Ч А С Т Ь 1
«АРЗАМАС-16, КРЕМЛЁВ, САРОВ»
Однажды на «ЦТРС Минобороныв России" (ВОЕН-ТВ) начинается небывалое: кадровые офицеры отказываются от командировок. Один капитан 2 ранга не желает лететь на границу в Таджикистан. Другой майор прячется на рыбалке от войны в Чеченскую республику. Дело доходит до того, что в поездку на я д е р н ы й объект (Саров) охотников не находится: «Мне ещё детей рожать, может быть, придется», – мотивирует свой отказ журналист Вадик Клишин. И показывает газету с информацией в рубрике: «Аварии и инциденты».
- «17 июня 1997 года, на одной из физических установок на площадке номер 8 ВНИИЭФ (Арзамас-16) произошла нештатная радиационная ситуация с выходом потока нейтронного излучения», – зачитывает журналист газетный текст. - «Работавший на установке оператор получил высокую дозу облучения, он скончался от лучевой болезни».
- Вы же - служащий Российской армии, – торжественно заявляет начальник студии полковник Дятлов.
- Слышали мы это: «Солдат обязан стойко и мужественно переносить все тяготы и лишения воинской службы», – возмущенно парирует Вадик. – А на служащих распространяется КЗОТ. В полном его объеме. И я вправе отказаться от выполнения задания, если оно угрожает моей жизни или моему здоровью, - и Клишин уходит в профсоюзный комитет Министерства обороны жаловаться на Дятлова.
- Где этот ВГИКовец с противной фамилией? – спрашивает раздраженный в конец начальник студии. – Которому я запретил поездки в горячие точки?
После командировки в Чечню он вызывает меня к себе кабинет и говорит:
- Я не осуждаю твои несанкционированные рейды со съемочной группой по тылам противника. И ВГИКовский афронт мне понятен. Однако на войну ты больше не поедешь, – полковник Дятлов вдруг стал мне неприятен, а было время, он души во мне не чаял.
- Меня сюда пригласил капитан 1 ранга Александр Бошшов из военно-морской развекдки не для паркетных съемок, – мне вспомнились угрозы сопровождавшего нас офицера пресс-службы Северо-Кавказского военного округа в Чечне. – Я офицер запаса, штурман дальнего плавания и командир минно-артиллерийской боевой части.
- Пойми, у служащих российской армии нет статуса. Его расстреляли в октябре 1993 года – не успел Верховный Совет принять закон. Я тебя даже похоронить не смогу, статья в бюджете на это не предусмотрена. Никаких у вас льгот нет, ни вам, ни вашим детям. Ни памятника, ни пенсии жене, – доверительно уговаривает меня полковник Дятлов, глядя на лист бумаги, на котором я начинаю писать заявление на увольнение.
Я уезжаю в родной Малоярославец на опостылевшей мне электричке с тяжелыми мыслями о творческой судьбе и бессмысленности обучения во ВГИК. «Отчего я не пошел на киностудию Министерства обороны СССР сразу после института? Сейчас был бы капитаном 1 ранга, имел бы квартиру в Москве. И как многие москвичи-офицеры, ушедшие в отставку, занимался бизнесом».
Но по выпуску из прославленного заведения, которое сейчас носит имя С.А. Герасимова, у меня и моих друзей сама мысль о перспективе пойти по распределению в казенную киностудию - казалась нелепой. А теперь прикипел душой к «ВОЕН-ТВ», и смысла ни в чем другом не нахожу. Первая эфирная минута на Российском канале с нашим логотипом вышла с моей фамилией. И сейчас телепрограммы «Служу России» (на ОРТ), «Служу Отечеству» (на "России) и Военно-исторический журнал «Вижу цель» (на ТК «Культура», ведущий Андрей Ростоцкий) являются вершиной военно-телевизионной журналистики. И за всё, за это – запрет на командировки в зоны боевых действий?
Я с веником - в баню,
А ты, Мишаня с Саней
С «BETACAM» и прямо на войну?
Вдруг – звонок со студии. Срочно прибыть в Москву. Так начинается «боевое слаживание» съемочной группы для поездки в закрытый город Саров. Чисто военный оператор с тридцатилетним стажем Валерий Бонарин соглашается на командировку при одном условии: если старшим группы буду – я. В киностудии Министерства обороны СССР ему довелось снимать боевое применение всех видов оружия. У него на руках имеется «летная книжка». То есть он входит в элитную группу снимающих в воздухе с борта самолета операторов. Как-то раз при испытательном эксперименте Валерий «попал» под напалм. Ожоги лица напоминали нам о его героическом прошлом. Между собой мы его так и звали: «Напалмов».
Видеоинженер капитан Ш ранга Георгий Дубец пришел к нам с Кольской флотилии атомных подводных лодок. И по командировкам он мотался и «свою дозу получил», но Дубец с радостью соглашается побывать в легендарном городе, в котором создали нашу Первую атомную бомбу.
- Умер товарищ Сталин. Да здравствует Валерий Бонарин, – как только трогается поезд, оператор, налив в свой необъятный самодельный фужер любимого портвейна, провозглашает тост за своё здоровье – он родился 5 марта.
