверена?   Медведь делал небольшой скачек в сторону Маргарет и снова возвращался на  место. Зверь не мог понять, как быть. Он чего – то боялся. И его страх, только умноженный на тысячу, съедал сейчас меня.  Маргарет, может, и боялась, но на первом месте сейчас у ней стояла работа и деньги. Эти чертовы деньги за красивые глаза ей не платят. Но я-то зачем за них бьюсь? Разорвет эта тварь клыкастая меня ни за что.  Вон они, клыки. Протяни руку и оторвёт изверг руку.
  Кому достанутся мои фотоаппараты? Переносной компьютер и новые туфли, в которых я приехал в Хатангу. Давно собирался написать хоть какое-то завещание, да не успел.  Вот она наша недальновидность. Прилетит сюда Жданов со своими англичанами , а от нас не останется и следа. А фотоаппарат-то, фотоаппарат, четыреста тысяч, у меня у одного такой в Красноярске.  Лет пять копил.  Брюки джинсовые до дыр затер, кроссовки единственные  изодраны так, что на лапти больше смахивают.
  Фотоаппарат надо, фотоаппарат.  Им и жил.  На работу пешком и обратно. Ни копейки на автобус. Фотоаппарат надо.  У соседки Кати Мариной сто тысяч занял. Девка она ушлая. Прикарманит теперь за эти сто тысяч мою квартирку. Расписка у нотариуса заверенная. Должен ведь, расписка у Кати, на любом суде докажет, что у неё теперь моя квартирка.  Катька ушлая, просто так не выручит. Кто-то пожалеет меня после смертынушки, а Катя улыбнется, на ровном месте, считай, богаче стала. А не было бы расписки, уплыли сто тысяч, но Катя не из тех, у кого деньги из рук   вырвешь.   
   Туфли эти, в гостинице которые,  перед самой Хатангой справил. В гостинице узнают, что меня медведь счавкал, уведут туфли. А им магазинная цена десять тысяч, специально брал, получше которые. Жил в долгах и умру в них.  Эх, миша, миша, свела нас судьбинушка.       
 Я дрожжал от Маргарет шагах в пяти -семи,  не только видел зверя,  чувствовал густой  запах псины и протухшей оленины, которой зверь пропитался насквозь.  Если до Маргарет ему хватало двух прыжков, до меня  - три. В голове плясала спасительная мыслишка бросить камеру и карабин, чтобы у медведя не было причин преследовать меня,  провались они и сгори.  Мчаться к избушке, я её и без джипиэс найду. Говорят, медведь на дальнее расстояние не очень, не догонит.   
    Дурацкая  работа, эта моя  журналистика, выбрал черт её знает что. Я же ветеринар по первому образованию, сидел бы сейчас в Красноярске на приеме: покажите вашего питомца, так, так. Тут одних лекарств на три тысячи, у вас такие есть?  Хорошо. Сам приём в меня стоит пятьсот рублей. Можете внести деньги в кассу. А в приемной  ещё целая толпа. С кошками, хомяками, крысами.
   - Возьмите салфеточку, подержите у вашего питомца голову. Спасибо.  У вас лекарств на две тысячи. Печень нужно хомячку поддержать и почти у него шалят. Накипятите ему гусиной травки, давайте ему по две капли с пипеточки. С вас две с половиной тысячи, внесите деньги в кассу. Хомячок у вас больной, берегите его, все зависит от ухода. Лекарства мы прописали.
    Жить бы да жить у себя в Татьяновке, ездить на работу в Красноярск.  Сколько уже раз каялся, что взялся за перо. И в Туве, когда чуть не застрелили пограничники. И на Дальнем Востоке, когда попал в наводнение и едва не утоп. Съели бы меня уже тамошние налимы и ерши.
    Господи, зачем и почему я всегда еду куда-то? Что ищу, что хочу увидеть?  Наш брат журналист говорит, что из окна квартиры ничего не увидишь, надо ехать. Надо, согласен, но как и когда я научусь не слушать дур и дураков. Мне и того, что я раньше перетерпел и вымучил достаточно.  Не научился я чувствовать опасность и не научусь уже. Потому что сам из пустого ряда простаков. Баба, черт его знает, откуда, позвала и пошел. Куда, зачем? 
    Нашел себе конец у черта на куличках. За неделю медведь нас съест и тапочек не оставит. А карабин и камеры эти сбросит в речку, он же не дурак себя подставлять. Раз-два  и улик нет. Бывалые люди, охотники, говорят, медведь съедает человека полностью, с костями и волосами. Кто потом догадается, что мы у него в желудке? 
   Я видел в объектив  прыжок медведя и заснял его на  камеру. В это мгновение прозвучало два выстрела из пистолета, Маргарет стреляла, когда медведь ещё не коснулся её. Это четко пролетело перед глазами. Потом ещё два выстрела. Меня уронило на сырой мох, небо померкло.  Как с того света донесся жгучий крик Маргарет.