Командировка начинается с необычного поезда. Чтобы купить билет на загадочный состав, мне пришлось куда-то ехать на собеседование. И только после расспросов, а разговор ведет специалист, и это чувствуется, я получаю какую-то заветную квитанцию. По которой мне на вокзале в номерной кассе продают билет. И не до Сарова, а до какой-то станции Берещино.
- Тут кругом радиация, – заявляет мне съемочная группа. – Надлежит пить «Каберне» - оно выводит радионуклиды, - а подразумевается водка.
Накануне в Федеральном ядерном центре произошла трагедия. При постановке научного эксперимента произошел взрыв с выбросом радиации. Погиб ученый-исследователь. А для меня начинается командировочный сюрпляс. Днем проводим видеосъемки, вечером в гостинице «выводим радионуклиды». Североморский стоик моложе нас и привыкший пить «шило» (спирт), подводник не прощает нам «Каберне». Переходим на «Столичную». Первым сдается «Напалм», отказываясь от возлияний и прищуриваясь, он цитирует знаменитого оператора фильма «Мать» Анатолия Головню:
- Деточки, снимайте рэзко, – профессор ВГИК, Герой Социалистического Труда прекрасно знал, что в любом случае оператор выйдет из положения в спорном моменте, кроме съемок «не в фокусе». – Мне утром понадобится резкость глаза.
Жора применяет к оператору свой излюбленный прием - разводка. Валерий Бонарин имел нехорошую привычку всё терять. То забудет на съемочном объекте аккумулятор или микрофон, а то и документы ищет до бесконечности. И в этот раз, проклиная «Усталую подлодку», которую до бесконечности напевал капитан Ш ранга Дубец, оператор наутро, с военtvшного похмелья, начинает приводить свои дела в порядок. Он проверяет денежную наличность, паспорт, пропуск и командировочное удостоверение. А билета до станции Саров он не находит.
- Пункт назначения – Берещино, – внимательно разглядывая билет, восклицает он и выглядывает в окно гостиницы. – Как же мы в бухгалтерии отчитываться будем? В командировке стоит Саров, а в билете Берещино?
- В отделе кадров ошиблись, – отвечает Дубец. – Это Арзамас-16, но приехали мы правильно.
- Какой Арзамас-16? – недоумевает Бонарин.
И смотрит на картину, которая висит на стене. Писаное маслом полотно изображает знакомый по съемкам городок. А внизу картины блестит латунная шильда с надписью: «Город Кремлев».
- Где же мы находимся? – недоумевает оператор.
- Да какая вам разница? – восклицает сопровождающий нас офицер особого отдела. – «Горький-130», - показывает он на висящую в коридоре инкрустацию по дереву. - «Москва-400», – кивает головой куратор на гобелен в фойе.
Мы проходим мимо красавца-дома, на котором расположена памятная табличка с упоминанием, что здесь когда-то жил Андрей Сахаров. И я вижу настоящее чудо: напротив сахаровского дома стоит вековая сосна с кроной в виде ядерного гриба. Одна среди тысяч ничем не примечательных сосен. Я привлекаю внимание съемочной группы к сосне, и Валера Бонарин вынимает камеру из кофра. В Москве все рассматривают редкие кадры удивительной сосны. Я и сейчас регулярно беру кассету в архиве и вглядываюсь в замысловатый рисунок вечнозеленого дерева.
Забегая вперёд скажу, что поездка эта в Саров, Арзамас-16, Кремлёв повлияла на всю мою дальнейшую жизнь необычайно.
Ч А С Т Ь 2
(продолжение "ВОЕНТ-ТВ")
«Мы им покажем Кузькину мать».
Н.С. ХРУЩЕВ
Информационным поводом нашей командировки стало 70-летие физика-ядерщика, создателя термоядерного оружия нового типа, Еремея Атанова. Мне никогда не доводилось бывать на ядерных объектах, тем более такого уровня, поэтому мне всё становится интересным. Курьёз состоит в том, что я не успеваю до поездки прочитать даже элементарной статьи о ядерной реакции. Интернет тогда у меня отсутствует. А паровоз стоит под парами. И в Саров я приезжаю совершенно не информированным. Тем лучше для читателя.
Капитан 2 ранга Жора Дубец в свое время успешно окончил знаменитое Высшее военно-морское училище подводного плавания имени Ленинского Комсомола. Я начинаю приставать к нему с расспросами. Воспитанный на традициях подплава Северного флота, весьма в подпитии, но всё же трезвый офицерским чутьём он по укоренившейся в нем привычке молчит о ядерном оружии. Поправив флотские усы и на миг протрезвев, Жора изрекает менторским тоном:
- При химических реакциях ядра атомов не меняются. Ядерная реакция — процесс образования новых ядер или частиц. Главное – это усвой, – показывает Жора в потолок купе. - Впервые ядерную реакцию наблюдал Резерфорд в 1919 году, бомбардируя альфа-частицами ядра атомов азота. Она была зафиксирована по появлению вторичных ионизирующих частиц. Впоследствии с помощью камеры Вильсона были получены фотографии этого процесса, - и он засыпает под мерный стук колес.
И в дальнейшем, когда после съемок мы сидим в буфете саровской гостиницы, капитан 3 ранга Дубец рассказывает только анекдоты. Настолько въелась в него подписка о неразглашении гостайны, которую я тоже давал ещё в "Мурманском мореходном училище имени Ивана Ивановича Месяцева".
Однако в Саров докатывается устоявшаяся традиция других городов-миллионников: как только Жора входит в номер и ещё не успевает раздеться, как тут же раздается телефонный номер:
- Вам девочки атомные нужны? Цены у нас нейтронные, а презервативы изготовлены с применением нанотехнологий, – поёт в трубке эротический женский голос.
- Согласен только на «Мисс города Сарова», – замирает Жора в стойке морского офицера. – У меня «Большой Иван», если вы знаете, что это такое.
- Как же не знать, мой дедушка его изобрёл.
- Что, что? – спрашивает Дубец. – Ваш дедушка изобрел «Царь-Бомбу»?
- Он на испытаниях дозу получил. Это никак не повлияло на его потенцию. Вы не бойтесь, на Объекте радиации нет. А то некоторые мужчины боятся саровских девочек.
- Я моряк-подводник, военный инженер по обслуживанию боевых реакторов, – расправляет плечи капитан 2 ранга. – Я родился 30 октября 1961 года, когда на Новой земле жахнула «Кузькина мать».
«Кузькина мать», «Царь-бомба» и «Большой Иван» - это слова-синонимы термоядерного заряда повышенной мощности, который был взорван на ядерном полигоне Новой Земли в дни работы ХХП съезда КПСС. Никита Хрущев грозился показать её всему миру. Результаты взрыва заряда, получившего на Западе имя «Царь-бомба», ошеломляли: ядерный гриб взрыва поднялся на высоту 67 километров; диаметр его двухъярусной «шляпки» достиг 95 километров. Излучение вызывало ожоги третьей степени на расстоянии до 100 километров. Ударная волна, возникшая в результате взрыва, три раза обогнула земной шар. В Нарьян-Маре, в 400 километрах от эпицентра взрыва, вылетели стекла. Ионизация атмосферы стала причиной помех радиосвязи, и из-за этого были отменены полеты самолетов в Европе. Свидетели почувствовали удар и смогли описать взрыв на расстоянии тысячи километров от его центра. Звуковая волна, порождённая взрывом, докатилась до острова Диксон на расстоянии около 800 километров.
Я не верю своим глазам: передо мной сидит человек, один из главных создателей изделия АН602 - самой мощной термоядерной бомбы, взорванной за всю историю человечества - действительный член Российской академии наук, доктор технических наук, Герой Социалистического Труда, кавалер ордена Ленина, кавалер ордена «За заслуги перед отечеством», лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР, лауреат Золотой медали имени И. В. Курчатова – Еремей ТимофеевичАтанов.
- Знаете ли вы, что лично Сталин в апреле 1946 года выбрал Саровский монастырь для размещения здесь первого советского ядерного центра, впоследствии известного как Арзамас-16? – спрашивает меня человек с далеко не академическим обликом, а скорее с лицом учителя физики.
Я не мог заподозрить секретаря КЦ ВКП (б) в излишних религиозных чувствах. Однако после одного предложения от известного режиссера написать сценарий фильма о Сталинских лагерях, добросовестно проштудировал Полное собрание сочинений И.В. Сталина. И не нашел в чертовой дюжине томов ни одной атеистической работы. Более того - и безбожного высказывания даже не обнаружил. Это мне показалось странным.
Удивительна и во многом показательна судьба Саровского монастыря. Разорение монастыря началось в 1918 году, когда в Саров из уездного города Темникова впервые прибыл инструктор с правом учредить здесь коммуну. Монахи в свою очередь обратились с просьбой организовать в обители трудовую артель с уставом, напоминающим устав монастыря. Однако темниковский земельный отдел посчитал, что монахи по своей гражданской незрелости неспособны к самоуправлению и проявлению инициативы в ведении большого хозяйства на новых социалистических началах. В сентябре 1918 года в обитель приехала первая опергруппа ОГПУ с требованием внести взнос в размере 300 тысяч рублей, а в ноябре на Саровскую Пустынь был наложен единовременный чрезвычайный налог в размере одного миллиона рублей. Вслед за этим началась кампания по вскрытию и ликвидации мощей православных святых. 17 ноября 1920 года по решению IX съезда Советов города Темникова комиссия вскрыла раку с мощами преподобного Серафима. Хозяйство Саровского монастыря было разорено, святыни осквернены, мощи преподобного старца увезены в неизвестном направлении. В марте 1927 года было принято правительственное решение о ликвидации Саровского монастыря, оставшиеся имущество и строения были переданы в ведение Нижегородского управления НКВД. После закрытия на территории монастыря создается Трудовая Коммуна фабрики N4 НКТ (народный комиссариат труда), основной задачей которой было "перевоспитать беспризорников через вовлечение воспитанников в трудовые процессы". До 1931 года в коммуне проживало около 3,5 тысячи детей. После 1931 года коммуна была закрыта, а на ее месте организовали исправительно-трудовую колонию для подростков и взрослых системы НКВД. С ноября 1938 года, после ликвидации колонии НКВД, ее производственная база передается в ведение наркомата машиностроения. По его решению, в Сарове организуется производство прессового оборудования и осколочно-фугасных снарядов калибра 152 мм. Завод реконструировался, постоянно расширялся, а в 1941 году он был передан в ведение наркомата боеприпасов и получил N550. В период с 1942-1943 гг. здесь был налажен выпуск корпусов снарядов для реактивных минометов "Катюша". Каждый пятый снаряд, выпущенный по врагу, имел корпус, изготовленный на заводе N550.