  -  Пистолет не снимай,  у меня нож в руке. Ножом я его должна зарезать, иначе зеленые заклюют. 
  Я поднял камеру, в объектив увидел, что медведь лежит прямо на Маргарет, она  кричала снизу.  Наконец, разобрался, что к чему. От пережитого трясло, слезы катились сами.
    - Снимай, снимай, снимай как я буду вылезать из-под него вся в крови, но первым снимай нож в руке. Пусть будет, что я его зарезала. Он прыгнул, я защищалась.
    Медведь признаков жизни не подвал. А вот Маргарет кипятилась. Камера её лежала шагах в трех от медведя, видно он её выбил в прыжке. Отбросить бы её она не успела. А может и отбросила. Скорее всего, медведь валился на неё уже мертвым. Она как-то сумела среагировать.  От страха  у меня в глазах то темнело, то краснело, то я вообще не видел ничего. Когда карабин слетел с плеча и валялся сейчас на мху – не помню. 
   Кровища хлестала из медведя прямо на курточку Маргарет
   - Снимай, - кричала она, -  снимай, как я будут вылезать из-под него вся в крови.  Орать на меня потом будешь.
     Я медленно  приходил в себя, встал, повернул камеру на её и мертвого с медведя, снимал, как мог. Потом Маргарет окончательно освободилась от медведя, поставила свою камеру на треножки и сидя на мху возле поверженного медведя рассказывала что-то своим  будущим зрителям о звере. Все лицо у ней было в крови, белые волосы стали тоже почти красными. Четыре выстрела сделали из прекрасной куртки решето. Она все говорила и говорила. Меняла камеру с одного на другое место и снова говорила. От переживай и страха меня подташнивало, как бы опять не открылось кровотечение из желудка. Вот тебе и полюбовался красотами севера.
   Я сидел прямо на мху,  по щекам катились слезы.  Мы оба были меньше, чем на волосок от смерти. Понимает ли эта баба,  что она натворила?  Хотела убить медведя, пошла бы раньше, без меня.
  - Связался с дурой, чуть богу душу не отдал, -  орал я, -  Что ты наделала? Зачем ты его убила? Он кому мешал? Ты меня за этим сюда тащила? Не нужны мне твои репортажи на крови. Все, больше мы друг друга не знаем! Я ухожу в гостиницу! Я сюда приехал отдыхать!
  Она все говорила на английском на свою камеру, затем встала, подошла ко мне прихрамывая,  скомандовала снимать гору набитых  медведем оленей.  Позже я увидел, что у ней вся нога от столкновения с медведем стала синей. Рисковала она, очень рисковала, какой надо быть безумной, чтобы допустить к себе медведя на один прыжок. Зверь делает его мгновенно, не успеешь нажать курок.   
    Но  успела. Посидели, пришли в себя, решил не идти одному в гостиницу. Второго медведя пока нет, а этого она уже пришила. Ещё начнет стрелять мне в догонку. Кокнет и в речку, потом скажет: ушел куда-то и не вернулся.   Маргарет опять  скомандовала вернуться на берег.  Я уж подчинялся ей по наитию. Затаились за той дерниной, где сидел медведь,  снимали как речушку переплывают другие стада оленей. Бегать за Маргарет сил уже не было.
  Потом опять снимали медведя. Маргарет показывала на камеру какие у него лапы, клыки.  В общем, когда я посмотрел на часы, было восемь вечера. Я все ещё дрожал как осиновый листик в безветрие. Только трясся не от ветра, от урагана, что только что пронесся над нами. 
 Мы помыли руки в речушке, Маргарет еще и волосы сполоснула как могла. Сели прямо возле Мишки пять чай.
  - Прости меня, Миша, - гладила ему морду Маргарет, - я не хотела тебя убивать, но вот получилось. Выхода у меня не было.
    Медведь так и остался возле своих оленей. Он лежал спокойно, уткнувшись носом в лужу своей же крови. Белый свет ему был уже не интересен, и протухшие олени больше нужны. Не земного мира нет.    Зверь проиграл бабе, дуре. Дуре самой настоящей. И ни в какой жизни он больше не появится. Зато она получит то, что хотела, деньги и уважение. Уважать теперь её должен и я.  Маргарет сделала все, что задумывала, не останавливаясь и не отклоняясь ни на грамм. 
    Такова правда. Скоро сюда придет другой медведь и все съест, в том числе своего брата. А может, его опередят волки. Возле этой кучи оленей и медведя они могут жить месяца два безбедно. Но мог на этой куче сейчас лежать и я, вместе с Маргарет. Она-то работала, сама ввязалась в борьбу  и выиграла её. А я бы за что пострадал?