- Красивая легенда, – в тон ему отвечаю я и рассказываю Атанову о сталинских томах.
Еремей Тимофевич назначает нам следующую встречу в каминном зале институтского клуба. А мы идем на съемки в огромный ангар, где размещается знаменитый Токамак (Тороидальная Камера с Магнитными Катушками). Феерическое зрелище вызывают десятки тончайших лазерных лучей. Первое, что приходит на ум каждому участнику съемочной группы, что скрывать – это радиация.
В номере гостиницы за разговорами пьем водку, осушая бутылку за бутылкой. Валерий Бонарин рассказывает очередную байку-шедевр об Операторе.
- Были мы на зимних крупномасштабных учениях. Работаем пятью камерами, – это он намекает на размах былых сражений и серьезность отображения их на экране. - По приказу Андрея Антоновича Гречко - Маршала Советского Союза, дважды Героя Советского Союза, Героя Чехословацкой ССР, Министра обороны СССР, – любит Валера перечислить все звания и высшие награды военачальников, с которыми ему приходилось общаться на съемках. – Нам выделены вездеходы, включая гусеничные БМП (боевые машины пехоты) и УАЗ. Более того – вертолет. Не то что сейчас, – вздыхая тяжело, он машет рукой.
Жора Дубец восторженно рассказывает о своем романе с внучкой прославленного конструктора ядерного оружия:
- Ещё на лодке я замечал за собой повышенную сексуальную энергию, – и он приглашает нас в бар для знакомства с «Мисс Сарова».
- Хорошо, что не анальную, – вставляет словцо оператор.
- Таких на Северном флоте – за борт, – оттопыривая вперед нижнюю челюсть, с угрозой в голосе, отвечает на реплику капитан 3 ранга.
Мы идем в бывший буфет, а ныне бар прославленного Федерального ядерного центра, в котором когда-то вкушали плоды от виноградной лозы создатели отечественного ядерного оружия: Харитон, Зельдович, Сахаров.
- Знакомьтесь, это Ядрина. Надеюсь, вам не надо объяснять этимологию её имени?
Ядрина производит впечатление девушки неуверенной в себе. Она как-будто боится познакомиться с корреспондентом «Воен-TV», но узнав от Жоры о моем вгиковском прошлом, жрица любви соблазняется посмотреть на бывшего студента, который когда-то жил в комнате Василия Шукшина. Я не впервые готов услышать стандартный вопрос: «Вы окончили ВГИК, а что вы з д е с ь делаете»? Чтобы унизить и поставить тебя в такое же положение, которое и она занимает. «Журналистика – это вторая древнейшая профессия», подразумевая под первой проституцию.
- Итак: финальная фаза учений – на вышке Леонид Ильич Брежнев, – продолжает рассказ Валерий. - Прошли, отбомбились, как положено, стратегическая и фронтовая авиация. Вертолетчики и артиллеристы, включая «Град», отработали на отлично. Всё в грохоте и в дыму. И вдруг наступает пауза. Тишина могильная! Все ждут танковую атаку, а её нет. Минуту ждут, пять минут, десять минут ждут. Вокруг фигуры министра обороны начинается паника: «Где танки?» День стоит морозный, и наш оператор, человек-легенда - Лёня Есенчук, согреваясь припасенным спиртом из фляжки, оступается, поправляя камеру, и падает на землю с матерным возгласом чуть ли не рядом с Генеральным Секретарем ЦК КПСС. А на него с жутким грохотом падают старинный деревянный штатив и старинная кинокамера. Весь генералитет, все недоуменно оборачиваются на Лёню, глядя на его барахтанье в снегу под грудой деревянного старинного штатива и лежащей на Лёне камерой. И главное – сверкая очками, поворачивается Брежнев. И это – кинооператор киностудии Министерства обороны?
- Это оператор, – услужливо докладывает Брежневу генерал-порученец.
Андрей Антонович Гречко гневно смотрит на Начальника Главного Политического управления Вооруженных Сил СССР и презрительно на оператора Лёню.
- А-а-а, – с пониманием ситуации произносит Леонид Ильич.
- И в чем «фишка»? – не понимает анекдота Жора.
- А-а-аА! – вторит вдруг Ядрина.
И я начинаю замечать на очаровательной брюнетке главное украшение женского лица – печать ума.
- Вы не будете против, если я вызову креативных подруг? - и не дожидаясь нашего согласия, она набирает номер мобильного телефона.
- Почему бы и нет? – соглашается любвеобильный Бонарин.
- Мне не надо, – отвечаю я.
Ядрина будто не слышит моих слов и кому-то мурлычет в трубку:
- Мы в баре».
- Господа офицеры, знаете ли вы что-нибудь о заявке наших ученых, Маслова и Шпинеля на изобретение Атомной бомбы? – ядрёная Ядрина делает паузу, предвкушая небывалый успех.
Я смотрю на своего капитана-ядерщика. Жора пожимает могучими плечами, покуривая сигарету, неожиданно задумывается.
- Документ датирован 17 октября 1940 года, – торжествует Ядрина, глядя на наши удивленные лица.
Ч А С Т Ь 3
Мне не однажды в командировках приходится встречаться с учеными-военными, которые вдруг предлагают ознакомиться с какой-нибудь сенсационной идеей по созданию нового вида оружия, основанного на «иных физических принципах». Однажды полковник в далеком сибирском НИИ приглашает меня к себе домой, чтобы показать фотоальбом своего отца-фронтовика и его письма с войны. Каково же было моё удивление, когда он показал мне видео с боевым применением своего изобретения. В чистом поле стоит застекленная рама – солдат производит выстрел в раму из гранатомета – не долетев до остекления и 2-х метров, вижу – граната разлетается на куски! И так несколько раз. На мои недоуменные взгляды и возгласы полковник дает пояснение о принципе действия его изобретения.
- А почему вы именно мне демонстрируете эту картинку? – спрашиваю я и вспоминаю дело об измене Родины капитана второго ранга Григория Пасько.
- Это моя последняя надежда. Вы сделаете сюжет в телепрограмме «Служу России», тем самым привлечете повышенное внимание не только Министерства обороны, но и широкой общественности, – заявляет на полном серьёзе Кулибин в погонах.
Я прекрасно осознаю, что показан совершенно секретный материал, и брать плёнку мне на руки не только не имеет смысла, но и весьма опасно. Отказавшись от дальнейшего видеопоказа следующего военно-технического творения, я вежливо отказываюсь от рюмки охлажденной водки и покидаю квартиру непризнанного гения в полной уверенности, что проект его сам пробьет дорогу.
- Это копия исторического документа, – неожиданно Ядрина достает из сумочки несколько страниц машинописного текста. И подает их мне.
В бар заходят две роскошные, по моим понятиям, девицы. И пока Ядрина знакомит их с видеоинженером и оператором, я начинаю читать документ. И глазам своим не верю:
«№ 75
Заявка на изобретение В.А. Маслова и В.С. Шпинеля «Об использовании урана в качестве взрывчатого и отравляющего вещества»
17 октября 1940 г.
Секретно.
Как известно, согласно последним данным физики, в достаточно больших количествах урана может произойти взрыв колоссальной разрушительной силы».
А дальше в тексте описывается и принцип устройства ядерной бомбы, и последствия уранового взрыва: «Помимо его колоссальной разрушительной силы (построение урановой бомбы, достаточной для разрушения таких городов, как Лондон или Берлин не явится проблемой, необходимо отметить еще одну чрезвычайно важную особенность». Имелась в виду губительная радиация после ядерного взрыва.
«Господи, - думаю я. – И это 1940 год»
Девушки пытаются знакомиться, а мне становится не по себе. Верующему человеку не пристало прелюбодействовать. После познания бога, я заметил за собой такую особенность: чем привлекательней внешне выглядела женщина, тем меньше я соблазнялся о ней. Приняв положенную норму водки и пива, поблагодарив в танце Ядрину за предоставленный сенсационный материал - ухожу к себе в номер. Не забыв впрочем угостить её шампанским и позвонить жене.
Наутро опохмелившись, с больной головой, выезжаю на съемки. Я с нетерпением жду не дождусь встречи с академиком Еремеем Атановым, чтобы задать ему несколько вопросов о судьбе заявки Маслова и Шпинеля. Однако случается непредвиденное.
Времени до интервью с прославленным ученым достаточно, и наш особист-куратор Владимир Иванович решает познакомить съемочную группу «ВОЕН-TV” с некоторыми достопримечательностями Сарова. Автобус подвозит нас к знаменитому святому источнику, и куратор предлагает всем искупаться в целебной воде. Ноябрьский снег с морозцем не воодушевляет ни меня, ни моих коллег. Одна думка в голове: скорей бы продолжить антирадиационное лечение и непременно водкой с пивом. Между тем, Владимир Иванович, раздевшись до плавок, решительно и с видимым удовольствием купается в ледяной проруби. Мы чувствуем в теплом автобусе его неудовольствие нашим пренебрежением к устоявшейся традиции. Но перебороть себя не в силах, даже Дубец-североморец забивается на заднее сиденье. Особист растирается в автобусе припасенным полотенцем, молчаливо, хмуро поглядывая на столичных гостей. И мы едем дальше.