  Я мочил голову студеной водой речушки и снова заметил, что ещё плачу. Подпалила нервы, чертова англичанка.
   Вечером мы варили уху из муксуна, но есть я не мог. Выпили по полстопочки Юриной самогонки, руки у меня все ещё дрожали,  выпить пришлось, чтобы не сойти с ума от сжигавшего  страха. Отдохнул, что называется, по полной. С такой нервотрепки  желудок опять взбеленится.
   - Может быть нужно было как-то по-другому, без убийства, - я не мог смотреть Маргарет в глаза. Она была мне противна. – зачем ты его убила, мы же так не договаривались? 
   - Не получилось бы по-другому, - хладнокровно ответила она, - я вернусь в  Хатангу и куплю лицензию. Этот Миша так и останется моим грехом. Не получалось бы ничего по-другому. я это ещё вчера вечером просчитала. Только тебе не говорила. Ты бы просто не пошел со мной, а одной не справиться. Я осталось тут потому, что по рации сказали, на мое место летит журналист из России. Думаю, он поможет, вдвоем сделаем прекрасный репортаж. По всей Европе пройдет.  Вот так ты и оказался со мной. Пострадать могла только я, ты ни чем не рисковал. Умерла бы, но до последнего стреляла в медведя, чтобы он не тронул тебя.
   Она обхватила мою голову руками,  притянула к себе и поцеловала куда-то в глаз. Я уже сам прижал её к себе и ещё больше расплакался.
  Налил себе ещё одну со столовую ложку Юриного лекарства и опять выпил. Слезами измочил уже все полотенце. Успокоился только к полуночи. Маргарет с час сидела  на краешке моей кровати и рассказывала, как в Нигерии её хотели затащить в постель три здоровых негра. Они не знали, что у ней в кармане куртки  пистолет.  Всех троих пришлось убить. Они бы все равно придушили её в этой кровати.  Один упал на колени и просил пощады. Выхода у ней не было, свидетеля и потенциального насильника нужно было убить.
   Оставлять свидетеля  нельзя.  Это она уже давно знала. Негр  бы ушел, тут же вернулся с друзьями, и они бы убили Маргарет все равно. Или позвонил в полицию, и её бы забрали уже как убийцу. А это все равно смерть. Только в тюрьме нигерийской над ней долго издевались бы все негры заключенные.   Теперь свидетелей не было, и она спокойно вернулась в гостиницу.  Такая опасная жизнь у всех журналистов, кто выезжает в  горячие точки планеты.
   - Пусть бы я его не застрелила, - оправдывалась она, - скоро прилетят три англичанина, и они бы его все равно убили. Они прилетят обязательно с лицензией на медведя.
  Ночевала она в этот вечер у меня в номере. За эту неделю кроме убийства медведя мы снимали ещё рыбалку на муксуна. Я ставил сети, а Маргарет  засняла, как шестикилограммовые чиры и муксуны плясали в сети. Всю рыбу выпустили, куда её было девать. Потом ходили снимать гагар, лебедей, гусей. Одного гуся мы убили, жирный оказался, килограмма на два с половиной.
 Его мы  съели, опять под Юрину самогонку. Без самогона я не мог теперь есть, меня  тошнило. Пришлось оставить на потом уговоры врачей, что пить совсем нельзя. Ни грамма.  Правда, теперь я принимал по ложке, не больше.  Но все равно самогон, бередил желудок.
   Потом ходили с Чернышем искать овцебыков. Черныш быстро ставил их в каре, мы снимали все это на пленку. Занятные получались картинки. Когда прилетел вертолет и привез следующих гостей, я устал так, даже пошатывало. Второй пилот и бортмеханик помогли загрузить мои и Маргарет вещи, и я ещё до взлета вертолета заснул прямо на своих вещах. Разгружал все Юра.
   Сразу по прилету с озера  мне пришлось пересесть в самолет и отправляться домой. Следующий самолет обещали дать только через две недели. И этот-то ждал меня   часа полтора  благодаря Фокину. Мы даже  не успели попрощаться с  Маргарет. Но телефон у ней мой был, она звонила  из Англии, просила  счет, на который можно отправить мне зарплату. Пришлось вежливо отказаться.
  Потом она ещё звонила, спрашивала, не хочу ли я приехать к ней  в Англию, дорогу она оплатит. В Англии нет медведей, и я поживу спокойно. Дескать, я тебе принесла неприятностей, надо как-то рассчитаться. Повожу тебя по музеям Лондона,  сходим на футбол. Но своих денег не случилось, в газете я уже не работал. Леонида Петровича Кравченко освободили от должности, новый редактор некто Федоткин, вкупе с организатором  освобождения Кравченко Ручкиным,  весь штат собкоров сразу сократили. На момент предполагаемой поездки я был безработным. А жить за счет женщины – не могу.