Подъезжаем к Серафимо-Дивеевскому монастырю. Видны его Храмы и Церкви с золотыми крестами и куполами. И происходит событие, которое у меня в душе оставило неизгладимые следы.
Автобус останавливается, водитель глушит двигатель. И ставит машину на ручной тормоз. Этот характерный звук ручного тормоза – он у меня в ушах и по сей день иногда звучит. И в это мгновение видеокамера «BETACAM-SP», которая покоится на коленях в руках у Валерия Бонарина, загорается. Из камеры валит сизо-голубой дым, и раздается характерный треск короткого замыкания. От неожиданности оператор роняет "БЕТАКАМ" на пол. Капитан 2 ранга Дубец реагирует по-флотски: за секунду он успевает разобрать видеокамеру по частям, главное – отсоединить аккумулятор.
- В жизни такого не припомню, - восклицает оператор. – Чтобы камера загорелась?
Водитель открывает дверцу, и я выхожу из автобуса. Смотрю на Серафимо-Дивеевский монастырь, на его Величие, И все понимаю. Я сегодня утром, после вчерашнего, не помолился! В те годы, когда я только укреплялся в вере христовой, иногда, допустим раз-два в год, мне было недосуг прочитать главную молитву "Отче наш". И непременно в этот день со мной что-нибудь случалось нехорошее. С математической точностью.
Я прижался к кузову автобуса и тихо прошептал заветные слова нашей главной молитвы: «Отче наш, иже еси на небесех». И бреду в сторону рядом стоящего магазинчика. И надо же такому случиться, магазин тот разделен надвое: в одном отделе расположен Гастроном с водкой и пивом, в другом – аптека. Я долго стою и думаю, в какую же сторону мне повернуть. Ранее вопрос решался сам собой – в Гастроном. Но я же в с е п о н я л! Захожу в аптеку и покупаю упаковку рекомендованного когда-то мне врачом лекарства от печеночной колики.
Мы заходим в Троицкий храм Дивеевского монастыря, и все торжественно ставим свечи к Празднику. А вечером в гостинице мои боевые товарищ-щи устроят мне настоящую обструкцию по поводу моей новой манеры "не вкушать".
Ч А С Т Ь 4
Формирую поисковые запросы в Интернете: Создание советской атомной бомбы (военная часть «Атомного проекта СССР»). Получаю сотни тысяч результатов, в том числе:
А) Ядерное оружие — Википедия.
Б) Операция «Энормоз» - Чекист.ru
В) Разведчик, выкравший секрет атомной бомбы, стал Героем России.
И даже такие экзотические:
- Немецкие учёные и советская атомная бомба,
- Вклад АРМЯН в создание советской атомной бомбы.
И нигде, никто не упоминает имен Маслова и Шпинеля. Неужели красавица Ядрина, назвавшаяся внучкой одного из создателей русской ядерной бомбы, меня разыграла?
- Если хотите, я вас с дедушкой познакомлю, – смеется она на прощанье. – Это ему Лаврентий Павлович Берия пригрозил: «Не сделаете атомную бомбу – расстреляем». А с заявкой поступайте так, как вам заблагорассудится.
Я нарушаю этику интервью. И сразу же при встрече с Еремеем Атановым задаю ему коварный вопрос о Заявке на изобретение Маслова и Шпинеля «урановой бомбы в 1940 году, достаточной для разрушения таких городов как Лондон и Берлин». Великий ученый разжигает огонь в камине, и мы начинаем беседу.
- Эта заявка и последующие были адресованы авторами в Бюро изобретений Народного Комиссариата Обороны СССР, - Еремей Тимофеевич рассматривает копию заявки сквозь сильные очки. – Видите, на первом листе документа – регистрационный штамп Управления военно-химической защиты Красной Армии. А так же штампы Наркомата боеприпасов и Первого Главного управления при СНК СССР. Так, так, - заинтересованно рассматривает ученый пожелтевшие листы бумаги. – Он уже относятся к 1945 году.
Позже, когда мы возвращаемся в Москву, я узнаю сенсационные подробности дальнейшей судьбы исторической заявки. 15 декабря 1945 года Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов направляет заместителю наркома боеприпасов Махневу по его просьбе все заявки и отзывы на них. 7 декабря 1946 года отдел изобретательства МВС выдал по этой заявке «не подлежащее опубликованию авторское свидетельство, зарегистрированное в Бюро изобретений при Госплане Союза ССР за №6353с».
Как охотник, я устремляюсь в погоню за сенсационными подробностями несостоявшегося боевого атомного проекта века, который мог бы начаться в 1940 году. Трагические последствия для нашей страны имели непродуманные или преступные действия ряда должностных лиц и маститых ученых, которые занимали командные должности в Академии наук СССР.
Ядрина приезжает в Москву. Мы катаемся на теплоходе по Москве-реке, я показываю ей самые престижные спектакли Москвы. «Все же я соблазню тебя», – читаю я в её черных глазах. И в этом нет никакого житейского интереса. Она хочет испробовать православную душу на вкус, тело верующего мужчины. А меня терзают болезненные воспоминания, когда я волочился не только за первыми красавицами, именно они и заводят, а за кем попало из-за устоявшейся советской привычки волочиться всех и за всеми. И как же мне легко и сладостно бывает сейчас. И все оттого, что живу только с одной женщиной. Любить только её одну я себя иногда заставляю, прощая ей естественные в её положении нервные срывы. Я израненным сердцем понимаю, что это – недостижимый с её стороны идеал – чтобы и она меня полюбила ради воли Божьей. Но ум трезвит мою боль. Я верю, верю в наше будущее.
И после долгих поисков Ядрина находит у друзей деда еще один документ:
№ 89
Заключение НИХИ НКО СССР на заявки на изобретение сотрудников УФТИ, направленное в Управление военно-химической защиты.
Не ранее 24 января 1941 года.
Секретно.
…Что касается применения распада урана в качестве ОВ (отравляющего вещества), то это предложение авторов непонятно и никак не обосновано. Таким образом, предложение авторов в целом интереса для военно-химического дела не представляет (?!).
Начальник отдела «А» НИХИ КА военинженер 2ранга Соминский
Заключение составил профессор А. Жуховицкий.
АП РФ. Ф.93, д. 21 (46), л. 280-281. Подлинник.
- А вы, Серафим, не боитесь заниматься этим журналистским расследованием? – спрашивает меня Ядрина.
- Бояться поздно, – вспоминаю я слова земляка - редактора провинциальной газеты Анатолия Колкова.
Господи, как же глупы эти пьяные мужики. Если захмелевшую женщину можно простить, то опьянение взрослого мужчины у меня вызывает не только раздражение, но и недоумение:
- Отчего вдруг, мужики, вы сделались такими дураками? – спрашиваю я свою съемочную группу. – Всё пьёте и пьёте.
Капитан 2 ранга Дубец и оператор с летной книжкой переглянулись и недоуменно уставились на меня косым взором. Они еще в начале ужина замечают мой полный не выпитый стакан, долго меня уговаривают составить им компанию, но тщетно.
- Тарковский влюбился? – участливо спрашивает Дубец.
- Ядриночка, – улыбается оператор.
Я читаю на их лицах отвращение ко мне из-за неожиданной моей трезвости. А я после эпизода с возгоранием видеокамеры в Дивеевском монастыре на водку и смотреть не могу, не то чтобы её проклятую выпить.
- Единственный раз утром не молился, – начинаю я каяться друзьям. – «Отче Наш»...
Дубец выливает водку из моей рюмки на пол. Наливает из хрустального графина рюмку до краев, в нем просыпается офицер, и требовательно по Уставу – старший в группе, даже не просит, шепчет:
- Мы ВГИКов не оканчивали, - и требовательно: - Приказываю выпить.
Наступает нехорошая театральная пауза. Ядрина расщепляет атомы сатанинского гнева, поглощая одним глотком молекулы водки из моей рюмки.
- Кругом, русскому в рот не наливай силком! – выдыхает она.
- Товарищ служащий российской армии, – не успокаивается капитан 2 ранга Дубец.
И мы должны подраться. Танцовщица Ядрина танцует со мной. Мы с ней кружимся в танце с замысловатым сюжетом. Она тонкая и нежная, провоцирует поцелуй. Но какое блаженство. Не поцеловать её, такую понятную и желанную.
Она провожает меня до номера. Главное в этой ситуации – не дать повода для женской мести. И я не даю. Это надо уметь. И надо верить. Мы расстаемся, не обидевшись и не оскорбив.
В номере меня ждут проститутки - целых пять.
Ч А С Т Ь 5
Путаны стоят у холодильника, выстроившись в ряд. Я опешил – такого зрелища мне не доводилось видеть даже в Мурманске, в северном портовом развратном городе. Я беглым взглядом, ровно столько, чтобы не ослепнуть, скользнул по девушкам и быстро отворачиваюсь от них. Успеваю различить одну из них - первую, как видно, самую привлекательную.
- Вызывали? – игриво спрашивает она.
«А у неё, наверное, муж. И она чья-то жена?», - вдруг мелькает в голове. Отрицательно качаю головой. И считываю в глазах проституток недоумение, сменившееся через секунду на чувство негодования. Кто-то и их, и меня развел. Вдруг они начинают обнажаться. Сначала показались молочные груди, которых я не видел много-много лет. Уверовав в Господа нашего Иисуса Христа, я жил и живу плотской жизнью только с женой. А тут такое. Слава Богу, они останавливаются на этом. А я размышляю, еще под впечатлением прочитанной заявки: «И это потомки изобретателей ядерной бомбы»? В более унизительное положение мне никогда не доводилось попадать. Я – мужик. И мне такое. Не искушение, нет. Оскорбление.
Вдруг у одной из проституток звонит мобильный телефон.
- Ночь оплачена, – говорит она и показывает целый блок презервативов.
- Если мы уйдем, вы оставите нас без заработка, – говорит самая привлекательная. – Исследования в области ядерного оружия прекращены.
«Кто?» - вертится вопрос в голове. – «Дубцов? Ядрина?»
И все понимаю. Я обречен. Ночевать с проститутками в номере?