  В апреле снова позвонила Маргарет, сказала, что   прилетела в Хатангу, хочет пойти на Северный полюс с Северных  островов и уже оплатила вертолет. Предлагала, не  разделю ли  с ней компанию. Она  оплатит и мой отпуск без содержание, и дорогу, и время в пути до Полюса.
   Я вежливо отказался,   весной донимали остатки моего желудка и я лежал в краевой больнице  с очередным кровотечением. Она посочувствовала и предупредила, что по пути с Полюса, прилетит  в Красноярск, ей охота посмотреть наш город.  Я ответил, что с радостью  буду ждать.
 - Только не зови меня больше дурой. – шепнула она в конце разговора. – обидно. Мои репортажи прошли по всей Европе на ура. Режиссер смонтировал все так, что это он на меня нападал, а не я на него. Зеленые молчали. А Миша знает, что я стреляла в него сознательно, он меня простит. Обязан простить, я ведь перехитрила его и тебя тоже. Я после вас летала два раза в Африку на перевороты. Опять пришлось стрелять, только не по медведям, чтобы живой остаться. Осталась, значит, миша не мстит?
   - Ты не дура, ты хорошая, - так же шепотом сказал ей на прощанье я. 
   Так захотелось в эту минуту,  чтобы она была рядом со мной. Просто бы посидели, поговорили, побродили по Красноярску. Какое это счастье, чувствовать, что ты кому-то нужен! 
  Здесь же, в больнице, я получил через неделю ещё один звонок, от Фокина. Он говорил, что Маргарет скорее всего утонула в полынье, по дороге к Северному полюсу. Она два дня не выходила на связь. Вертолет  МЧС вылетел на координаты, с которых она звонила в последний раз. След её санок вел до края большущей полыньи, километров на двадцать шириной. Кроме  следов полозьев санок, ничего больше от ней и её багажа не осталось. К санкам у ней были прикреплены специальные  баллоны,  при касании воды они моментально надувались. Плыть на них можно было хоть до Полюса. Видно, не сработали подушки.   Санок в полынье, каких-то вещей тоже не нашли.  Что собаку? Собаки с ней не было. Телефон спутниковой связи на вызовы не отвечал. Фокин ещё сказал мне, что у ней был билет до Красноярска. Милиция его нашла в документах, которые она туда сдала перед отъездом на полюс.
    Как все случилось, ни кто не может предположить. В последний выход на связь, она жаловалась на белого медведя, который  крутился возле палатки. Но у Маргарет были и пистолет, и ракетница, и карабин, медведя можно было отпугнуть, убить в конце концов. Если бы захотела, она бы с ним легко справилась. Скорее всего, белый медведь в её смерти ни как не виноват. Но ведь и она не шла полусонная, не бухнулась прямо в полынью. Я в этом уверен.  Она всё заранее просчитывала. Там все равно разыгрывалась какая-то трагедия. Маргарет обязательно боролась за свою жизнь. Милая ты моя, милая, куда тебя  опять несло?  Все обошлось бы, находись с тобою я. Прости!
   Несмотря на строжайшие запреты  не брать в рот спиртного,  позвонил другу-писателю, Валера Шелегов  принес  бутылку кубанского коньяка, выпили  по полстопочки за упокой души  новопредставленной.
   Давили слезы. Почему, почему энергичные и умные люди так мало живут? Журналистика эта или жизнь моя  не складная, но постепенно  превращаюсь в бабу-истеричку. Настоящий мужик плакать не станет, даже если он и писатель.
   Мой товарищ посидел немного, забрал бутылку с остатками коньяка  и молча ушел. Он не знал Маргарет и её смерть воспринимал как обычную информацию. А  слезы, как мою писательскую шизофрению.
  Я вспоминал свою случайную спутницу, утирал втихомолку глаза. И ещё раз пришел к  выводу – лучше бы мне в свое время остаться в  родной Татьяновке в ветеринарах. Меньше не нужных переживаний.
  Энергичная была женщина, Маргарет, храбрая, хотя и авантюристка в желаниях. На мой взгляд, очень деловая и  умная.  Решительная, расторопная. Больше я таких не встречал, судя по возрасту,  уже не встречу.  Рая и ада тоже нет, с Маргарет мы уже больше не поздороваемся.
   Поехать бы  в свое время к ней в Англию, жениться, нарожать кучу детей. Тоже не получилось бы. Не с её характером и не с её работой рожать детей. И не с моей бабской истеричностью приказывать ей рожать. Не способен я ни кем командовать, даже самим собой.
  То теплое лето Таймыра осталось только  в моей памяти. Все в этом мире суета сует, как говорили древние скифы,  а другого мира нет,  и не будет. Прощай, Маргарет.