- Не переживай, дядечка, – смеется самая юная из них. – Если не желаете заниматься любовью, ложитесь спать, - и она открывает холодильник, ловким движением доставая зеленую бутылку шампанского. – Поухаживайте за девушками. Когда еще придется трахаться в колыбели ядерной бомбы?
Я демонстративно прячу свои руки за спину. Девица усмехается, протягивает шампанское самой привлекательной, та начинает разворачивать серебристую фольгу на бутылке.
«Сейчас, сейчас же прогнать их, пока не поздно».
В это мгновение мне вспомнился эпизод далеких студенческих лет во ВГИК. Однажды пожилая и влиятельная кинодама, развратная и беспринципная, пригласила меня к себе на квартиру – обсудить мой творческий замысел. Так же было шампанское и двусмысленная ситуация. Тогда я ушел, отказавшись ночевать в шикарной квартире сталинской высотки. И подписал себе приговор.
Этого моего замешательства хватает красотке, и пробка вылетает из бутылки. «Еще не поздно» - мелькает в сознании.
- Мы расскажем вам, каждая, свое семейное предание о создании атомной бомбы, – вдруг заявляет одна из проституток.
И я останавливаю свое движение в сторону двери, чтобы открыть ее и попросить незваных ночных бабочек покинуть номер.
- Знаете ли вы, уважаемый сударь, в чем главный секрет ядерного оружия? - спрашивает одна из девиц.
- В чем же? – лепет слетает с моих губ, а рука моя пытается нажать на ручку двери, но не нажимает.
- Главная тайна ядерной бомбы заключается в утверждении о возможности ее создания, – удобно располагаясь в кресле, заявляет девушка с фужером в руке, в котором пенится золотистое шампанское.
Меня поражает эта фраза, высказанная девушкой легкого поведения. Накрашенная и развратная, она поражает меня необычной глубиной во взгляде. В одно мгновение я оценил суть и гениальность изобретения Маслова и Шпинеля, умещающееся в двух словах: «Атомная бомба».
- Откуда у вас такие познания? – невольно удивляюсь я.
- Семейные застолья для нас – это наши университеты, – вмешивается в беседу проститутка, самая скромная на первый взгляд.
- Когда в доме такие гости, как Юлий Харитон, Зельдович или Андрей Сахаров, волей-неволей облучаешься, образно говоря, околонаучной информацией, - и другая жрица любви вмешивается в разговор, протягивая мне листки бумаги.
Я невольно беру в руки машинописные страницы. Начинаю читать. А «гейши» начинают жить своей жизнью, доставая из холодильника все, что в нем находится. Самая привлекательная девушка продолжает обнажаться, кружась в танце под эротическую музыку. Проститутки объяснили свое поведение тем, что за номером ведется видеонаблюдение, и необходимо изображать свой род занятий.
№ 96
Заключение РИАНА на заявки сотрудников УФТИ, направленное в Управление военно-химической защиты НКО СССР.
17 апреля 1941 года.
Секретно.
В ответ на Ваш № 166/469 474с сообщаю:
Положение с проблемой урана в настоящее время таково, что практическое использование внутриатомной энергии является более или менее отдаленной целью, а не вопросом сегодняшнего дня. Заявка не имеет под собой реального основания. Кроме того, и по существу в ней очень много фантастического.
Директор института академик В. Хлопин
Еще не зная, кто такой академик Хлопин, я обомлел. Передо мной кружится обнаженная девушка с распущенными черными волосами, а я представляю весь масштаб постигшей нашу страну трагедии: СССР мог бы заняться созданием ядерной бомбы еще в 1940 году. А развитие мировой истории могло бы пойти совсем по другому сценарию. И факт этот замалчивается всеми, будто это кому-то очень нужно.
Справка: Хдопин Виталий Григорьевич (1890-1950) - российский радиохимик, основатель научной школы, академик АН СССР (1939), Герой Социалистического Труда (1949). Руководил созданием первого в СССР радиевого завода, получил (1921, совместно с др.) первые отечественные препараты радия. Труды по химии и геохимии радиоактивных элементов. Сталинская премия СССР (1943, 1946, 1949). Он сам неплохо играл на рояле, обладал приятным басом, часто выполнял функции суфлёра. Вместе с женой М.А. Пасвик он посещал различные выставки, музеи, филармонию.
Трижды Лауреат Сталинской премии Хлопин все прохлопал.
- Я могу рассказать о судьбе изобретателя атомной бомбы Виктора Маслова, – томно шепчет мне на ухо танцующая брюнетка, садясь на колени.
«Господи, в этом эпизоде с изобретением русской ядерной бомбы – вся наша российская история», – рвется у меня в голове импульс отчаянной силы. «Где же был Сталин»? «Даже Достоевский позавидовал бы нашей советской действительности Сталинской эпохи, которая непрерывно голосила языком искусства».
А в номере вдруг гаснет свет.
- Не переживайте, это имитация подземного ядерного взрыва, – смеется у меня на коленях жгучая брюнетка. – Начинаю обратный отсчет: десять, девять, восемь, семь...
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2019/08/30/194